Непобедимый

— А если нет? — осторожно спросил Роган. — Поищем их?

— Роган, будьте же благоразумны. Шестой звёздный год, и такое… — Астрогатор поискал подходящее определение, не нашёл и заменил его пренебрежительным жестом. — Планета величиной с Марс. Как нам их искать? То есть «Кондора», — поправился он.

— Ну да, почва здесь железистая… — неохотно согласился Роган.

Анализы действительно показывали в песке основательную примесь окислов железа. Значит, ферроиндукционные индикаторы были здесь ни к чему. Не зная, что сказать, Роган замолчал. Он был убеждён, что командир в конце концов найдёт какой-нибудь выход. Не возвращаться же им с пустыми руками, без всяких результатов. Он ждал, глядя на насупленные брови Горпаха.

— По правде говоря, я не верю, чтобы это двухсуточное ожидание что-нибудь нам дало, но правила требуют, — сделал неожиданное признание астрогатор. — Да сядьте вы, Роган. Стоите надо мной, как упрёк совести. Регис — самое идиотское место, какое можно себе представить. Верх бестолковости. Непонятно, зачем посылали сюда «Кондора». Впрочем, что толку говорить, раз уж это случилось.

Горпах замолчал. В плохом настроении он всегда становился разговорчивым, легко мог втянуть в спор, даже фамильярный по тону, что было небезопасно — командир мог в любую минуту оборвать разговор какой-нибудь резкостью.

— Словом, так или иначе, а что-то нужно делать. Знаете что? Давайте-ка выведем на экваториальную орбиту пару малых фотонаблюдателей. Но чтобы это была добросовестная круговая орбита. И низкая. Километров этак семьдесят.

— Это ещё в пределах ионосферы, — запротестовал Роган. — Они сгорят через несколько десятков витков.

— Пусть сгорят. Но до этого сфотографируют, что удастся. Я вам посоветовал бы рискнуть даже на шестьдесят километров. Они, возможно, сгорят уже на десятом витке, но только снимки, сделанные с такой высоты, могут что-нибудь дать. Вы знаете, как выглядит ракета с высоты ста километров даже через самый лучший телеобъектив? Булавочная головка по сравнению с ней покажется целым горным массивом. Давайте-ка это сразу… Роган!

На этот окрик навигатор обернулся, уже стоя на пороге. Командир швырнул на стол акт с результатами анализов.

— Что это такое?! Что ещё за идиотизм? Кто это писал?

— Автомат. А в чём дело? — спросил Роган, стараясь сохранять спокойствие, хотя и его уже разбирала злость.

«Пойдёт теперь брюзжать», — подумал он, приближаясь с нарочитой неторопливостью.

— Читайте. Здесь. Вот здесь.

— Метана четыре процента, — прочёл Роган. И вдруг остолбенел.

— Метана четыре процента, а? А кислорода — шестнадцать? Вы знаете, что это такое? Гремучая смесь! Может, вы мне объясните, почему вся атмосфера не взорвалась, когда № 1 садились на бороводороде?[6]

— Действительно… не понимаю… — пробормотал Роган.

Он подбежал к пульту наружного контроля, вобрал извне через зонды эксгаустера немного воздуха и, пока астрогатор в зловещем молчании прогуливался по рубке, смотрел, как анализаторы усердно постукивают стеклянными сосудами.

— Ну и что?!

— То же самое. Метана четыре процента, кислорода — шестнадцать, — сказал Роган.

Правду говоря, он совершенно не понимал, как это возможно, и всё же почувствовал удовлетворение — по крайней мере Горпах ни в чём его теперь не сможет упрекнуть.

— Покажите-ка! Гм… Метана — четыре… ну, чтоб меня черти… ладно! Роган, зонды на орбиту, а потом прошу пожаловать в малый лаб. В конце концов, для чего же у нас учёные? Пускай они себе головы ломают.

