На Северо-Западном фронте (Сборник)

После этого выбрали другой запасной район в лесу северо-восточнее Даугавпилса, также определили места для расположения управлений и отделов и узла связи. Этот район намечался для расположения штаба, если противник вынудит отойти наши войска на рубеж Шяуляй - Паневежис.

Я ориентировочно подсчитал, какую работу нужно выполнить по устройству связи в каждом районе. Выполнив задание, мы должны были возвратиться в Ригу. В пути следования у нас поломалась машина. С трудом добрались до Паневежиса, оттуда я позвонил оперативному дежурному в Ригу и попросил его выслать за нами другую машину. Дежурный сообщил, что нас очень спешно разыскивает начальник штаба округа. Связываюсь с ним, пытаюсь доложить о случившемся, но он взволнованным голосом прерывает мой рассказ.

- Где начальник оперативного управления? Он мне срочно нужен.

- Он находится около машины в километре отсюда.

- Передайте, чтобы он немедленно направился в штаб. Сами же оставайтесь в Паневежисе и ждите нашего прибытия. Два часа тому назад туда выступил Семенихин со своей частью. Как только он прибудет, действуйте по большому плану. Вам понятно, о чем идет речь?

- Да, мне все понятно, - доложил я.

Мне было понятно, что нужно готовить связь из района Паневежиса для штаба Северо-Западного фронта. Наш разговор происходил во второй половине дня 19 июня 1941 г.

Обеспечив отправку начальника оперативного управления в Ригу, я сам остался в Паневежисе в городской конторе связи, ожидая прибытия полка связи.

Часы ожидания были весьма тревожными. Я старался восстановить в памяти план связи, сформулировать задачу полка связи. Был обеспокоен тем, как мои заместители справятся со своевременной рассылкой в войска документов по организации радиосвязи. Одновременно тревожили мысли о том, что многое еще не сделано или вернее сделано очень мало для обеспечения связи в случае немедленного начала войны. Волновали меня вопросы отмобилизования частей связи округа, а также снабжение их положенным имуществом.

До прибытия полка я старался сделать что-нибудь для ускорения развертывания связи. Я считал необходимым прежде всего обеспечить беспрепятственное выделение проводов сети для обеспечения связи фронта. Но как это сделать? Разговаривать открыто по телефону я не мог, шифром же я не располагал. И тогда пришлось поступить так. Связавшись по телефону с уполномоченным Наркомата связи в Литве, я предложил ему немедленно выехать в Паневежис для решения весьма важных вопросов. Он понял меня и через два часа со своим главным инженером был уже в Паневежисе. После моей краткой информации о положении дела приступили к подготовке связи для Северо-Западного фронта. Вначале все связи принимались в Паневежскую контору связи как бы с целью проверки, так как в районе расположения штаба фронта еще не было обслуживающего состава. Так, помню, установили мы телеграфную связь с Ригой (штабом округа) и Каунасом (штабом 11-й армии), Елгавой (штабом 8-й армии), а также с Москвой (Генеральным штабом). Все эти связи были между соответствующими предприятиями Наркомата связи. До прибытия начальника штаба я опасался устанавливать связь непосредственно со штабами в районах их полевой дислокации. Вскоре в Паневежисе появился наш полк связи. Он немедленно был направлен в район размещения штаба фронта для развертывания узла связи.

Затем 20 июня в район Паневежиса стали прибывать управления и отделы штаба. Окружное командование превратилось фактически во фронтовое, хотя формально до начала войны именовалось окружным. В Риге была оставлена группа генералов, офицеров, на которую возлагались функции руководства военным округом. Я стал возглавлять управление связи фронта. На должность же начальника отдела войск связи округа был назначен полковник Н. П. Акимов.

К моменту прибытия командования и штаба фронта связь была установлена по всем основным направлениям. Все сомнения и опасения в отношении установления связи с районами полевой дислокации штабов отпали.

Проводную связь с Генеральным штабом и со штабами армий установили без особого труда. Этому способствовала подготовительная работа, проделанная Паневежской конторой связи. Труднее оказалось установить связь с соседними штабами. Соседом слева у нас был Западный особый военный округ, штаб которого располагался в Минске. С трудностями добились составления прямого телеграфного канала по направлению Паневежис, Каунас, Вильнюс, Молодечно, Минск. Наконец удалось установить связь с минским городским телеграфом, но связи со штабом Западного особого военного округа установить нам не удалось.

Удачнее получилось с установлением связи с левым соседом по линии штабов армий. Соседней слева для нашей 11-й армии являлась 3-я армия Западного особого военного округа. Штаб этой армии находился в Гродно. Когда мы составили телеграфный канал от штаба 11-й армии, располагавшейся к тому времени в районе Козлова Руда, через Каунас, Вильнюс до Гродно, то на этом канале незамедлительно появилась связь со штабом 3-й армии.

