– Ну вот, – проворчал Билли, нешуточно огорченный, медленно встал. – Вечно вы, гражданин, без очереди, а потом, я б и тут посидел, с нее не убудет…
– Групповухи не люблю, – сказал Макс. – Сам знаешь. Не хнычь, дитятко, она потом хорошо подмоется, а времени – до утра… Ну, ключ на старт?
– Есть ключ на старт, – безрадостно сказал Билли, взял со стола непочатую бутылку и побрел в другую комнату.
Жанна погасила в пепельнице довольно длинный чинарик:
– Чует моя душа, пошла работа… Ты как, любишь женщин раздевать, или самой? – встала и потянулась, закинув руки за голову. – Помнится, мы тут что-то говорили за премиальные…
– Не суетись под клиентом, – с улыбкой посоветовал Макс. – Я ж тебе говорил – через утренний местком, а до утра времени немерено.
Он подошел вплотную, постоял перед ней, чуть выдвинул вперед левый бок.
Жанна лукаво глянула на него – оба были почти одного роста, потянулась к пряжке его пояса, массивной, выпиравшей под свитером. Макс быстро отвел ее руку, еще какое-то время пытливо смотрел девушке в глаза, что-то для себя окончательно определяя, и в глубине его зрачков все еще таился нерастаявший холодок.
– Ты что, в самом деле с эскортом до сих пор не общался? – тихо, с подначкой спросила Жанна. – Такое впечатление…
– Знаешь, резинок терпеть не могу, – сказал он так же тихо, наконец решившись.
– Ну, доплатишь за риск?
– А у тебя – ничего? Подцеплю – убью потом…
– Фирма веников не вяжет, – сказала Жанна. – Я на минутку в ванную, о’кей? Чтобы уж все путем…
– Валяй.
Макс посмотрел ей вслед, налил себе еще полстакана импортного фальсификата, выпил медленно. Достал из-под свитера пистолет, снял с предохранителя, сунул назад, под газету. Покосился в сторону шкафа. Стянул свитер, расстегнул пару верхних пуговиц рубашки и стоял, зажмурившись, изо всех сил пытаясь расслабиться полностью, слушая тишину. Клацнул пряжкой, медленно стянул джинсы.
Вернулась Жанна, в одних узеньких белых трусиках, положила на стул аккуратно свернутое платье, скользнула довольно-таки бесстыжим взглядом по его фигуре, недвусмысленно отражавшей естественную мужскую реакцию на едва прикрытую лоскутком ткани красотку. Покачивая бедрами, подошла вплотную, ловко, одним движением ладони управившись с топырившимся естеством так, чтобы не мешало им прижаться друг к другу, шепнула на ухо:
– Поехали?
Макс опустил руки ей на плечи, девушка почувствовала, что он в долю секунды расслабился, будто наконец-то выдернули некий невидимый стержень. Жесткие ладони медленно проползли по ее спине, по талии, скользнули ниже, Макс обеими руками прижал ее к себе, постоял пару секунд, чутко поводя ноздрями, выдохнул:
– Хорошо пахнешь…
– Франция…
Вслед за тем она гибко высвободилась, подхватила со стола дурацкую обезьянью маску и, состроив физиономию балованной и капризной девочки, выпрашивавшей у бабушки варенье, шепотом предложила:
– Нет, ну надень, здорово возбуждает, посмотришь…
И подняла маску к его лицу. Макс, фыркнув, со снисходительной усмешкой уступил, подумав чуточку философски, что целовать эту шлюху все равно не придется, черт ее знает, что там час назад пребывало в этом ротике. Девушка поправила резиновую харю, чтобы клиент мог нормально видеть сквозь дырочки. Опустилась перед ним на колени, медленно стянула с него трусы, погладила, бросила вверх быстрый, смеющийся взгляд. Повинуясь ее пальцам, мужчина пошире расставил ноги.
И нечеловечески взревел от удара кулаком – снизу вверх, в аккурат по причиндалам.
Он еще валился на пол, воя, скорчившись, – а девушка уже взмыла, как распрямившаяся стальная пружина.
Мимолетным ударом ладони чуть сбила маску – отчего Макс полностью ослеп, задохнувшись, когда нос и рот закрыла пахнущая тальком резина, – метнулась к платью и выхватила из кучки черного шелка отливавший черным глянцем пистолет.
– Стоять. Руки, – совершенно нормальным голосом сказала она ошалело ворвавшемуся в комнату Билли и, не давая передышки, заорала: – Стоять, козел!
Он попятился, уперся спиной в стену, так и не подняв руки в совершеннейшем обалдении от столь молниеносных перемен. Покосился на стол. За спиной девушки корчился и стонал на полу Макс. Девушка почти неуловимо для глаза крутнулась волчком. В следующий миг удар пяткой в подмышку – по всем правилам диверсантов НКВД – швырнул Билли на пол.
На экране телевизора окаянствовал Чак Норрис, паля по криминальным элементам всех цветов кожи.
Жанна метнулась к двери, щелкнула обоими замками. В первый миг показалось, что в тесную прихожую ураганом ворвался целый взвод. Секунды три спустя, когда молниеносное мельканье массивных мужских фигур прекратилось, обнаружилось, что их всего четверо – двое в камуфляже без всяких опознавательных знаков и черных масках-капюшонах, двое в цивильном.
– Этого – туда! – резко распорядилась Жанна.
Крепыш в кожанке, давешний мажордом при шлюхах, подхватил с пола Билли, все еще скрюченного – такой удар, нанесенный по всем правилам, ненадолго парализует, – головой вперед зашвырнул в другую комнату, зашел следом и закрыл за собой дверь. Один из камуфляжных, проследив за взглядом Жанны, поднял газету, удовлетворенно хмыкнул и отложил, не прикасаясь к пистолетам.
Макс все еще стонал и охал, но уже не орал. Камуфляжники надежно припечатали его к полу, один заломил руку, второй сграбастал пятерней за волосы, задрал голову. Маска слетела. Наступил полный порядок и благолепие, никто не суетился, никто не кричал. Что-то вроде немой сцены.
Натянув платье через голову, Жанна вышла в другую комнату. Шепнула что-то на ухо крепышу, села подальше, так, чтобы оклемавшийся Билли не смог достать ее ногой в прыжке, положила на небрежно застеленную кровать свой ПСМ, неспешно закурила и созерцала пленника, чуть заметно улыбаясь. Спросила:
– Что, сучонок, ждешь небось, что тебе заявят, будто пришла милиция и ты арестован? Легкой жизни захотел…
Билли, уже украшенный наручниками, еще более занервничал после этой реплики.
Крепыш достал из-под кожанки черный пистолет изящного импортного облика, снабженный столь же черным, внушительным цилиндрическим глушителем, застыл у двери, словно робот. Физиономия у него не то чтобы стала агрессивной – просто бедняга Билли, впервые в жизни на секунду обретя дар ясновидения, сообразил, что этот спокойный, несуетливый тип с равнодушным выражением лица выполнит самый жестокий приказ.
– А правда, Билли, я очаровательное создание? – весело спросила рыжеволосая. – Что-то побледнел у нас Билли, и вот уже никакого стояка я у него что-то не наблюдаю… – Она сузила глаза, голос зазвучал холодно, с издевкой. – Ну, так что это вы натворили, дрочилы-мученики? Стоял себе обменный пункт, никого не трогал, налоги платил и «крыше», и государству, крепил рынок, менял себе денежку, ту на эту и наоборот… Так нет, налетели добры молодцы, вольные стрелки, сгребли капусту, напакостили… Ты зачем мочканул охранника, жертва аборта? В глаза мне смотри, блядь такая! – вновь улыбнулась, как ни в чем не бывало. – Ну, так с чего вы решили, что бояться следует в первую очередь ментов?
– Это не я… охранника…
– Ну да? – ухмыльнулась Жанна. – А Максик сейчас очухается и скажет, что ты…
– Это Абдулла… Из своего… У него «Вальтер», можно же посмотреть по пуле.
– Сейчас. Будем пули смотреть. И капуста у Абдуллы?
– У него половина…
Пожалуй, Билли никого не собирался доставать ногой в прыжке. Не тот типаж. Слабое звено, каковое имеется в каждой цепочке, нужно только угадать. Жанна, небрежно затушив сигарету о подоконник, присела на корточки рядом с собеседником, ткнула стволом пистолета ему в ухо, но тут же передумала, кивнула напарнику:
– Иди-ка сюда, Зверь, со своей бесшумкой…
– В ногу? – спокойно осведомился Зверь, медленно надвигаясь.
– Ну, Зверь, ты садист… – протянула Жанна. – Он же хромать будет… В яйцо. Тебе которого не жалко, Билли? Да ты не горюй, чудик, и с одним яйцом люди живут припеваючи… – И преспокойно, насквозь по-деловому продолжала: – Зверь, ты только стяни с него штаны, а то ведь промахнешься, если будешь стрелять вслепую, еще в ногу засадишь.
Билли попытался что-то прохрипеть. Зверь бесстрастно прикидывал, как половчее стянуть с него брюки.
– Погоди минутку, – сказала Жанна. – Такое впечатление – жалко Билли своего яйца. Дорого оно ему, как память. А, Билли? Ну, тогда говори, умничка, может, я тебя и пожалею… Половина бабок у Абдуллы. А где Абдулла?
– В Ольховке.
– Конкретнее.
– К-кошевого сорок пять. Частный дом. Там его телка…
– Завтра все вместе собирались сдернуть?
– Ну…
– Вторая половина где?
– В сумке. В шкафу. Нет, давай уж разборку сделаем, как положено… Коли такие танцы… Я тут пешка…
Жанна кивнула Зверю, и тот отошел, не спрятав пистолета.
– Абдулла что, черный?
– Нет, наш, ольховский. Костя Дударев. Абдулла – для красоты, как в «Белом солнце»… – Билли, умоляюще глядя на нее, прохрипел: – Не надо, мужики… – и сообразил, что мужик перед ним только один. – Жанна, я ведь так, на подхвате… Может, добазаримся?
– Лапочка ты моя, – похлопала его по щеке Жанна. – Ну хорошо, я же женщина, мне душевной быть положено. Вот попался бы ты тому мужику с парижской фотографии, он бы принялся светить тебе в рожу лампами да охаживать кулачищем по загривку. Терпеть он таких не может…
– А он кто? – машинально спросил Билли.
– Да милейший человек, – мечтательно сказала Жанна. – Комиссар полиции шестнадцатого округа. Неделю мы с ним общались, а замуж и в самом деле звал, только у меня командировка кончилась…
Упруго выпрямилась и вышла. Только тогда до пешки Билли и стало понемногу кое-что доходить.
Макс и его стражи пребывали в прежней позиции.
– Ну, подняли и украсили, – распорядилась Жанна.
Макса подняли, украсили наручниками. Усадили на диван и сели по бокам, зажав с обеих сторон.
– Давай уж матом, чтобы легче стало, – предложила ему Жанна. – Пока не сели писать официальные бумажки.
Однако Макс, люто сверкнув глазами, молчал.
– Ну, ты умней, чем я думала… – и она продолжила скучным голосом: – Старший оперуполномоченный уголовного розыска капитан Шевчук. То бишь я. Согласно указу Президента… До тридцати дней… В бюрократию играть будем? Удостоверение предъявлять в развернутом виде?
– С-сука, – сказал Макс и отвернулся, насколько мог.
– Значит, не будем. – Жанна отошла ко второму штатскому, понизила голос: – Толя, давай в машину. Кошевого сорок пять – там третий, пусть займутся. Потом организуй понятых, да вежливо, ну и пусть остальные сюда поднимаются, начнем игры с писаниной. Эх, а домой я попаду не раньше четырех утра, и хрен мне кто отгул даст…
Макс таращился на нее словно бы с немым вопросом.
– Нет уж, Максимилиан, – усмехнулась Жанна, присаживаясь к столу и тщательно заворачивая в целлофан фотографию. – Мы с тобой не в штатовском детективе, и никто тебе не станет долго и вдумчиво объяснять, как мы эту хатку вычислили. Ну, а машину с вашим блудливым заказиком тормознули на подступах, только и дел. Котенки, кто ж в вашем положении так телефоном балуется? Ладно, наденьте ему штаны, а то еще начнет орать при понятых, что менты его раздели и утюгом пытали…
Появились еще трое, уже в полной форме. Жанна вышла в другую комнату, махнула рукой:
– Билли, пошел вон, сядь там в уголочке рядом с корефаном, да не дергайся, а то пальнут… – Когда за ним захлопнулась дверь, взяла с пола бутылку и как следует глотнула из горлышка. Устало откинулась на колченогом стуле. – Ладно, один черт, все равно пила, общаясь с клиентами, так что запашок мотивирован… Кинь сигареты. Ну что, умница я у вас? А кто это предлагал штурмовать с «Зарей» и кувалдами? – и пускала дым с закрытыми глазами…
– Дарья, ты молоток, – сказал крепыш не без восхищения.
– Ну да, вот именно, – рассеянно отозвалась она, не открывая глаз. – Очаровательный молоток, Славик. Как говорили в Парижике, «мадемуазель Дария – шарман». Они ж мягкий знак нипочем не выговорят, лягушатники… – В несколько затяжек прикончила сигарету и открыла глаза. – А где, Слава, бабки, за меня авансом полученные?
