Пиранья. Охота на олигарха

– Ну, если в этом плане... В этом плане... Пожалуй, получается идеальный, классический треугольник, в центр коего мы и попадем, если сердце вам не зря вещует. Выпивохи – ремонтники – грузовик. Там, внутри, можно и безоткатку установить, места достаточно. Ну, конечно, с безоткаткой на нас не попрут, но мало ли кто там сидеть может... Вообще-то, выпивохи себя ведут абсолютно достоверно, сколько я за ними ни наблюдаю, а изъяна, и г р ы заметить не могу.

– Я тоже, – сказал Мазур. – Полная жизненная достоверность... которую и мы с тобой, возникни такая необходимость, смогли бы изобразить не хуже, а? И уж совсем просто изображать, что час чинишь движок, если предварительно развинтить там все к чертовой матери, чтобы было что долго и вдумчиво назад привинчивать... Но не в том дело. Эти, с «Москвичом», по двору шляются, как хозяева, полная уверенность, что тут они и живут... А?

– Полное впечатление.

– А теперь посмотри в глубь двора, – сказал Мазур. – Там собачья конура. И собака внутри, вход старательно доской закрыт. Спрашивается, зачем? Доска узенькая попалась, видно, что псина то справа, то слева пытается морду просунуть, на таком расстоянии лая не слышно, но она наверняка лаем исходит... И доску уже погрызла с обеих сторон, присмотрись...

– Черт, а ведь точно...

Менторским тоном Мазур продолжал:

– Поневоле напрашивается вопрос: почему собака так себя ведет, ежели во дворе расположились починять «Москвич» ее хозяева, обитатели дома?

Поколебавшись, Атаман все же возразил:

– Вообще-то, можно подыскать приемлемое объяснение. Скажем, один из двух – и в самом деле не хозяин, а сосед. И собаки этой он опасается – старые счеты, собак не любит, вот она его и облаивает постоянно, а потому хозяин ее от греха подальше в конуре доской задвинул...

– Логично, – сказал Мазур. – Полноправная версия. И все равно... Я тебе ничего не могу объяснить словами, но м о з ж и т меня что-то, словно ревматическое колено перед грозой ноет... Ты в душе, часом, не ухмыляешься?

– Ничего подобного, шеф, – очень серьезно сказал Атаман. – Самому случалось нечто схожее испытывать. Очень уж все оно тут правильно, благостно и незатейливо... А поскольку вы вдвое больше моего лямку тянете, то я на ваше чутье полагаюсь... Что, отменяем операцию?

Глянув на него, Мазур улыбнулся весело, задорно:

– Не совсем. Не отменяем, а вносим в происходящее новый, непредвиденный элемент. Непредвиденный, ясное дело, для вероятного противника... Сбрось Кентавру два-семь-два.

Атаман кивнул, вынул мобильник и занялся клавишами. Отправив сообщение, воззрился на Мазура с таким видом, словно ждал невероятно хитрого фокуса.

– Будет вам и белка, будет и свисток... – сказал Мазур. – Смотри в оба и жди веселухи, каковая не замедлит воспоследовать... К окулярам прилипать не обязательно, если что-то случится, мы и так увидим...

Какое-то время не происходило ровным счетом ничего интересного. Все так же возились под капотом «Москвича» крохотные на таком расстоянии сельчане, все так же болтали на скамеечке мужички с канистрой и выложенной на газету кучей вяленой рыбки, все так же бесхозно и сиротливо стоял грузовик, возле которого не маячило ни единой живой души.

Потом слева появился Кентавр, одетый простецки, так что совершенно не отличался по виду от сельских аборигенов. Он медленно ехал на стареньком велосипеде, держась правой стороны улицы, почти вплотную прижимаясь к забору.

– А вот теперь берись за оптику, – сказал Мазур, сам поднося к глазам бинокль. – Будет шумно и весело...