Роган спустился вниз, вызвал двух техников-ракетчиков и передал им распоряжение астрогатора. Потом поднялся на второй ярус. Тут размещались лаборатории и каюты специалистов. Он проходил мимо узких, утопленных в металлические переборки дверей с двухбуквенными табличками: «Г. И.», «Г. Ф.», «Г. Т.», «Г. Б.» и другими точно такими же. Двери малой лаборатории были широко распахнуты; сквозь монотонный говор учёных иногда прорывался бас астрогатора. Роган остановился у порога. Тут собрались все «главные» — главный инженер, биолог, физик, врач и все технологи из машинного отделения. Астрогатор сидел в крайнем кресле, под электронным программником подручной цифровой машины, а оливково-смуглый Модерон говорил, сплетя маленькие, как у девочки, руки:

— Я не специалист по химии газов. Во всяком случае, это, по-видимому, не обычный метан. Иная энергия связей; разница всего лишь в сотых долях, но имеется. Он вступает в реакцию с кислородом лишь при наличии катализаторов, да и то вяло.

— Какого происхождения этот метан? — спросил Горпах, крутя большими пальцами.

— Углерод в нём, во всяком случае, органического происхождения. Этого мало, но нет сомнений…

— Изотопы имеются? Какого возраста? Сколько ему, этому метану?

— От двух до пятнадцати миллионов лет.

— Ничего себе расхождение!

— Времени у нас было всего полчаса. Ничего больше сказать не могу.

— Доктор Квастлер! Откуда берётся этот метан?

— Не знаю.

Горпах поочерёдно посмотрел на своих специалистов. Можно было ожидать вспышки гнева, но он внезапно усмехнулся.

— Слушайте, вы — люди опытные. Летаем мы вместе не со вчерашнего дня. Я прошу высказать ваше мнение. Что нам теперь следует сделать? С чего начать?

Поскольку никто не торопился высказываться, биолог Иоппе, один из немногих, кто не боялся вспыльчивости Горпаха, сказал, спокойно глядя в глаза командиру:

— Это — не обычная планета класса Субдельта-92. Если б она была обычной, «Кондор» не погиб бы. Специалисты «Кондора» были не хуже и не лучше, чем мы, а поэтому единственное, что известно наверняка: их познаний оказалось недостаточно, чтобы предотвратить катастрофу. Из этого следует, что мы должны и дальше проводить процедуру третьей степени и исследовать сушу и океан. Думаю, что надо начать геологические бурения, а одновременно заняться здешней водой. Всё остальное базировалось бы на предположениях, а мы не можем позволить себе такую роскошь в данной ситуации.

— Хорошо. — Горпах сжал челюсти. — Бурение в пределах силового поля — не проблема. Займётся этим доктор Новик.

Главный геолог кивнул.

— Что касается океана… Роган, на каком расстоянии от нас береговая линия?

— Около двухсот километров, — сказал навигатор, ничуть не удивившись, что командир знает о его присутствии, хотя и не видит его: Роган стоял в нескольких шагах за ним, у дверей.

— Далековато. Но «Непобедимого» мы уж не будем трогать с места. Вы, Роган, возьмёте столько человек, сколько сочтёте нужным; включите Фитцпатрика или ещё кого-нибудь из океанологов. И шесть резервных энергоботов. Поедете с ними на берег. Действовать будете только под силовой защитой: никаких прогулок по морю, никаких погружений. Автоматами тоже прошу не разбрасываться — у нас их не слишком-то много. Ясно? Значит, можете приступать. Да, ещё одно. Здешний воздух пригоден для дыхания?

Врачи пошептались.

— В принципе да, — сказал наконец не вполне уверенно Стормонт.

— Что значит «в принципе»? Можно дышать или нет?

— Такое количество метана не безразлично для организма. Через некоторое время создастся перенасыщение крови, и это может вызвать такие лёгкие мозговые явления, как расстройства координации, глухоту… но это лишь через час, а то и через несколько часов.

— А может, применить какой-нибудь поглотитель метана?

— Нет. То есть нет смысла делать такие поглотители, потому что их пришлось бы часто сменять, а кроме того, процент кислорода всё же низковат. Я лично — за кислородные аппараты.

— Хм… Остальные тоже?

Витте и Эльдьярн кивнули. Горпах встал.

— Значит, приступаем. Роган! Как дела с зондами?

— Сейчас будем забрасывать. Можно мне перед выходом проконтролировать орбиты?

— Можно.

