Пиранья. Бродячее сокровище

– Ну, во-первых, если ты пялишься на здешних потаскушек, значит, недоволен мною. А для меня это, согласись, унизительно – по-моему, ты получаешь все, что захочешь, по первому классу и по полной программе. А во-вторых... Ты знаешь, я начинаю думать наперед. В конце концов, мне и в Штатах может оказаться нелишним умный и решительный парень, доказавший на деле свои качества...

– Очень мило, – сказал Мазур. – Это что, предложение руки и сердца?

– Не гони лошадей, Джонни, – очаровательно улыбнулась эксплуататорша, любовница и соучастница в одном личике. – Пока что речь идет, как выразился бы мой деловой муженек, о пролонгации контракта на неопределенный срок. Нет, серьезно, крепкое надежное плечо мне в Штатах не помешает после.

– А как же поверенный? Он не переживет...

– Да пошел он к черту, – безмятежно сказала Бриджит. – Канцелярская крыса с вялыми мозгами и еще более вялым отростком... Оба получили, что хотели, так что – аминь... – ее лицо стало непритворно серьезным, – Джонни, у нас мало времени...

Мазур нагнулся к ней, с непринужденной улыбкой погладил по щеке и тихо спросил:

– Я что, составил плохой план?

– План хорош, слов нет, – задумчиво протянула Бриджит. – Но пора бы его и в жизнь претворять...

– А вот это уже не от меня зависит... – пожал плечами Мазур.

Он и в самом деле придумал неплохой план, который при реальном претворении его в жизнь и в самом деле имел все шансы на успех. Вот только местом действия предусмотрительно избрал Чакон, один из двух крупных портовых городов, где мог оказаться спасительный корабль, мирное грузовое судно, быть может, вовсе не обязательно советское, а может, и не грузовое, а пассажирское... Старательно и ненавязчиво внушал Бриджит, что именно в портовом городе такие штучки проходят в лучшем виде: специфика места, милая, в любом крупном порту обитают во множестве безжалостные и решительные уголовнички, которых в большинстве случаев полиция так и не находит – и на которых, при известной оборотистости совсем нетрудно списатьлюбое гнусное деяние...

Он старался не зря, в конце концов Бриджит согласилась с этим именно планом, внеся свои дополнения – в общем, толковые и полезные. Потом, на другой день они проработали все детали, превратив необработанный алмаз в искрящийся гранями бриллиант. Даже жаль было чуточку, что столь великолепно продуманный план так и останется теоретической фантазией – но что делать, не убивать же всерьез этого алкаша ради ста тысяч долларов и теплого местечка при очаровательной вдове в Штатах? Пусть живет, придурок, не ведая, кому обязан жизнью. Мазур, как легко догадаться, умолчал об одной-единственной деталюшке, сводившей на нет весь сложный и коварный замысел – что в один прекрасный миг он, оказавшись в Чаконе, попросту свернет за угол, не прощаясь предварительно с южной красавицей – и в каком-то смысле растворится в воздухе окончательно и бесповоротно, потому что австралиец Джонни с зубодробительной фамилией перестанет существовать навсегда. Не впервые в разных частях света подобные странники вдруг окончательно и бесповоротно исчезали без следа – когда Мазур добирался до цели...

Самое смешное, что время работало на него благодаря избранной Бобби Ройсом разновидности отдыха. Строительный магнат все эти два дня безвылазно провел в номере, общаясь со своими стеклянными подружками, категорически отказываясь и осматривать достопримечательности города, и пускаться в дальнюю дорогу. Свои взгляды на сей счет он выразил Мазуру со спартанской прямотой: «Она тебя наняла, парень? Вот и таскай ее по этим долбанным туристским достопримечательностям, если ног не жалко...» Он и сейчас, с утра, предался прежним развлечениям, так что парочка будущих убийц могла без всяких помех составлять коварные планы...

– Это уж не от меня зависит, – повторил Мазур.

– Сама знаю. Пора как-то вытаскивать его в путь-дорогу...

– Мне это сделать как-то не с руки, – сказал Мазур с должной степенью озабоченности. – Я для него никто, а вот тебе и карты в руки...

– Нервничаешь? – усмехнулась она.

– А ты – нет?

– Еще как, – серьезно сказала Бриджит. – Мне до сих пор как-то не приходилось всерьез строить такиепланы...

– Может, передумаешь?

– Иди ты, Джонни! – сказала она с напряженным, решительным лицом, выпрямившись, сузив глаза. – У меня никогда больше, быть может, не окажется такого шанса... Ладно, я пошла. Попытаюсь что-нибудь предпринять. Не уходи никуда, я его буду уговаривать выехать не позднее полудня...

– Ага.

Она поднялась и направилась к выходу раскованной походкой манекенщицы, в ореоле восхищенно-жадных взглядов белоснежных плейбоев местного розлива. Дождавшись, когда она пересечет улицу и скроется в парадной двери отеля, Мазур поднялся и неторопливой походочкой двинулся в дальний угол, где стояла застекленная телефонная кабина, охваченный некоторым волнением. Туда полагалось звонить исключительно в нечетные дни недели, в строго определенные часы. Сегодня как раз была среда, и время соответствовало.

Он заранее обменял на монеты нужного достоинства свои скудные капиталы – и расспросил предупредительного портье, как тут звонят по междугородному. Лишь бы только на другом конце провода обнаружилась родная душа – мало ли что могло произойти...

Мазур старательно скормил автомату двенадцать крупных никелевых монет – даже больше, чем полагалось – набрал две цифры, услышал гудок, набрал еще четыре, услышал гудок уже другого тона, накрутил номер, сидевший у него в тренированной памяти, как гвоздь в доске.

Длинные гудки – один, два, три...

Наконец трубку подняли. Послышался сухой, деловитый мужской голос, протараторивший что-то по-испански.

– Простите, мы можем говорить по-английски? – спросил Мазур, чувствуя, что сердце у него постукивает чаще обычного.

– Да, разумеется, – столь же сухо и деловито произнес неизвестный собеседник по-английски. – Контора фирмы «Моралес и сыновья», посреднические услуги...

– Это Джонни, – сказал Мазур. – Я был у вас третьего, и вы обещали подыскать мне работу в течение двух – четырех суток, в крайнем случае шести...

Три-два-четыре-шесть. Это был пароль.

– Ну, как же, как же, – без малейших эмоций отозвался собеседник. – Вы, по-моему, намеревались устроиться на атлантические линии?

– Меня больше устроили бы тихоокеанские, за исключением танкеров...

– Понятно, понятно, – сказал незнакомец столь равнодушно, что Мазуру стало чуточку обидно. – Ну да, разумеется... Где вы сейчас?

– В Вальенилье.

– И куда намереваетесь ехать?

– Я думал, в Чакон...

Собеседник немого помолчал, потом отозвался:

– В принципе, правильное решение. Когда вы сможете там быть?

– Знать бы точно...

– Проблемы?

– Никаких, кроме неизвестности.

– Понятно, понятно... Что же вам посоветовать? Ага... В Чаконе постарайтесь, не медля, воспользоваться первойже возможностью. Ясно?

– Куда уж яснее, – сказал Мазур.

– Значит, у вас всенормально?

Мазур смотрел в зал. Там беззаботно порхали беспутные официанточки, кабальеро в белом вели чинные беседы. Мальчишка в форме посыльного из их отеля опрометью пересек зал и что-то говорил дону Мигелю. Заветная сумка стояла в углу кабинки, возле Мазурова свежевычещеного штиблета.

– Все, – сказал Мазур.

– Вот и прекрасно. Желаю удачи, – и незнакомец добавил чуточку сварливо: – Постарайтесь не задерживаться, через недельку, максимум через десять дней придет подходящее судно... До свидания.

– До свиданья, – сказал Мазур и аккуратно повесил трубку.

На душе полегчало. Фанфары, конечно, не звучали, и победные трубы не надрывали медь – но это уже прорыв, господа мои, это прорыв! Тамзнают, что с ним все в порядке, что он на свободе и при добыче – а сам он по приезде в Чакон имеет право позвонить по первомутелефону из впечатанного в память списка... Это уже кое-что...

Он подхватил сумку и вышел, аккуратно притворив за собой стеклянную дверь.

– Джонни! – окликнул дон Мигель, делая недвусмысленный знак подойти. – Позвольте вас на минутку?

Мазур подошел к стойке.

Необъятный усач понизил голос:

– Только что прибегал мальчишка из отеля. Ваша дама вас срочно требует... – дон Мигель усмехнулся, еще более тихо проговорил: – Джонни, вам следует быть более непроницаемым. Вы еще молодой человек, а я кое-что повидал в жизни. Как моряк моряку хочу посоветовать: не следует вести себя столь неосторожно. Мужья – это, знаете ли, непредсказуемая и реальная угроза...

Мазур, старательно игравший роль ветреника и повесы, беззаботно ухмыльнулся:

– Дорогой мой дон Мигель, в данном случае опасности я не вижу. Тот, о ком вы говорите, все время проводит в номере наедине с сеньоритой бутылочкой...

Усач шумно вздохнул:

– Джонни, вы только не сердитесь за вторжение в вашу частную жизнь... Поймите, я чисто по-дружески, как моряк моряка, хочу вас предостеречь от излишней самоуверенности. Есть люди, которые видели, как сеньор Ройс выходил из отеля и уходил куда-то, и при этом он вовсе не выглядел вдрызг пьяным...

– Вы серьезно? – пытливо уставился на него Мазур.

– Совершенно. Он появлялся на улице в совершенно трезвом виде.

– Быть не может, – искренне сказал Мазур. – Его с кем-то спутали. Он пьянствует беспробудно...

– Как знать, друг мой, как знать... Джонни, мы, латино – в чем-то большие дети. У нас свои традиции. Мы чертовски уважаем лихих ходоков. Обладать подругой вроде той, с которой вы только что сидели за столиком – у нас все равно что быть сенатором у гринго. Но, право же, осторожность не помешает...

– Спасибо, – сказал Мазур. – Я непременно приму к сведению все, что вы сказали... Простите, но мне пора.

Он вышел из ресторана и, предусмотрительно оглядевшись по сторонам, чтобы ненароком не угодить под бампер очередного джигита, перешел улицу, задумчиво крутя головой. То, что рассказал толстяк, совершенно не вязалось с Бобби Ройсом, никак не вязалось, и точка...

Поднявшись на второй этаж, он деликатно постучал в дверь.

Открыл Бобби – всклоченный, в мятой рубашке, распространявший термоядерный аромат перегара, посторонился:

– Заходи, Джонни, заходи...

Мазур осторожно сказал:

– Посыльный говорил, что миссис Ройс...

– Ну да, у нее к тебе какое-то дело, – ничуть не удивившись, кивнул Бобби. – Она в гостиной... Бриджит! Ку-ку! Твой верный оруженосец пришел! Иди, Джонни, иди...

Мазур прошел к двери в гостиную, взялся за вычурную начищенную ручку, повернул вниз.

Тот самый многолетний опыт, седьмое чувство заставило его резко обернуться. Мазур замер, чтобы ненароком не спровоцировать этого идиота случайным движением. Примирительно сказал:

– Бобби, к чему эти фокусы...

– Парень, ты уверен, что подобрал нужное слово? – вполне трезвым голосом протянул Бобби, по-прежнему целя в Мазура из револьвера с кургузым дулом. – Это не фокусы, это кольт с полным барабаном... Открывай, открывай дверочку, что стоишь? Ну?

Мазур потянул дверь на себя. Хватило одного взгляда, чтобы оценить ситуацию...

Она лежала на полу посреди обширной гостиной, повернув к Мазуру совершенно мертвое, неподвижное лицо, в котором уже не было ни капли южной холеной красоты, ни тени очарования – Бриджит выглядела именно так, как выглядит женщина, задушенная шелковым пояском от купального халата. Удавленники, знаете ли, выглядят предосудительно...

«Бог ты мой, – смятенно подумал Мазур. – Вот оно! Допился до того, что крышу окончательно сорвало... А пушечка и впрямь заряжена, в гнездах видны головки пуль... Дела!»

– Бобби, – произнес он насколько мог убедительнее и миролюбивее. – Бобби, опусти эту штуку, и поговорим спокойно...

Строительный магнат, стоявший, как врытый столб, с оружием в совершенно не дрожавшей руке, криво усмехнулся:

– Черт тебя побери, Джонни, я что, похож на беспокойного? Зря ты это, я совершенно спокоен... Ты уж, пожалуйста, стой, где стоишь. Стреляю я неплохо, знаешь ли. Правда, практиковался исключительно в тире, но, будь уверен, не промахнусь...

– Бобби...

– Мать твою так, не надо этого тона! Не смей говорить со мной, как с недоумком, понял? Парень, я поумнее вас обоих, вместе взятых, и если до тебя еще не дошло... – он оскалился в злой улыбке. – Ну что, Джонни, она была хороша? А? Она тебе все позволяла, шлюха чертова? А может, вы не только трахались, но и... – у него был вид человека, осененного гениальной идеей. – Бог ты мой... Джонни, а она, часом, не уговаривала тебя меня шлепнуть? Я бы не удивился такому повороту... Ну, скажи, если так, я не обижусь. Сейчас мы можем поболтать предельно откровенно... Так как, Джонни? Вот смеху-то, если...

Чем дальше Мазур на него смотрел, слушал его, тем тревожнее становилось на душе. Видывал он в родном отечестве и запойных, и похмельных, и словивших «белочку». Бобби на них решительно не походил. Он вообще не походил на человека, пропустившего хотя бы глоток спиртного в течение последней пары дней. Тяжелый запах алкоголя, конечно же, шибал в нос, и внешний вид был соответствующий, но тем не менее...

«Бог ты мой! – подумал он смятенно, ругая себя последними словами. – Ну почему ты решил, идиот, что это игра в одни ворота?»

Бобби, держа его на прицеле, трескуче расхохотался:

– Что это у тебя с лицом, Джонни? Как будто кусанул от лимона добрую половину... Неужели соображать начал, австралийское бревно? Извини, поздновато!

Его глаза были трезвыми и холодными, палец на спусковом крючке лежал уверенно, рука не дрожала. Мазур прекрасно понимал, что надолго эта забава не затянется. Быть может, счет шел на секунды.

– Ты всех перехитрил, да, Бобби? – спросил он, ощущая себя, как всегда в момент смертельной опасности, прямо-таки невесомым, собранным, превратившимся в боевую машину.

– А что, не похоже? – Бобби чуть приподнял револьвер. – Извини, Джонни. Честное слово, я вовсе не сержусь за то, что ты трахал эту шлюху. Не ты первый... хотя, несомненно, последний. В общем, ничего личного. Ты просто оказался не в том месте и не в то время, так что не взыщи...

Эта тирада чрезвычайно напомнила Мазуру сцену из какого-то голливудского боевика – откуда, быть может и позаимствована. В конце концов, Бобби не каждый день убивал людей, и в поисках образца для подражания вполне мог обратиться к Голливуду...

– Минутку, Бобби, – торопливо сказал Мазур, видя, что палец вот-вот потянет спуск. – Ты все прекрасно придумал, не спорю. Вот только поклясться готов: ты впервые в жизни взялся убивать человека своими руками. И, конечно, напортачил, как все новички.

– Ты о чем, мать твою?

Мазур хладнокровно сказал:

– Прежде чем шлепать второго, надо проверить, кончено ли с первым... Она шевелится, Бобби. Душить надо уметь, а ты напортачил по неопытности...

– Что?

– Посмотри сам, – сказал Мазур, осторожно отступая на шаг в сторону. – Она шевелится...

И он настал, этот миг – Бобби уставился мимо него в гостиную, где несчастная Бриджит лежала мертвее мертвого. Ну, а уж Мазура не нужно было учить, как использовать со всей выгодой для себя секундную оплошность противника...

Он ушел в сторону молниеносным отточенным пируэтом, вмиг метнулся к противнику, уклонившись с линии огня, налетев с совершенно неожиданной стороны, выстрел так и не хлопнул – двумя неуловимыми для неопытного глаза рывками Мазур завладел револьвером, другой рукой нанес удар.

Когда Бобби согнулся, добавил еще дважды, уже зная, что убивать этого типа ни за что нельзя, наоборот...

Остановился посреди комнаты, быстро огляделся, как зверь. Все было в порядке, стояла тишина, Бобби, скорчившись в позе эмбриона, лежал на роскошном ковре, и в себя прийти мог не ранее чем через четверть часа. Счет, тем не менее, шел на секунды. Спрятав револьвер в карман, Мазур тоскливо оглянулся – и тут же отвернулся от незнакомого мертвого лица, вытер носовым платком дверную ручку гостиной, кинулся наружу, тем же платком обтер ручку двери в номер. Стараясь не спешить, сохранять спокойное, равнодушное лицо, спустился по широкой лестнице, по темно-алому шикарному ковру, прижатому никелированными прутьями.