Сад огней

- Почетно... А в общем-то, они ничем не рискуют. Чего не сумели сделать за пять лет... Давай свет включим. Неуютно как-то без света.

Вебер зажег настольную лампу и с минуту сидел неподвижно, обхватив колено сцепленными руками, и Лепешев только сейчас, хотя и пробыл с ним сегодня весь день, работал и разговаривал, увидел, до чего же он устал и осунулся, до чего же он весь на излете и держится уже только на долге да еще, быть может, самолюбии - или что там у него вместо самолюбия...

- Ничего, Эрни, - сказал Лепешев. - Прорвемся.

- Как ты думаешь, - сказал Вебер, - Совет твердо решил сворачивать экспедицию? Твое мнение будет иметь вес?

- Вряд ли, - сказал Лепешев. - Я - это формальность. Посуди сам: одна цивилизация уничтожает один за другим три корабля другой цивилизации, при этом каждый раз будто бы разрешая и даже приглашая совершить посадку. Враждебные действия, нежелание контакта - все налицо. Следовательно, имевшие место переговоры по крайней мере одной из сторон были неправильно интерпретированы. Кстати, не сомневайся - уже появилась масса правильных интерпретаций.

- А я и не сомневаюсь, - сказал Вебер.

Он протянул руку и взял со стола один из лежащих там альбомов, положил его на колени и раскрыл. Перевернул несколько страниц, закрыл; потом рывком поднялся, шагнул к Лепешеву и, держа альбом перед ним, стал листать.

- Зачем они это сделали? - яростно шептал он, перебрасывая страницы. - Зачем? Как они могли это сделать? Ну, как они могли, скажи? Зачем им это?

В альбоме были репродукции эглеанских картин: золотисто-палевые пейзажи, похожие на пламя свечей деревья, замысловатые узоры переплетенных ветвей, воздушные мосты, водопады и фонтаны, прекрасные женщины, солнечные дни и торжественные закаты, легкие города, холмистые равнины и горы, цветы и птицы... В каждой картине, в каждом рисунке была та гениальная недоговоренность, которая превращает лист бумаги, покрытый типографской краской, в широко распахнутое окно в мир, каждый раз в новый, - и каждый раз в такой же прекрасный и безбрежный, как все остальные...

- ...Зачем они так? Они ведь знали, что там люди. Они ведь знали...

- Может быть, это и не они, - сказал неожиданно для себя Лепешев.

- А кто? - горько усмехнулся Вебер. - Тайная оппозиция? Эти... массоны? Плоско и старо.

- Масоны, - поправил Лепешев. - Нет, конечно... Представь себе, что когда-то давно эглеанцы готовились к отражению вторжения. Была создана система, уничтожающая все корабли, садящиеся на планету... Или даже не так, а просто они выдрессировали соответствующим образом свою планетку. Но вторжение не состоялось, о системе забыли. А теперь она сработала. А?

- Неплохо? - сказал Вебер. - Жаль, что мне не пятнадцать лет.

- Жаль, - сказал Лепешев. - Я тоже чувствую, что ты многое успел утратить.

- Хотя почему бы и нет? - сказал Вебер. - Во всяком случае, в эту версию все укладывается. Если бы ее удалось доказать... Слушай, а может, Эгле - тоже планета Предтеч?

- В смысле, что сами эглеанцы - это уже цивилизация второго порядка?

- Естественно. Им же все-таки не миллион лет. Я к тому, что эта оборонительная система была оставлена предтечами, они такие штучки любили.

- Я тебя понял. В таком случае, эглеанцы вообще ничего про нее не знают. Но все равно надо попробовать спросить.

- Я спрошу. Подумаю вот, как лучше сформулировать, и спрошу, - сказал Вебер.

- И вообще, попробуй порасспросить их о прошлом, - сказал Лепешев. Нутром чую, там должно быть что-то интересное.

- Да, наверное, - согласился Вебер. - Корни должны быть там.

- Ты с этим запросом долго провозишься? - спросил Лепешев.

- Часа три минимум. - Вебер взглянул на часы. - Давай к половине шестого...

- В рубку или к тебе?

- Лучше сразу ко мне.

В дверях Вебер обернулся.

- Слушай, а при чем тогда эти птицы? - спросил он.

Лепешев пожал плечами. Про птиц он забыл.

На самом деле, причем тут птицы? Птицы в схему не укладываются.

Да в какую схему? Нет еще никакой схемы, голая эвристика при полном отсутствии логики.

На одной логике тоже далеко не уедешь, напомнил он себе. Компьютеры сдались.

А все-таки давай попробуем по порядку...

Итак: благоустроенная планета. Чертовски благоустроенная, даже эквивалент подобрать трудно. Подарок судьбы или рукоделие? Скорее последнее, но точно не знаем.

Уничтожили три корабля - после посадки на планету. Что это за оружие такое, которое дает врагу время на посадку? Да и не только на посадку: первый корабль был атакован через сорок две минуты, второй - через двадцать девять, третий - через восемнадцать. Нет, если это и оружие, то крайне несовершенное. Кроме того, механизм действия: в первом случае атмосферное электричество, во втором - солнечные лучи, сконцентрированные гигантской воздушной линзой, в третьем - гравитация. И существенный ущерб нанесен самой планете, об этом мы как-то забываем.

Да, и птицы. Странные такие птицы, раньше они на глаза не попадались. Эглеанцы любят изображать птиц, но таких я что-то не припомню...

Ну-ка, еще раз. Благоустроенная планета - корабли - птицы... Все? Оружие - несовершенное. Так. Сокращается время реакции. Так. Что еще? Королева Эгле, у которой сожгли змеиную шкуру...

Слово-то какое - реакция... неплохо оно в этом контексте звучит. Ну-ка, ну-ка! Нет, ничего. Пустота. Свинцовая пустота.

Значит, так, сказал себе Лепешев. Сейчас ты ляжешь и проспишь ровно три часа. Когда встанешь, ты уже будешь все знать. Ты и сейчас уже все знаешь, осталось только уяснить это...

Он лег, не раздеваясь, и мгновенно уснул.

Ему что-то снилось, ярко и беспорядочно, но, проснувшись, он сразу все забыл.

Голова была ясной, как после долгого отдыха, и как с ним всегда бывало на новых местах, он не сразу понял, где находится. Только сев и увидев два пустых кресла, горящую настольную лампу и открытые альбомы на журнальном столике, он все вспомнил.

Он подошел к иллюминатору. Станция опять проходила над дневной стороной планеты, и, вглядываясь в контуры материков и островов, напрягая зрение, чтобы различить города и сады, Лепешев испытывал острую горечь и тоску, потому что теперь он знал и понимал все, что произошло, и это знание и понимание навсегда закрывали для него и всех остальных людей дверь в этот чудесный мир...

Но разве можно так, чтобы - навсегда? И даже не потому, что это нам нужно, жизненно нужно, что не одну сотню лет человечество стремится рассмотреть себя со стороны, дать объективную оценку целям и методам, и вот, наконец, встретило обладателей искомой, такой далекой от нашей, точки зрения... Все равно мы вернемся сюда, не можем не вернуться, вернемся, вооруженные новыми знаниями и новым опытом, и начнем все сначала, - и, может быть, с большим успехом. Но это будет уже потом - и без меня...

Он встретил Вебера в коридоре - Вебер почти бежал навстречу, держа в вытянутой руке несколько фотографий.

- Вот посмотри, - возбужденно заговорил он, - посмотри, это совсем новое, это не то, что я спрашивал, но они никогда раньше...

Забавно, подумал Лепешев, разглядывая фотографии, только успел родить гипотезу, и сразу - подтверждение. Всегда бы так...

- Все правильно, Эрни, - сказал он вслух. - Так и должно было оказаться.

- Что именно? - спросил Вебер.

- Все. Это аллергия, понимаешь? У планеты аллергия на технику.

- У них же есть техника, - с ходу возразил Вебер.

- Ну, Эрни, какая же это техника?

Они посмотрели друг на друга, потом Вебер медленно проговорил:

- Вторая природа у них уничтожила первую и принялась за людей, а люди, значит, вымирать не захотели и создали третью... Ну да Организм. Меня все время тянуло сравнить Эгле с организмом - в прямом смысле. Сами эглеанцы - мозг, а все остальное - тело... Как же я сам не догадался! Они создали новую биосферу, очень сложный организм - специально для себя, по своей мерке. И не только биосферу, видимо вообще все переделали. И чтобы не иметь лишних хлопот, организм этот сделали полностью саморегулирующимся - да и как иначе? Естественно, снабдили его и иммунной системой, для борьбы с останками второй природы. Так что вполне понят но, откуда эта аллергия. И понятно, чти эглеанцы не могут и не смогут ничего с ней поделать...

Лепешев вернул ему фотографии: заводы с дымящими трубами, темные, тесные и грязные городские улицы, реки, превращенные в помойки, погибшие леса, обширные, до горизонта свалки...

- Как ты думаешь, - спросил, - сами они понимают, что произошло?

- А даже если и понимают? - вздохнул Вебер. - Можно укладывать чемоданы. По радио мы ни о чем новом уже не договоримся - выдохлись, твоя версия займет место в ряду прочих, и останется одна надежда на Андроникаса, а вот получится ли у него что-нибудь - это из области ворожбы... Закроют контакт - и все. Станцию законсервируют или уберут совсем, все разбредутся, и рванем мы с тобой на Нигрис, заниматься Предтечами. Хочешь заниматься Предтечами?

- Предтечами - это интересно, - сказал Лепешев. - Эрни, старик, а не Стыдно нам будет вот так - сматывать удочки?

- Мне уже стыдно, - сказал Вебер. - Еще как стыдно. А что?

- Да как тебе сказать... Есть одна мысль.

- Выкладывай.

- Подожди, дай додумать... С твоей точки зрения, много ли дал бы территориальный контакт?

- Много. Думаю, много больше, чем мы можем себе представить. Сам знаешь, я с Григорием во многом расходился, но тут он был прав: надо все увидеть вблизи, пощупать руками, повариться там в самой гуще - вот тогда можно понять, и договориться, и поработать вместе, и найти общие цели. А эти языковые сложности... Во всяком случае, Гришка бы смог разобраться. И ты бы смог. Да и я бы, наверное, смог тоже...

- Ясно, - сказал Лепешев. - Что ж, будем считать, что твое мнение было решающим.

- Не понял, - сказал Вебер.

- Аллергия к технике, - сказал Лепешев. - Не к людям.

- Ну и что?

- Парашют.

Вебер, присвистнув, выразительно покрутил пальцем у виска.

- Почему? - удивился Лепешев. - Вполне логично.

- Ну, знаешь, - вздохнул Вебер. - Никогда бы не подумал, что ты такой легкомысленный.

- Ты говоришь совсем как моя бабушка. "Ах, какой ты легкомысленный!" - передразнил его Лепешев. - Даже интонация та же.

- Нет, в самом деле, додумался... Ты бы еще по веревочке захотел спуститься. А как обратно? По бобовому стебельку? Как Мюнхгаузен?

- Думаю, для эглеанцев такой стебелек - не проблема. Эрни, дружище, мы с тобой одним выстрелом угрохаем всех зайцев в округе. Подтвердим теорию аллергии - раз. Установим территориальный контакт - два, не дадим свернуть экспедицию, и это, по-моему, самое главное сейчас. Хотя нет, все главное.

- Говоришь, подтвердим... А вдруг нет?

- Ты же в курсе моих обстоятельств. Не так уж многим я рискую.

- Всего лишь жизнью, - фыркнул Вебер.

- Моя жизнь - что хочу, то и делаю, - возразил Лепешев.

- Нет, - решительно сказал Вебер. - Хватит мне покойников на этой планете. Не пущу.

- Эрни, - проникновенно сказал Лепешев, - ты себе не представляешь, какие у меня полномочия. Я сам не знал, что такие бывают. Понимаешь, я имею право принимать на месте любые решения и любыми средствами настаивать на их выполнении. У меня даже где-то пистолет есть. Хочешь, поищу?

- Иди ты со своим пистолетом... шантажист. У меня, кстати, тоже есть. Вот как устроим на станции пальбу... Знаешь что, давай вместе, а? У меня этих парашютов...

- Нет, - сказал Лепешев, - я первый придумал, я первый и пойду. Тут уж, брат, приоритет мой.

- Может быть, как-нибудь по-другому? - сказал Вебер просительно. Боюсь я за тебя, Женька.

- Эрни, старик, ты знаешь, до чего я не люблю говорить красивые слова, - сказал Лепешев. - Но тут иначе не получится... Понимаешь, я всю жизнь мечтал об этом мире. Грезил им. Видел его во сне. С самого детства, честное слово. Понимаешь, я так хотел рисовать, а у меня никогда не получалось... Он весь остался во мне, этот мой мир. И вдруг оказалось, что он есть и наяву... Я очень хочу туда попасть. Никогда в жизни я не хотел ничего так, как этого.

Вебер долго молчал, опустив голову.

- Сволочь ты, - неожиданно сказал он. - Вечно ты думаешь только о себе...

Модуль погасил орбитальную скорость на границе атмосферы и падал теперь на планету вертикально, притормаживая себя малой тягой вспомогательных двигателей. На высоте пятнадцати километров двигатели смолкли, и перед Лепешевым распахнулся люк. "Давай!" - крикнул пилот. Лепешев в последний раз набрал полную грудь холодного, пахнущего металлом кислорода, на секунду замер, придерживаясь обеими руками за края люка, потом взялся за кольцо парашюта и, сильно оттолкнувшись, бросился в тугой, сразу обнявший его встречный поток...