Роган вышел, оставив за собой гомон лаборатории. Когда он переступил порог рулевой рубки, солнце как раз заходило. Тёмный, чуть ли не фиолетовым пурпуром набухший краешек его диска со сверхъестественной отчётливостью чеканил на горизонте зубчатый контур кратера. Небо, которое в этой области Галактики роилось звёздами, казалось сейчас каким-то неестественно громадным. Всё ниже загорались большие созвездия, словно поглощая тающую во тьме пустыню. Роган вызвал по интеркому людей, обслуживавших носовую катапульту для спутников. Они как раз собирались запустить первую пару фотоспутников. Следующие должны были отправиться вверх через час. Завтра дневные и ночные снимки обоих полушарий планеты должны будут дать изображение всего экваториального пояса.

— Минута тридцать одна… азимут семь. Навожу… — повторял певучий голос в репродукторе.

Роган убавил громкость и повернул кресло к контрольному щиту. Никому бы он в этом не признался, но его всегда занимала игра огоньков при запуске зондов на околопланетную орбиту. Сначала вспыхнули рубиновые, белые и голубые контрольки бустера. Потом забормотал стартовый автомат. Когда внезапно оборвалось его тиканье, лёгкая дрожь прошла по всему корпусу крейсера. Пустыня на экранах тут же озарилась фосфорическим сиянием. С тонким, предельно напряжённым гудением, обливая корабль потоками пламени, миниатюрный снаряд вылетел из носовой катапульты. Сияние удаляющегося спутника всё слабее перебегало по склонам дюн и наконец угасло. Гул ракеты затих, зато жаром световой лихорадки охватило весь контрольный щит. С горячечной поспешностью выскакивали из мрака продолговатые огоньки баллистического контроля, им уверенно поддакивали жемчужные лампочки дистанционного управления, потом появились сигналы о поочерёдном выбрасывании обгоревших гильз, похожие на разноцветную разукрашенную ёлочку, и наконец надо всем этим радужным скопищем вспыхнул белый чистый прямоугольник — знак того, что спутник вышел на орбиту. Посреди снежно-белой блестящей поверхности прямоугольника замаячило серое пятнышко и, подрагивая, сложилось в цифру 67. Это была высота полёта. Роган ещё раз просчитал элементы орбиты: и перигей, и апогей умещались в заданных границах. Здесь ему уже нечего было делать. Он посмотрел на ракетные часы, показывавшие восемнадцать ноль-ноль, потом на те часы, что показывали местное время — одиннадцать ночи. На минуту закрыл глаза. Роган был рад этой вылазке на океан: он любил действовать самостоятельно.

Он ощущал сонливость и голод. С минуту раздумывал, не принять ли стимулирующую таблетку. Но решил, что достаточно будет поужинать. Вставая, он почувствовал, до чего измучен, удивился — и это удивление его слегка взбодрило.

Роган спустился вниз, в кают-компанию. Там уже сидели люди из его группы — два водителя вездеходов на воздушной подушке, с ними Ярг, которого он любил за неизменно хорошее настроение, и Фитцпатрик с двумя своими коллегами, Грозой и Кехлином. Они заканчивали ужин, а Роган ещё только заказывал горячий суп, вынимал из настенного лифта хлеб и бутылки безалкогольного пива. Он нёс всё это на подносе к столу, когда пол легонько дрогнул. «Непобедимый» запустил очередной спутник.

Командир не разрешил ехать ночью. Они отправились в пять часов по местному времени, перед восходом солнца. Двигались строем, который был прозван погребальным шествием — из-за строгого порядка, продиктованного необходимостью, а также из-за тягостной медлительности. Открывали и замыкали строй энергоботы, которые эллипсоидным силовым полем защищали все машины, идущие посредине, — универсальные вездеходы, снабжённые рациями и радарами, кухню, транспортёр с самоустанавливающейся герметической жилой палаткой и малый лазер ближнего боя на гусеничном ходу, в просторечии именуемый шилом.

Роган уселся вместе с тремя учёными в передний энергобот. Это было, по правде говоря, неудобно, они еле умещались там, но по крайней мере создавалась иллюзия более или менее нормального путешествия. Скорость приходилось приноравливать к самым медленным машинам, то есть именно к энергоботам.