Атаман торопливо нагнулся к окулярам. Кентавр на пару секунд исчез из виду, потому что грузовик заслонил его от наблюдателей на пригорке, показался вновь, катя все так же неторопливо, – но, свернув за угол и сделавшись невидимым для пивохлебов и тех, кто возился с «Москвичом», нажал на педали и помчался прочь так быстро, словно за ним гнались черти...

Мазур ждал, цинично ухмыляясь.

Эх, как бабахнуло! И еще раз, и еще! Даже здесь, на значительном отдалении, слышно было, а уж те, кто оказался совсем рядом, должны были с перепугу обалдеть... Из-под днища грузовика повалили клубы густого черного дыма, заволакивая машину, и еще дважды оглушительно прогрохотало, из-под машины вырвались визжащие туманно-белые струи сигнальных ракет...

А через несколько секунд из клубов дыма, почти совершенно скрывших машину, повалила целая толпа по-марсиански обмундированного народа: камуфляж, неуклюжие из-за бронежилетов фигуры, каски-сферы, скрывающие лица, автоматы и пистолеты, высокие солдатские ботинки. Не менее дюжины, – отметил Мазур тренированным глазом. Смирнехонько сидевшие до того в кузове автоматчики, как любой на их месте, рванули наружу со всей возможной скоростью, посчитав, что по их укрытию кто-то из гранатомета шарахнул, не иначе...

Засада была принуждена себя обнаружить во всей красе...

Прекрасно видно было, как рванули со двора чинившие «Москвич», как один из пивохлебов, должно быть, чисто рефлекторно, выхватил из-под брезентовой куртки пистолет – но неразумно было бы и далее любоваться переполохом. В конце концов, главное было сделано: засада в с к р ы т а, причем довольно гуманным способом, так что никто не пострадал, если не считать моральной травмы...

– Ходу! – распорядился Мазур.

Подхватив оптику на треноге, Атаман рванул за ним, они бегом спустились с пригорка и кинулись к уазику. Кентавр, ухитрившийся их опередить, как раз забрасывал внутрь велосипед.

– Ходу, мышки резвые, ходу! – рявкнул Мазур, плюхаясь на сиденье рядом с водителем и смачно хлопая дверцей.

Машина рванула с места в хорошем голливудском стиле.

– Что там? – подал сзади голос Кентавр. – Раз мы так шпарим, была засада?

– А как же, – сказал Мазур, не оборачиваясь. – Видел бы ты, как они наружу дернули. Ну, полное впечатление, что под днищем мина рванула...

– Кто?

– А черт их знает. Нынче всех и всяческих спецназов – что блох на барбоске. Классическая группа захвата, со всеми положенными причиндалами, такие Шварценеггеры – уписаться со страху можно... Ну, и мирные пейзане, ясен пень, оказались тихарями в цивильном...

– Так это они, выходит, нас ждали?

– А кого же еще? – хмыкнул Мазур.

– К л и е н т настучал? – вслух принялся рассуждать Атаман. – Да нет, с чего бы ему собственными руками губить последнюю возможность срубить бабки? К р е д и т о р и не подозревал ничего, с чего бы вдруг... Клиент мог на радостях проболтаться – мол, скоро вышибу наконец должок из скота Викентия...

– Что тут гадать? – пожал плечами Мазур. – В таких случаях стоит не умственно извращаться, а ждать, пока информации прибавится. А пока что – всем на дно. Все легли на грунт, как подводная лодка под бомбежкой, молчат и выжидают...

Ресторанчик, по правде сказать, был не из гламурных – очередное заведение с японским уклоном, расположившееся в тихом переулочке. Их сейчас много в Белокаменной развелось. Официантки оказались девицами со стопроцентно славянской внешностью (наряженными, правда, в некое подобие кимоно), но все же это было лучше, чем «Тайпин», где Мазур от нечего делать в мгновение ока разоблачил прикидывавшегося японцем шеф-повара, оказавшегося всего лишь киргизом. Для этого хватило скудного Мазурова багажа японского языка, насчитывавшего восемнадцать слов...

