Кукаркин Евгений
Кто же я
Евгений Кукаркин
Кто же я?
Написана в 1996 г. Приключения.
ПРОЛОГ.
До чего же дурацкая местность. Ни деревца, ни кустика. Только хмурое небо, серая земля, с наваленными беспорядочно камнями и редкие пятна ягеля, выглядывающие среди камней.
- Вставай, Валенок.
Так обзывает меня дядя Иван, брат моего отца, который по блату, как летчик, привез на своем вертолете в этот глухой угол.
- Бери вещи, вон яранги.
Яранги я не увидел, но увидел дымы за холмом. Дядя Иван взвалил на себя рюкзак, баул и двинул в сторону дыма. Взяв свой тощий чемодан, я поплелся за ним.
С холма открылся объемный вид. Серый, чугунный океан создавал белую кромку у темного берега. Несколько грязных шатров, с ровными столбиками дыма над ними, сгруппировались на возвышенности. Все, одинаково одетые фигуры людей, стоящих у шатров, были обращены лицами к нам. Неуверенно тявкнула собака и ее короткий звук продолжила разноголосица собачьего лая.
Дядя Иван ткнул рукой в сторону людей.
- Что-то я не вижу яранги шамана.
Он торопливо пошел к шатрам и выкатившейся, шумной своры собак.
Дядю узнали все, даже собаки. Несколько из них, стали высоко подпрыгивать, чтобы лизнуть его лицо. Дядя отбивался от них баулом и они успокоились, когда подошел первый улыбающийся человек и крикнул на них.
Меня все игнорировали.
Вокруг дяди образовался плотный кружок, бесконечно задающих вопросы, людей. Второй круг, менее плотный с разрывами, составляли собаки. Я стоял за этими двумя кругами и с любопытством оглядывался вокруг. Вдруг дядя очнулся.
- Эй, Валенок, иди сюда.
Мне попалась на пути, полулежащая на спине, собака, которая с удовольствием чесала задней ногой возле своего уха. Она на меня посмотрела таким взглядом, что я понял свою полную непригодность в этом мире. Собака демонстративно медленно поднималась и, потом, отошла. Люди расступились передо мной.
- Знакомьтесь, - сказал дядя. - Это Андрей, племяш мой. Хочу его у вас оставить.
Квадратные лица, с маленькими щелочками раскосых глаз, пристально изучали меня.
- Ваня, - обратился к дяде старик, судя по редкой, седой бороде, - А что значит племяш?
- Сын моего брата.
- А что значит, Валенок? - не унимался тот же голос.
- Валенок - это обувь такая, сделана из войлока. У нас по русскому обычаю, иногда называют так непутевых людей.
Головы дружно закивали, как будь то чего поняли.
- Болен у меня племяш. - продолжал дядя. - Привез его к шаману. Хочу, чтоб он его полечил. Тамошние врачи, - он кивнул в сторону бугра, за которым мы приземлились, - уже не могут его лечить. А где Вылка? Я его чего-то не вижу?
- Шаман к оленям уехал. Дед Богхун умирает, вот шаман его и наставляет в другой путь, - ответил старик.
- Когда он будет?
- Как олени тронуться на новые места, так он здесь и появиться.
- Ага, - глубокомысленно протянул дядя. - Так кто его возьмет? - и он ткнул пальцем в меня. - Я сейчас ведь улетаю на материк, обратно.
- Давай ко мне, - заявил старик. - Нас в яранге двое.
Все лица заулыбались мне, а стоячие собаки даже завертели хвостами, в знак того, что берут в свою компанию. Дядя, вместе со мной, в окружении местных людей и собак пошли к яранге старика.
В центре большого, почти черного, шатра, горел костер, над которым раскачиваясь булькал котел. Дым неправильными струями зарождался над пламенем и неохотно сужался и полз в центральную дырку шатра. У стен яранги, помимо нар, стояли четыре бочки и плохо сколоченный стол, валялись вороха одежды, несколько ружей и два сундука. Пахло отвратительно. Запах дыма перемешивался с запахом пищи, кожи, не мытого человеческого тела и параши.
- Ну вот, Андрей, твое место.
Дядя скинул рюкзак и бросил баул на нары.
- Хозяин здесь хороший. Зови его дед Саша. Они все здесь крещеные, поэтому не удивляйся русским именам. Так ведь дед?
