Мальчик из поднебесья

Владислав Бахревский

МАЛЬЧИК ИЗ ПОДНЕБЕСЬЯ

1

Деревня Асефы стояла посреди моря. А искупаться было негде! Вместо рыб плавали птицы, вместо кораблей — самолеты.

Есть в Африке страна Эфиопия. Она так высоко поднялась к небу, что даже деревья там расцветают голубыми цветами.

Вдоль улицы — голубые деревья! Как на детском рисунке. И все это быль.

В деревне Асефы тоже росли голубые деревья. Их было два. Больше не уместилось. Люди поднебесного острова только о том и думали, что уместится на их земле, а что — нет. Остров был похож на две капли. Одна чуть больше другой, а между ними узкая полоска шириной где в пять, где в шесть шагов.

На большом острове поместились четыре круглые соломенные хижины, на малом — круглая церковь. Оба дерева росли возле церкви, и там же выбивался из трещины в камне родник… Деревню, как и полагается, окружали поля. Все они помещались на уступах скал. В одном месте полоска, в другом — пятачок. К каждому такому полю приходилось выдалбливать в каменных глыбах каменные лестницы. На такое поле трактор не пригонишь. С трех сторон пропасти. Птицы, и те летают далеко внизу.

И все-таки эта высокая земля была кормилицей.

Беда пришла не сразу. Асефе исполнилось восемь лет, когда в сезон больших и в сезон малых дождей с неба не пролилось ни капли. Их милая земля, нежная, как козий пух, закаменела. Хлеб не родился.

И еще был год без дождя и без хлеба, и еще… И еще…

Все мужчины деревни ушли в город. Они надеялись заработать денег и купить зерна.

Асефа остался в доме с мамой, бабушкой, сестренкой, и еще у него была голубая птица с синими крыльями.

Мужчины в деревню не вернулись. Они все дальше и дальше уходили от родных гор, но всюду их встречала засуха.

Пересыхали ручьи, умирали реки. У источника, поившего деревню Асефы, такого всегда звонкого, пропал голос.

Даже голубая птица с синими крыльями куда-то исчезла.

Ночью Асефа выбрался из хижины.

Его окружили звезды. Они были всюду: над головой и у самых ног, много ниже их высокого острова. Асефа сказал им:

— Звезды, вы знаете все дороги на свете! Найдите на небе тучи и скорее пошлите их нам!

Звезды сияли длинными огнями. Наверное, им хотелось пить. Асефе тоже хотелось пить. Он пошел к роднику. Каменная чаша была полна, но раньше вода переливалась через край сверкающим потоком. а теперь всего лишь роняла капли. Так слезы капают.

И тогда женщины взяли самое дорогое, что у них было, — своих мальчиков и девочек и ушли в Лалибелу. Путь туда был тяжелый, с горы на гору. Но прошел слух: в Лалибеле голодающим дают пищу, а больным лекарства.

Три хижины опустели, а в четвертой осталась семья Асефы. Заболела и слегла его мама Уоркнешь.

Асефа и сестренка Таиту собирали в горах корешки, я бабушка Десета отбирала из них съедобные. Это была вся их пища.

Скоро мамы не стало.

И тут новая беда. Отказали ноги бабушки Десеты.

Асефа знал: спасения ждать неоткуда. Кто же вспомнит о деревеньке, торчащей посреди пустынного неба?

Но он ошибался.

2

Каждый раз, поднимая вертолет в небо, Володя Маков сурово хмурил брови. Это был у него такой способ поубавить в себе радости. Он летает, а другие — нет.

Задание на сегодня у него было сложное, даже опасное, но радости у Володи не убыло.

Он летел над Африкой!

«Африка! Африка! — прекрасная страна!» — напевал он песенку славного доктора Айболита.

Слова этой песни были чистой правдой.

Внизу шелковым серебром отливали эвкалиптовые рощи. Эвкалипт в Африке — гость, но гость желанный. За год деревце вырастает на четыре, а то и на шесть метров. И поэтому эвкалипты сажают, как в огороде растения. Подросшие деревца срубают, но через год соседний участок, уже непроходимая чаща.

Пошли желтые убранные поля. Возле Аддис-Абебы засуха пощадила землю.

Всюду — стада зебу. Зебу — горбатые пестрые коровы. Для африканца это корова как корова, а для европейца — невиданное животное.

Деревушки обсажены высокими кактусами — живой изгородью. Хижины все круглые, крыши соломенные, похожие на островерхие шляпы.

3

Земля вдруг словно оборвалась. Ухнула на тысячу метров вниз, а в пропасти не камни — просторная долина со змейкой реки. Вернее, это был только след реки, серый след без капли воды.

— Зона засухи, — сказал штурман.

— Вижу.

У Володи у самого горло пересохло: куда ни посмотри — измученная, очень больная или вовсе умершая пустая земля.

По горизонту стояли плоские, как столы, горы. Это было удивительно! Горы не выпирали в небо — они его держали.

Прошли над изумрудным безжизненным озером.

— Соленое, — определил штурман.

Так оно и было, потому что чуть дальше невзрачное пятнышко пресной воды сплошь покрывали крылья птичьего народа.

— Бегемоты! — закричал Володя и невольно повел вертолет на снижение. Грохот мотора спугнул какое-то стадо.

— Да это же антилопы! Самые настоящие антилопы, как в «Зоологии»!

И спохватился: помешал птицам и зверям жить своей жизнью. Вертолет тотчас взмыл в пустынное небо, лег на заданный курс.

— Внимание! — предупредил штурман. — Входим в заданный район.

Горы изменились. Каменные глыбы словно выгребли из печи, закопченные и совсем черные, сгоревшие. Деревушки сверху были похожи на пятна отмершего лишайника — ничего живого.

— Люди отсюда ушли, — сказал штурман. — Да и где тут найдешь какую-то деревушку?

— Найдем, — ответил Володя и радостно вскинул руку: — Вот она!

— Точно! — обрадовался штурман. — Ты как Шерлок Холмс, только небесный.

Володя даже не улыбнулся.

— Сесть, кажется, негде…

— Пятачка свободного нет.

— Куда забрались! — изумился Володя, делая круг. — Посреди неба живут.

— Людей не вижу, — сообщил штурман. — Ушли. Можем и мы улетать. Со спокойной совестью.

— Поспешим, а кому-то это жизни может стоить, — сказал Володя.

Он сделал еще круг, еще… И тут из хижины вышел мальчик.

Володя спустился чуть ниже, завис.

Людей на борт поднять не удастся. Хорошо, хоть взяли два мешка провизии.

— Сбрасывай! — приказал Володя.

Обратно летели молча.

— Прости, — сказал штурман.

— Да я и сам уж собирался разворачиваться. — Володя покачал головой. — Это о нас с тобой сказано: поспешишь — людей насмешишь. Только тут было бы не до смеха.

4

Асефа выставил перед бабушкиной постелью банки, пакеты, коробки, коробочки.

Бабушка Десета приподнялась на руках и смотрела на чудо, упавшее с неба. Чудо было едой — жизнью.

— Что можно взять? — спросил Асефа, и бабушка показала на самую блестящую банку, которая больше всего приглянулась и ему, и сестренке.

В банке оказалось сгущенное молоко.

Сначала бабушка Десета попробовала сама, потом дала по ложке Асефе и Таиту и приказала вскипятить воду.

На первый раз полакомились сладким чаем, а вечером сварили суп из мясных консервов.

Прошла неделя. И за эту маленькую неделю Асефа отвык от голода, от многих недель голода. Но теперь его мучил страх. Он стал подсчитывать, сколько банок и коробок съедено и на сколько им хватит оставшейся еды. Еды было много, но четыре банки сгущенного молока уже опустели, и большая банка с мясом, и коробка с крупой.

Асефа стал как старичок. Ложась спать, ворочался, ночью просыпался.

Однажды, поднявшись до зари, пошел за водой.

Далеко внизу, на земле, все еще была ночь, а небо уже пробудилось. Оно зрело, как апельсин, только очень быстро. Сквозь темную синеву проступала зелень, сквозь зелень — золото.

Прямо перед мальчиком торопливо, из последних сил горела прекрасная большая звезда. Асефе показалось, что она просит у него помощи. Он протянул руки, чтоб взять ее с неба, но свет все прибывал и прибывал. Золотой апельсин созрел, и звезда исчезла.

У Асефы радостно сжалось сердце.

«У тебя все будет хорошо! — говорило оно. — Живи не страшась!»

Он пошел к каменной чаше с водой. Сначала напился, потом опустил в нее лицо. И вдруг почувствовал на плече холодные жесткие коготки. Асефа замер, но не пошевелился. Посмотрел на отражение. На плече у него сидела голубая птица с синими крыльями.

— Ты вернулась! — сказал ей и погладил по перьям.

«К удаче», — подумал он и сел на скамейку, с которой было видно землю, уходящую в неведомые дали, и небо. Небо, словно котенок, укладывалось к нему на колени.

— Что там? — спросил Асефа птицу, указывая на дальние горы.

Птица молчала.

— Нам надо к людям, — сказал он ей. — Еда все равно кончится.

Потрогал и помял пальцами жгутики мускулов на руках и ногах.

Бабушку не оставишь — значит, ее надо нести и еще надо нести воду, без воды — смерть, и еду, без еды — тоже смерть.

Он вздохнул, пошел спать. Спал, как маленький, чуть ли не до полдня. Добрый сон — копилка силы человеку.

Прошла еще неделя.

5

— Асефа! — позвала бабушка Десета. — Послушай меня и послушайся. Еда, упавшая с неба, вернула силы и тебе, и Таиту. Возьми с собой бурдюк воды, сумку с едой, и отправляйтесь к людям. Дорога в Лалибелу долгая. Взрослые одолевают ее за пять дней. Пройдешь ее с сестренкой за семь.

— А как же ты, бабушка? — спросил Асефа, и ему было страшно посмотреть в лицо старой Десете.

— Я прожила большую жизнь и даже пережила свою милую дочь Уоркнешь. Я останусь здесь. Пищи мне хватит надолго, до возвращения мужчин.

— Хорошо, бабушка, — сказал Асефа. — Я пойду подумаю.

Он думал на скамеечке возле родника.

Нужно взять два бурдюка воды, еду и отнести все это далеко вперед. Главное — не лениться, тогда и просыпаться утром не страшно.

Так и сделал. Наполнил два бурдюка водой, взял банку мясных консервов, две банки сгущенки, коробку с галетами и отправился в путь.

Спускаться с горы — не в гору лезть. Груз даже прибавлял ему шагу. И все же он скоро выбился из сил. Поэтому первый бурдюк оставил, может быть, слишком близко от дома. Зато второй опустил на землю на закате.

Когда вернулся домой, бабушка была в тревоге. Асефа поел плотнее, чем всегда, и крепко уснул.