Поездку нельзя было назвать изысканным удовольствием. Гусеничные вездеходы рычали и хрипели в песках, турбинные двигатели ныли, как комары слоновых размеров; прямо за спиной у сидящих рвался из решёток кондиционеров охлаждающий воздух, а энергобот бултыхался, как гружёная шлюпка на волнах.

Чёрный шпиль «Непобедимого» вскоре скрылся из виду. Некоторое время они двигались в горизонтальных лучах солнца, холодного и красного, как кровь, по однообразной пустыне; песка постепенно становилось всё меньше, из-под него выступали косо торчащие утёсы, их приходилось объезжать. Кислородные маски в сочетании с воем двигателей не располагали к беседе. Все внимательно изучали местность, но пейзаж не менялся — до самого горизонта громоздились скалы, большие выветрившиеся глыбы. Наконец равнина пошла под уклон, и на дне очень пологой котловины показался узкий полувысохший ручей; в воде его блестело отражение красной зари. Галечные отмели, тянущиеся по обе стороны ручья, свидетельствовали о том, что вода здесь иногда сильно прибывает. Остановились ненадолго, чтобы исследовать воду. Она была абсолютно чистой, но довольно жёсткой — с примесью окислов железа и незначительными следами сульфидов. Двинулись дальше, теперь уже несколько быстрее — гусеницы легко шли по каменистому грунту. На западе возникли невысокие обрывистые холмы.

Машина, замыкавшая строй, поддерживала непрерывную связь с «Непобедимым», антенны радаров вращались, локаторщики, то и дело поправляя наушники, корпели у своих экранов, жуя ломтики концентратов. Иногда из-под воздушной струи двигателя с разгону отскакивал камень и прыгал вверх, будто внезапно оживший. Потом дорогу преградили пологие нагие холмы. Не останавливаясь, взяли несколько проб, и Фитцпатрик крикнул Рогану что в кремнезёме здесь много органических примесей. Наконец, когда чёрно-синей линией обозначилось впереди водное зеркало, они обнаружили и известняк.

Вездеходы спускались к берегу грохоча по маленьким плоским камешкам. Горячее дыхание машин, визг гусениц, вой турбин — всё это внезапно утихло, когда океан, зеленоватый вблизи и совершенно земной с виду, оказался в ста метрах. Теперь началось сложное маневрирование: чтобы прикрыть рабочую группу полем, пришлось ввести головной энергобот довольно глубоко в воду. Сначала машину герметизировали, и она, управляемая с другого энергобота, пошла в воду, вздымая вспененные волны, и постепенно превратилась в еле заметное тёмное пятно в глубине; лишь тогда по сигналу, поданному с центрального поста, затопленный гигант выдвинул на поверхность эмиттер Дирака; и когда поле установилось, прикрывая своим невидимым куполом часть берега и прибрежных вод, начались исследования.

Океан был несколько менее солон, чем земной; однако анализы не дали никаких сенсационных результатов. Через два часа они знали примерно столько же, сколько вначале. Поэтому решили выслать в открытое море два телеуправляемых телевизионных зонда и с центрального поста прослеживали на экранах их путь. Но лишь когда зонды удалились за черту горизонта, сигналы принесли первое важное сообщение. В океане существовали какие-то организмы, по форме напоминающие костистых рыб. При появлении зонда они исчезали с невероятной быстротой, ища спасения в глубине. Эхолоты определили глубину моря в этом месте первого контакта — полтораста метров.

Броза упёрся — нужна ему хоть одна такая рыба. Начали охотиться, зонды гонялись за тенями, стремительно извивающимися в зелёной тьме, стреляли электрическими разрядами, но эти самые рыбы проявляли необычайную способность маневрировать. Лишь после нескольких выстрелов удалось поразить разрядом одну рыбу. Зонд, ухвативший её в свои клещи, немедленно направили к берегу. Кехлин и Фитцпатрик тем временем манипулировали другим зондом, собирая образцы поднимающихся из глубины волокон, которые сочли здешним видом водорослей. Потом они послали зонд на самое дно, на глубину четверть километра. Сильное придонное течение очень мешало управлять им — зонд всё время сносило на груды подводных скал. Наконец удалось перевернуть некоторые из них. Как правильно предполагал Кехлин, под их прикрытием находилась целая колония гибких кистевидных созданьиц.

