Мексиканские ночи

Ранчо стояло в живописнейшем месте, среди буйно разросшейся зелени, неподалеку от Рио сан Гранде. С некоторых пор там находился постоялый двор для тех, кто был застигнут ночью в пути или останавливался по какой-либо другой причине.

Во дворе полукругом стояли тюки. У костра кто коптил к завтраку тотайо, кто чинил седла мулов, которые здесь же ели свой маис.

Экипаж, заваленный чемоданами и картонками, стоял рядом с дилижансом, сделавшим остановку, чтобы починить колеса. Стали просыпаться путники, которые провели ночь под открытым небом. Некоторые прохаживались, покуривая трубки, более проворные уже оседлали коней и уехали в разных направлениях.

Скоро из дилижанса вышел кучер, задал корм мулам, запряг их и стал звать пассажиров. Разбуженные его криком, полусонные, они выходили из гостиницы и занимали в дилижансе места. Девять мексиканцев, истинных сыновей своей страны, в национальных костюмах, и два француза, одетых по-европейски.

В тот момент, когда кучер, чистокровный американец с севера, пустив в ход ругательства и проклятия, собрал, наконец, всех своих пассажиров и хотел тронуться в путь, раздался топот копыт, звон сабель, и несколько всадников в истрепанной военной форме осадили перед ранчо коней.

Этим отрядом из двадцати человек, с виду настоящих бандитов, командовал альферец или су-лейтенант. Высокий, сухощавый, с загорелым лицом и подозрительным взглядом, тоже в истрепанной форме, но прекрасно вооруженный.

— Не рано ли вы уезжаете? — крикнул лейтенант кучеру.

Американец, еще минуту назад наглый и самоуверенный, поклонился с заискивающей улыбкой и ответил подобострастным тоном.

— Какая счастливая встреча! Сеньор дон Хесус Домингус! Уж не хотите ли вы сопровождать дилижанс?

— Не сегодня! Меня привело сюда другое дело.

— О! Вы правы! Мои пассажиры не достойны столь почетной охраны. Они не так уж богаты, к тому же мне предстоит остановка в Орисабе, по меньшей мере, часа на три, чтобы починить колеса.

— Тогда прощай и ступай к дьяволу! — ответил офицер. Кучер помедлил, потом сошел с козел и приблизился к офицеру.

— У тебя есть для меня новости? — спросил офицер.

— Есть, — деланно смеясь, ответил кучер.

— Хорошие или дурные?

— Эль Рахо впереди, по дороге в Мехико! Офицер вздрогнул, но тут же овладел собой и резко ответил:

— Этого не может быть.

— Я видел его, как вижу вас. Офицер, поколебавшись, сказал:

— Спасибо! Я приму меры предосторожности. А ваши пассажиры?

— Бедняки, не считая двух слуг какого-то французского графа. Его чемоданами можно было бы наполнить целую карету. Остальными не стоит заниматься.

— Я подумаю.

— Поступайте как вам будет угодно. А сейчас мне пора, простите, что покидаю, дон Хесус. Мои пассажиры спешат.

— Ну, до свидания!

Кучер влез на козлы, хлестнул мулов, и дилижанс помчался с такой быстротой, что пассажиры на каждом повороте рисковали сломать шею.

Офицер подошел к хозяину-вентеро и надменно спросил:

— Нет здесь у вас испанского кабальеро с дамой?

— Есть, — ответил хозяин, сняв шляпу и дрожа от страха. — Довольно пожилой кабальеро и совсем молодая дама. Прибыли сюда вчера, после захода солнца, в экипаже. Видите, стоит у ворот. При них охрана. По словам солдат, они едут из Веракруса в Мексику.

— Они-то мне и нужны! Я прислан, чтобы сопровождать их до Лос-Анжелеса. Но, кажется, они не торопятся ехать. Путь долгий, не мешало бы поспешить!

В этот момент в помещении, называвшемся залой, появился богато одетый мужчина. Приподняв шляпу, он всех приветствовал, и направился к офицеру, который пошел ему навстречу.