Он забросил в рот очередной стопарик саке – вот саке, похоже, было настоящее – и заработал палочками. Недолго, впрочем. Проглотил пару ломтиков угря, пару волокон какого-то маринованного овоща и вновь наполнил стопку, значительно опережая едва управившегося с одной Патрикеича.

– Что-то вы, Кирилл Степанович, налегаете на алкоголь, – сказал Патрикеич заботливо. – На вас не похоже.

– Могу и я когда-нибудь нажраться? – проворчал Мазур, отправляя очередную порцию не успевшей остыть водочки по назначению. – И не нуди. Хоть ты и консельери, но это не тот случай, когда мне твои советы нужны. Ресторанчик уютный подыскал, спасибо. А надираться не мешай. – Вылил в глиняную стопочку все, что оставалось в глиняном же кувшинчике, вытряхнул последние капли и распорядился: – Махни гейше, пусть еще парочку принесет... Молодец. Твое здоровье, консельери ты мой оборотистый...

Жахнул очередную стопочку, подцепил палочками кольцо лука, прожевал. Понурив голову, уставился под ноги. Пол в ресторане был из стекла, и под стеклом, среди камней и зеленых кустиков неизвестных водорослей, степенно плавали экзотические рыбешки.

– Это вы из-за сегодняшнего? – спросил Патрикеич, пригубив свой сосуд. – Подумаешь, сорвалось разок... В другой раз получится в лучшем виде. Вы и с этого гада все равно не слезете, знаю я вас...

– Как выражались в старину, знаешь ты дуду на льду, – сказал Мазур хмуро. Наполнил стопку. – Тут все сплелось, Дима. Я не верю в череду т а к и х случайностей. Кто-то положил на нас глаз и начал пакостить всерьез, вплоть до засады. А мне, при моей должности, подобное внимание может и боком выйти...

– У вас же все схвачено.

– Я не Господь Бог, дурашка, – поморщился Мазур. – У меня все схвачено в одном месте, а у кого-то в другом, вот и получается минус на плюс. И дома вдобавок... – Он сделал неловкое движение, опрокинул графинчик, к счастью, уже опустевший.

Подоспевшая официантка в пунцовом кимоно проворно убрала со столика ненужную более тару. Посмотрев ей вслед пристально и мечтательно, Мазур тихо резюмировал:

– А попкой вертит так, словно подработать не прочь. И попка, что характерно, приятная, как и она сама... Патрикеич, ты лучше меня ориентируешься в современной суровой действительности. Сколько стоит такая вот вертихвостка?

Патрикеич усмехнулся с томным и пресыщенным видом опытного прожигателя жизни:

– Весьма даже недорого, Кирилл Степанович. По вашим доходам можете хоть всех здешних построить колонной и еще до конца смены увести трахаться...

– Попробовать, что ли? – вслух подумал Мазур. – Впервые в жизни.

У Патрикеича даже челюсть отвисла:

– То есть? Вы что, хотите сказать, что путанок не пользовали? В ваши-то годы?

– Мои годы, Димочка, пришлись на времена развитого социализма, – сказал Мазур. – В те времена мы как-то ухитрялись бесплатно устраиваться.

– Везло вам, – с неподдельной завистью сказал Патрикеич. – А наше поколение привыкло чуть что за бумажник хвататься. Самое смешное, что честные подруги еще дороже обходятся, чем наемные...

– Выходит, я вовремя успел... – хмыкнул Мазур. Выпил и протянул мечтательно: – А может, по шлюхам пойти? Чтобы развеяться по полной? С з а к а з о м полная нескладуха, дома черт-те что, сплошные скандалы... Имею я право?

– Кирилл Степаныч, что ж вы раньше-то молчали? – оживился Патрикеич. – Я не набивался с идеями, кто знает, как там у вас обстоит насчет облико морале... Если вы серьезно, давайте, вмиг организую. Это ж в три минуты делается и обходится совсем недорого. Снимается сауна на часок-другой, вызваниваются надежные кадры... Поедем вдвоем, оттянемся, напряжение снимем, неудачу приятным отдыхом перебьем...