Когда оба зонда вернулись в границы поля, биологи принялись за работу в установленной тем временем палатке, где можно было наконец снять осточертевшие кислородные маски. Роган, Ярг и пятеро остальных впервые за этот день отведали горячей пищи.

До самого вечера они собирали образцы минералов, исследовали придонную радиоактивность воды, измеряли интенсивность солнечного освещения и делали ещё сотню таких же нудных, кропотливых дел, которые надо выполнять добросовестно, даже педантично, если хочешь получить надёжные результаты. К сумеркам всё, что возможно, было сделано, и, когда Горпах вызвал его с «Непобедимого», Роган мог со спокойной совестью подойти к микрофону.

В океане было полным-полно живых существ, которые, однако, все до одного избегали прибрежной зоны. В организме рыбы при вскрытии не обнаружилось ничего особенного. Эволюция жизни на планете, по предварительным расчётам, продолжалась несколько сотен миллионов лет. Обнаружили значительное количество зелёных водорослей, это объяснило наличие кислорода в атмосфере. Деление живых организмов на растительные и животные было типичным; типичными оказались и скелетные структуры позвоночных. Единственное, чему биологи не знали аналогии на Земле, был особый орган чувств у пойманной рыбы, реагировавший на самые ничтожные изменения напряжённости магнитного поля.

Горпах велел экспедиции немедленно возвращаться и в конце разговора сказал, что имеются новости: кажется, удалось установить место посадки погибшего «Кондора».

Поэтому, несмотря на протесты биологов, утверждавших, что им и нескольких недель было бы мало для исследований, собрали палатку, запустили моторы, и колонна двинулась на северо-запад. Роган не мог сообщить товарищам никаких подробностей о «Кондоре» — он и сам их не знал. Ему хотелось поскорей очутиться на корабле; он предполагал, что командир даст ему очередное задание, сулящее более важные открытия. Конечно, теперь необходимо было прежде всего обследовать предполагаемое место посадки «Кондора». Поэтому Роган выжимал из машин всю доступную им скорость, и гусеницы совсем уж адски лязгали и скрежетали, размалывая камни.

Наступила тьма, и зажглись большие фары машин; это выглядело необычно — даже грозно: движущиеся снопы света то и дело выхватывали из мрака бесформенные и будто шевелящиеся силуэты великанов, которые оказывались только скалами — свидетелями прошлого, последними остатками выветрившейся горной цепи. Несколько раз пришлось притормаживать у глубоких расселин, зияющих в базальте. И наконец, далеко уже за полночь, они увидели освещённый со всех сторон, будто на параде, сверкающий издали, как металлическая башня, корпус «Непобедимого». По всему пространству силового поля сновали вереницы машин — выгружались припасы, горючее; группы людей стояли у пандуса в слепящем свете прожекторов. Уже издали слышались отголоски этой неустанной суетни. Над движущимися столбами света вздымался молчаливый, испещрённый перебегающими световыми пятнами корпус крейсера. Вспыхнули голубые огни, указывая, где будет открыта дорога сквозь силовую завесу, и машины, покрытые толстым слоем пыли, одна за другой въехали в защищённый круг. Роган, не успев ещё спрыгнуть с машины, окликнул одного из стоявших поблизости — он узнал Бланка, — спрашивая, что с «Кондором».

Но боцман ничего особенного не знал, Роган от него мало что услышал. Перед тем как сгореть в плотных слоях атмосферы, четыре спутника доставили одиннадцать тысяч снимков; по мере их поступления снимки наносились на особым образом протравленные пластинки в картографической каюте. Чтобы не терять времени, Роган вызвал к себе техника-картографа Эретта и, принимая душ, расспрашивал его обо всём, что произошло на корабле.

Эретт был одним из тех, кто искал на полученной фотограмме следы «Кондора». Это зёрнышко стали в океанах песка разыскивали около тридцати человек одновременно: кроме планетологов на это дело мобилизовали картографов, радарных операторов и всех пилотов. Сутки напролёт они посменно просматривали поступающие снимки, отмечая координаты каждого подозрительного пункта планеты. Но известие, переданное Рогану командиром, оказалось ошибочным. За корабль приняли редкостно высокий каменный столб, отбрасывающий тень, поразительно похожую на чёткую тень ракеты. Так что о судьбе «Кондора» по-прежнему ничего не знали.