Соседом справа у нас был Ленинградский военный округ. По существующим в это время положениям Ленинградский округ обязан был устанавливать связь с нами (тогда существовал принцип установления связи по фронту справа налево), но и мы принимали соответствующие меры к обеспечению этой связи. Устройство связи осложнялось трудностью составления прямого телеграфного канала, проходящего по территории четырех республик (Литвы, Латвии, Эстонии, РСФСР). В каждой из них сети проводной связи имели свои технические особенности, вызывающие сложности в составлении прямого канала. К тому же сказывались языковые различия обслуживающего состава. Перед началом войны нам не удалось установить прямую телеграфную связь со штабом Ленинградского округа.

Трудности вызывала организация радиосвязи в тот короткий срок, который диктовался обстановкой. Дело в том, что отдел войск связи округа несколько часов назад выслал все документы, относящиеся к организации радиосвязи, только в штабы армий и штабы соединений окружного подчинения. Но все эти документы, соответствующим образом переработанные, должны были пройти через корпусные, дивизионные, полковые и батальонные командные инстанция и дойти до экипажа каждой радиостанции. Эта сложная работа требовала продолжительного времени.

Надо было искать выход из создавшегося положения. Если поступить по строго установленным правилам, то мы смогли бы иметь нормальную радиосвязь по меньшей мере только через неделю. Обсудив с моим заместителем военным инженером 1-го ранга Н. П. Захаровым создавшееся положение, мы пришли к выводу, что радиосвязь во всех войсках округа нужно поддерживать по той организации, которая существовала в мирное время, на тех же частотах, с теми же позывными, которые назначались для повседневной работы в радиосетях. Новые же радиоданные (частоты, позывные, парольные сигналы), предназначенные для радиосвязи в военное время, ввести только на радиостанциях, обеспечивающих связь с Генеральным штабом и штабами соседних военных округов.

Для всех же войск округа новые радиоданные ввести только после того, как будет уверенность в том, что они получены всюду и доведены до экипажа каждой радиостанции. Так и поступили. Нам пришлось несколько отступить от существовавших тогда положений, но это было сделано во имя более надежного обеспечения управления войсками в наиболее ответственный момент.

Положение на государственной границе становилось вое более напряженным. Данными разведки подтверждалось усиленное движение фашистских воинских эшелонов по железной дороге Кенигсберг - Тильзит. Были сведения о том, что охрану государственной границы и наблюдение за нашей территорией с немецкой стороны поручено осуществлять полевым войскам. Продолжалось выдвижение немецко-фашистских войск непосредственно к государственной границе. У нас были сведения, что в Клайпедской области и Сувалковском уезде гражданскому населению предложено эвакуироваться в глубь страны. В районах: Рус, Тоттамишкен, Клокен, Тильзит закончено строительство понтонных мостов через р. Неман. Меняли свою дислокацию, передвигаясь ближе к государственной границе, некоторые соединения нашего округа (48-я и 11-я стрелковые дивизии, 402-й гаубичный артполк и др.). Штабы армий и соединений расположились в полевых районах. Одним словом, в воздухе сильно пахло войной.

В ночь с 21 на 22 июня в штабе Северо-Западного фронта отдыхающих не было, все чего-то ожидали. В 0 часов 20 минут на телеграфной ленте аппарата Бодо, работающего с Москвой, появились требовательные слова: "Немедленно к аппарату начальника штаба для приема весьма важного". Дежурный по связи доложил начальнику штаба, мне и оперативному дежурному. Через минуту ответ в Москву: "У аппарата Кленов". "Принимайте директиву народного комиссара обороны". Слово за словом начала передаваться директива о возможном нападении немецко-фашистской армии на нашу страну и о требовании приведения всех частей округа в полную боевую готовность. В этой же директиве содержалось предостережение не поддаваться ни на какие провокации, могущие вызвать крупные осложнения.

Через два часа последовала директива нашего Военного совета о скрытном занятии основной оборонительной полосы, выдвижении полевых караулов для охраны дзотов в предполье, постановке противотанковых мин и приведении в готовность номер один противовоздушной обороны. В этой директиве повторялись слова директивы Наркома обороны, предостерегающие о возможной провокации со стороны немецко-фашистских войск.

На рассвете 22 июня войска нашего фронта, находившиеся на государственной границе, около 4 часов утра подверглись сильному артиллерийскому обстрелу и удару с воздуха. Одновременно вражеская авиация нанесла мощные удары по основным аэродромам, портам и крупным железнодорожным узлам: Рига, Вентспилс, Лиепая, Шяуляй, Каунас, Вильнюс, а также по основным приграничным коммуникациям: Тауроге - Шяуляй, Кибарта Каунас и Кальвария - Алитус.

Впервые я увидел фашистские бомбардировщики, когда они пролетали над районом расположения штаба фронта. Штаб не бомбили, видимо, нас спасала хорошая маскировка. Между тем, гитлеровцы, очевидно, предполагали, что в районе Паневежиса должен быть наш штаб, но они точно не знали места расположения. Попытку бомбардировки района они все-таки сделали. Несколько бомб гитлеровцы сбросили на группу передающих радиостанций штаба военно-воздушных сил, расположенных на расстоянии 10 - 12 км от штаба фронта. В результате этой бомбардировки вышла из строя автомобильная радиостанция, а у двух других радиостанций были повреждены антенные устройства. От ударов немецкой авиации сильно пострадала проводная связь на территории Северо-Западного фронта. Наиболее сильно был разрушен узел связи в Шяуляе и Укмерге, частично повреждены узлы связи в Каунасе и Вильнюсе, Лиепае, а также многие линии, особенно проходившие вдоль железных и шоссейных дорог. В результате была нарушена проводная связь штаба фронта почти по всем основным направлениям.

Мы пытались составить каналы связи по обходным направлениям я уцелевшим линиям. Работники узла связи и Паневежской конторы связи старались выявить исправные линии и узлы связи и установить характер повреждений и разрушений.

Живучесть связи, т. е. своевременное устранение повреждений на линиях и узлах связи, обеспечивалась строительными и эксплуатационными частями связи фронта и армий, которых было очень мало. Достаточно сказать, что по существовавшим в то время нормам во фронте и трех армиях должно быть в общей сложности около 40 линейных рот, в наличии же в первый день войны было всего лишь 5 рот, или 12,5% от потребности. Линейные колонны гражданских предприятий связи тоже были малочисленны и рассчитаны на устранение случайных повреждений, появляющихся на линиях связи в повседневной мирной жизни.

В такой тяжелой обстановке приходилось начинать обеспечение связи войск Северо-Западного фронта в первые дни войны.

Между тем связь была крайне необходима, так как немецко-фашистские войска после сильного артиллерийского обстрела и мощного авиационного удара перешли в наступление на всем фронте. Оборона наших войск оказалась прорванной на нескольких участках.

Командующий фронтом, штаб, начальники родов войск требовали сведений о положении и состоянии войск, а эти сведения поступали нерегулярно, с большими перерывами.

Впрочем, тяжелое положение было только с проводной связью. Что касается радиосвязи, то в большинстве случаев она не использовалась на первых порах из-за недостаточной подготовленности штабных работников, которые не умели ее применять для управления войсками. Были и такие командиры, которые опасались, что противник, уловив работающие радиостанции, может установить местонахождение штаба и уничтожить его. Они обычно запрещали развертывать радиостанции вблизи своих штабов, а на вопрос, почему они не держат радиосвязь, отвечали, что радиостанции отстали. Иногда радиосвязь не могла быть использована вследствие частого перемещения штабов. Короткими сигналами по радио информацию передавать еще не умели, а для передачи, да еще шифрования громоздких радиограмм недоставало времени. Так и получалось, что при наличии технических возможностей общевойсковые командиры не могли использовать радиосвязь для управления войсками. Правда, были и другие причины, не позволявшие эффективно использовать радиосвязь с началом войны, в частности, в некоторых случаях дальность действия радиостанций оказывалась меньшей, нежели расстояние до штаба. Нередко случалось, что радиостанции уничтожались противником или просто некоторые войсковые части не были ими укомплектованы.

К концу первого дня войны обстановка на Северо-Западном фронте сложилась исключительно тяжелая. Против 11-й армии и левофланговых соединений 8-й армии наступали главные силы группы армий "Север" и левое крыло группы армий "Центр". Передовые части 4-й танковой группы к вечеру прорвались к р. Дубиссе в 35 км от Каунаса, а дивизии первого эшелона 3-й танковой группы переправились через Неман в 60 км южнее Каунаса в районе Алитуса и Мерчи.

В результате ударов противника войска 11-й армии оказались рассеченными на части и были вынуждены с большими потерями поспешно отходить на Каунас и Вильнюс. Фланги нашей 8-й армии и 3-й армии Западного фронта стали открытыми. На каунасском и вильнюсском направлениях не оказалось сил, способных противостоять огромной силе танковых и моторизованных немецко-фашистских войск. На остальных участках фронта наши войска под давлением превосходящих сил противника также отошли от государственной границы на 10 - 15 км. Большие потери понесла в этот день авиация фронта. Много самолетов было уничтожено непосредственно на аэродромах.