– А это безопасно? – спросил Мазур не без опаски. – Зараза всякая, чума двадцатого века...

– Да ну! Если предохраняться толково, с качественными презиками... Ну что? Я вызваниваю?

Несколько секунд – и не более того – Мазур напряженно думал, потом махнул рукой:

– В конце концов, живем только раз... Действуй, Дима!

– Я из вестибюля позвоню, – сказал Патрикеич, – чтобы здешняя обслуга за спиной не хихикала потом...

Он встал и направился в вестибюль, на ходу доставая телефон. Посмотрев ему вслед, Мазур жестко усмехнулся, закурил и, опустив голову, сосредоточенно наблюдал за рыбками, лениво скользившими меж камней и водорослей, пытаясь понять, как же их тут подкармливают, чтобы не сдохли раньше времени. Стекло вроде бы сплошное. Нет, где-то определенно есть лючки или нечто аналогичное...

Патрикеич вернулся довольно быстро, сияя, как новенький полтинник. Вполголоса доложил:

– Минут через десять можно выезжать. Пока доберемся, и девки подтянутся, и сауна будет в полной готовности.

Куда именно они приехали, Мазур так и не смог определить – Москву он знал плохо, не успел еще здесь обжиться. Какой-то дворик, здание, не похожее на жилое, дверь без вывески. Встретивший их неразговорчивый хмырь проводил внутрь со всем почтением. Оказалось, ничего экзотического – самая обычная сауна с большим бассейном посередине, деревянными столами на помосте и несколькими дверями. Обилие стекла, никеля и сине-зеленого кафеля.

Патрикеич, определенно здесь уже бывавший, распоряжался непринужденно и весело, с купеческой властностью. Хмырь пообещал, что шашлыки скоро будут, – и исчез, пожелав приятного времяпрепровождения. Повесив пиджак на спинку деревянного стула, Мазур принялся откровенно озираться. Пожал плечами:

– Первый раз в борделе...

Он, разумеется, не стал уточнять, что впервые в жизни попал именно в отечественный бордель. За границами отечества в былые времена случалось всякое. Вплоть до того, что однажды он из-за сложностей жизни скрывался в южноамериканском борделе, где устроился вышибалой, и все обошлось благополучно...

– Явились, – оживился Патрикеич, заслышав шаги на лестнице. – Не сомневайтесь, проверенные кадры вызванивал...

В следующий миг пришлось согласиться, что верный адвокат знает толк не только в юридических крючкотворствах. Впорхнули два юных, довольно-таки симпатичных создания, совершенно непринужденно ринулись знакомиться (Мазур ради шутки назвался Хабибуллой). Как и следовало ожидать, одна оказалась Анжеликой, а вторая – Марианной, хотя существовали сильные подозрения, что в паспортах у обеих значится нечто гораздо более прозаическое. И обе тут же исчезли. Патрикеич без церемоний разоблачился, завернулся в простыню и развалился в позе римского патриция. С чуточку покровительственным видом посоветовал:

– Кирилл Степаныч, вы разоблачайтесь, тут попросту.

– Честное слово, неудобно как-то, – признался Мазур, расшнуровывая туфли довольно медленно.

– Да ну, чего стесняться, если уплочено? Вам кто больше приглянулся?

– Пожалуй что Анжелика, – подумав, заключил Мазур.

– Нихт проблем. Когда дойдете до кондиции, волоките ее во-он в ту дверочку. И посуровее, главное, а то просечет, что у вас опыт невелик, на шею сядет, ломаться начнет... Что хотите, то и вытворяйте.

Заворачиваясь в белоснежную простыню, Мазур тяжко вздохнул:

– Влип в приключения на старости лет господин адмирал, даже страшновато чуточку...

Патрикеич глянул на него с превосходством:

– Кирилл Степаныч, это у вас – советские пережитки. Наоборот, так оно гораздо проще: заплатил лавэ, разложил телку – и делай что хочешь, без последствий и проблем. Просто и рационально – никаких тебе чувств, обязательств, сложностей...

