Конец вечности

И всё же теперь, стоя перед полками с книгами Эрика Линколлью, называемого обычно самым выдающимся романистом 575-го, Харлан думал именно об этом. Он насчитал пятнадцать Полных собраний сочинений, взятых из разных Реальностей. Было очевидно, что все они чем-то отличаются друг от друга. Один комплект, например, был меньше всех остальных. Харлан подумал, что, верно, добрая сотня Социологов заработали свои звания, проанализировав отличия в этих Собраниях сочинений с точки зрения социологической структуры каждой Реальности.

Харлан побродил немного по выставке приборов и механизмов, изъятых из различных Реальностей 575-го. Он знал, что многие из них были вычеркнуты из Времени и сохранились только в музеях Вечности как образцы человеческого таланта. Вечность была вынуждена оберегать человека от последствий его чрезмерно живого технического воображения. Развитие науки и техники всегда доставляло Вечным кучу хлопот. Не проходило биогода, чтобы где-нибудь во Времени ядерная технология не подошла слишком близко к опасной точке, требуя срочного вмешательства со стороны Вечности.

Он вернулся в библиотеку и направился к полке с фильмокнигами по математике и истории её развития. После некоторого раздумья он отобрал штук пять пленок и расписался за них.

Эпизод пятый. Нойс.

Это была самая важная часть интермедии, её единственная идиллическая часть.

В свободные часы, после ухода Купера, когда ему разрешалось есть в одиночестве, читать в одиночестве, спать в одиночестве, ждать в одиночестве следующего дня, он пробирался к капсулам.

От всего сердца он радовался особому положению, занимаемому в обществе Техниками. Он был искренне признателен окружающим за то, что они избегали его. Ему даже не снилось, что можно быть настолько благодарным за эту изоляцию и обособленность.

Никто не оспаривал его права находиться в капсуле, никому не было дела, направляется ли он в прошлое или в будущее. Ничьи любопытные глаза не следили за ним, ничья доброжелательная рука не поднималась помочь ему, ничей словоохотливый рот не докучал ему болтовней.

Он был свободен делать всё, что ему вздумается.

— Слушай, Эндрю, ты переменился, — говорила ему Нойс. — Если бы ты только знал, как ты переменился!

Он смотрел на неё и улыбался:

— В чём, Нойс?

— Да ведь ты улыбаешься. Подумать только — ты улыбаешься! Неужели ты ни разу не видел в зеркале своей улыбки?

— Я боюсь смотреть в зеркало. Я постоянно повторяю себе: не может быть, чтобы я был так счастлив. Я болен. У меня бред. Я сошёл с ума и грежу наяву, не подозревая об этом.

Нойс ущипнула его:

— Чувствуешь что-нибудь?

Он привлек её к себе и словно утонул в её шелковистых чёрных волосах.

Когда он наконец отпустил её, она произнесла, задыхаясь:

— Вот и ещё одна перемена. Ты и этому научился.

— У меня превосходная учительница… — начал было Харлан и осекся, испугавшись, что ей будет неприятен намек на его многочисленных предшественников, которые сделали из неё такую хорошую учительницу.

Но её звонкий смех не был омрачен подобной мыслью. Они ужинали вместе. В привезенных им нарядах она выглядела очень уютно, почти по-домашнему, и Харлан, не отрываясь, смотрел на неё.

Проследив за его взглядом, она легким движением оправила юбку и сказала:

— Лучше бы ты не делал этого, Эндрю, честное слово.

— Пустяки, это не опасно, — беззаботно ответил он.

— Не надо глупить. Это очень опасно. Я вполне могу обойтись тем, что отыскала здесь… пока ты всё не устроишь.

— Почему бы тебе не носить собственные платья и побрякушки?

— Потому что не стоит из-за них выходить во Время и посещать мой дом, рискуя быть пойманным. А вдруг они совершат Изменение, пока ты там?

— Меня не поймают, — нерешительно начал Харлан и уверенно добавил: — А кроме того, мой наручный генератор окружает меня Полем биовремени, так что Изменение не может коснуться меня, понимаешь?

— Нет, не понимаю, — вздохнула Нойс. — Боюсь, что никогда не смогу усвоить эти премудрости.

— Да это же проще простого.

Харлан с увлечением принялся объяснять. Нойс внимательно слушала, но по выражению её глаз никак нельзя было понять, действительно ли её интересуют эти объяснения или же только забавляют.