- Да, да. Зови Сашей.
- А это хозяйка. Баба Надя.
У стола сидела седая бабка с черными усиками над губой. Она затягивалась из длинной трубки и дымила, как самовар.
- Ну я пойду, Андрей, пока.
Дядя обнял меня и пошел на выход из шатра.
- Дед, проводи меня. Там я кое-что привез. Надо сюда принести.
- Пошли, Ваня, пошли.
Они ушли и мы остались в яранге с бабкой. Она молчала, дымила и смотрела на меня. Я так устал от дороги, что присев на нары, вдруг, увидел как расплывается и размывается бабкино лицо и я проваливаюсь куда-то, глубоко в темноту...
Проснулся я от жары. Ворох одежды из шкур, был наброшен на меня. Через раздвинутый полог шатра смотрело ясное утро. Бабка сидела, как и вчера и также тянула трубку. Дед, сидя на нарах, обтачивал клык моржа.
- Однако, ты долго спишь, - заметив, что я зашевелился, сказал дед.
- Я сейчас.
Я вылез из под одежды и выполз на свежий воздух.
Краски природы, от солнца изменились. Все стало светлей и ярче. Даже свалка банок у каждой яранги, поражала своей цветностью наклеек. Я справил нужду и почувствовал, что в общем-то жить можно. Погуляв по побережью, я вернулся в ярангу. В ней ни чего не изменилось. Бабка сидела и дымила, дед строгал кость. На столе стояла миска, накрытая полотенцем.
- Иди поешь, - вдруг прорезался у бабки охрипший, мужской голос.
Под полотенцем, в миске лежал здоровенный кусок варенной рыбы. Рядом стояла кружка крепкого чая. Я поел и поблагодарил хозяев. Сев на нары, я подумал чем бы заняться. Здесь с тоски умрешь, если ничего делать не будешь. Мое внимание обратили ружья, сваленные кучей у нар, особенно длинное, с толстым стволом и старинным кремневым замком.
- Можно посмотреть?
Никто не сказал ни слова.
Я поднял ружье и пытался оттянуть боек. Боек не оттягивался, он падал. Ружье было испорчено. Я полез в карман и вытащил складной ножик, с массой различных приспособлений. Потом принялся отвинчивать и разбирать замок. Аккуратно разложив части на нарах, я разобрался - не хватает двух деталей: пружины и оси с зацепом от пружины. Видно не раз пытались ружье починить, но потеряв детали, бросили эту затею. Я вышел из яранги и стал искать подходящее железо для работы. Кроме невесть откуда заброшенной рессоры, разъеденного гаечного ключа и кучи ржавых гвоздей, не нашел ни чего.
В яранге, когда я вошел, на нарах уже сидело несколько человек и как они только появились. Это были, в основном старики. Часть из них курила, другая половина неподвижно уставилась на разобранное ружье на нарах. Я поздоровался и, не получив ответа, занялся своим делом. Прежде всего, удалось снять плоскую пружину с ножниц моего перочинного ножа. Потом, положив рессору на край бочки, начал гаечным ключом расплющивать на ней, центр длинного гвоздя, превратив его в овальный блин. На угле рессоры, я согнул блин пополам и заклепал туда пружину. Разрубив гвоздь с двух сторон, получил ось с заклепанной пружиной. Далее дело техники. Собрал ружье, оттянул боек и нажал на курок. Оказывается кремень был на месте и искры засверкали во все стороны.
В углу, где стояли ружья, валялось несколько мешочков, затянутых сверху шнурками. В одном я нащупал патроны, в другом тоже, в самом нижнем было то, что мне надо. Там был измятый кусок свинца и порох, в старинном вышитом кисете. Все было настолько грязным, что руки оказались чернее сажи с добавкой разорванной паутины. Я сходил на свежий воздух сорвал с выкинутой банки горошка этикетку и вернулся в ярангу. Шомполом от ружья забил порох с пыжом из этикетки, причем дозы не знали и закатил на глазок. Затем откусил кусок свинца и зубами сформировал шарик. После, шомполом забил шарик в дуло и подсыпал немного пороха на полку замка. Все. Я оглянулся. Старики сидели в виде мумий и только кое-где ползли струйки дыма вонючего табака. Я взял ружье и вышел из яранги. Море было волнистым, с черно белыми чайками над ним. Где-то вдалеке на воде мелькали черные точки. Туда и решил выстрелить. Ружье было таким тяжелым, что пришлось положить его на камень и прилечь рядом. Сзади что-то звякнуло. Я оглянулся. Все старики тоже выползли из яранги, стояли сзади меня полукругом и смотрели в море.