Вернулись феи – уже живописно задрапированные в простыни. Во исполнение договоренности Патрикеич быстренько встал, взял Марианну за локоток и наладил к себе за стол, так что моментально стало ясно, какой будет расклад.

Уяснившая это Анжелика присела рядом с Мазуром, безмятежно ему улыбнулась во все сорок четыре белоснежных зуба и спросила:

– А вы из Средней Азии, да? Я одного Хабибуллу знала, так он был из Ташкента...

– Он у нас из Тегерана, – преспокойно объяснил Патрикеич, уже непринужденно приобнявший свою то ли Марианну, то ли попросту Надюшу.

– А это где? – округлила глаза Анжелика, похоже, ничуть не прикидываясь.

– Неподалеку от Ташкента, – сказал Патрикеич. – У него там плантация, хлопок пополам с коноплей, орава вооруженных джигитов и самый натуральный гарем. Хабибулла, у тебя там все еще восемь жен?

– Обижаешь, Дмитрий, да, – сказал Мазур, наливая шампанского и себе, и случайной подруге. – Уже двенадцать. Не считая внештатного состава.

– Слышала? Ты его не серди, а то украдет, и будешь в Тегеране голой плясать с бубенчиками на попе...

– Ой, да ну вас! – фыркнула Анжелика, присматриваясь к Мазуру. – Прикалываетесь оба, вот и все. Он совсем на среднеазиата не похож. Нормальный русский мужик, у меня глаз наметанный.

– Глаз наметанный, рука набитая, осталось только морду набить.

– Ой, да ну тебя, Димка! – с деланым возмущением надулась красотка Анжелика, придвинулась к Мазуру и заулыбалась ему вовсе уж обольстительно: – Вот вечно он так – то прикалывается, то шутки дурацкие гонит. А вы такой солидный, наверняка положительный... Как вы с ним познакомились-то? Настолько не гармонируете...

«А она не дура, – подумал Мазур. – Разве что образованностью не блещет, но на дурочку не похожа...»

– А я его четвероюродный дядя, – сказал он как можно непринужденнее. – Из Мурманска. Боцман дальнего плавания. Завернул вот посмотреть, как племянничек себя ведет...

– Серьезно?

– Да как вам сказать... Насчет боцмана по крайней мере – чистая правда.

И без всякого перехода рассказал старый и пошлый анекдот про боцмана, джинна и юнгу. Анжелика закатилась, будто ее щекотали. Понемногу Мазур начинал осваиваться в абсолютно новых обстоятельствах. Хотя, честно признаться, некоторая потаенная робость и в самом деле присутствовала: впервые имел дело с отечественными проститутками. Не при начальстве будь сказано, двадцать лет назад, вынужденно служа при борделе, он не то что с рядовой тамошней служащей – с хозяйкой заведения крутил амуры, но это было совсем другое дело...

Если подумать, и не робость это была, а нечто среднее между неловкостью и внутренним протестом. Такова уж старая закалка. Трудно было хладнокровно вписаться в ситуацию, когда можно пользоваться этой соплячкой, как вещью, за которую у п л о ч е н о. Действительно, какой-то другой мир, подумал он сердито. Все остальные-то ничего необычного в ситуации не видят...

Какое-то время он безмятежно травил байки с морским уклоном, прекрасно понимая, что разговорами, как писал классик, тут не отделаешься и придется все же смотреть ируканские ковры. Потом Патрикеич, олицетворяя своей персоною басню о соловье, которого баснями не кормят, подхватил хихикавшую Марианну и исчез за одной из дверей. Анжелика, словно получив конкретный приказ, поднялась и безмятежно бросила Мазуру:

– Пошли?

Вздыхая про себя – глубоко же на старости лет нырнул в пучины рыночной экономики, до самого дна, – Мазур пошел следом. Никаких ковров за дверью, разумеется, не обнаружилось – попросту большая комната со столом посередине и широким диваном.

Анжелика преспокойно сбросила простыню на пол, потянулась и осведомилась: