Вольные Мальцы

Из кукольного домика доносилось бумканье и шмяканье.

— Сделал одного! Ну что, друган, твоя маманя шьет? Вот ей на латки! Арргх, он в охвате как древо!

— Кривенс, тут ваще телесатый — не охватишь!

— Айе, не диво: это медведь! Получи башмака, р-рюха!

Тиффани слышала, что хотя три голоса ведут бой с противником, который не может перейти в контратаку (в том числе однолапый плюшевый медведь), потери есть с обеих сторон.

— Сдел его! Сдел! Сдел! Собирай зубы с полу, мальца хворь холера!

— Мне угрызают ногу, ногу!

— А ну сюда! Эччч, вы друг с другом бьетеся, мальца идиоты, насуваю щас обоим.

Тиффани почувствовала, что Крысоед шевельнулся. Толстый да ленивый, но на кого-нибудь мелкого умел прыгнуть как молния. Она не могла позволить ему сцапать этих… кто бы это ни были, как бы скверно ни звучали.

Она громко кашлянула.

— Видишь? — раздалось из кукольного домика. — Пробудили! Все, гэтьски!

Снова настала тишина. И через некоторое время Тиффани решила, что это не тишина присутствия тех, кто старательно затаился, а тишина их отсутствия. Крысоед снова уснул, слегка подергиваясь, когда потрошил кого-то в своих толстопузых кошачьих снах.

Тиффани подождала еще немного, потом вылезла из постели. Прокралась к дверям спальни, следя за тем, чтобы не наступать на две скрипучие половицы. В темноте спустилась по лестнице, нашла при лунном свете стул, вытянула с Бабушкиной Полки «Волшебныя Сказки». Открыла щеколду на двери черного хода и вышла в ночное тепло лета, времени летнего солнцестояния.

Стоял туман, но все же над головой можно различить звезды, и в небе был прибылой месяц. Тиффани знала, что это называется именно так, потому что прочла в Ещегоднике: «прибылой месяц, или месяц подполнь — вторая четверть, когда близится полнолуние». И Тиффани взяла за привычку следить, когда луна становится такой, просто чтобы говорить себе: «Месяц-то нынче какой прибылой».

Возможно, это скажет вам о Тиффани больше, чем она сама хотела бы сказать.

В свете восходящей луны холмы плоскогорья были как черная стена, которая занимала полнеба. На мгновение Тиффани попыталась там найти глазами огонек Бабушкиного фонаря…

Бабушка никогда не бросала потерянного ягненка. Одно из первых в жизни воспоминаний Тиффани: мать ее держит на руках перед окном, ночь морозная, ранняя весна. Миллион бриллиантовых звезд блещет над горами, а ниже, на темном фоне холмов, одна-единственная желтая звезда созвездия Бабушки Болит зигзагами движется в ночи. Бабушка спать не ляжет, пока ягненок не найдется, пусть на дворе хоть что…

Было единственное место, куда в доме с большой семьей можно убраться ото всех: в уборную. Она была на три места, но кто хотел сколько-то времени побыть один, шел туда. Там была свечка и на шнурке висел прошлогодний Ещегодник. Его издатели знали своего читателя и печатали Ещегодник на тонкой мягкой бумаге.

Тиффани зажгла свечу, пристроилась поудобнее и открыла «Волшебныя Сказки». Луна прибывала в подполнь за серповидным отверстием, прорезанным в двери.

Тиффани по-настоящему никогда не нравилась эта книга. Как будто «Сказки» пытались указывать ей, что делать и что думать. Не сходим с тропинки, не отворяем эту дверь, ненавидим злую ведьму потому, что злая ведьма она. Ах да, и верим, что глядеть на размер туфли — хороший способ выбрать жену.

Многие сказки казались Тиффани очень и очень подозрительными. Вот одна заканчивалась тем, как двое хороших детушек втолкнули злую ведьму в ее собственную печку. Тиффани это казалось тревожным, после истории с миссис Йорш. Такие сказки мешают людям нормально думать головой, Тиффани была уверена в этом. Она прочла и мысленно спросила: позвольте? У кого это видана печка такого размера, чтобы туда запросто нырнул взрослый человек, и вообще — с какой стати детушки решили, что можно им разгуливать и поедать чужие дома? И почему мальчик с мозгами, которые не соображают, что корова не продается всего за пять бобов, имел право убивать великана и присваивать его золото? Это не говоря еще про экологический вандализм. И девочка, которая не способна отличить волка от собственной бабушки, либо умна как пенек, либо у нее вся семья красива просто на удивление. В сказках все было не настоящее. Но миссис Йорш умерла из-за сказок.

Тиффани листала страницу за страницей, чтобы найти нужную картинку. Потому что… хотя сказки ее сердили, картинки — о! Картинки были самые прекрасные на свете.

Она перевернула страницу, и вот оно.

Большинство картинок со сказочным народцем были не особенно впечатляющими. Откровенно сказать, эти существа выглядели как маленькие девочки, которые убежали с балетного урока прямо через кусты ежевики. Но эта картинка была… совсем, совсем не такая. Странными были ее цвета, и не было в ней теней. Кругом заросли гигантских травин и маргариток, так что сказочные существа могли быть очень малы, но казались большими. Они казались похожими на странных человечков. Точно уж не такие, как обычно рисуют сказочный народец. Вряд ли у большинства из них за спиной росли крылышки. Странные фигуры, вообще-то. Вообще-то похожи на монстров. Балетным девочкам против них бы не светило.

И еще странно, что в этой картинке, только в ней изо всех, было чувство — художник рисовал то, что было у него перед глазами. Те картинки, где сказочный народец выглядел как девочки в балетном и щекастые малыши в ползунках, были словно сладкие конфетные фантики. А эта нет. Эта прямо говорила, что художник побывал там…

…По крайней мере, он странствовал туда внутри своей головы, подумала Тиффани.

Она ближе вгляделась в нижний левый угол картинки. Вот оно. Здесь. Она видела это прежде, но чтобы найти — надо было знать, куда смотреть. Явно и точно: маленький рыжий мужчина, одетый только в кильт и кожаную жилетку, обозленно супился с картинки. При том еще… Тиффани передвинула свечу, чтобы лучше было видно… можно не сомневаться, делал рукой какой-то жест.

Если даже не знать, что это неприличный жест, легко было догадаться.

Она услыхала голоса и ногой приоткрыла дверь, чтобы лучше было слышно. Ведьма всегда прислушивается к окружающим.

Голоса звучали с поля по ту сторону живой изгороди, где были собраны овцы для отправки на рынок, и больше там никого не должно быть. Овечья разговорчивость — это дело не совсем обычное. Тиффани осторожно выскользнула в предрассветный туман и отыскала в кустах изгороди маленький проход, который прогрызли кролики. Через него более-менее было видно, что происходит на выгоне.

Там неподалеку от изгороди пасся баран. Разговор был слышен с его стороны, точнее — из высокой травы под ним. Кажется, разговаривали по меньшей мере четверо, и не в очень мирном расположении духа.

— Кривенс! Нам надобно му бестию, а не ме бестию!

— Эччч, та ли, другая, едино! Давай, парни, бери за ногу!

— Айе, му в стойлах все, берем что есть!

— Да не громчи, ты!

— Эччч, кто услышит? Окей, парни… Увэн… тэн… теф-ра!

Баран чуточку приподнялся над землей и заблеял в тревоге, потому что начал двигаться по полю задом наперед. Тиффани заметила — в траве у бараньих ног мелькнуло что-то рыжее, но тут же пропало из виду, а баран уносился в туман.

Она кинулась напролом через кусты, не обращая внимания на царапающие ветки. Бабушка Болит никому бы не спустила убежать с украденным барашком, хотя бы и невидимкам.

Но туман был густой, и к тому же Тиффани вдруг услышала какой-то шум в курятнике.

С бараном задом наперед разберемся позже. Сейчас она нужнее курам. Лисица к ним залезала дважды за последних две недели, так что уцелевшие куры почти перестали нестись.

Тиффани промчалась по саду, цепляя ночной рубашкой подпорки гороха и ветки крыжовника, и распахнула дверь курятника.

По воздуху не кружились перья, не было паники, какую наверняка бы вызвала лиса. Но куры взволнованно квохтали, а петух Бедокур нервозно шествовал взад-вперед. Одна курица выглядела смущенно. Тиффани быстро приподняла ее. Под курицей оказалось двое синекожих рыжих человечков. Они держали в объятиях по куриному яйцу. И с очень виноватым видом смотрели вверх, на Тиффани.

— Эччч, опа… — сказал один. — Дивчинка. Она есть карга!

— Воруем наши яйца, — сказала Тиффани. — Как так и надо! И кто это тут карга!

Человечки посмотрели друг на друга, потом на яйца.

— Какие яйцы? — сказал один.

— Такие яйца, которые у вас в руках, — сказала Тиффани с угрозой.

— Где? А, тута? Это яйцы? — сказал тот, который заговорил первым. Он смотрел на яйца, словно никогда прежде их не видел. — А мы рассудили, эта… они камушки.

— Камушки, — нервно сказал другой.

— Подлезли мы под вашу квоху мальца от холода погреться, — сказал первый. — А тута эти предметы. Мы рассудили: бедной курке на них небось жестко сидети, потому она все квохтит…

— Квохтит, — сказал второй, энергично кивая.

— Так что жалко нам стало бедную курку, и…

— Положили… яйца… на место, — медленно проговорила Тиффани.

Менее разговорчивый из двоих пихнул другого локтем.

— Орлам случаецца и ниже кур спускацца, — сказал он. — Не перечь лучше. С Болитами брани не затевают, при том она есть карга. Она звизнула Дженни, виданное дело?

— Айе, про то не вздумал.

Оба человечка очень бережно положили яйца туда, где взяли. Один из них даже подышал на скорлупу и тщательно потер ее рваным подолом своего кильта.

— В порядке все, как было, мистрис! — проговорил он, а потом взглянул на другого. И они оба исчезли. Только в воздухе мелькнуло что-то рыжее, да несколько соломин у двери курятника взлетели с полу и закружились.

— И еще, я — мисс! — крикнула Тиффани. Опустила курицу на яйца и устремилась к двери. — Я не карга! Вы сказочные существа или нет? И что с нашим барбаном, я хочу сказать, бараном?

В ответ она не услыхала ничего, только в доме кто-то гремел ведрами. Значит, уже все поднимаются.

Она забрала из уборной «Сказки», задула свечу и вернулась в дом. На кухне мать разводила огонь в очаге, и поинтересовалась у Тиффани, в чем дело. Тиффани сказала, что услышала шум в курятнике и бегала посмотреть, не лисица ли снова. Это было не вранье. В сущности, хотя и не совсем точная — но все же чистая правда.

Тиффани была правдивая натура, но считала: есть ситуации, когда все делится не на «правду» и «ложь», а на «сейчас надо, чтобы люди знали это» и «сейчас не надо, чтобы люди знали это».

Вдобавок, она была не уверена, что сама сейчас это знает.

На завтрак была каша. Тиффани торопливо ела, думая о том, как выяснить насчет барана. Там на выгоне могли остаться борозды в траве, или что-то такое…

Она посмотрела вверх, сама не зная, почему.

Минуту назад Крысоед спал себе у печи. А сейчас он сидел насторожившись. Тиффани почувствовала, как по затылку словно легкие иголочки пробежали, повернула голову и попыталась увидеть то, что заметил кот.

На буфете стояли в ряд белые с голубым горшочки, совершенно бесполезные в хозяйстве. Их оставила матери старая тетушка, и мать очень ими гордилась, потому что горшочки выглядели мило, а больше никакого толку с них не было. В доме фермера мало места для красивых бесполезных вещей, поэтому их очень берегут.

Крысоед смотрел на крышку одного из них. Она медленно-медленно приподнималась, и под ней можно было разглядеть что-то рыжее, и еще — две бусинки пристальных глаз.

Крышка опустилась на место, когда Тиффани задержала на ней взгляд. А когда отвернулась, то услышала, как что-то тихо задребезжало. Снова глянула вверх — горшочек покачивался, и облачко еще не осевшей пыли тянулось над буфетом. Крысоед сидел с озадаченным видом.

Похоже, и впрямь они очень быстрые.

Тиффани прибежала на выгон и посмотрела вокруг. Туман уже рассеивался над травой, жаворонки кружили в вышине.

— Или баран вернется сию минуту, — закричала Тиффани в пространство, — или я буду с кем-то разбираться!

Ее крик отдался эхом в холмах. И потом она услыхала, очень тихо, но совсем близко, разговор тонких голосов.

— Чего карга рекла?

— Рекла — будет с кем-то разбиратися.

— Ой вэйли-выйли-вэйли! Нам горе-беда.

Тиффани огляделась. От гнева ее лицо горело.

— У нас есть обязанности, — сказала она воздуху и траве.

Так однажды сказала Бабушка Болит, когда Тиффани плакала из-за ягненка. У Бабушки была привычка говорить по-старинному, и она сказала: «Мы как боги для тварей полевых, мой джиггит. Мы ведаем часом их рождения и часом смерти. В промежутке, у нас перед ними обязанности».

— У нас обязанности, — повторила Тиффани немного тише и обожгла взглядом пространство над выгоном. — Я знаю, что вы меня слышите, кто вы там есть. Не вернется баран, кому-то будет… горе-беда.

Жаворонки пели над овечьими загонами, придавая молчанию глубину.

Прежде чем выкроить время для себя, Тиффани надо было управиться со своими делами по хозяйству. То есть покормить кур, собрать яйца и в душе погордиться тем, что их на два больше, чем могло быть. И еще наносить в шесть бадеек воды из колодца, и еще — наполнить ящик для дров. Но Тиффани эти два занятия не очень-то любила и отложила на потом. Зато любила сбивать масло. За этим делом хорошо думалось.

Сбивалка ходила у нее в руках, а Тиффани думала: буду ведьмой в островерхой шляпе и с помелом, рукой поведу — и масло готово только так. А если какие-то малюсенькие рыжие гады хоть посмотрят в сторону наших овец, я…

Она услыхала хлюпанье воды за спиной — оттуда, где поставила в ряд шесть бадей, которые надо было наполнить из колодца.

Одна из них теперь была полна, и вода в ней колыхалась.

Тиффани вернулась к своему делу, как будто ничего не произошло. Но, чуток погодя, пошла к ларю с мукой, взяла оттуда щепотку и посыпала на порог. А потом продолжала сбивать масло.

Через несколько минут позади снова раздался плеск. Она повернулась, и — да, еще одна бадейка полна. И на муке, которой Тиффани посыпала каменный порог, всего две цепочки маленьких следов: туда и обратно.

У самой Тиффани только-только хватало сил поднять одну из этих тяжелых деревянных бадеек, если та полна.

Вот как, подумала она. Невероятно сильные, кроме того, что потрясающе быстрые. Я спокойна, я совершенно спокойна.

Она взглянула на толстые деревянные балки под крышей маслодельни. Оттуда посыпалась пыль, словно что-то быстро спряталось из виду.

Думаю, я должна сию минуту положить этому конец. А с другой стороны, вреда не будет, если сперва во все бадьи наберется вода.

— И дров принести надо, чтобы ящик был полон, — сказала она вслух. Попробовать стоит, разве нет?

Она снова начала сбивать масло и не оглянулась, когда позади еще четыре раза послышалось хлюпанье воды. И когда раздалось шур-шур-шур, а потом стук падающих в ящик дров. Она повернулась только после того, как все стихло.

Дрова в ящике высились до потолка, все бадьи были полны, мука на полу сплошь испещрена маленькими следами.

Тиффани перестала работать. Она чувствовала, что за ней следят глаза — множество глаз.

— Э… благодарю, — сказала она.

Нет, не то. Это вышло как-то неуверенно. Тиффани отложила сбивалку, выпрямилась и сделала очень свирепый вид.

— Так что насчет барана? — сказал она. — Я не поверю, что вы хотите извиниться, пока не увижу, что баран вернулся!

С выгона долетело блеяние. Тиффнаи пробежала по саду и выглянула через изгородь. Баран как раз возвращался, задом наперед и с большой скоростью. Он рывком затормозил рядышком с изгородью и свалился в траву, когда человечки отпустили его ноги. Один человечек вдруг оказался у него на голове. Подышал на рог и потер его своим кильтом, а потом исчез во мгновение ока.

Тиффани медленно и задумчиво пошла обратно в маслодельню.