Сложившаяся к концу первого дня войны обстановка заставляла серьезно задуматься о подготовке связи для штаба фронта из запасных районов. Ведь накануне войны в этих районах были только намечены места расположения управлений и отделов, а практически по оборудованию связи ничего не удалось сделать.

В ночь на 23 июня я направил начальника оперативного отдела майора В. В. Звенигородского для подготовки узла связи в районе Рокишкис. Для этой цели выделялась кабельно-шестовая рота под командованием лейтенанта Жабина и некоторое станционное оборудование и радиостанции из фронтового полка связи.

В это же время для подготовки узла связи во втором запасном районе выехал мой заместитель полковник И. П. Сельков, в распоряжение которого выделить что-либо из средств не представлялось возможным. Он должен был для оборудования узла и постройки соединительных линий использовать гражданских специалистов Даугавпилской конторы.

В сложившейся обстановке к вечеру первого дня войны командующий фронтом принял решение силами стрелковых соединений 11-й и 8-й армий остановить противника и не дать прорваться ему на Шяуляй, Каунас и в Вильнюс, а силами танковых соединений этих армий нанести контрудар по группировке противника, прорвавшейся к Дубиссе и Неману и, разгромив противника, восстановить положение войск по государственной границе. Танковые войска должны были нанести один удар из района северо-западнее Шяуляя (12-й механизированный корпус), а второй - из района Кайданы (3-й механизированный корпус). Такое решение было принято во исполнение приказа наркома обороны, который вечером 22 июня потребовал, чтобы с утра следующего дня войска перешли в решительное наступление на направлении главного удара.

Для обеспечения управления войсками в период удара нами были проведены некоторые мероприятия, в частности, была организована непосредственная радиосвязь штаба фронта с каждым механизированным корпусом (кроме того, каждый из корпусов имел радиосвязь со штабом своей армии). На случай, если эта связь по каким-либо причинам нарушалась, предусматривалась возможность установления радиосвязи со штабом каждой танковой (моторизованной) дивизии. Со штабами 8-й и 11-й армий порядок поддержания связи не изменился, но начальники связи армий были предупреждены о необходимости более широкого использования радиосвязи.

Мероприятия, намеченные решением командующего фронтом, войскам, к сожалению, осуществить не удалось. Стрелковые соединения, понесшие накануне большие потери, несмотря на самоотверженные действия, не могли приостановить движение крупных танковых сил немецко-фашистских войск.

Не дали ощутимых результатов и контрудары танковых соединений. Танковые дивизии 12-го механизированного корпуса в районе Калжиненай и Немакшчай подверглись сильной бомбардировке противника и вступили в бой с превосходящими силами. Они успеха не имели и, потеряв значительную часть танков, вынуждены были в ночь на 24 июня выйти из боя и сосредоточиться в лесах в 15 - 20 км северо-западнее Шяуляя. В двух танковых дивизиях осталось только 35 танков. В этих боях почти полностью был уничтожен отдельный батальон связи корпуса.

Несколько удачнее были боевые действия 2-й танковой дивизии 3-го механизированного корпуса, наносившей удар из района Кейданы. Эта дивизия 23 июня разгромила 100-й моторизованный полк, уничтожила до 40 танков и 18 орудий противника, а затем была отрезана от своих войск 56-м моторизованным корпусом и оказалась в окружении, совершенно не имея горючего.

К вечеру второго дня войны вражеские войска расширили прорыв на стыке нашего и Западного фронтов до 130 км. К исходу 25 июня передовые части противника проникли в полосе действий Северо-Западного фронта в глубь нашей территории на 120 - 130 км.

Неимоверно трудно было обеспечивать управление войсками Северо-Западного фронта. Войска фронта отступали по расходящимся направлениям. Соединения 11-й армии, понесшие большие потери и отрезанные от соседей, с тяжелыми боями отходили по лесным дорогам в полоцком направлении. В том же направлении отходил и штаб армии, располагаясь иногда на территории, контролируемой противником. Войска 8-й армии, хотя и сохранили свою боеспособность, но непрерывно подвергались ударам с воздуха, атакам противника с фронта и открытого левого фланга. Во избежание возможного окружения они вынуждены были отходить на Ригу. Между армиями образовался большой разрыв: штаб фронта, находясь в районе Паневежиса, оказывался на опасном направлении, почти не прикрытом нашими войсками.

Поздно вечером 25 июня начальник штаба фронта приказал мне доложить о состоянии связи в запасных районах. Докладываю, что в районе Рокишкис узел связи и соединительные линии почти готовы, а во втором запасном районе, что восточнее Даугавпилса, практически ничего не сделано. Находящийся там полковник Сельков полевых средств не имеет, а за счет гражданских предприятий ему ничего не удалось сделать.

- Готовьте связь в новом районе, завтра с раннего утра штаб перемещается в район Даугавпилса, - указал генерал Кленов.

- Как в район Даугавпилса, ведь сначала намечалось перемещение в Рокишкис? - спросил я.

- Нет, переход в Рокишкис отпадает, переходим в Даугавпилс и будем там к вечеру завтрашнего дня. Имейте в виду, что здесь связь снимать нельзя, так как оперативная группа, которая будет осуществлять управление во время перемещения штаба, остается на месте.

Скажу откровенно, такое распоряжение меня ошеломило. Положение создалось крайне тяжелое. Не было ни средств, ни времени для подготовки связи штаба фронта из нового района. Кое-какие средства удалось демонтировать на узлах связи в Рокишкисе и Паневежисе, но все это были полумеры. В пашем распоряжении оказывались такие средства, с помощью которых можно было обеспечить связь для штаба дивизии, а отнюдь не для штаба фронта.

С рассветом 26 июня штаб фронта огромной колонной, более сотни автомашин, выступил из леса восточнее Паневежиса на Крустпилс и далее на Даугавпилс. Вдруг в небе появился вражеский самолет-разведчик. Вскоре он привел шестерку бомбардировщиков. Одна, другая, третья ... посыпались фашистские бомбы на нашу колонну. Несколько машин было подбито. Некоторые машины охватило пламенем. Загрохотали зенитки. Движение колонн прекратилось. Люди побежали в сторону от дороги. Это был наглядный урок того, как нельзя перемещать крупные штабы во время войны. После этой бомбардировки я просил разрешения у начальника штаба ехать в Даугавпилс отдельно от колонны, мотивируя это необходимостью скорейшего прибытия в новый район, для руководства подготовкой связи. Разрешение было получено.

Невеселая это была дорога на Даугавпилс. В голове одна мысль: как обеспечить связь штабу фронта при крайней ограниченности средств и времени? Надежды на то, что мой заместитель полковник Сельков при возникших трудностях успел что-либо сделать, откровенно говоря, у меня было мало. Единственное, на что можно было рассчитывать, это на использование гражданских средств Даугавпилсской конторы связи. Как бы в дополнение к этим тревожным мыслям приходилось наблюдать по дороге следы работы вражеской авиации, воронки, разрушенные линии связи, а не доезжая 10 - 15 км. до Даугавпилса, мы оказались свидетелями налета фашистских бомбардировщиков на наш аэродром, который находился в непосредственной близости к дороге.

Может быть, в этой трагедии есть и наша вина - связистов, подумал тогда я, может быть, связь не обеспечила своевременную передачу сигналов оповещения о воздушной опасности. Получив во время информацию о воздушном противнике, наша авиация могла бы подняться в воздух, противодействовать противнику, а так она погибла бесславно на аэродроме.

В Даугавпилс я приехал на несколько часов раньше штаба, так как ехал по более короткому маршруту и с большей скоростью. В намеченном для расположения штаба районе ничего в отношении связи не было сделано. Полковнику Селькову с группой удалось лишь развезти и размотать провода для соединительной линии.

Действительно, вдоль дороги на земле было протянуто) несколько проводов, но ни одного столба для устройства линии не было не только установлено, но и вообще доставлено на трассу. При таком положении узел связи может быть готов не раньше чем через три-четыре дня, даже при достаточном количестве рабочей силы.

Единственным выходом, как я и предполагал, было использование в качестве узла связи штаба телеграф Даугавпилсской конторы связи. В этой конторе оказалась подготовленной телеграфная станция в подвальном этаже, ее и решили использовать для штаба. Наскоро были скроссированы каналы связи на коммутатор резервной станции. Затем появилась телеграфная связь с Генеральным штабом, добились установления связи с нашей оперативной группой в Паневежисе и с Ригой, вблизи которой в это время должен был находиться штаб 8-й армии. Во дворе телеграфа развернули полевую радиостанцию, прибывшую из Паневежиса вместе с группой связистов фронтового полка связи. С помощью этой радиостанции пытались установить связь со штабом 11-й армии, который должен находиться где-то восточнее Каунаса, и со штабом 27-й армии, находившимся в пути из Риги на Резекне.

К вечеру в Даугавпилс прибыл Военный совет и штаб фронта. Весь руководящий состав собрался у телеграфа. Все ждали сведений, информации о положении дела на фронте, а сведения поступали очень скудные. От оперативной группы из Паневежиса получили данные о том, что немецко-фашистские войска стремительно продвигаются к Западной Двине в направлении на Даугавпилс. Как бы в подтверждение этому сообщению противник начал обстреливать город, его передовые части вплотную подходили к левому берегу Западной Двины.

Командующий генерал-полковник Кузнецов дал команду: "По машинам!" Спешно погрузились в машины. Я хотел узнать, куда едет штаб. Командующий ответил: Следовать за мной. Я в пути дам указания. Предупреждаю группу связистов полка, - следовать по дороге на Резекне. Дежурному по связи даю указание передать в Рокишкис майору Звенигородскому и в Паневежис полковнику Семенихину со всеми средствами пробиваться через Крустпилс на Резекне. С собой беру одну автомобильную радиостанцию, строго-настрого приказываю начальнику станции и шоферам не отставать от моей машины.

Время не ждет. Противник обстреливает город. Наконец, машина командующего тронулась в путь, остальные - за ней. Непроглядная ночь. Фарами пользоваться запрещено. Идем с небольшой скоростью. Проехали километров 35 и остановились. Командующий решил разместить штаб фронта в лесу, в 3 - 4 км вправо и влево от шоссейной дороги и сам стал указывать какому управлению в какой части леса располагаться. Я доложил начальнику штаба, что нельзя здесь располагать штаб, так как совершенно нет никаких средств связи. Пробую убедить в том, что целесообразно расположить штаб в районе крупного узла гражданской связи - в Резекне, что для этого нужно проехать еще 50 - 60 км. Там будет хоть какая-нибудь возможность установить связь с войсками. К сожалению, мои соображения не были приняты во внимание. Штаб продолжает устраиваться в лесу.

Радиостанция не отстала от меня ни на шаг. Остальная группа связистов задержалась с демонтажем аппаратуры в Даугавпилсе и еще не подошла. Таким образом получилось, что все средства связи штаба Северо-Западного фронта в этот момент состояли из одной автомобильной радиостанции (11-АК). Вдруг я увидел в лесу линию проводной связи. Стали думать, как бы эту линию использовать. Среди имущества радиостанции оказался индукторный телефон. Включились в линию и установили, что линия связывает дом лесника с телефонной станцией Боровая, через которую можно связаться с узлом связи Резекне, а через него - с Москвой. В Резекне в конторе связи оказался наш военный представитель. Я дал ему указание срочно обеспечить для нас связь с Москвой. Через некоторое время сообщают, что Москва на проводе. Незамедлительно прошу соединить со станцией наркомата обороны и далее - с приемной начальника Генерального штаба. У телефона офицер для особых поручений. Я, обрадованный, бегу к командующему и докладываю, что установлена телефонная связь с Москвой, с кабинетом начальника Генерального штаба.

Командующий далеко не разделял мою радость. Он проворчал: "Что толку в вашей связи с Москвой, сейчас потребуют доклада о положении войск, а что докладывать? Связи нет ни с одной армией, что делают войска - не знаем, идите, разговаривайте сами с Москвой... Вы с армиями обеспечьте связь, это меня больше всего интересует".

В ответ на это я доложил командующему, что при данном расположении штаба фронта и почти полном отсутствии полевых средств связи нельзя установить связь со штабами армий и просил его немедленно дать указание о перемещении штаба фронта в Резекне, мотивируя тем, что оттуда удобнее использовать для нужд штаба гражданскую связь.

Командующий согласился на перемещение штаба в Резекне. Крайне необходима была связь с войсками, чтобы получить хоть какие-нибудь данные о их положении и состоянии. Но полевых средств связи в наличии не было. Командующий и начальник штаба нервничали. Собрались переезжать в Резекне, но, чтобы там установить связь, нужны средства, а их все нет. Ни майор Звенигородский, ни полковник Семенихин пока также не давали о себе знать. Ждал, что они прибудут. А вдруг нет? Что тогда? В крайнем случае, предложу опять такой же вариант, как в Даугавпилсе, - разместиться прямо в гражданской конторе связи Резекне. С такими мыслями выехал в Резекне несколько раньше штаба. К моему счастью, в Резекне уже находился майор Свенигородский со средствами полка связи. Я очень обрадовался этой встрече. Уж очень кстати в тяжелый момент он оказался здесь.

С помощью этих средств и широкого использования местных проводных линий была установлена проводная и радиосвязь с Генеральным штабом, штабами 8-й и 27-й армий, а со штабом 11-й армии - только по радио, так как этот штаб в то время находился в районе, окруженном противником.

Печальный опыт размещения штаба фронта в неподготовленном районе был учтен. Начальник штаба фронта своевременно дал указания о подготовке нового места для штаба фронта в лесу в нескольких километрах юго-западнее Пскова. Узел связи фронта в этом районе заблаговременно подготавливал командир полка связи полковник П. Ф. Семенихин.

