Западня свободы

— Теперь ты оставайся здесь и жди. — Он посмотрел на что-то, блеснувшее у него в руках. Я успел заметить, что это маленькие дамские часики. — Осталось пятнадцать минут.

Часики тут же исчезли.

— Где это ты их раздобыл? — спросил я.

— Тебе-то что за дело? — ответил он, кисло улыбаясь. — Через двадцать пять минут их у меня не будет. Надзиратели забегают так, будто под ними загорится земля, и они все тут перевернут к черту вверх дном. Впрочем, часов этих не найдут.

Я прислонился к стене. Из-за нее доносился шум уличного движения, но не сильный, — в субботу грузовиков на улицах было мало.

— Теперь я оставляю тебя, — сказал Косгроув. — Слушай внимательно. Без двух минут три в том углу завяжется драка. Поднимется крик, и в этот момент ты начнешь медленно — запомни, — медленно! — пересекать двор по направлению к знаку. Ради Бога не психуй и не беги. Слэйд увидит тебя и приготовится.

— Я бы мог сам с ним все обговорить, — проворчал я.

— Это слишком опасно. Теперь: что бы ни происходило вокруг тебя, не удивляйся. Сосредоточься на своей задаче и иди к знаку. Когда ты подойдешь туда, платформа будет уже спускаться. Ты поднимаешь Слэйда на плечи и затем впрыгиваешь сам. Ничего сложного.

— Все будет в порядке, Косей.

— Ладно. Успеха тебе, Риарден. — Он криво усмехнулся. — Ввиду наших обстоятельств, руку тебе не подаю. Ну, я пошел. Пока это все будет происходить, я побеседую с Пэдди Кольхауном. — Часы снова появились в его руке. — Точно пятнадцать минут.

— Подожди секундочку, — сказал я. — А телевизионные камеры на стенах?

— О них позаботятся, — терпеливо разъяснил он. — Прощай, Риарден.

И он пошел через двор, оставив меня одного. Мои ладони вспотели, во рту внезапно пересохло. Я бросил взгляд на колючую проволоку, шедшую поверх внешней тюремной стены. Помогай мне Бог, если я зацеплюсь за нее. Я вытер руки о штаны и присел на корточки. Слэйд в одиночестве стоял на противоположной стороне двора. Вероятно, был такой приказ — всем держаться от нас на расстоянии. Ребята, конечно, не знали в чем дело, но приказ, доведенный до их сведения крепкими парнями, выполнялся беспрекословно.

Косгроув разговаривал с Пэдди, и они весело над чем-то смеялись. Я очень надеялся, что не надо мной. Вся моя затея была построена на доверии, но если Косей просто водил меня за нос и пытался разыграть, то я внутренне был готов повесить его. В тюрьме мне с ним места не будет!. Но опять посмотрев на Слэйда, я почувствовал, что все это всерьез.

Во дворе четверо надзирателей прохаживались взад и вперед с непроницаемыми лицами. И, как я знал, еще двое наблюдали из окна как раз над моей головой. Оттуда они могли видеть все, что происходило не только во дворе, но и на улице за внешней стеной тюрьмы. Ясное дело, они должны были поднять тревогу, как только там появится машина с подъемником. Не тупицы же они!

Я потерял ощущение времени. По-моему, пятнадцать минут уже прошли, — а, может, только пять? Ладони рук опять взмокли, и я снова вытер их о штаны. Если придется хвататься за веревку, они не должны скользить.

Я посмотрел на Косгроува. Он стоял, наклонив голову, слушая, что ему говорил Пэдди. Наши взгляды на мгновение пересеклись, и тут он хлопнул Пэдди по спине и разразился хохотом. В этот момент на другом конце двора раздались громкие голоса. Наверное, удар по спине был сигналом. Я встал и медленно двинулся к меловой отметке, словно загипнотизированный ею. Слэйд тоже оторвался от стены и заковылял со своими палками вперед.

Все повернули головы в сторону шума. Некоторые побежали туда. Переключилось туда и внимание надзирателей. Скосив глаза, я увидел Хадсона, старшего надзирателя, который появился неизвестно откуда. Он не бежал, но шел довольно быстро, и мы с ним стремительно сближались.