Я оттянул боек и пристроившись щекой к прикладу, пытался разглядеть цель. Мушка никак не могла совпасть с ямкой прицела и когда она сошлась, цель уплыла. Еще раз, навожу на новую точку и с проклятьем нажимаю курок.
Удар по зубам и в плечо был такой, что я отлетел от ружья на два метра. В голове стоял гул, а из носа потекла кровь. Я отполз от камня и лег на спину, зажав пальцами нос.
- Попал, однако, - прорвался через звон в ушах, голос деда Сашки.
- Ты можешь идти?
Через прорезь глаз я разглядел бабку Надю. Она помогла оторвать мне голову от земли, подняться и увела на нары в ярангу. Мне стало плохо. В глазах прыгали черные точки, голова разламывалась и я потерял сознание.
Было тепло, в яранге светлел огарок плошки и затемненное незнакомое, слишком морщинистое лицо старика смотрело на меня.
- Ну как, ожил?
Я смотрю на него и ничего не говорю.
- Кровь у тебя дурная, но я тебя лечить буду.
- Ты шаман?
- Шаман. Мне дед Сашка сказал, что ты починил ружье предков. Так?
- Так.
Шаман поднял голову и поскреб на шее тощие волосенки. Он задумался.
- По преданию, кто в руки взял ружье предков и стрелял из него, должен быть сильным человеком. Тебе тоже надо быть сильным.
- Врачи говорят, что у меня малокровие и я скоро умру.
- Жить будешь, сказал лечить буду.
В ярангу ворвался свет и вползла бородавчатая старуха.
- Вылку, я приготовила, что ты просил. Нашла все-таки ягель-подкаменку. Вот отвар.
Она подала черный от сажи армейский котелок. Вылку покрутил котелок у глаз.
- Пей.
Я медленно стал глотать отвратительное пойло, жутко пахнувшее гниющей корой.
- До дна пей.
На дне был какой-то сгусток, я с отвращением проглотил его.
- Теперь спи.
Шаман рукой проводит над моей головой и я засыпаю.
Утром меня будит дед Сашка.
- Однако, ты долго спал. Уже два дня будет.
- А где шаман?
- Уехал шаман, нельзя ему здесь, милиция обижает.
Я поднимаюсь и чувствую, что дико хочу есть.
- Сегодня праздник, - продолжает дед. - Дочь приезжает.
- А где она была?
- В центре. Школа там. Техникум там. Учиться там. Сегодня начало каникул, все приезжают. Шаман просил передать амулет, сказал чтобы никогда не снимал.
Дед протягивает засаленный черный шнурок, на конце которого висит медвежий, отполированный клык, с выжженными непонятными знаками на нем. Он накидывает шнурок мне на шею и заталкивает клык под рубаху.
- Жить будешь сто лет, - продолжает дед. - Большим богатырем будешь. Амулет с секретом, когда смерть почувствуешь, внутри клыка горошины, проглотишь, оживешь сразу.
- Спасибо, дед Сашка, но поесть чего-нибудь можно?
- Старуха уже приготовила, иди к столу.
На море затарахтел катер и все население высыпало на берег. На деревянный пирс с катера попрыгала молодежь и под гвалт своих родственников бросилась обниматься со всеми. Я стоял невдалеке и смотрел на эту живописную картину.
Бабка Настя обнимала высокую девушку, одетую в теплую цветастую синтетическую куртку. Рядом прыгал дед. С катера стали снимать ящики, баулы, сумки и вскоре все крепкие мужчины поселка нагрузившись вещами пошли к ярангам.
- Знакомься, Андрюша, это Наташа. Дочь моя.
Дед держал за руку девушку. Ее смеющиеся глаза размещались на правильной форме лица под углом в верх.
- Андрюша нерпу убил, - хвастал дед, - далеко от берега была. Из ружья твоего деда убил.
- Да вы оказывается меткий охотник. Помогите мне взять вон тот ящик, сумку я потащу сама.