Эти разговоры стали важнейшей частью жизни Харлана. Впервые он мог с кем-то обсуждать свои дела, мысли, поступки. Она как бы стала частью его самого, его вторым «я», с независимым ходом мысли и неожиданными ответами и поступками. «Как странно, — думал Харлан, — сколько раз мне приходилось наблюдать такое социальное явление, как супружество, а самое важное всегда ускользало от меня. Ну разве мог я когда-либо вообразить, что бурные вспышки страсти совсем не главное в браке и что такие спокойные минуты вдвоем с любимой таят в себе столько прелести?»

Свернувшись клубочком в его объятиях, Нойс спросила:

— Как продвигается твоя математика?

— Хочешь взглянуть на неё?

— Не убеждай меня, что ты всегда носишь её с собой.

— А почему бы нет? Поездки в капсулах отнимают много времени. Зачем терять его впустую?

Осторожно высвободив руку, Харлан достал из кармана маленький фильмоскоп, вставил в него пленку и с влюбленной улыбкой смотрел, как она подносит приборчик к своим глазам. Покачав головой, Нойс вернула фильмоскоп.

— В жизни не видела столько закорючек. Как бы мне хотелось уметь читать на вашем Едином межвременном языке!

— Большинство этих «закорючек», как ты их называешь, — ответил Харлан, — вовсе не буквы Межвременного, а просто математические символы.

— Неужели ты их все понимаешь?

В её взгляде сквозило искреннее восхищение, но, как ни горестно было Харлану разрушать её иллюзии, он был вынужден сознаться:

— К сожалению, не настолько хорошо, как мне хотелось бы. Но всё же достаточно, чтобы понять главное.

Он подкинул фильмоскоп вверх, поймал его быстрым движением руки и положил на маленький столик. Нойс следила за ним жадным взглядом, и внезапно Харлана осенило:

— Разрази меня Время! Ведь ты же не умеешь читать на Межвременном.

— Конечно, нет.

— Тогда здешняя библиотека для тебя всё равно что не существует. Как мне не пришло это в голову раньше? Тебе нужны пленки из 482-го.

— Нет, нет, я не хочу… — торопливо ответила Нойс.

— Ты их получишь!

— Честное слово, я не хочу. Глупо рисковать ради…

— Ты их получишь! — решительно повторил Харлан.

В последний раз он стоял перед завесою Поля, отделяющего Вечность от дома Нойс в 482-м. Он твёрдо решил, что этот раз будет последним. Изменение должно было вот-вот наступить. Он скрыл это от Нойс, боясь причинить ей боль.

И всё же он сравнительно легко решился на ещё одну вылазку во Время. С одной стороны, это была чистая бравада, желание покрасоваться перед Нойс, принести ей фильмокниги, вырванные, так сказать, из львиной пасти, с другой — непреодолимое стремление ещё раз «опалить бороду испанского короля», если только эта первобытная поговорка была применима к гладко выбритому Финжи.

В какой-то степени сыграло роль его желание снова окунуться в таинственную чарующую атмосферу обреченного дома. Он уже испытывал это чувство раньше, во время своих предыдущих вылазок. Оно непрестанно преследовало его, пока он бродил по пустым комнатам, собирая одежду, безделушки, странные коробочки и непонятные инструменты с туалетного столика Нойс.

В доме царила зловещая тишина обреченной Реальности, и дело было не только в физическом отсутствии звуков. Харлан не мог предсказать, чем станет этот дом в новой Реальности. Дом мог превратиться в загородный коттедж или в многоэтажный доходный небоскреб где-нибудь в трущобах. Он мог вообще исчезнуть, и прекрасный парк, окружавший его сейчас, мог смениться диким пустырем. Он мог не претерпеть никаких изменений. В следующей Реальности в нём могла жить новая Нойс, её Аналог (Харлан боязливо отгонял эту мысль), и с таким же успехом могло случиться, что в нём будет жить кто-то другой.

Пять раз посетил он этот дом, и только однажды царившая в нём тишина была нарушена каким-то звуком. Он был в тот момент в буфетной, радуясь, что в данной Реальности слуги не в моде и что поэтому у него одной проблемой меньше. Кончив рыться среди коробок и банок с деликатесами, он подумал, что отобрал уже достаточно для одного раза и что Нойс будет рада возможности разнообразить обильное, но безвкусное меню пустого Сектора своими любимыми блюдами. Он даже громко рассмеялся, вспомнив, что ещё не так давно искренне считал эти блюда декадентским извращением. И вдруг, ещё продолжая смеяться, он отчетливо услышал резкий, отрывистый звук.

