– Но зачем вам это? Каких ещё сведений вам не хватает?
– Я и сам не знаю, комиссар. Просто у меня такое ощущение, что материал о роботах может помочь расследованию. – Бейли замолчал, не желая вдаваться в подробности.
– Я бы этого не делал, Лайдж. Нет, нет. По-моему, это неразумно.
– Почему вы против, комиссар?
– Чем меньше народу знает об этом, тем лучше.
– Я не буду посвящать его в детали, естественно.
– И всё же это ни к чему.
У Бейли и так было гнусно на душе, а потому он не стал сдерживаться:
– Вы мне приказываете не встречаться с ним?
– Нет, нет. Поступайте как знаете. Вы ведёте расследование, а не я. Только…
– Только – что?
Комиссар покачал головой.
– Ничего… А где этот? Вы знаете, кого я имею в виду.
Бейли знал.
– Дэниел все ещё работает с картотекой.
Комиссар помолчал немного, а затем сказал:
– Что-то медленно у нас идут дела, знаете ли…
– Да никак пока не идут. Но могли пойти.
– Ну, вот и отлично, – сказал комиссар, но по его лицу не было видно, чтобы он сказал то, что думал.
Когда Бейли вернулся к своему столу, там его уже ждал Р. Дэниел.
– Ну, а у вас какие новости? – ворчливо произнёс Бейли.
– Я закончил первую общую проверку картотеки, партнёр Илайдж, и обнаружил двух из тех, кто вчера нас преследовал; кроме того, эти же двое участвовали в инциденте у обувного магазина.
– Покажите-ка мне их.
Р. Дэниел положил перед Бейли две карточки, размером с почтовую марку каждая. Их поверхность была сплошь усеяна точечным шифром. Затем робот достал портативный дешифратор и вложил одну из карточек в предназначенный для этого паз. Точки шифра обладают электропроводными свойствами, отличными от свойств самой карточки. Поэтому электрическое поле, проходящее через карточку, особым образом преобразуется, в результате чего на небольшом экране аппарат возникают цепочки слов. Если бы не код, эти слова заняли бы несколько страниц бумаги стандартных размеров. И если бы не дешифратор утверждённого полицейского образца, понять их было бы невозможно.
Бейли безучастно просматривал материал. Первым оказался Фрэнсис Клусарр, тридцати трёх лет; арестован два года назад; причина ареста – подстрекательство к мятежу; служащий компании «Нью-Йорк Йист»; домашний адрес такой-то; родители такие-то; цвет волос и глаза, особые приметы, образование, послужной список; психологический тип, тип конституции, дополнительные сведения и, наконец, номер трёх опознавательных снимков в галерее мелких преступников.
– Вы проверили фотографию?
– Да, Илайдж.
Вторым был Хегард Пауль. Бейли просмотрел данные о нём и сказал:
– Все это не то.
– Я с вами не согласен, – возразил Р. Дэниел. – Если существует организация землян, способных на убийство, то они её члены. Если это не очевидно? Не следует ли допросить их?
– Мы ничего от них не добьёмся.
– И тот и другой были как в магазине, так и в столовой. Они не могут отрицать этого.
– Находиться там ещё не преступление. Кроме того, они могут отрицать это. Скажут, что не были там, вот и всё. Как доказать, что они лгут?
– Но я их видел.
– Это не доказательство, – рассердился Бейли. – Ни один суд, если бы даже до этого дошло дело, не поверит, что вы можете запомнить два лица из миллиона.
– Но ведь я могу.
– Конечно. Ну-ка скажите им, кто вы такой. Стоит вам только признаться, и вы больше не свидетель. Ни один законный суд Земли не признает вашего брата.
– Значит, вы передумали? – заметил Р. Дэниел.
– Что передумал?
– Вчера в столовой вы сказали, что их не нужно арестовывать. Вы сказали, что, коль скоро я помню их лица, их можно арестовать в любой момент.
– Верно, сказал глупость, – признался Бейли. – Я просто обалдел тогда. Это невозможно.
– Даже из психологических соображений? Они ведь не знают, что у нас нет доказательства их причастности к заговору.
– Слушайте, – произнёс, нервничая, Бейли, – через полчаса сюда из Вашингтона прибудет доктор Джерригел. Вы можете подождать, пока я с ним поговорю? Можете?