К вечеру 27 июня штаб Северо-Западного фронта перешел в район Пскова. В связи с этим несколько улучшилась связь с Генеральным штабом, штабом 27-й армии, штабом группы генерала С. Д. Акимова (помощника командующего по боевой подготовке), действовавшей на даугавпилсском направлении, а также со штабами соединений, составлявших фронтовой резерв. Очень неустойчивая связь была с 8-й армией, которая отходила в направлении на Таллин. Проводная связь со штабом этой армии дочти не работала, а радиосвязь хотя и работала устойчиво, но использовалась крайне недостаточно. Бывало на неоднократные запросы о положении войск вообще не поступало никаких ответов, иногда отвечали, что вблизи радиостанции нет оперативных работников, или оказывалось, что штаб снялся, не предупредив радиостанцию, вследствие чего она отстала и не может догнать и отыскать штаб. Одним словом, находилось много причин, в результате которых информация о боевых действиях 8-й армии поступала нерегулярно, с большим запозданием, хотя возможности для ее передачи были. Иногда информация о боевых действиях из штабов армий в штаб фронта не поступала из-за того, что в самих штабах армий не было этой информации. В некоторых случаях штаб фронта не информировался, поскольку положение наших войск было очень неблагоприятным и командование все ждало изменений в лучшую для нас сторону. Интересно, даже, пожалуй, трагично получилось с радиосвязью с 11-й армией. Штаб этой армии, как я уже говорил, из района Каунаса отходил с войсками в направлении на Полоцк. С ним у нас была радиосвязь, с помощью которой штаб фронта получал довольно регулярно информацию.

Однажды меня вызвал к себе командующий Кузнецов.

- Подойдите сюда, - обратился ко мне командующий, - посмотрите на эти документы, - сказал он, указывая на несколько разложенных в ряд телеграмм.

Я внимательно прочитал каждую телеграмму (их было пять-шесть). В них командующий 11-й армией генерал-лейтенант В. И. Морозов доносил о тяжелом положении в полосе действий армии и просил об оказании помощи. В последних телеграммах были гневные упреки в адрес командующего фронтом по поводу бездействия в отношении помощи в выходе из окружения войск 11-й армии.

- Ну, что, прочитали? - спросил меня командующий.

- Так точно, прочитал, - ответил я.

- Какой ваш вывод?

- Из этих документов я понял, что положение армии очень тяжелое, что войска ведут боевые действия, находясь на территории, окруженной противником... - пытался я доложить командующему.

- Ничего вы не поняли, я говорил вам, что вы не военный человек, не можете анализировать факты. Вы знаете генерала Морозова?

- Да, знаю, - ответил я.

- Может ли такой дисциплинированный и тактичный человек, как Морозов, писать в такой грубой форме, как в этих шифровках?

- Может, если к этому вынуждает обстановка. Видно, ему сейчас очень тяжело, - сказал я в ответ.

- Вот такой ответ я и предполагал получить от вас. Не военный ответ. Морозов не может так писать. Не кажется ли вам, что эти шифровки мы получаем не из штаба 11-й армии, а от наших врагов? Ведь можно допустить, что штаб 11-й армии попал в плен, не успев уничтожить шифры. Могла попасть к врагу и радиостанция. Вот фашисты, используя наш порядок передачи телеграмм, пытаются нас спровоцировать на ведение неправильных боевых действий. Вот как нужно подходить к анализу документов. Необходимо быть очень бдительным. Вы недостаточно глубоко и всесторонне анализируете факты.

- Но разрешите доложить, радисты ведь друг друга по почерку узнают. Ничего подозрительного на радиосвязи со штабом 11-й армии не отмечалось.

- Почерк может и не измениться: те же радисты 11-й армии под угрозой смерти работают на радиостанции, а их работа контролируется немцами. Вот что - немедленно прекратите связь с так называемым штабом 11-й армии, а фактически с фашистами.

- Слушаюсь, но позвольте хоть прием от них производить и на вызовы отвечать. Ведь, может быть, штаб армии не пленен...

- Вы слушайте, что вам говорят и потрудитесь выполнять приказание. Надеюсь, что вам теперь все ясно? Можете идти.

Долго я думал над приказанием командующего. Проще всего было прекратить связь, формально приказание было бы выполнено. А по существу от этого формализма могло быть очень плохо. Нарушалось руководство группой войск, находящихся в сложных условиях на территории, окруженной врагом. Другими средствами обеспечить управление было невозможно.

Вызываю своего заместителя по радио Захарова, спрашиваю:

- Как, Николай Петрович, радиосвязь со штабом 11-й армии?

- Нормально, сейчас нагрузки нет, но связь проверяется регулярно через каждые 15 минут.

- Знаешь ли, Николай, я только что получил приказание прекратить эту связь. Командующий предполагает, что мы связь поддерживаем не со штабом армии, а с гитлеровцами.

- Ну, это чепуха. Связь мы поддерживаем с первого дня войны без нарушения. Прекращаем ее только на время передвижения нашей или их радиостанции. Ничего подозрительного не замечали. Нет никаких оснований для таких предположений.

Я передал ему свой разговор с командующим.

- Да, не выполнять приказание нельзя, но выполнение грозит катастрофой. Знаете, я на вашем месте не выполнял бы приказания, не прекращал бы связи.

Поразмыслив немного, я решил обратиться к члену Военного совета корпусному комиссару П. А. Диброва. Он внимательно выслушал меня, спросил:

- Есть ли у нас такая радиостанция, через которую можно вести телефонный разговор со штабом армии?

- Да, есть. Это можно сделать с помощью или радиостанции 11-АК, или РАТ, - доложил я.

- Так вот что мы сделаем: через радиостанцию свяжемся по телефону со штабом. Я буду лично говорить с членом Военного совета армии о таких вещах, которые известны только нам двоим. Если ответы будут правильные, а голос будет знакомый, то опасения, что радиосвязь поддерживается с немцами, отпадут. Пусть кто-нибудь мне покажет, где эта радиостанция и как нужно вести переговоры.

Я поручил Н. Н. Захарову обеспечить переговоры члена Военного совета со штабом 11-й армии и был уверен, что они пройдут успешно и нам не придется прекращать связи со штабом армии.

Однако получилось так, как нельзя было ожидать. А произошло следующее: Диброва и Захаров пришли на радиостанцию РАТ. Захаров приказал дежурному оператору установить связь в телефонном режиме со штабом 11-й армии. Оператор, дав соответствующие указания механику, через несколько минут доложил, что связь готова. Диброва, взяв микрофон, передал в эфир позывные, назвал открыто себя и просил пригласить для переговоров члена Военного совета армии.

Армейская радиостанция повторила принятый разговор и ответила: "Сию минуту пригласим..."

Но эта минута длилась очень долго. Наши радисты, по приказанию Диброва и Захарова, несколько раз запрашивали армейскую станцию, скоро ли подойдут для переговоров. Вначале поступали ответы: "Ждите, за ним пошли". Так продолжалось около часа. Диброва не стал больше ожидать и, дав указание о том, чтобы его известили, когда будет член Военного совета армии на радиостанции, ушел в штаб. Наконец, армейская радиостанция совсем перестала отвечать на наши вызовы. Пытались вызвать их в телеграфном режиме на основной и запасной частотах. Все было тщетным, ответа не поступало. Предполагая, что у армейской радиостанции отказал передатчик, наши радисты все же не переставали ее регулярно вызывать. Они не хотели терять связи и надеялись, что приемник в армии их слышит. Чтобы не пропустить появления армейской радиостанции в эфире, были выделены четыре приемника, которые контролировали основную и запасную частоту связи. Результатов никаких. Только атмосферные помехи, да какая-либо случайная передача прослушивались в телефонных наушниках приемников.

Более двух суток велось такое наблюдение. Армейская станция не отвечала на наши вызовы. Десятки предположений высказывались по этому поводу. Мы терялись в догадках о причинах потери связи.

Как-то при встрече командующий спросил меня:

- Что, прекратили связь с фашистами? - он имел в виду радиосвязь со штабом армии.

- Да, штаб 11-й армии по каким-то причинам сам прекратил с нами связь. Вот уже двое суток они не отвечают на наши вызовы.

- Поняли, что нас не обманешь, поэтому и прекратили с нами связь. Вот вам еще урок, будьте бдительны и внимательны, учитесь анализировать и наблюдать явления.

Помню, что мне тогда довод командующего войсками показался неубедительным. Очевидно, думал я, у меня недостаточно развито политическое и оперативное чутье и поэтому я не понимаю командующего, а он, может быть, и прав. И передо мною тогда возникало много недоуменных вопросов. Почему радиостанция 11-й армии перестала отвечать на вызовы не сразу после того, как член Военного совета фронта начал переговоры, а спустя значительное время? Почему член Военного совета армии не подошел к радиостанции, хотя радисты утверждали, что за ним послали? Эти и другие подобные мысли давали основание для подтверждения правильности и логичности рассуждения командующего. Но вместе с тем вставали и другие вопросы и представлялся другой ход рассуждений. Могло быть, что в штабе оставалась одна радиостанция и она могла быть выведена из строя во время переговоров. Мог быть в этот период и пленен штаб армии, но тогда радисты хоть бы одно слово передали об этом факте. Все-таки я и мой заместитель Н. Н. Захаров склонялись больше к тому, что в штабе армии разрушена радиостанция.