Мужчине было лет пятьдесят пять. Совсем еще бодрый, высокого роста, очень элегантный, с благородными чертами лица, доброго и открытого.

— Я дон Антонио де Каррера, — сказал он, обращаясь к офицеру. — Случайно услышал ваш разговор с хозяином и понял, что вы должны сопровождать меня в пути.

— Совершенно верно, — вежливо ответил офицер. — В приказе указано ваше имя. Так что я к вашим услугам.

— Благодарю вас, сеньор! Моя дочь прихворнула немного, и, если не возражаете, мы выедем через несколько часов. Я просил бы вас оказать мне честь и позавтракать с нами.

— Тысячу раз благодарю вас, кабальеро, — ответил, вежливо кланяясь, офицер, — но не смею принять вашего приглашения. Вряд ли присутствие грубого солдата будет приятно даме.

— Я не настаиваю, сеньор, хотя рад был бы побеседовать с вами. Значит, решено? Мы остаемся еще на несколько часов?

— Как вам будет угодно, сеньор. Я полностью в вашем распоряжении.

После этого пожилой господин вернулся во внутренние комнаты, а офицер вышел к солдатам, которые уже расположились бивуаком. Солдаты привязали лошадей и, покуривая, разбрелись в разные стороны, с некоторым беспокойством поглядывая на мексиканцев.

Офицер что-то тихо сказал одному из солдат, после чего тот сел на лошадь и ускакал.

Около десяти утра слуги дона Антонио де Каррера запрягли лошадей, а через несколько минут вышел и он сам.

Он подал руку даме, так укутанной вуалью и мантильей, что невозможно было разглядеть ни лица ее, ни фигуры.

Лишь только дама расположилась в карете, дон Антонио повернулся к офицеру и сказал:

— Мы тронемся, когда вам будет угодно, лейтенант! Дон Хесус поклонился, солдаты сели на коней. Пожилой господин поднялся в экипаж, слуга закрыл за ним дверь и сам сел на козлы рядом с кучером. Еще четверо слуг, хорошо вооруженные, ехали за каретой.

— В путь! — скомандовал офицер.

Часть солдат ехала впереди, а часть организовала арьергард. Кучер хлестнул лошадей, и вскоре экипаж исчез в облаках пыли.

— Да хранит его Бог! — прошептал хозяин, подбрасывая на ладони две унции золота, которые ему оставил дон Антонио.

— Благородный старик. Как бы конвой дона Хесуса не оказался для него роковым.

ГЛАВА III. Разбойники

Итак, экипаж дона Антонио мчался по дороге в Орисабу, неподалеку от города сделал поворот и направился к ущелью Лас Кумбрес.

Дама, ехавшая со стариком, была совсем молоденькая, лет шестнадцати-семнадцати. Тонкие черты лица, голубые глаза с длинными ресницами, нежные бархатные щечки, прямой нос, коралловые губы и жемчужные зубы, подбородок с ямочкой, черные шелковистые кудри до плеч, матовая кожа — все это отличало обитательниц экваториальных стран от жительниц севера, с их хрупкой, болезненной красотой, и влекло к ним, внушая не только любовь, но и поклонение.

Устроившись в углу кареты в грациозной позе, утопая в волнах газа, девушка мечтательно смотрела на открывающиеся перед ней пейзажи, рассеянно отвечая отцу, который то и дело к ней обращался.

Старик, казалось, был чем-то озабочен.

— Знаешь, Долорес, — говорил он, — несмотря на заверения тех, кто стоит во главе правительства в Веракрусе, и их покровительство, я им не верю.

— Почему, отец? — спросила девушка.

— Здесь тысяча причин. Но главная — то, что я испанец, а испанцев мексиканцы терпеть не могут, ты это знаешь.

— Вы совершенно правы, отец, но мне очень хочется знать, что заставило вас внезапно покинуть Веракрус и вопреки обыкновению взять меня с собой.