Вдруг случилось что-то невероятное. Раздался сильный хлопок, пожалуй, даже небольшой взрыв, и прямо из земли возникли клубы густого белого дыма. Я продолжал идти, но Хадсон остановился и обернулся. Раздались еще взрывы, и дымом заволокло весь двор. Кто-то кидал из-за стены дымовые шашки.

Хадсон был теперь позади меня. Я слышал, как он завопил:

— Побег! Побег! Тревога! — и, вытащив из кармана свисток, пронзительно засвистел. Я продолжал идти к тому месту, где ждал меня Слэйд. Лицо его было суровым и напряженным, и, когда я подошел, он спросил:

— Где же эта проклятая конструкция, черт возьми?

Я посмотрел вверх и увидел, как она появилась в клубах дыма, словно голова доисторического чудовища со свисающими из пасти стеблями растений. Стебли оказались четырьмя узловатыми веревками, прикрепленными к платформе, на которой стоял человек, прижимавший к уху телефонную трубку.

Я согнул спину.

— Давайте, Слэйд, забирайтесь.

Он бросил свои палки и, когда я поднял его, уцепился за одну из веревок. Держать его мне было трудновато. Человек на платформе смотрел на нас и, как только увидел, что Слэйд схватился за веревку, быстро проговорил что-то в трубку. Платформа начала двигаться вверх, а я все оставался внизу. Я сделал отчаянный прыжок и успел ухватиться за последний узел той же веревки, по которой карабкался Слэйд. Он поднимался довольно быстро, но его ноги болтались прямо перед моим лицом, и каблук одного ботинка двинул прямо в челюсть. Искры брызнули из моих глаз, я чуть не выпустил веревку из рук, но в последний момент сумел все же удержаться.

И тут кто-то схватил меня за ногу. Я глянул вниз и увидел Хадсона. Лицо его было искажено гримасой злости и напряжения. Он держал мою ногу, как клещами, но я, приподняв другую, резко ударил его прямо по физиономии — урок Слэйда пошел впрок. Он отпустил ногу и свалился на землю, которая теперь казалась мне уже далеко внизу. Я заработал руками и, напрягая мускулы, подтянулся до края платформы.

Слэйд уже лежал на ней, тяжело дыша. Человек с телефоном, наклонившись, шепнул:

— Оставайся так. Все будет в порядке. — И снова сказал что-то в трубку.

Я с опаской посмотрел вниз, но громадная рука уже перенесла нас через колючую проволоку и начала опускаться. Человек опять наклонился и спокойно сказал, обращаясь уже к нам обоим:

— Делайте то же, что я.

Платформа быстро прошла над улицей и вдруг застыла. Откуда ни возьмись, возник небольшой грузовичок и остановился прямо под платформой. Человек перелез через перила и спрыгнул в кузов. Я отпустил веревку и прыгнул за ним. Следующим был Слэйд, который свалился прямо на меня. Я выругался, но его тут же отшвырнуло в сторону — грузовичок, взвизгнув шинами, резко набрал скорость и тут же повернул за угол.

Я успел заметить, что механическая рука подъемника уже опустилась вниз и полностью перегородила улицу. Из кабины выскочили какие-то люди и побежали. Больше ничего я увидеть не смог.

Слэйд лежал на дне кузова, прислонившись к борту. Его голова бессильно моталась из стороны в сторону. Лицо его было серым… Я вспомнил, что он совсем недавно вышел из больницы. Человек, сопровождавший нас, ткнул меня локтем в бок. — Внимание! — крикнул он. — Сейчас будете переходить в минифургон. Готовьтесь.

Наш грузовик вдруг на полном ходу остановился за минифургоном, стоявшим у тротуара с открытыми задними дверцами. Последовала команда:

— Быстро туда!

Я спрыгнул с грузовика, нырнул в фургон, и тут же за мной захлопнулись двери. На фоне ветрового стекла вырисовывались крутые плечи двух мужчин, сидевших впереди. Бросив взгляд через стекло, я увидел, что грузовичок, на котором мы только что ехали, обогнул фургон и опередил его. Быстро набрав скорость, он повернул направо за угол и исчез вместе со Слэйдом, оставшимся в кузове.

Фургон тоже двинулся и повернул налево. Я никак не мог отдышаться. Легкие болели, сердце бешено колотилось и, казалось, готово было выпрыгнуть из грудной клетки. Некоторое время я лежал, приходя в себя, потом приподнялся на локте и спросил ближайшего ко мне мужчину:

— А почему нас разъединили?

Он даже не подумал отвечать, и я спросил снова:

— Куда мы едем?

— Помолчи и сиди спокойно, — сказал тот, не поворачивая головы, — скоро узнаешь.

Я постарался расслабиться, насколько это было возможно, сидя на металлическом полу фургона. Судя по тому, что мелькало в заднем окне, мы ехали каким-то сложным маршрутом, аккуратно останавливаясь у каждого светофора и не превышая скорости, чтобы не привлекать к себе внимания.

Фургон свернул в переулок, потом в аллею. Опершись на локоть, я глянул вперед. Мы приближались к широко открытым воротам какого-то строения, внутри которого стоял огромный трайлер. Часть его задней стенки была опущена и образовала наклонную платформу, одним концом лежавшую на земле. Без всяких колебаний наш водитель подъехал ближе, переключился на нужную передачу и въехал по платформе в чрево трайлера. Сзади опустилась штора, поднялась и встала на место платформы, минифургон исчез внутри трайлера.

В полной темноте задние двери нашего фургона открылись, и кто-то сказал:

— Можете выходить. — Голос принадлежал женщине.

Я выкарабкался из минифургона и тут же наткнувшись на нес, едва не упал на се мягкую руку.

— Ради Бога, включите свет, — сказала женщина.

Зажглась лампочка на потолке, и я смог оглядеться. Мы находились в тесной камере как раз по размерам минифургона. Женщина оказалась высокой блондинкой в белом комбинезоне. Она выглядела как врач в приемном покое. Один из мужчин протиснулся мимо меня к заднему бамперу минифургона, наклонился и прикрепил к нему цепь.

— Это чтоб он не ездил туда-сюда, — пояснил он с улыбкой.

В этот момент послышался рокот дизеля, скрежет рычага передач, и наше помещение покачнулось. Трайлер тронулся с места и куда-то повез меня. Куда?

Блондинка улыбнулась.

— У нас мало времени, — сказала она деловым тоном. — Раздевайтесь. — Видимо, я так посмотрел на нес, что она нетерпеливо повторила. — Раздевайтесь, вам говорят. Нечего стесняться, голых мужчин я видела и до вас.

Стаскивая с себя фланелевую куртку, я увидел, что женщина достала откуда-то чемодан, открыла его и вынула из него комплект белья, носки, рубашку, костюм и пару туфель.

— Наденьте это, — сказала она. — Но пока не надевайте рубашку.

Я снял тюремную одежду и с удовольствием надел чудное белье, носки. Один из мужчин спросил:

— Ну, как самочувствие на свободе, парень?

— Не знаю, пока я еще не очень уверен, что на свободе…

— На свободе, на свободе, — уверил он меня. — Можешь не сомневаться.

Я надел брюки, туфли. Все было мне впору.

— Как вы узнали мои размеры? — спросил я с удивлением.

— Мы о тебе знаем все, — сказал мужчина. — Кроме, может быть, одного.

— Чего же это?

Он зажег спичку, закурил и пустил струю дыма прямо мне в лицо.

— Где ты держишь свои денежки. Но ты ведь нам скажешь, не так ли?

— В свое время, — сказал я, застегивая молнию на брюках.

— Идите сюда, — скомандовала блондинка. Она вытащила стул и поставила его перед тазом, стоявшим на низкой полке. — Я буду мыть вам голову. Садитесь.

Я сел, и она, набрав в ладонь шампунь, стала тереть мне голову и скрести ногтями кожу под волосами. Затем, смыв пену, проделала все еще раз. Взяв меня за подбородок, она оценила свою работу.

— Подходяще. Теперь — брови.

Она занялась моими бровями и, когда кончила, дала мне зеркало.

— Ну как, нравится?

Я посмотрел на свое отражение. Мои волосы теперь были довольно светлыми. Это сильно изменило мой облик — даже Макинтош теперь вряд ли узнал бы меня. Я почувствовал легкие пальцы на своей щеке.

— Вам надо бриться два раза в день. А не то щетина вас выдаст. Побрейтесь прямо сейчас. Бритва — в вашем саквояже.