Харлан окаменел.

Звук раздался где-то сзади, за его спиной; и пока он стоял, не в силах пошевелиться, в его мозгу промелькнули две догадки: сначала он решил, что это случайный вор, и затем ему пришла в голову мысль о гораздо более страшной опасности — это мог быть кто-нибудь из Вечных, посланный сюда для расследования.

Конечно, это не вор. Весь период Времени, отведенный ему Инструкцией, включая два запасных дня, был тщательно проверен и выбран из всех других возможных периодов Времени именно из-за отсутствия всяких осложняющих обстоятельств. С другой стороны, он произвел микроизменение (а может быть, даже и не микро) тем, что похитил Нойс.

Чувствуя, как сердце вот-вот выскочит у него из груди, Харлан заставил себя обернуться. Ему показалось, что дверь за его спиной только что закрылась, скользнув у него на глазах на последний миллиметр, прежде чем слиться со стеной.

Он подавил желание открыть эту дверь и обыскать дом. Собрав отложенные банки и коробочки, он стремглав вернулся в Вечность и целых два дня выжидал, прежде чем рискнул снова отправиться к Нойс в далекое будущее. Однако этот эпизод не имел никаких последствий, и постепенно он позабыл о нём.

Но сейчас перед выходом во Время, устанавливая ручки настройки на определённые координаты в Пространстве и Времени, он снова вспомнил об этом происшествии. А может быть, ему не давала покоя мысль о совсем уже близком Изменении. Во всяком случае, потом ему казалось, что одно из этих двух обстоятельств и послужило причиной ошибки в настройке. Другого объяснения он придумать не мог.

Ошибка сказалась не сразу. Пройдя сквозь завесу Темпорального поля, Харлан очутился в библиотеке Нойс.

Он настолько уже проникся сам духом упадка, что у него не вызывали прежнего отвращения изощренные формы и причудливые узоры футляров с фильмокнигами. Названия книг были выведены красивой, но до того замысловатой вязью, что прочитать их можно было только с большим трудом. Практичность и удобство были безоговорочно принесены в жертву моде.

Харлан прочитал наудачу названия нескольких пленок и был изумлен. Одна из книг называлась «Социальная и экономическая история нашего Времени».

Почему-то он никогда не обращал внимания на эту особенность натуры Нойс. Её нельзя было назвать пустой или глупой, но ему в голову не приходило, что её могут интересовать такие солидные труды. Ему захотелось самому просмотреть эту книгу, но он сдержался. Если он захочет, то всегда найдёт её в библиотеке Сектора. Финжи, подготовляя Изменение, несомненно, отобрал из этой Реальности всё сколько-нибудь интересное уже много месяцев назад.

Он отложил пленку в сторону и выбрал после недолгих поисков парочку романов и несколько описаний путешествий. Прихватив два карманных фильмоскопа, он тщательно упаковал всё в свой рюкзак.

И тут он снова услышал, как тишину дома нарушили звуки. На этот раз ошибки быть не могло. То, что он услышал, не было кратковременным шумом непонятного происхождения. Кто-то — судя по голосу, мужчина — громко рассмеялся. В доме был посторонний.

Харлан даже не заметил, как выронил рюкзак. Первой его мыслью было, что он попал в ловушку.

Глава 10

В ЛОВУШКЕ

Положение казалось безвыходным. Судьба словно издевалась над ним. В последний раз совершил он вылазку во Время, в последний раз решил он поиграть с Финжи в прятки; словно кувшин из старинной поговорки, в последний раз отправился он по воду. Надо же было ему попасться именно теперь!

Кто смеялся? Финжи?

Кто ещё стал бы выслеживать его, устраивать засаду и теперь упиваться своим торжеством?

Неужели всё потеряно? В первое мгновение Харлан был настолько в этом уверен, что ему даже не пришло в голову попытаться улизнуть или вернуться в Вечность. Он решил встретиться с Финжи лицом к лицу. Если понадобится, он убьет его.

Харлан крадучись направился к двери, из-за которой послышался смех. Выключив автоматический звуковой сигнал, он осторожно приоткрыл дверь рукой. Два дюйма. Три. Дверь скользила совершенно бесшумно.

В соседней комнате спиной к нему стоял человек. Для Финжи незнакомец был слишком худ и высок ростом, и, к счастью, это обстоятельство вовремя дошло до сознания Харлана и удержало его на месте.

