Было у матери два сына

Это был уже торг. Почти сговор. Сговор двоих во имя третьего предать четвертого.

- Так... - следователь деловито заглянул в папку. - У него уже три есть. Условно. Ну еще четыре дадут, за рецедив. Считай, мать: семь, но по факту лет пять. При хорошем поведении года четыре. И если сам придет - тоже зачтется.

Белесые ресницы пытливо моргали. Они ждали, очень довольные собой. И мать это поняла.

- Значит, сына тебе привести, говоришь? Зачтется, говоришь, да?

- Зачтется, мать, зачтется.

Она шагнула к столу, откинулась и неумело плюнула. Плевок упал почти отвесно, попав между папкой и телефоном. Потом мать повернулась и вышла.

Следователь схватился было за трубку, но передумал. Вместо этого вытащил из корзины скомканный лист и аккуратно, начиная от краев, вытер плевок. Потом взял еще один лист и промокнул насухо, пока не остался доволен.

* * *

Через два дня мать вновь пришла к следователю, за рукав, почти насильно, волоча за собой старшего. Нашла у того плосколицего.

- На, жри мясо! На!

Младшего брата выпустили сразу, как посадили старшего. Гришка несколько дней пролежал на диване носом в подушку, а потом отлежался и стал жить дальше. Мать тоже живет дальше: все так же прыгает воробьем. Вот только пирожки у нее пригорают, чего раньше не было - ну да это мало ли почему может быть. Ну да сколько веток не ломай - всякая по-своему треснет.

Старший сидит пока в городе. Мать ходит к нему часто: навещает, носит передачи. Писем Гошка почти не пишет, а если пишет, то с жалобами и просьбами присылать шерстяные носки и сигареты. Говорит: на них все остальное можно выменять. Ему виднее.