– Тут. Слушай…
Даша встала, ухмыльнулась:
– Слушаю. Вот если бы ты их при обыске наладил в карман со стола, я бы на тебя первая накатала телегу. Ну, а так – словно бы и заработали. Ты меня честно продавал, а я честно терпела, когда хватали за половые признаки. Все равно в нашей веселой рутине никто про эту мелочь и не вспомнит… Только делим не поровну, а по-честному. Мне сто, тебе триста. И не возникай. Я баба одинокая, а у тебя двое по лавкам. Сунешь мне в шубу потом. И я сказала – сто… – Она задумчиво ухмыльнулась: – А все-таки завидки берут, Славик, – хорошо заколачивают эти бляди. У меня в месяц восемьсот пятьдесят чистыми, а тут – нате вам… Как выражаются по ящику, налицо значительный дисбаланс в доходах населения. Пошли писать бумажки? Авось и к трем по домам попадем…
Глава вторая
Родительский дом, начало начал…
Она все-таки попала домой к трем часам ночи – так что удалось поспать аж до семи и даже проснуться довольно бодрой. В основном благодаря успешно и лихо завершенному делу – ибо любой честный российский сыскарь-следователь нагружен делами, как Барбоска блохами, и избавление от очередного являет собою сущий праздник души. В особенности если забыть на минутку о тех, что остались висеть на шее…
В семь неслышно прозвенел навсегда заведенный еще в канувшей в небытие Советской Армии внутренний будильник, и она вскочила без попыток понежиться, минут на пять забралась под душ – ледяной-горячий-ледяной-горячий, моментально сбрасываешь годочков несколько, – воткнула штепсель кофеварки и сунула в рот первую утреннюю сигарету. В трехкомнатной квартире, полученной майором Шевчуком в мрачные годы диктата КПСС, она пребывала одна – отставной майор где-то запропал со вчерашнего утра. И записки на обычном месте не имелось, так что Даша, цинично ухмыльнувшись про себя, моментально сделала определенные выводы. Подумав, разрешила себе в качестве премии за вчерашнее вторую утреннюю сигарету.
Никаких особенных переживаний из-за вчерашней нервотрепки, как и следовало ожидать, что-то не ощущалось. Вот и ладушки. Неизвестно, что там будет в сорок, если удастся дожить, а в ее нынешние тридцать нервишки пока что не гудят натруженно. И преступлением века в Шантарске не пахнет. Одна рутина. А значит, удастся даже выкроить время на личную жизнь.
В семь двадцать пять, когда она уже прихлебывала кофе, под окном знакомо визгнули тормоза десятилетней, но все еще довольно бодренькой «Нивы». Прибыл блудный родитель.
Конечно, когда отставной майор, невысокий и крепенький, как боровик, возник в квартире, в облике его не отмечалось ни малейших следов проведенной в утехах ночи – наоборот, вид у майора был этакий благородно-усталый, с упором на «благородно», как и полагается частному сыскарю, свято стерегущему завоевания расцветающего капитализма, рынка и всего такого прочего (см. выступление вице-премьера Чубайса на всероссийском слете Юных Друзей Товарно-Сырьевой Биржи…).
Майор (очень он любил именно такое обращение, при каждом удобном случае напоминая, что в США отставники пожизненно носят прежние титулы, как-то: «полковник», «губернатор», «президент») с видом предельно умученного служебным долгом служаки отделил кобуру с разовым «Айсбергом», примостил ее на холодильнике, принял непроницаемый вид и стал наливать себе кофе.
Даша, вытянув шею, демонстративно и шумно втянула воздух ноздрями. И заключила:
– «Пуазон». Польского производства.
– Инсинуации, – сказал майор.
– Есть еще хорошее ругательство – «ist eblisch ment», – сказала Даша. – Нет, ну конечно, ты всю ночь пролежал у сейфа, притворяясь факсом, чтобы конкуренты не слямзили рецепт знаменитой миндальной настойки. А факсы у нас как-то исстари повелось протирать «Пуазоном». Все замотивировано.
– Трепло, – хмыкнул майор. – Ну какой «Пуазон»?
– Знаю, – сказала Даша. – Это я так, абстрактно. Я ж тебе не Шерлок Холмс, чтобы угадывать марку с лету. Но запашок-то все равно присутствует, а, родитель?
Родитель скромно потупился.
– Молоток ты у меня, майор, – сказала Даша. – Пятьдесят шестой пошел, а ты вон какой еще бодренький по утрам, опосля, стало быть… Лет-то очередной сколько?
– Тридцать один, – с оттенком законной гордости поведал майор.
– Ого? – Даша подняла брови. – Двойные поздравления, майор. Этак ты скоро до школьниц докатишься.
– Вот уж кого боюсь, так это нынешних школьниц. Уровни развития у меня с ними не совпадают. Слава богу, успел я тебя родить до сексуальной революции и прочих нынешних художеств…
– А, все равно получилось нечто ужасное, – отмахнулась Даша. – Можешь и меня поздравить. Нынче ночью сто штук заработала в эскорте. Майор, не отвешивай челюсть до пупа, я ж не говорю, что я за них
– Это как?