Затем, по мере того как спадало охватившее их обоих в первый момент оцепенение, тот, второй, начал медленно, дюйм за дюймом поворачивать голову.

Однако прежде чем он повернулся вполоборота, Харлан, не успев даже как следует разглядеть его профиль, из последних сил в паническом ужасе отпрянул назад. Автоматический механизм беззвучно закрыл дверь.

Ничего не видя, Харлан пятился от двери. Он тяжело дышал, с трудом заглатывая воздух; сердце колотилось так, точно хотело выпрыгнуть из груди.

Финжи, Твиссел и весь Совет Времен, вместе взятые, не могли бы довести его до подобного состояния. Его лишил мужества вовсе не страх перед реальной опасностью, а скорее инстинктивное отвращение к тому, что могло сейчас произойти.

Он подобрал отложенные пленки и, неловко прижимая их к себе, ухитрился после двух неудачных попыток открыть дверь в Вечность. Ноги сами несли его. Каким-то чудом добрался он до 575-го, а затем до своей комнаты. Звание Техника, которое он только недавно по-настоящему оценил, снова выручило его. Встречные отворачивались и уступали дорогу.

Это было спасением, потому что на его мертвенно-бледном лице застыло выражение ужаса. Никто даже не взглянул в его сторону, и Харлан возблагодарил за это Время, и Вечность, и то слепое нечто, которое сплетает нити человеческой Судьбы.

Он не успел как следует разглядеть человека, стоявшего в комнате Нойс, но он был совершенно уверен, что не ошибся.

Когда Харлан впервые услыхал шум в доме Нойс, он смеялся, и звук, прервавший его смех, был звуком падения чего-то тяжелого в соседней комнате. Во второй раз кто-то рассмеялся в соседней комнате, и он, Харлан, уронил на пол сверток с пленками. В первый раз он, Харлан, обернулся и увидел, как закрылась дверь. Во второй раз он, Харлан, закрыл дверь, когда незнакомец начал поворачиваться.

Он встретил самого себя!

В один и тот же момент Времени и почти в одном и том же месте он встретил другого, более раннего Харлана, чуть было не столкнулся с ним лицом к лицу. Он допустил ошибку, настроился на уже использованное мгновение, и в результате он встретил самого себя: Харлан встретил Харлана.

Воспоминание о пережитом кошмаре преследовало его много дней, мешая работать. Он обзывал себя трусом и размазней, но ничего не помогало.

Вся его жизнь словно покатилась под уклон. Он мог совершенно точно провести роковую черту, с которой всё началось. Неудачи стали преследовать его с того самого мгновения, когда он в последний раз настроил управление Врат Времени на выход в 482-е и каким-то образом допустил ошибку. С тех пор дела шли плохо, просто скверно.

Изменение Реальности, произведенное в 482-м, только усугубило его уныние. За две прошедшие недели он нашёл три проекта Изменений Реальности, содержавших незначительные дефекты, и теперь выбирал между ними, не в силах решиться на активные действия.

Его выбор пал на проект Изменения Реальности 2456–2781, серия В-6 по ряду причин. Из всех трех оно было самым отдаленным во Времени. Ошибка в проекте была незначительной, но она влекла за собой человеческие жертвы. Кратковременная поездка в 2456-е, небольшой шантаж, и он узнает судьбу Нойс в новой Реальности и выяснит, что представляет собой её Аналог.

Но недавнее происшествие лишило его мужества. Тонко задуманная операция уже не казалась простой и легкой. Допустим, ему удастся выяснить природу Аналога Нойс — что дальше? Вернуть Нойс во Время в образе кухарки, прачки, работницы или кого-нибудь ещё? Разумеется. А что делать с самим Аналогом? С её мужем, если он у неё будет? С её семьей? С детьми?

Раньше он как-то не задумывался над этими вопросами, всячески избегал их: «Там будет видно…»

Сейчас он не мог думать ни о чём другом.

В состоянии полного упадка он валялся в постели, пренебрегая работой и презирая самого себя, как вдруг на противоположной стене засветился экран видеофона и он услышал голос Твиссела, в котором звучали усталость и недоумение:

— Харлан, что с тобой? Ты болен? Купер сказал мне, что ты пропустил несколько уроков.

Харлан попытался придать себе беспечный вид.

— Нет, Вычислитель Твиссел, я здоров. Немного устал — вот и всё.

— Ну что ж, мой мальчик, это простительно.