Роган хотел доложить командиру о своём прибытии, но тот уже отправился спать. Роган тоже пошёл к себе. Несмотря на усталость, долго не мог уснуть. А когда он встал утром, астрогатор через Баллмина, руководителя планетологов, передал распоряжение отправить весь собранный материал в главную лабораторию. В десять утра Роган ощутил такой голод — он ещё не завтракал, — что спустился на второй ярус, в малую кают-компанию радарных операторов. И тут, когда он стоя допивал кофе, к нему ринулся Эретт.

— Что, нашли его? — резко спросил Роган, увидев взволнованное лицо картографа.

— Нет. Но нашли нечто большее. Идите скорей, вас вызывает астрогатор…

Рогану казалось, что стеклянный цилиндр подъёмника ползёт невероятно медленно. В затемнённой каюте было тихо, лишь шуршали реле, а из подающего отверстия выплывали всё новые и новые влажно блестевшие снимки. Два техника выдвинули из стенного люка нечто вроде эпидиаскопа и погасили остальное освещение как раз в тот момент, когда Роган открыл двери. Он успел заметить белеющую среди других голову астрогатора. Потом засеребрился спущенный с потолка экран. Все затаили дыхание. Роган постарался придвинуться поближе к большой светлой плоскости. Снимок был не слишком удачный и вдобавок чёрно-белый. Посреди мелких, хаотически разбросанных кратеров выделялось голое плоскогорье, с одной стороны обрывающееся по такой прямой линии, словно скалы рассёк какой-то гигантский нож: это была береговая линия; остальную часть снимка заполняла однообразная чернота океана. Неподалёку от обрыва распростёрлось мозаичное скопище нечётко очерченных форм, в двух местах перекрытое полосами облаков и их тенями. Но всё равно не подлежало сомнению, что эта странная, нечётко просматривающаяся формация не является геологическим образованием.

«Город…» — взволнованно подумал Роган, но не сказал этого вслух. Все по-прежнему молчали. Техник возился у эпидиаскопа, тщетно пытаясь увеличить чёткость изображения.

— Были помехи на приёме? — раздался в тишине спокойный голос астрогатора.

— Нет, — ответил из темноты Баллмин. — Приём был чистый, но это один из последних снимков третьего спутника. Через восемь минут после этого он перестал отвечать на сигналы. Вероятно, снимок сделан через объективы, уже повреждённые высокой температурой.

— Камера находилась над эпицентром не выше семидесяти километров, — добавил кто-то; Рогану показалось, что это говорит один из самых способных планетологов, Мальте. — А по правде говоря, я оценил бы её в пятьдесят пять — шестьдесят километров… Посмотрите, пожалуйста. — Его силуэт заслонил часть экрана: он приложил к изображению прозрачный пластиковый шаблон с вырезанными кружками и примерил его поочерёдно к нескольким кратерам на другой половине снимка. — Они заметно больше, чем на предыдущих снимках. Впрочем, — заметил он, — это не имеет особого значения. Так или иначе…

Планетолог не докончил, но все поняли, что он хотел сказать: что вскоре они проверят точность снимка, поскольку исследуют эту область планеты. Некоторое время все продолжали вглядываться в изображение на экране. Роган уже не был так уверен, что на экране — город или, точнее, развалины города. О том, что это геометрически правильное образование давно уже покинуто, свидетельствовали тонкие волнистые линии песчаных заносов, которые со всех сторон обтекали странные строения, — некоторые почти утонули в песчаном разливе пустыни. Кроме того, эти геометрически чёткие руины делила на две неравные части чёрная зигзагообразная линия, расширяющаяся по мере продвижения в глубь материка, — сейсмическая трещина, пополам расколовшая некоторые большие «строения». Одно из них, очевидно рухнувшее, образовало нечто вроде моста, зацепившегося концом за противоположный берег расщелины.

— Дайте свет, — сказал астрогатор. Когда стало светло, он взглянул на стенные часы. — Через два часа стартуем.

Послышались озадаченные возгласы. Особенно энергично протестовали люди главного геолога, которые во время пробных бурений уже углубились в почву на двести метров. Горпах повёл рукой, показывая, что никаких дискуссий не будет.

— Все машины возвращаются на корабль. Обеспечьте сохранность полученных материалов. Просмотр снимков и дальнейшие анализы идут своим чередом. Где Роган? А, вы тут? Хорошо. Слыхали, что я сказал? Через два часа все должны быть на стартовых местах.

Возвращение выгруженных машин на борт проводилось торопливо, но упорядоченно. Роган был глух к мольбам Баллмина, который выпрашивал ещё хоть четверть часа на бурение.

— Вы же слышали, что сказал командир, — повторял он направо и налево, подгоняя монтажников, которые на самоходных кранах подъезжали к выкопанным рвам.

Буровая аппаратура, временные решётчатые платформы, контейнеры с горючим поочерёдно отправлялись в грузовые люки. Когда остались лишь скважины и перекопанный грунт, свидетельствовавшие о проделанной работе, Роган и Вестергард, заместитель главного инженера, на всякий случай ещё раз обошли места начатых исследований. Потом люди исчезли в люке корабля. Лишь тогда зашевелился песок на дальних обводах защитного поля — вызванные по радио энергоботы возвращались вереницей, укрывались в люках корабля; затем «Непобедимый» втянул внутрь, под бронированные плиты пандус и вертикальную клеть подъёмника для экипажа, и на мгновение всё стихло. Потом однообразный вой ветра был заглушён металлическим свистом сжатого воздуха, продувающего дюзы. Клубы пыли окутали корму, зелёное зарево замерцало в них, сливаясь с красным солнечным светом, помчались стремительные немолчные громы, сотрясая пустыню и многократным эхом отражаясь в скалистых стенах кратера, — корабль медленно вознёсся в воздух, чтобы, оставив за собой выжженный круг на скале, остекленевший песок и туманные клочья конденсации, с нарастающей скоростью исчезнуть в фиолетовом небе.

Много позже, когда последний след его пути, обозначенный белёсой струёй пара, уже расплылся в воздухе, а движущиеся пески начали прикрывать обнажённую скалу и заполнять опустевшие рытвины и ямы, на западе появилась тёмная туча. Двигаясь низко, она развернулась, выдвинутым клубящимся крылом окружила место посадки и повисла над ним. Некоторое время она висела неподвижно. Когда солнце уже заметно склонилось к горизонту, из тучи на пустыню начал падать чёрный дождь.

Среди руин

«Непобедимый» сел на тщательно выбранном месте, почти за шесть километров на север от внешней границы того, что они назвали городом. «Город» неплохо просматривался из рубки. Сейчас ещё больше, чем при разглядывании фотоснимков, казалось, что это искусственно созданные конструкции. Угловатые, чёрно-серые, иногда металлически поблёскивающие, обычно более широкие у основания, разные по высоте, они раскинулись на много километров. Но даже самые сильные оптические приборы не помогали различить детали; казалось лишь, что большинство этих строений дыряво, как решето.

На этот раз ещё не утих металлический хрип остывающих дюз, а корабль уже выдвинул из своего нутра пандус и клеть подъёмника и окружил себя линией энергоботов. И сразу же на границе пространства, защищённого силовым полем, как раз против «города», который нельзя было увидеть с низины за цепью невысоких холмов, собралась группа из пяти вездеходов — к ней присоединился вдвое превышавший их размерами, похожий на чудовищного жука с синеватым панцирем самоходный излучатель антиматерии.

Командиром оперативной группы был Роган. Он стоял, выпрямившись, в первом вездеходе, в его открытой башенке, ожидая, когда по приказу с борта «Непобедимого» откроется проход через силовое поле. Инфороботы на двух ближайших холмах выпустили вереницу негаснущих зелёных ракет, обозначая проход, и, построившись по двое, маленькая колонна во главе с вездеходом Рогана тронулась в путь.

Басовито пели двигатели, фонтаны песка неслись от воздушных подушек исполинских машин; впереди, в двухстах метрах перед головным вездеходом, двигался над землёй робот-разведчик, похожий на сплюснутую тарелку, с мелко вибрирующими стяжками, а газовая струя, которую он выбрасывал из-под себя, взметала верхушки дюн, и казалось, что он попутно зажигает на дюнах незримый огонь. Поднятая пыль долго не оседала в почти неподвижном воздухе, и путь колонны обозначался красноватой клубящейся полосой.