Я открыл саквояж и нашел там все, что нужно человеку, когда он в дороге. Была там и электробритва на батарейках. Пока я брился, женщина начала выкладывать на полку различные вещи.

— Ваше имя Раймонд Крукшнек, — сказала она. — Вот запонки с вашими инициалами.

— Мне что, придется быть джентльменом такого рода? — спросил я беззаботно.

Она не приняла шутки.

— Не острите, — сказала она холодно. — Те же инициалы вы найдете на саквояже. Все это ваша страховка, Риарден. Страховка против того, что вас поймают. Отнеситесь к этому серьезно.

— Извините, — сказал я.

— Вы бывали в Австралии, Риарден. Несколько лет тому назад вы были в чем-то замешаны в Сиднее, так что мы сделали вас австралийцем. Здесь никто особенно не разберется, какой у вас акцент — австралийский или южноафриканский, так что это сойдет. Вот ваш паспорт.

Я открыл паспорт и увидел на фото себя светловолосого.

Потом она протянула мне бумажник.

— Здесь все принадлежит Крукшнеку. Посмотрите, чтобы знать, что там есть.

Я открыл бумажник и проинспектировал его содержимое. Все было просто потрясающе. Ребята из этой компании действовали эффективно и наверняка. Недаром Косси говорил, что им нужно время для подготовки. Там были членские карточки различных сиднейских клубов, два австралийских доллара вместе с английскими деньгами, австралийское водительское удостоверение и международные права, а также с десяток всяких карточек, сообщавших, где я жил, чем занимался и тому подобное. Выяснилось, что я управляющий какой-то фирмы, занимающейся импортом оргтехники. Все в самом деле было здорово.

Я вытащил потрепанную фотографию.

— А это что?

— Вы с женой и детьми, — спокойно ответила она.

Я присмотрелся к изображению в слабом свете лампочки на потолке и, Господи боже мой, — так оно и было.

Опять же светловолосый, я обнимал за талию какую-то брюнетку, а перед нами сидела пара детей. Прекрасный монтаж. Я положил фотографию в бумажник и нащупал там что-то еще. Сунув пальцы глубже, я выудил из кармашка использованный театральный билет, помеченный двумя месяцами ранее. Театр, естественно, был в Сиднее, а смотрел я пьесу «Скрипач на крыше».

Я положил билет обратно.

— Прелестно, — сказал я восхищенно. — Просто прелестно.

Я положил бумажник и стал надевать рубашку. Когда я застегивал запонки на манжетах, она сказала:

— Мистер Крукшнек, как я говорила, это все ваша страховка. А это наша. Ребята, давайте! — И тут же я оказался словно в тисках. Она вынула из-за спины руку со шприцем. Держа его перед глазами, она профессиональным жестом пустила фонтанчик жидкости, затем закатала еще не застегнутый рукав моей рубашки и, сказав: «Не взыщите» — вонзила иглу в мое предплечье.

Я был совершенно бессилен что-либо сделать. Я просто молча стоял, глядя, как ее лицо постепенно расплывается перед моими глазами. Потом оно исчезло, и я больше не видел и не чувствовал ничего.

2

Я проснулся с чувством, что спал очень долго. Не знаю почему, но мне казалось, что прошло лет сто с тех пор, как я был в моей камере. Разумеется, у меня не было ощущения нормального сна — я ведь уже привык спать под зажженной лампочкой.

И какую же головную боль я испытывал!

Против головной боли, когда у нее есть причина, я вообще не возражаю. Всякие удовольствия должны иметь последствия. Но я решительно возражаю против последствий без удовольствий! За последние восемнадцать месяцев я ни разу не выпил, и ощущать ни с того, ни с сего раскалывающуюся голову было ужасно.

Я лежал в постели со слипшимися глазами. Казалось, что вокруг моей головы обмотали раскаленный кусок железа и по нему то и дело бил молотом кузнец. Во рту было абсолютно сухо, чувствовался какой-то противный привкус.

Я медленно пошевелился и тут же невольно застонал, поскольку кузнец влепил мне дополнительный мощный удар. Я открыл глаза и тупо уставился в потолок. Затем взором проследил изящный лепной узор бордюра, стараясь двигать глазными яблоками как можно медленнее, опасаясь, что они могут выскочить из глазниц.