— Все очень просто, дитя мое. Неотложные дела требуют моего присутствия в Мехико. С другой стороны, на политическом горизонте сгущаются тучи, и пребывание в нашей гасиенде очень скоро могло бы сделаться опасным. Потому я и решил оставить тебя у нашего родственника дона Луи де Пезаль, твоего крестного отца. Он тебя очень любит. Сам я отправлюсь дальше, в Ареналь, возьму твоего брата Мельхиора и увезу вас в столицу. Там, по крайней мере, мы будем в безопасности, если вдруг настоящее правительство будет свергнуто правительством Веракруса.

— Иной причины нет? — с легкой улыбкой спросила девушка.

— Разумеется, дорогая Долорес! А ты любопытна! Хочешь, чтобы я открыл тебе мой секрет! — Отец погрозил ей пальцем.

— Значит, есть все же секрет?

— Возможно, но пока я тебе ничего не скажу!

— Не скажете?

— Нет!

— Когда вы говорите суровым голосом и хмурите брови, настаивать бесполезно! Но может быть, вы мне скажете, зачем изменили имя, прежде чем отправиться в путешествие?

— О! С большим удовольствием! Меня слишком хорошо знают как человека богатого, а на дорогах сейчас везде рыщут разбойники.

— Только поэтому вы взяли другое имя?

— Да, дорогое дитя. Я думаю, этого вполне достаточно. Благоразумие заставило меня так поступить.

— Допустим, — произнесла Долорес с лукавым видом, склонив набок голову. И вдруг вскричала: — Взгляните, отец! Карета замедлила ход!

— В самом деле, — ответил старик. — Что бы это могло значить?

Он опустил стекло, выглянул, но ничего не увидел. Экипаж в это время въезжал в ущелье Лас Кумбрес, и дорога здесь так петляла, что дальше двадцати пяти — тридцати шагов ничего не было видно.

Старик подозвал одного из слуг, едущих за каретой.

— Что случилось, Санхес? — спросил он, — мне кажется, карета замедлила ход.

— Это правда, сеньор! — ответил Санхес. — Выехав из долины, лошади сбавили скорость. В чем причина, не знаю. Солдаты чем-то обеспокоены, перешептываются, озираются по сторонам. Словно чего-то боятся.

— Неужели на нас собираются напасть бандиты? — воскликнул старик с плохо скрываемым волнением. — Разузнайте-ка, Санхес! Место для нападения превосходное, но если наш конвой не связан с бандитами, вряд ли они осмелятся тронуть нас. Узнайте же, Санхес, и доложите мне.

Слуга тотчас же вернулся, бледный от ужаса, и прерывающимся голосом сказал:

— Мы погибли, сеньор!

— Погибли! — вскричал старик, бросив на онемевшую от ужаса дочь взгляд, полный любви и страха. — Погибли! Вы сошли с ума, Санхес! Объясните, ради бога, в чем дело?

— Сейчас вам начальник конвоя все объяснит.

Карета остановилась. Старик выглянул в окно. Солдаты окружили карету. Их было вдвое больше, чем в начале пути.

Старик понял, что попал в западню и на спасение нет ни малейшей надежды. Сопротивление бесполезно, остается лишь покориться. И все же старик решил не сдаваться сразу, предпринять все, что возможно в его положении.

Он нежно поцеловал дочь, велел ей оставаться на месте, а сам выскочил на дорогу с револьвером в каждой руке.

Солдаты не двинулись с места, хотя были удивлены его поступком.

Четверо слуг встали за своим господином, держа наготове оружие и только ожидая команды.

Санхес сказал правду. Прискакал дон Хесус Домингус, но не один, а с индейцем, невысоким и коренастым, в форме полковника регулярных войск.

Старик сразу же узнал в нем дона Фелиппе Пери Ирсобала, одного из приверженцев Хуареса. Раза два или три он видел его в Веракрусе.

— Кабальеро! — крикнул старик, — что это значит? Почему вы мешаете моему путешествию?

— