Убить Архимеда

Башкуев Александр

Убить Архимеда

Александр Башкуев

Убить Архимеда

Последним оплотом эллинского мира на пути

захватчиков-римлян стали архимедовы Сиракузы.

Долго держался сей славный город,

благодаря уму и изобретениям Архимеда.

"Когда к нему подошел римский солдат, Архимед

решал очередную задачу. Убийца спросил его:

"Что ты хочешь?" - и Архимед отвечал:

"Отойди, ты заслонил мне солнце!"

Убийцею Архимеда стал центурион по

прозвищу "Брут", что значит, - "Дурак".

"Детская Энциклопедия".

Брут (от - Дурак, Скотина),

пример "нарицательного Родового Имени".

В отличие от "собственных Родовых Имен"

почиталось Знаком Отличия и закреплялось

за Родом в исключительных случаях.

Известны две Династии Брутов:

1) Юлии Бруты - потомки патриция,

консула и пожизненного сенатора Марка Юлия Брута.

Марк Юлий Брут возглавил народное Восстание против

последнего из Римских Царей Тарквиния Гордого...

...Марк Юлий Брут стал "Первым Консулом Римской Республики

и получил прозвище "Дурака" за отказ от царского титула...

...После смерти признан "Отцом Города", а прозвище стало

"Родовым именем нарицательным" для всех потомков его...

2) Юннии Бруты - потомки плебея,

консула и пожизненного сенатора Марка Юнния Брута.

Марк Юнний Брут... ...убил Архимеда...

"История Римской Республики"

В небе загрохотало и на землю упали первые капли дождя. Мои люди стали подниматься с земли, старый Ларс вытянул из костра горящую головню покрупнее, а молодые солдаты стали вылавливать раскаленные угли и складывать в обмазанную глиной плетенку. Я тоже встал с разбитой скамьи, вытащенной из ближайшего дома, и приказал:

- "Всем в укрытие. Чихом Архимеда мы не убьем, а соплями - не напугаем. Пошли".

Наш лагерь располагался внутри огромного, разбитого войною и временем здания, притулившегося у крутого склона местной горы на широкой полукруглой площадке, выдолбленной прямо в скале. Задняя часть скалы постепенно загибалась кверху и изнутри все это выглядело неким подобием четвертинки яйца. Сооружение господствовало над зданиями внизу и я установил тут гигантскую катапульту, захваченную нами у грекосов. Когда местная мразь чего-то волнуется, пары камней хватает на то, чтоб они на пузе к нам приползли - моля не рушить их крохотные дома.

Да и акустика здесь хороша, - отдаешь приказ, а слышно - далеко вокруг.

В начале войны мы входили в такие вот города, а там - греческие домишки - один на другом. Не люблю я их, - глухие стены, узкие окошки, плоские крыши, а на них - балеарские пращники африканцев... Не один легион полег в таких городках, да теснинах, пока да нас не дошло - "Не входить в город"!

Довольно пары тяжелых катапульт на высотах и мерзкие греки сами выносят ключи от их мерзкого города...

Правда, для этого нам сперва пришлось разбить греков, да забрать у них катапульты - в Риме у нас таких пока что не делают. Пока. Ну, да не беда главное, - Осознать Принцип.

Главное, что мы поняли, - Легионам нужен Простор - "пространство маневра"! Тогда и не повторится то, что при Каннах...

Ларс рассказал нам, как африканцы разделались с нами при Каннах, - так что я теперь больше всего боюсь потерять вот это - "пространство". Черномазые здоровей и крепче любого из нас, но им не хватает воображения и дара видеть бой - целиком. Всякий раз, когда за нами "пространство", как бы ни началось то, иль - иное сражение - мы ломаем врага. Ну, а ежели нет...

Живым я им не дамся. Ларс старше меня на каких-нибудь пять лет, а после пары лет плена у него вид, как у столетнего старика. К тому же Ларс из этрусков, а им африканцы дарили жизнь, думали настроить их против нас. Римлянина же - не пощадят.

Я не хочу вспоминать, что черные делают с нашими, так что мы их в плен не берем. Ни мы их, ни они - нас. Ну, да это и - к лучшему. С черномазыми хотя бы понятно - кто друг, а кто... Мерзкие грекосы...

Чуть-чуть о себе. Меня зовут Марк. Марк Юнний - глава Рода Юнниев. Мы - плебс и все, что у моей семьи есть за душой - восемь с половиной югеров земли за городом, да дом на Авентинском холме. Не так уж и много, - у многих лишь по три югера, а на прокорм семьи нужно пять, но и не мало, - у нас батраки. Никаких рабов, разумеется.

Мои предки были солдатами. Простыми наемными солдатами и поездили по миру. Говорят, много лет назад один из них служил вот в этих, проклятых богами, краях. Интересно, что здесь было тогда? Я даже вздохнул:

- "Дорого бы я дал за то, чтобы знать, что это было за здание".

Я ничего не имел в виду, но буквально через пару минут снизу раздалась ругань и крики, а мой друг и советчик Ларс закричал:

- "Пошевеливайся, греческий смерд, великий центурион изъявил желание тебя видеть".

Мои солдаты приволокли и швырнули к моим ногам моего переводчика. В день, когда мы взяли город, нашей Авентинской когорте - за особую храбрость дозволили разграбить всю эту часть. Ну и - ребята под горячую руку перебили немало возможных рабов, а вот этого - пощадили. Он бежал по улице, прихрамывая на обе ноги с корявой нелепой клюкой и огромным мешком. Ребята решили, что у него в мешке золото и решили отнять.

Когда старикан стал драться клюкой, ребята чуть животики не надорвали со смеху. Он их так насмешил, что они с ним забавлялись как кошки с мышью, пока один из них, подкалывая старикана кончиком боевого меча, не зацепил мешка, а тот - разорвался. Из дыры посыпались свитки книг и ребята так разозлились, что чуть не убили старого придурка. Они даже в сердцах размотали пару свитков - думали, что может внутри были денежки, ну, а потом решили привести старикана ко мне: в нашей сотне я один умею читать и писать и они решили, что в свитках могут быть какие-нибудь забавные штуки про зарытые где-то сокровища, или что-нибудь занимательное: про ведьм там, или греческих шлюх.

К сожалению, свитки оказались на греческом, а я не знаю их птичьего языка. Поэтому, раз город мы уже взяли, я приказал сохранить придурку жизнь: для тяжелых работ он был уже слишком стар, но мог повеселить нас за время осады. К тому же греки известные шутники, да проказники - в ближнем бою у них душа в пятках, но пока дело не доходит до кулаков, они - великие выдумщики. Только поэтому мы до сих пор и не поймали этого Архимеда. А старикашка знал нашу речь и за эти месяцы немало нас позабавил.

Поэтому когда старикан протер глаза (ребята выдернули его из постели), я спросил:

- "Что здесь было раньше?"

- "Театр, ваша милость".

Ребята загоготали, а я нахмурился и сказал:

- "Бесстыдный вы народ, греки. Небось бегали здесь нагишом со вторым привязанным членом, да размалеванной рожей и потешали толпу. Видал я ваши комедии, - это мерзость. Когда мы возьмем вашу драную Грецию, клянусь Либером, - мы запретим все так называемые вами - театры".

Старикан огляделся вокруг, будто видел все это в первый раз, отпихнул руки моих людей и подошел к обгорелой стене разбитого здания, погладил ее и тихонечко отвечал:

- "Ты не видел настоящего искусства, варвар. Ты привык к пошлым комедиям и простым фарсам, коими вас потешают на ваших же Сатурналиях. Здесь же когда-то шел Софокл, да Эсхил... Когда-то Сиракузы были Столицей Западной Эйкумены, а это называлось театром Диониса. В честь Дионисия. Дионисия Старшего... Самого Великого, кровожадного и ужаснейшего из наших царей! Он был такой же вот варвар, как и все вы..."

Мои ребята обиделись, Ларс даже ударил грекоса по лицу:

- "Ты посмел звать нас - варварами?! Ты говори, да думай, что говоришь!"

Грек испуганно оглянулся на меня и промямлил:

- "Я хотел сказать, что вы - римляне - не понимаете подлинного искусства. Вы же не знаете наших богов и героев, чтоб..."

Тут мои ребята покатились со смеху:

- "Во сказал! Это у грекосов-то - герои?! Да у них целые армии разбегаются при одном виде наших орлов. Все греки скоро склонятся перед мощью римских когорт, - стало быть наши боги сильней ваших! Чего его слушать, тоже придумал - трагедии про каких-то там греков, - то ли дело история про дочку зеленщика, иль - палатинскую вдовушку!"

Ребята так разгорячились, что чуть не порвали жалкого ублюдка на части. И не буду же я ссориться со своими людьми из-за какого-то старикашки. Поэтому я откашлялся и приказал:

- "На колени, мерзкая сволочь. Говори - "Я - греческая гнида, прошу прощения у благородных граждан Великого Рима за то, что оскорбил их по скудоумию своему. Прошу прощенья за то, что небеса еще терпят наш подлую, мерзкую расу Изменников и молю римских солдат о пощаде. Ибо в отличие от них, я больше всего на свете ценю мою продажную шкуру!" Говори, пока жив!"

Грек обернулся, обвел глазами моих людей, потом его старческое личико сморщилось и стало похоже на печеное яблочко. Губы его затряслись и старикашка заплакал. Затем он встал на колени и просил у всех нас прощения.

Мои ребята, хоть и горячие, но отходчивые. Поэтому они только пнули старикана пару раз пониже спины и снова расселись вокруг костра посреди бывшей сцены. А я уже спокойным тоном спросил:

- "Почему же вы, греки, не хотите играть перед нами ваши трагедии? Презираете, или что?! Только подумай, прежде чем отвечать".

Грек боязливо оглянулся на моих головорезов и проскулил:

- "Возможно мои соотечественники привозили к вам в Рим наши трагедии, но... из всех них лишь одна и могла иметь бы успех. Если уж вам больше нравятся истории про дочку зеленщика, актеры будут играть про зеленщика - им тоже надобно кушать".

Ребята переглянулись и заговорили за жизнь, - наша когорта называется Авентинской, а стало быть - все мы плебеи и знаем цену трудовому оболу. Вот только Ларс буркнул что-то про то, что если бы показали что-нибудь про Либера, или даже патрицианскую Юнону, он может быть и посмотрел бы, а какая ему радость смотреть на каких-то там - греков. Но я только посмеялся и отвечал, что когда-нибудь еще наш - римский автор напишет про братьев Горациев, или даже самого Энея и мы утрем нос всем этим грекосам.

Ребята удивленно посмотрели на меня, но промолчали - про нас, римлян, говорят, что у нас крепкие головы - в самый раз для драки, но слишком крепкие для всей этой тряхомундии вроде философии, или трагедий. Возьмем к примеру Платона: старикашка мне много трепал про этого мудреца и даже книжку читал - "Республика" называется. Там много всякого дерьма наворочено вроде "удобообозримости", или там - "избираемости".

Я ж понимаю так, - больше земли - больше рабов, богаче народ, так при чем здесь "удобообозримость", да "избираемость"? Да и кто согласится выбирать в правители самого умного? Самого богатого - да, это я понимаю: раз сумел деньги нажить - значит умный. А самых умных у нас выбирают консулом лишь во сне, да в сказках.

Нет, - дурацкая книжка. Но были в ней и забавные мысли. Я даже велел их переписать на отдельный свиток, даже соскоблил для того какого-то там Еврипида, чтоб был чистый пергамент - старикашку чуть не хватил удар при виде того! Но я заставил его перевести только то, что мне там понравилось и часто перечитывал ребятам эту "Республику".

Однажды мы сидели в кружок и читали Платона, когда мимо нас на лошади проезжал наш командующий со своей свитой. Он остановил коня, слез с него и похвалил:

- "Просвещаешь людей? Молодец. Что это у тебя?"

- "Платон, Ваша Честь. "Республика", Ваша Честь".

У командующего округлились глаза. У него затряслись руки от нетерпения и, потянувшись за свитком, он прошептал:

- "Ты читаешь Платона для обычных солдат? И они понимают? Ежели так, то с такими мы в два счета завоюем весь Мир!"

Тут он развернул свиток. Уставился на десять предложений в самом начале бесконечного рулона пергамента, растерянно посмотрел на дальнейшую пустоту и пробормотал:

- "Что это? Ты говоришь, что это Платон, но тут же нет ничего!"

Я отдал Честь командующему и отвечал:

- "Там - много лишнего. Так я приказал все лишнее вымарать и осталось лишь это. Это мы и читаем".

Надо было видать лицо Марцелла. У него был такой вид, что он собирается то ли взорваться от хохота, то ли заплакать. Потом он пришел в себя и сказал:

- "Сократить Платона до десяти предложений?! О небо, какой же ты Брут... Дурак... Да что ты понял - в Платоне?!"

Он так разозлился, что швырнул мне свиток, даже не читая его. Швырнул и хотел уже ехать. А я развернул Платона и прочел:

- "Республика. Слово "Республика" означает - "Народная Власть". Народ есть источник, выразитель и исполнитель высшей Власти в любом государстве. Каждый гражданин Республики во всем и всегда равен любому другому гражданину и имеет с ним равные Права и Обязанности..."

Марцелл застыл на пол-дороге, затем обернулся через плечо и мы все увидали, как вдруг побледнело его лицо. Он молча спешился, отнял у меня мою книжку, развернул ее и прочел:

- "Всякий гражданин республики имеет равные права в использовании ресурсов и богатств государства. Любой гражданин..."- он не дочитал, медленно свернул свиток и хриплым, изменившимся голосом выдавил:

- "Да ты, Марк Юнний Брут, даже больший Дурак, чем думаешь выглядеть... Я бы хотел перечесть твою книжку - внимательней. Верну через пару дней. Читатели..."

В общем, вернул он нам нашу книжку через неделю, а через месяц ее уже наизусть знала вся наша когорта. Я уже говорил, что мы - авентинцы и соседи друг другу, так что рассказы о моей книжке быстро разнеслись по всей армии. Вы не думайте, что раз мы плебеи, так и - вообще полные дураки. В каждой сотне у нас есть по два-три грамотных, а для уроженцев Авентина - беднейшего и населеннейшего квартала Рима - это уже немало.

Да, мы пехота - мясо для этой войны. Нами командование затыкает все дырки в порядках и если война затянется еще лет на десять, Авентин станет кварталом женщин и стариков. Если, конечно, они все там не вымерли. Из дома пишут, что матушка очень плоха, а младшая сестра умерла с голоду в дни Блокады.

Мы - Юннии - Род Солдат и нам не привыкать к тяготам, но представьте себе, что творится у прочих. Когда я был маленький, мои родители мечтали о том, что хотя бы один из нас займется чем-нибудь "благородным", поэтому меня и отдали учиться на ритора. Там мне и дали мою кличку - Брут. Я никак не мог запомнить простейших вещей, коим нас учили греческие учителя, а кулаки у меня - солдатского сына таковы, что даже служки не решались меня лишний раз выпороть. Так вот я и остался Брутом и неучем...

Потом началась Война и отец со старшим братом ушли с армией консула Варрона воевать с Ганнибалом. Потом Варрон и прочие патриции прискакали в город с известьем о том, что вся наши погибли при Каннах. А мы только плакали, да ругались, что погибла-то не армия, а - пехота. Плебеи...

А патриции-то ускакали на своих лошадях. Ну да не нам, плебеям, судить. Они ж благородные, - наша жизнь не стоит ногтя на их пальце.

В общем, после Каннской битвы все наши союзники, вся греческая мразь предала нас и побежала лизать задницу черномазым. Самое главное, что от Рима отпали Сицилия и Кампания - самые плодородные районы Республики. И настал первый Голод.

Тогда матушка собрала все, что у нас было, и вместе с другими плебейскими женщинами пожертвовала это на оборону нашего Рима. Сейчас из Рима пишут, что патрицианки вроде бы тоже отдали все свои побрякушки, но это все чушь: патриции кормятся за казенный счет из римской казны и пользуются общественными землями, как своей собственностью, а мы - плебеи принуждены крутиться только с тем, что у нас есть. Они ссыпают крошки со своего стола, а мы - отдаем последнее. Нет, Платон был - мудрый мужик...

В общем, пошли мы с братом в армию добровольцами. Поставили нам задачу - в составе Авентинской когорты очистить от черномазых Сицилию и обеспечить подвоз продовольствия в Город. В Сицилию, - так в Сицилию.

Сели мы на корабли и поплыли на юг. Все море было перекрыто вражеским флотом, поэтому наш командующий - Марцелл приказал отплыть ближе к ночи - в непогоду. И вот - представьте себе: кругом гром и молнии, а дождь льет, как из ведра - мы уже видим берег Сицилии и тут - флот черномазых.