– Я подожду, – сказал Р. Дэниел.
Энтони Джерригел оказался аккуратным и весьма вежливым человеком среднего роста, и по его виду никак нельзя было сказать, что имеешь дело с лучшим знатоком роботехники на Земле. Он опоздал почти на двадцать минут и стал приносить свои глубокие извинения. Побледневший от томительного ожидания, Бейли не очень-то вежливо отмахнулся от его извинений. Он проверил, оставлена ли за ним комната для совещаний «Д», подтвердил распоряжение о том, чтобы в течение часа их никто не беспокоил, и повёл доктора Джерригела и Р. Дэниела через коридор по трапу к двери одного из кабинетов, защищённый от лучей подслушивателя.
Прежде чем приступить к делу, от тщательно проверил изоляцию стен, прислушиваясь к низкому гудению пульсометра, который он держал в руке. Малейшее изменение тона пульсометра указывало бы на нарушение защитной оболочки. Он направил его также на потолок, пол и – особенно тщательно – на дверь. Изоляция была в полном порядке.
Доктор Джерригел слегка улыбнулся. Он производил впечатление человека, который никогда не улыбается более, чем слегка. Одет он был с аккуратностью, которую не назовёшь иначе, как педантичной. Его седые волосы были зачёсаны назад, а румяное лицо, казалось, было только-то вымыто. Он сидел, чопорно выпрямив спину, будто ещё в детстве от постоянных материнских наставлений о том, как надо сидеть, его хребет навсегда принял это положение.
– Начало довольно устрашающее, мистер Бейли, – сказал он.
– Дело серьёзное, доктор. Мне нужны сведения о роботах, которые можете дать, пожалуй, только вы. Всё, о чём мы будем здесь говорить, является государственной тайной, поэтому власти надеются, что, покинув это помещение, вы забудете, о чём здесь шла речь.
Бейли взглянул на свои часы.
Лёгкая улыбка мгновенно слетела с лица эксперта по роботехнике.
– Позвольте объяснить, почему я опоздал. (Это, видимо, не давало ему покоя.) Я решил не лететь самолётом. Я подвержен воздушной болезни.
– Очень жаль. – Бейли последний раз взглянул на пульсометр и, убедившись, что точность установки его не изменилась и что он работает нормально, отложил прибор в сторону и сел.
– Точнее сказать, я начинаю нервничать. Лёгкий приступ агорафобии. Так, ничего особенного, но факт есть факт. Вот я и решил добираться экспрессами.
– Агорафобия? – с внезапным интересом переспросил Бейли.
– У меня это прозвучало серьёзней, чем следовало бы, – поспешно сказал эксперт. – Такое чувство вы испытываете в самолёте. Вам когда-нибудь приходилось летать, мистер Бейли?
– Несколько раз.
– Тогда вы меня поймёте. Это – ощущение, будто вокруг вас ничего нет, будто от пустоты, от воздуха вас отделяет тонкая полоска металла. Ужасно неприятно.
– Значит, вы ехали экспрессом?
– Да.
– Прямо из Вашингтона в Нью-Йорк?
– О, пустяки. С тех пор как открыли туннель Балтимора – Филадельфия, это не составляет труда.
Так оно и есть. Хоть Бейли и не доводилось пользоваться этим видом транспорта, он знал, что такая возможность существует. За последние два столетия Вашингтон, Балтимор, Филадельфия и Нью-Йорк разрослись настолько, что почти соприкасались друг с другом. Эта часть восточного побережья даже получила полуофициальное название Район Четырёх Городов. Находятся даже сторонники объединения их в один Сверхгород.
Бейли не нравилась эта идея. Один Нью-Йорк и то едва поддаётся централизованному управлению, а город с населением более пятидесяти миллионов человек просто рухнет под собственным весом.
– Беда в том, – продолжал доктор Джерригел, – что я опоздал на экспресс в Честере и из-за этого потерял столько времени. А потом вышла заминка с получением временного ордера на комнату. Вот почему я и задержался.
– Не беспокойтесь, доктор. Всё, что вы рассказали, весьма интересно. Раз уж вы так не любите самолёты, чтобы вы сказали относительно прогулки пушком за пределами города, доктор Джерригел?
– Это ещё зачем? – спросил тот с удивлением и опаской.
– О, я вовсе не предлагаю вам такую прогулку! Мне просто хотелось узнать, по душе ли вам такая идея.
– Она мне далеко не по душе.
– Допустим, что вам пришлось бы выйти из города и пройти пешком расстояние около мили?
– Не думаю… чтобы меня удалось уговорить.
– Ни под каким видом?
– Ну, если бы от этого зависела моя жизнь или жизнь моих близких… – У него был растерянный вид. – Но объясните же мне, в чём дело, мистер Бейли?
– Я объясню. Совершено серьёзное преступление, убийство, которое вызывает глубокое беспокойство. Я не волен посвящать вас в детали. Существует, однако, версия, по которой убийца, чтобы совершить преступление, должен был пересечь открытое пространство, притом ночью и без сообщников. Мне любопытно узнать, кто бы мог на это решиться.
– Ни один из тех, кого я знаю, – пожал доктор Джерригел плечами. – И, конечно, не я сам. Разумеется, среди миллионов людей можно найти несколько безумцев.
– То есть, по вашему мнению, маловероятно, чтобы человек мог решиться на это?
– Да, разумеется.
– Иными словами, если существует другая версия преступления, другая приемлемая версия, то её следует рассмотреть?
Доктор Джерригел выглядел ещё более растерянным, но сидел, по-прежнему строго выпрямившись и аккуратно сложив на коленях свои холёные руки.
– А вас есть такая версия? – поинтересовался он.
– Да. Мне кажется, что для робота, например, не составит никакого труда пересечь открытое пространство.
– О, дорогой сэр! – вскочил доктор Джерригел.
– В чём дело?
– Не хотите ли вы сказать, что преступление совершил робот?
– Вот именно.
– Убийство? Человека?
– Да. Пожалуйста, сядьте, доктор.
Специалист по роботехнике повиновался.
– Мистер Бейли, речь идёт о двух поступках: о том, чтобы пересечь открытое пространство, и об убийстве. Человек способен на последнее, но едва ли решится на первое. Робот же без труда совершит первое, но никогда – второе. Заменяя маловероятную версию невероятной, вы…
– «Невероятной» – это очень сильно сказано, сэр.
– Вы слышали о первом законе роботехники, мистер Бейли?
– Конечно, и даже могу его процитировать: «Робот не может причинить вред человеку или свои бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред», – Бейли вытянул руку и продолжал: – Почему нельзя построить робота без Первого Закона? В чём святость этого Закона?
Доктор Джерригел окончательно растерялся и промямлил:
– Что вы, мистер Бейли…
– Я жду ответа!
– Если вы хоть сколько-нибудь знакомы с роботехникой, мистер Бейли, то вам должно быть известно, какая гигантская задача создать позитронный мозг как с точки зрения математики, так и электроники.
– Я представляю себе это, – сказал Бейли.
Он хорошо помнил посещение одного из заводов по производству роботов, где он был по делу. Он видел их книгофильмотеку. Каждый из книгофильмов содержал математический анализ позитронного мозга одного определённого типа. Несмотря на сжатость изложения, на просмотр такого фильма уходит в среднем не менее часа. Но даже если изготавливать мозг по самым строгим техническим условиям, то и тогда один мозг будет отличаться от другого. Настолько понимал Бейли, здесь действует принцип неопределённости Гейзенберга. А это значит, что каждый фильм снабжается приложениями, в который даются различные варианты.
– Да, нелёгкая это работа, что верно, что верно.
– Тогда, значит, вы понимаете, – продолжал доктор Джерригел, – что сконструировать новый позитронный мозг, даже если в него вводятся мелкие усовершенствования, дело весьма сложное и за ночь с ним не справиться. Обычно на это уходит до года работы всего научного персонала завода средних размеров. Но и им бы никогда не справиться с этим, не сумей мы добиться стандартизации принципиальных схем, которые ложатся в основу дальнейших разработок. Фундаментальная теория стандартных схем включает в себя Три Закона роботехники: Первый Закон, который вы только что процитировали; Второй Закон, который гласит: «Робот должен повиноваться командам человека, кроме тех команд, которые противоречат Первому Закону»; и Третий Закон: «Робот должен заботиться о собственной безопасности, поскольку это не противоречит Первому и Второму Законам».