На посошок

- Наверное. - Голос его дрожал. - Но глаза... Красные глаза! - Он посмотрел на меня. - Так выглядят в ночи глаза лося? - Голос жаждал утвердительного ответа.

- По-всякому выглядят, - отвечаю я, надеясь, что так оно и есть, хотя мне не раз доводилось смотреть на лосей из кабины автомобиля и ночью, но никогда отблеск фар от их глаз не окрашивался красным. Туки предпочел промолчать. Пятнадцать минут спустя мы подъехали к месту, где сугроб по правому, борту резко убавил в высоте: снегоочистители всегда приподнимали "ножи", проходя перекресток.

- Вроде бы мы повернули здесь. - Голосу Ламли недоставало уверенности. Правда, указателя я не вижу...

- Здесь, - кивнул Туки. Голос у него изменился до неузнаваемости. Верхняя часть указателя торчит из снега.

- Да. Конечно. - Ламли облегченно вздохнул. - Послушайте, мистер Тукландер, я хочу извиниться. Я замерз, переволновался, вот и вел себя как последний идиот. И я хочу поблагодарить вас обоих...

- Не благодарите меня и Бута, пока мы не посадим их в эту машину, оборвал его Туки. Перевел "Скаут" в режим четырехколесного привода и через сугроб свернул на Джойтнер-авеню, которая через Лот выходила на шоссе 295. Снег фонтаном полетел из-под брызговиков. Задние колеса пошли юзом, но Туки водил машину по снегу с незапамятных времен, так что легким движением руля выровнял внедорожник, и мы двинулись дальше. В свете фар то появлялись, то исчезали следы другого автомобиля, проехавшего этой дорогой раньше, "мерседеса" Ламли. Сам Ламли наклонился вперед, вглядываясь в снежную пелену. И вот тут Туки заговорил:

- Мистер Ламли.

- Что? - повернулся он к Туки. - Среди местных жителей ходят всякие истории о Джерусалемс-Лоте. - Голос его звучал спокойно, но морщины стали глубже, а глаза тревожно бегали из стороны в сторону. - Возможно, все это лишь досужие выдумки. Если ваши жена и дочь в кабине, все отлично. Мы их заберем, отвезем ко мне, а завтра, когда буран утихнет. Билли с радостью отбуксирует ваш автомобиль. Но если в кабине их не будет...

- Как это не будет? - резко обрывает его Ламли. - Почему их не будет в кабине?

- Если в кабине их не будет, - продолжает Туки, не отвечая, - мы разворачиваемся, возвращаемся в Фолмаут и извещаем о случившемся шерифа. В такой буран, да еще ночью, искать их бессмысленно, не так ли?

- Мы найдем их в кабине, где им еще быть?

- И вот что еще, мистер Ламли, - добавил я. - Если мы кого-то увидим, заговаривать с ними нельзя. Даже если они что-то начнут говорить нам. Понимаете?

- Что это за истории? - медленно, чуть ли не по слогам, спрашивает Ламли.

От ответа - одному Богу известно, что я мог ему ответить, - меня спас возглас Туки:

"Приехали".

Мы пристроились в затылок большому "мерседесу". Снег толстым слоем лег на багажник и крышу, у левого борта намело большой сугроб. Но светились задние огни, и из выхлопной трубы вырывался дымок.

- Бензина им хватило, - вырвалось у Ламли. Туки, не выключая двигателя, потянул вверх рукоятку ручного тормоза.

- Помните, что сказал вам Бут, мистер Ламли.

- Конечно, конечно. - Но думал он только о жене и дочке. Едва ли можно его в этом винить.

- Готов, Бут? - повернулся ко мне Туки. Наши взгляды встретились. - Думаю, что да.

Мы вылезли из кабины, и ветер тут же облапил нас, бросая в лица пригоршни снега. Ламли шел первым, наклонившись вперед, полы его модного пальто раздулись, как паруса. Он отбрасывал две тени: одну - от фар внедорожника Туки, вторую - от задних огней "мерседеса". Я следовал за ним, Туки замыкал нашу маленькую колонну. Когда я поравнялся с задним бампером "мерседеса", Туки придержал меня.

- Обожди!

- Джейни! Френси! - проорал Ламли. - Все в порядке? - Он открыл дверцу у водительского сиденья, сунулся в кабину. - Все...

И замер. Ветер выхватил тяжелую дверцу из его руки, распахнул до предела.

- Святый Боже, Бут, - пробормотал Туки. - Видать, та же история.

Ламли повернулся. На лице недоумение и испуг, глаза круглые. И тут же бросился к нам, поскользнулся, чуть не упал. Пролетел мимо меня, вцепился в Туки.

- Как вы могли это знать? - проревел он. - Где они? Что у вас тут творится?

Туки оторвал его руки, протиснулся к распахнутой дверце. Мы вместе заглянули в салон "мерседеса". Тепло и уютно, но красный индикатор указывал, что бензина осталось на донышке. И никого. Только кукла Барби на коврике у переднего пассажирского сиденья. Да детская лыжная курточка на заднем.

Туки закрыл лицо руками... и исчез. Ламли схватил его и отшвырнул в сугроб. Бледный, с безумным взглядом, зубы его шевелились, но он не мог произнести ни звука. Залез в салон, достал куртку.

- Куртка Френси? - свистящий шепот, и тут же крик. - Куртка. Френси! - Он повернулся, держа ее перед собой, маленькую курточку с отороченным мехом капюшоном. Посмотрел на меня, сбитый с толку ничего не понимающий. - Она не могла выйти из машины без куртки, мистер Бут. Почему... почему.. она же замерзнет.

- Мистер Ламли...

Он шагнул в снеговерть, с курткой в руке, крича:

- Френси! Джейни! Где вы? Где вы-ы-ы?

Я протянул Туки руку помог подняться.

- Ты в...

- Что я, - отвечает он. - Мы должны удержать его, Бут.

Мы бросились следом за ним, не бросились - поплелись: снега насыпало выше колена. Но он остановился, и мы настигли его.

- Мистер Ламли... - Туки положил руку ему на плечо.

- Туда! - крикнул Ламли. - Они пошли туда. Посмотрите!

Мы посмотрели. Две цепочки следов, больших и маленьких, которые быстро заносил снег. Еще пять минут, и мы не увидели бы их вовсе.

Он двинулся было по следу, наклонив голову, но Туки схватил его за пальто.

- Нет! Ламли, нет!

Обезумевшее лицо Ламли повернулось к Туки, он сжал пальцы в кулак, замахнулся, но что-то в глазах Туки заставило его опустить руку. Он посмотрел на меня, потом взгляд его вернулся к Туки.

- Она замерзнет. - Он словно разговаривал с двумя глупыми мальчишками. Разве вы этого не понимаете? Она без куртки, и ей всего семь лет...

- Они могут быть где угодно, - ответил Туки. - Нельзя идти по следам. Очередной порыв ветра полностью их занесет.

- Так что вы предлагаете? - истерично выкрикнул Ламли. - Если мы поедем за полицией, они замерзнут! Френси и моя жена!

- Возможно, они уже замерзли. - Туки встретился с Ламли взглядом. - А может, с ними случилось что и похуже.

- О чем вы? - прошептал Ламли. - Выкладывайте, черт побери. Скажите мне!

- Мистер Ламли, - говорит Туки. - Дело в том, что в Лоте...

Но именно я, неожиданно для самого себя, произнес ключевое слово.

- Вампиры, мистер Ламли. В Джерусалемс-Лоте полным-полно вампиров. Я понимаю, осознать это трудно...

Он вытаращился на меня так, словно я позеленел у него на глазах, и прошептал:

- Психи. Вы оба - психи. - Потом отвернулся от нас, сложил руки рупором и завопил:

- ФРЕНСИ! ДЖЕЙНИ!

Двинулся по следу, полы его пальто стелились по снегу. Я посмотрел на Туки.

- Что будем делать?

- Пойдем за ним, - говорит он. Снегом волосы прилепило ко лбу, выглядел он таки странно. - Не могу оставить его здесь. А ты?

- Пожалуй что нет.

И мы пошли за ним. Но расстояние между нами все увеличивалось. На его стороне была сила молодости. Он прорубал снег, словно грейдер. А тут дал себя знать мой артрит, и я уже посматривал на ноги, умоляя их: еще немного, пожалуйста, продержитесь еще немного...

Я ткнулся в спину Туки. Он стоял, широко расставив ноги, голову опустил, руки прижал к груди.

- Туки, - говорю, - с тобой все в порядке?

- Все нормально, - ответил он, опуская руки. - Нам бы не упустить его из виду, Бут: Скоро он выдохнется и начнет лучше соображать.

Мы добрались до вершины взгорка и внизу увидели Ламли, оглядывавшегося в поисках следов. Бедняга, шансов найти их у него не было. Там, где он стоял, ветер дул так сильно, что заметал любую впадину через три минуты. Ламли поднял голову и прокричал в ночь:

- ФРЕНСИ! ДЖЕЙНИ! РАДИ БОГА, ОТЗОВИТЕСЬ!

В голосе слышались отчаяние, ужас, боль. Но ответил ему лишь рев ветра. Ветер словно смеялся над ним, говоря:

Я забрал их, мистер Нью-Джерси, а вы оставайтесь с дорогой машиной и пальто из кашемира. Я забрал их и занес их следы, а к утру они будут у меня, что две клубнички в морозилке...

- Ламли! - завопил Туки, перекрывая вой ветра. - Не хотите верить в вампиров - не надо! Но так вы им ничем не поможете. Мы должны...

Iо внезапно Ламли ответили, из темноты донесся голосок, зазвеневший, как серебряные колокольчики, и внутри у меня все похолодело.

- Джерри... Джерри, это ты?

Ламли развернулся на голос. И тут появилась она, выплыла из тени маленькой рощи, как привидение. Мало того что городская, да к тому же еще самая прекрасная из виденных мною женщин. Так мне хотелось подойти к ней и выразить свою радость: как не радоваться, если она жива и здорова. Одета она была в зеленый пуловер и накидку без рукавов - вроде бы такие называют пончо. Накидка колыхалась, черные волосы струились на ветру, как вода в ручье в декабре, перед тем как мороз скует ее льдом.

Может, я даже шагнул к ней, потому что почувствовал руку Туки на своем плече, грубую и горячую. И все же (как я могу такое говорить?) я возжелал ее, такую черноволосую и прекрасную, в зеленом пончо, колышущемся у шеи и плеч, экзотическую и странную, навевающую мысли о прекрасной незнакомке из стихотворения Уолтера де ла Мэра.

- Джейни! - закричал Ламли. - Джейни!

И через снег поспешил к ней, вытянув руки.

- Нет! - попытался остановить его Туки. - Ламли, нельзя!

Он даже не оглянулся... а она посмотрела на нас. Посмотрела и усмехнулась. И от ее усмешки моя страсть, мое вожделение вспыхнули синим пламенем, обратившись в черные угли, серую золу. От нее веяло могильным холодом, белыми костями, завернутыми в саван. Даже с такого расстояния мы видели красный блеск ее глаз. Скорее волчьих, чем человечьих. А при ухмылке обнажились и неестественно длинные зубы. Мы видели перед собой не человеческое существо. Мертвеца, каким-то образом ожившего в этом жутком воющем буране.

Туки перекрестил ее. Она отпрянула... а потом вновь ухмыльнулась. Мы находились слишком далеко и, наверное, перетрусили.

- Надо его остановить! - прошептал я. - Мы можем его остановить?

- Слишком поздно, Бут! - мрачно ответил Туки.

Ламли уже добрался до нее. Вывалявшись в снегу, он сам напоминал скорее призрака, чем человека. Он потянулся к ней... и тут начал кричать. Я еще услышу этот крик в своих кошмарах: взрослый человек кричал, как ребенок, которому приснился страшный сон. Он попытался отпрянуть, но ее руки, длинные, обнаженные, белые как снег, выпростались вперед и потянули его к ней. Я видел, как она склонила голову набок, а потом наклонилась к нему...

- Бут! - прохрипел Туки. - Надо сматываться!

И мы побежали. Побежали, как крысы. Кто-то, наверное, так и скажет, из тех, кого не было там в ту ночь. Мы помчались по нашим следам, падая, поднимаясь, поскальзываясь, взмахивая руками, чтобы удержаться на ногах. Я поминутно оглядывался, дабы убедиться, что за нами не

Гонится эта женщина, с ухмылкой во весь рот и красным блеском глаз.

У самого "Скаута" Туки согнулся пополам, схватился за грудь.

- Туки! - перепугался я. - Что...

- Мотор, - прошептал он. - Барахлит последние пять лет. Посади меня на пассажирское сиденье, Бут, и мотаем отсюда.

Я подхватил его под руку, помог обойти внедорожник, каким-то образом усадил в кабину. Он откинулся на спинку, закрыл глаза. Кожа его пожелтела, стала восковой.

Я обежал "Скаут" спереди и чуть не сшиб с ног маленькую девочку. Она стояла у дверцы: волосы забраны в два хвостика, из одежды - желтое платьице.

- Мистер, - голос ясный, чистый, сладкий, как утренний туман, - вы не могли бы помочь мне найти маму? Она ушла, а мне так холодно...

- Милая, тебе лучше залезть в кабину. Твоя мама...

Я замолчал на полуслове - если когда в жизни я и мог сойти с ума, так именно в тот самый момент. Потому что стояла она, видите ли, не в, а на снегу, не оставляя следов.

И, вскинув головку, смотрела на меня. Френси, дочь Ламли. Семи лет от роду, и семилетней ей предстояло оставаться в бесконечной череде ночей. Ее личико отливало трупной бледностью, а глаза светились красным. Под подбородком девочки я увидел две маленькие ранки, словно от укола иглой, но с искромсанной по краям кожей. Она протянула ко мне ручки и улыбнулась.

- Поднимите меня, мистер, - прощебетала она. - Я хочу вас поцеловать.

Тогда вы сможете отвести меня к моей мамочке.

Не хотел я ее целовать, но ничего не мог с собой поделать. Уже наклонялся вперед, вытягивал руки. Видел, как открывается ее рот, видел маленькие клыки за розовыми губками. Что-то поползло у нее по подбородку, блестящее и серебристое, и в ужасе я осознал, что она пускает слюни.

Ее маленькие ручки сомкнулись на моей шее, и я уже думал: может, все не так страшно, не так страшно... когда что-то черное и тяжелое вылетело из окна "Скаута" и ударило ей в грудь. Взвился клуб странно пахнущего дыма, что-то блеснуло, а потом, шипя, она отпрянула. Личико перекосило гримасой ярости, ненависти, боли. Она повернулась ко мне боком... и пропала. Только что стояла передо мной, а мгновение спустя превратилась в снежный вихрь, формой отдаленно напоминающий детскую фигурку. И тут же ветер закрутил его и унес в поле.

- Бут! - прошептал Туки. - Садись за руль, скорее!

Я сел за руль, но лишь после того, как наклонился и поднял то, чем он швырнул в эту девчушку из ада. Библию его матери.

Случилось это довольно-таки давно. Я совсем старик, но и тогда был не первой молодости. Херб Тукландер скончался два года назад. Умер легко, во сне. Бар работает, его купили мужчина и женщина из Уотервилла, милые люди, они стараются ничего там не менять. Но я хожу туда редко. Без Туки мне неуютно.

И в Лоте все как и прежде. На следующее утро шериф нашел автомобиль Ламли. Без капли бензина, с севшим аккумулятором. Ни Туки, ни я ничего ему не рассказали. Зачем? Время от времени какой-нибудь автостопщик или турист пропадают в этих краях, в окрестностях Школьного холма и кладбища на холме Гармонии. Потом находят рюкзак или книгу в бумажной обложке, или что-то еще, но тела - никогда.

Мне все еще снится та буранная ночь, когда мы поехали в Джерусалемс-Лот. Не столько женщина, как маленькая девочка, ее улыбка в тот самый момент, когда она тянула ко мне ручки, чтобы я мог поднять ее, а она - поцеловать меня. Но я глубокий старик, и время мое на исходе, а со мной уйдут и сны.