От машин ложились всё более длинные тени: близился закат. Колонна обошла лежавший на её пути почти полностью засыпанный кратер и через двадцать минут добралась до зоны руин. Тут строй её изменился. Три вездехода-автомата полукругом выдвинулись вперёд и включили ярко-голубые огни, сигнализируя, что локальное силовое поле создано. Две машины с людьми шли внутри этого движущегося прикрытия. В пятидесяти метрах за ними шагал на своих двухэтажных сгибающихся ногах исполинский излучатель антиматерии. Перебравшись через засыпанный песком клубок чего-то вроде изодранных металлических тросов или проводов, они задержались: одна нога излучателя сквозь песок провалилась в невидимую щель. Два арктана спрыгнули с вездехода Рогана и освободили увязшего гиганта. Потом колонна двинулась дальше.

То, что они назвали городом, в действительности ничуть не походило на земные поселения. Утонув на неизвестную глубину в движущихся песках, стояли тёмные массивы с усыпанными шипами, словно бы ощетинившимися поверхностями, не похожие ни на что знакомое людям. Эти сооружения, которым и названия нельзя было подобрать, достигали высоты нескольких этажей. Не было в них ни окон, ни дверей, ни даже стен. Одни походили на собранные в складки и взаимопроникающие в бесконечно многих направлениях сети очень плотной вязки с утолщениями в местах взаимопереходов; другие выглядели как усложнённые пространственные арабески, которые могли бы образоваться из взаимопроникающих пчелиных сотов или решёт с треугольными и пятиугольными отверстиями. В каждом большом элементе, в каждой видимой плоскости можно было обнаружить своеобразную регулярность, не такую однородную, как в кристалле, но несомненную, повторяющуюся в определённом ритме, хоть его часто и прерывали следы разрушений. Некоторые конструкции, состоящие словно из огранённых и плотно сросшихся ветвей (но эти ветви не росли произвольно, как бывает у деревьев и кустарников, — они представляли собой либо части дуги, либо две закрученные в противоположных направлениях спирали), торчали из песка вертикально; встречались и наклонные конструкции, будто половинки разводного моста. Ветры, дующие чаще всего с севера, нагромоздили на всех горизонтальных плоскостях и на неглубоких прогибах летучий песок — издали многие из этих руин походили на приземистые пирамиды с усечёнными вершинами. Однако вблизи эти будто бы гладкие поверхности оказывались системой ветвистых остроконечных прутьев, реек, кое-где так плотно переплетённых, что в их чаще задерживался песок.

Рогану показалось было, что это какие-то кубические и пирамидальные обломки скал, покрытые омертвелой, иссохшей растительностью. Но через несколько шагов и это впечатление исчезло, ибо сквозь хаос разрушений проступала регулярность, чуждая живому. Руины не были ни монолитными — в металлической чаще зияли просветы, — ни пустыми: переплетения «ветвей» проникали всюду. Роган подумал было об излучателе, но применять силу не имело смысла — вторгаться было некуда.

Порывистый ветер гнал меж высоких бастионов облака едкой пыли. Правильно расположенные чернеющие отверстия были заполнены песком, который всё осыпался струйками, образуя у подножий крутые конусы. Его неустанный шорох сопровождал людей повсюду. Вращающиеся антенны, ультразвуковые микрофоны, индикаторы излучения молчали. Слышались только скрип песка под колёсами да прерывистое завывание двигателей, когда машины маневрировали на поворотах. Колонна то утопала в глубокой холодной тени гигантских сооружений, то снова выходила на песок, озарённый пурпурным светом.

Наконец они добрались до тектонической трещины. То была расселина шириной в сотню метров, образовавшая пропасть, с виду бездонную и уж наверняка страшно глубокую, раз её не заполнили нескончаемые лавины песка, неустанно свергавшегося вниз под порывами ветра. Здесь они сделали остановку. Роган послал на другую сторону летающего робота-разведчика и всматривался на экране в то, что ловил робот своими телеобъективами; но и там картина была всё та же. Через час разведчика вызвали обратно, и Роган, посоветовавшись с Баллмином и физиком Гралевым, которые сидели в его машине, решил более детально осмотреть несколько руин.