Мост через вечность

Я присел на корточки и заглянул под самолет. Ни единого следа масла на обтекателе двигателя.

Год назад восстановлена авиамехаником и с тех пор так и стоит в

– # `%. Этот Мотылек – действительно особая находка. Я никогда ни на минуту не допускал и мысли, что перестану летать. На Мотыльке я могу пересечь страну. Летая на телевизионные интервью и всюду, куда потребуется, я, может быть, найду родную душу!

Я положил на пол свою сложенную подстилку и сел на нее. Она хрустнула.

– Уйма денег – это сколько, если наличными?

Чет Дэвидсон ушел обедать с полуторачасовым опозданием. С формулярами и техническими инструкциями на Мотылька я направился в контору.

– Простите, мэм, у вас тут есть телефон, да?

– Разумеется. Местный звонок?

– Нет.

– Автомат на улице возле выхода, сэр.

– Спасибо вам. У вас замечательная улыбка.

– Вам спасибо, сэр.

Хороший обычай – обручальные кольца. Я позвонил в Нью-Йорк Элеоноре и сообщил ей, что согласен появиться на телевидении.

Шесть

Сон под крылом в полях порождает безмятежность познания. Звезды и дождь, и ветер раскрашивают сны в реальность. В гостиницах же, как я обнаружил, нет ни познания, ни безмятежности.

Наилучшим образом сбалансированное питание – блинная мука, замешанная на воде из ручья среди цивилизованной дикой природы фермерской Америки. Запихивание в себя жареного арахиса в такси, галопирующем в направлении телецентра, – не столь сбалансировано.

Гордое «ура» пассажира, целым и невредимым сошедшего на землю со старого биплана, страх высоты, сменившийся чувством победы. Вымученное телеинтервью в промежутке между коммерческой рекламой и тиканьем секундной стрелки – ему не хватает этого духа совместного триумфа.

Но она стоит гостиниц, арахиса, интервью в жестком режиме текущего времени, она – моя иллюзорная родственная душа, и встретить ее мне доведется, если я буду продолжать – движение, наблюдение, поиск в телестудиях по городам и весям.

Я ни на мгновение не усомнился в ее существовании, потому что почти-ее я встречал повсюду. Немало постранствовав, я знал, что Америку осваивали удивительно привлекательные женщины, ведь миллионы их дочерей населяют эту страну сегодня. Проходящий мимо бродяга, я знал их лишь в роли клиентов, наблюдать за которыми в перерывах между полетами – такое наслаждение.

Мои беседы с ними имели практический характер. Аэроплан гораздо более надежен, чем кажется на первый взгляд. Если вы завяжете волосы лентой, мэм, прежде, чем мы поднимемся в воздух, то после приземления вам гораздо легче будет их расчесать, Да, там очень ветрено – как-никак десять минут в открытой кабине на скорости в восемьдесят миль в час. Спасибо. С вас три доллара, пожалуйста. К вашим услугам! Мне тоже полет доставил удовольствие.

Телепередачи, успех книги, новый счет в банке, или просто я перестал безостановочно летать? Я вдруг начал относиться к встречам с привлекательными женщинами совсем не так, как раньше. Намеренный поиск – я смотрел на каждую из них теперь сквозь призму надежды. Каждая была той самой единственной до тех пор, пока не доказывала мне обратное.

Шарлен – телеведущая – могла бы быть родственной мне душой, если бы не была слишком хорошенькой. Невидимые недостатки, которые видела лишь она, глядя на себя в зеркало, напоминали ей, что Бизнес жесток, что у нее осталось всего несколько лет на то, чтобы заработать пенсию и скопить кое**(% деньги. С ней можно было беседовать и о других вещах но недолго. Она неизменно возвращалась к Бизнесу. Контракты, переезды, деньги, агенты. Это было ее способом говорить, что она испугана и не может придумать, как ей выбраться из-под убийственного зеркального колпака.

У Джейни страх отсутствовал. Джейни любила вечеринки, ей нравилось пить. Очаровательная, как восходящее солнце, она хмурилась и вздыхала, когда обнаруживала, что я не знаю, где будет какое-нибудь мероприятие подобного рода.

Жаклин не пила и не увлекалась вечеринками. Быстрая и смышленая, она не могла поверить в собственный ум.

– Осечка средней школы. Исключили, – говорила она, – не нашлось на мое имя диплома. Без диплома человек не может быть образованным. Ведь правда, не может. И без научной степени. Вот и приходится болтаться, полагаясь на надежность ремесла официантки коктейль-холла. И не важно, насколько это задевает за живое. Деньги хорошие. Нет образования. Из школы пришлось уйти, понимаешь.

Лиэнн ни капельки не беспокоили ни степени, ни работа. Она хотела выйти замуж, и лучший способ выйти замуж видела в том, чтобы почаще появляться со мной на людях. Ее экс-муж, видя это, должен был, по ее замыслу, захотеть, чтобы она к нему вернулась. Из ревности возникнет счастье.

Тамара любила деньги. В своем роде она была просто ослепительна – женщина вполне достойная высокой цены. Лицо натурщицы, ум, просчитывавший все даже тогда, когда она смеялась. Хорошо начитанная, много путешествовавшая, владеющая множеством языков. Ее бывший муж был биржевым брокером, и Тамара теперь хотела открыть собственную брокерскую контору. На то, чтобы поднять свой бизнес, ей хватило бы ста тысяч долларов. Всего сто тысяч, Ричард, ты мне не поможешь?

– Если бы я мог, – думал я, – если бы я мог найти женщину с лицом Шарлен и телом Лиэнн, способностями Жаклин. обаянием Джейни и холодным равновесием Тамары – тогда передо мной была бы родственная душа, правда?

Но дело в том, что лицо Шарлен было неотделимо от ее страхов, а тело Лиэнн – от проблем Лиэнн. Каждая новая встреча была интригующей, но проходили дни, и цвета тускнели, загадочность, заблудившись, исчезала в лесу идей, которые мы не разделяли. Мы Все были друг для друга ломтями пирога, неполными и незавершенными.

Неужели не существует женщины, – подумал я наконец, – которая не способна в первый же день доказать, что она – не та, кого я ищу? У большинства тех, кого я встречал, было трудное прошлое, большинству нужно было больше денег, чем у них было. Мы были готовы принять уловки и недостатки друг друга, и, едва познакомившись, тут же начинали называть себя друзьями. Это был бесцветный калейдоскоп, и в нем каждый был настолько же изменчивым и серым, насколько шумным.

К тому времени, когда на телевидении от меня устали, я купил короткокрылый биплан с мощным двигателем, который составил компанию Мотыльку. Я очень много тренировался и через некоторое время начал за плату давать шоу по высшему пилотажу.

На летных авиационных представлениях собираются многотысячные толпы, и если я не могу найти ее на телевидении, я, наверное, найду ее на летном празднике.

С Кэтрин я познакомился после своего третьего выступления. Это было в Лэйк Уэльс, Флорида. Она возникла из толпы, собравшейся вокруг самолета, словно была старой знакомой. Улыбнувшись нежной интимной улыбкой, прохладной и одновременно близкой, насколько это было возможно.

Неизменно спокойный взгляд, даже в сиянии яркого полудня. Длинные темные волосы, темно-зеленые глаза. Чем темнее глаза, тем, говорят, легче переносить яркое солнце.

– Забавный, – сказала она, кивая на биплан, не обращая внимания на шум ( толпу.

– Не дает с тоски помереть, – ответил я. – Если самолет подходящий, можно улизнуть от самой жуткой скуки.

– А как ощущение, когда носишься там вверх ногами? Вы катаете пассажиров или только выступаете?

– В основном выступаю. Немного катаю. Иногда. Если поверишь, что не вывалишься из самолета, то даже приятно так носиться.

– А меня вы не покатаете, – спросила она, – если я как следует попрошу?

– Вас – можно, когда представление закончится. – Я никогда не видел таких зеленых глаз. – А как следует – это как?

Она невинно улыбнулась,

– Пожалуйста?

Оставшуюся часть дня она постоянно крутилась поблизости, время от времени исчезала в толпе, опять появлялась, улыбаясь и делая заговорщицкие знаки. Когда солнце уже почти зашло, возле аэроплана не осталось никого, кроме нее. Я помог ей забраться в переднюю кабину маленькой машины.

– Два привязных ремня, не забудьте, – сказал я. – Одного в общем-то вполне достаточно, чтобы удержать вас в аэроплане, какие бы трюки мы ни проделывали, однако нам все же нравится, когда их два.

Я рассказал ей, как пользоваться парашютом, если придется прыгать, подтянул мягкие ремни, чтобы они плотно облегали ее плечи и пристегнул их внизу замком, укрепленным на поясном ремне. У вас красивая грудь. Я чуть было не сказал это в качестве комплимента. Но вместо этого произнес:

– Нужно всегда проверять – все должно быть затянуто как можно туже. Когда аэроплан перевернется вверх колесами, вам покажется, что все ремни держат намного слабее, чем сейчас.

Она усмехнулась мне с таким видом, будто я остановил свой выбор на комплименте.

Гул двигателя – кособокое солнце пылает на краю мира, вверх колесами над облаками – невесомость тройной петли между небом и землей. Она была прирожденным летчиком, она была в восхищении от полета.

Мы приземлились в сумерках, и к тому времени, когда я заглушил двигатель, она уже выскочила из своей кабины, обхватила мою шею руками и поцеловала меня, воскликнув:

– ЭТО – ТО, ЧТО Я ЛЮБЛЮ!

– О, Господи: – проговорил я, – я вовсе не это имел в виду.

– Вы потрясающий пилот!

Я привязал аэроплан к кабелям, протянувшимся в траве.

– Лесть, мисс, откроет перед вами все двери.

Она настояла на том, чтобы мы поужинали за ее счет в уплату за полет. Она рассказала мне, что разведена и работает старшей официанткой в ресторане неподалеку от домика на сваях, который я купил. Заработок и алименты – денег ей вполне хватало. Она теперь подумывала о том, чтобы вернуться в институт изучать физику:

– Физику?! А что привело вас к физике, расскажите: Такая притягательная личность – положительная, прямая, с «царем в голове».

– Она открыла сумочку.

– Не возражаете, если я закурю?

Ее вопрос меня ошарашил. Но мой собственный ответ – вообще лишил дара речи:

– Что вы, конечно не возражаю.

Она закурила и принялась рассуждать о физике, не замечая, какой кавардак творился по ее милости в моем уме. РИЧАРД! ТЫ ЧТО? ЧТО ТЫ ИМЕЛ В ВИДУ КОГДА СКАЗАЛ, ЧТО НЕ ВОЗРАЖАЕШЬ? Дама курит СИГАРЕТУ! Ты знаешь, о чем это говорит? Каковы ее ценности и ее будущее в твоей жизни? Это говорит о том, что путь закрыт, о том:

– Заткнитесь! – сказал я своим принципам. Яркая личность, не похожа на других, прекрасна, как зеленоглазая молния, ее приятно слушать, она /`%+%ab-, тепла, возбуждает, а я так устал думать в одиночестве и спать с хорошенькими чужими. Потом когда-нибудь, я поговорю с ней насчет курения. Но не сегодня.

Мои принципы исчезли так быстро, что я даже испугался.

– : конечно, богатой я не стану, но позволить себе это смогу, – между тем говорила она, – собираюсь купить собственный аэроплан, пусть старый и потрепанный! Я пожалею?

Дым вился и тянулся, как и положено любому табачному дыму, прямо ко мне. Я выставил против него ментальный экран стеклянной мыслеформы, и тут же обрел над собой контроль.

– Вы хотите сначала купить аэроплан, а потом – научиться на нем летать? – спросил я.

– Да. Тогда мне придется платить только за обучение, а не за аренду аэроплана с инструктором. При длительном обучении так будет дешевле? Вам не кажется, что это – мудро?

Мы поговорили об этом и через некоторое время я предложил ей время от времени летать со мной на одном из моих самолетов.

– Новая «Озерная амфибия», – подумал я, – с ее сглаженными обводами словно специально предназначенная для полетов сквозь будущие и прошлые времена – вот та машина, которая ей понравится.

Через два часа я уже растянулся на кровати, представляя себе, как она будет выглядеть, когда я встречусь с ней в следующий раз.

Долго ждать мне не пришлось. Она была восхитительна – гибкое загорелое тело, прикрытое махровой тканью.

Потом полотенце упало, она скользнула под одеяло и прильнула ко мне в поцелуе. Но это не был поцелуй, говоривший: Я-знаю-кто-ты-и-я-тебя-люблю. Он означал: давай займемся любовью сегодня, а там будет видно.

Как приятно было просто наслаждаться, а не желать кого-то, кого невозможно отыскать!

Семь

– Ты бы лучше не курила в доме, Кэти.

Она удивленно взглянула на меня, зажигалка замерла в дюйме от сигареты.

– Ночью ты не возражал.

Я поставил тарелки в мойку, прошелся губкой по кухонной стойке. Снаружи было уже тепло, только немного белых пушистых клочьев в утренней вышине. Редкие облака на высоте шесть тысяч футов, видимость – пятнадцать миль в легкой дымке. Никакого ветра:

Она была так же притягательна, как и день назад. Мне хотелось бы узнать ее получше. Неужели из-за сигарет мне придется прогнать женщину, к которой я могу прикасаться и с которой я могу разговаривать больше минуты?

– Разреши мне объяснить, что я думаю про сигареты, – сказал я.

Времени у меня было предостаточно, и я объяснил.

– : и говорит всем окружающим, – закончил я, – говорит: «Ты для меня значишь так немного, что мне нет никакого дела, что тебе дышать нечем. Умирай, если хочешь, а я буду курить!» Не очень уважительная привычка – курение. Это не то, что нужно делать для людей, которые тебе нравятся.

Вместо того, чтобы в раздражении гордо хлопнуть дверью, она еще и добавила:

– Ужасная привычка. Я знаю. Мне нужно подумать, как с ней разделаться. Она бросила сигареты и зажигалку в сумочку. : В какой-то момент физика себя исчерпала – захотелось прославиться в качестве фотомодели. Потом пение. У нее был прелестный голос, подобный '."c сирен из туманного моря. Но каким-то образом проходя мимо своих желаний, она стала делать карьеру, ее стремление посвятить себя чему-то было утрачено, и она уцепилась за новую мечту. В результате это обратилось уже в мою сторону – не помогу ли я ей открыть маленький модный магазинчик?

Кэти была беззаботной и сообразительной, ей нравилась амфибия, она тут же выучилась ею управлять, – и была непоправимо чужой. Как бы ни была она хороша, она была чужеродным телом в моей системе, и система быстренько заработала на то, чтоб вытеснить ее как можно мягче. Мы никогда не смогли бы быть родственными душами. Мы были двумя кораблями, которые встретились посреди океана. Каждый из них изменил на какое-то время курс и мы пошли в одном направлении по пустынному морю. Различные суда на своем пути в разные порты, – и мы это знали.

У меня было странное чувство, что я толкусь на месте, что я жду, чтобы случилось нечто, после чего моя жизнь сможет снова обрести свой странный и прекрасный путь, свою цель и направление.

Пока я – половинка пары, отделенная от своей любви, – думал я, – я должен надеяться, что она пытается делать все, что может без меня, чтобы мы каким-то образом обнаружили друг друга. В то же время, мой ненайденный близнец, ждешь ли от меня того же? Насколько мы можем быть близки, отдавая тепло чужим?

Дружба с Кэти приятна как нечто временное, но это не должно стать ловушкой, вмешаться, стать на дороге моей любви, когда бы она ни пришла.

Это был чувственный, вечно новый поиск замечательной женщины. Почему так угнетающе это чувство, что зима пришла слишком рано? Не имеет значения, с какой скоростью река времени перекатила через свои скалы и омуты, – мой плот налетел на оснеженные пороги. Это не смертельно – быть остановленным на какое-то время. Несмотря на грохот, я надеюсь, что это не смертельно. Но я выбрал эту планету и это время, чтоб выучить какой-то трансцендентный урок, не знаю какой, встретить женщину, не такую, как все. Вопреки этой надежде внутренний голос предостерегает, что зима может превратить меня в лед еще до того, как я вырвусь на свободу и найду ее.

Восемь

Я чувствовал себя в самолете на высоте двух миль так, как будто меня распластали на кухонном столе и затем вышвырнули за дверь. Одно мгновение самолет во всей красе в дюймах от моих пальцев: я падал, но я мог бы ухватиться и вернуться на борт, если бы в этом была отчаянная необходимость.

В следующее мгновение уже поздно, ближайшая вещь, за которую я мог бы ухватиться, – на высоте пятидесяти футов надо мной, улетает со скоростью сто футов в секунду. Я беспрерывно падаю, падаю вниз. Только стремительный полет вниз.

О, Бог мой, – думаю я. – Я уверен, что хочу это делать?

Если вы в нем одно мгновение, то свободное падение дает много впечатлений. Но если вы начинаете заботиться о следующем мгновении, они сильно тускнеют.

Я падаю в широком вихре, наблюдая за землей, – какая она большая, какая тяжелая и плоская, и ощущая себя ужасно маленьким. Никакой кабины, не за что ухватиться.

Не волнуйся так, Ричард, – подумал я. – Здесь справа на груди кольцо, ты можешь потянуть за него в любой момент, когда захочешь, и раскроется парашют. Существует еще одно запасное кольцо, на случай, если основной парашют подведет. Ты можешь потянуть сейчас, если хочешь, но тогда ты должен отказаться испытать радость свободного падения.

Я взглянул на высотомер на запястье. Восемь тысяч футов, семь тысяч пять: Дорога внизу на земле была мишенью из белого гравия, в которую я попаду через несколько минут. Но посмотри на все это пустое небо между сейчас и тогда! О, мой: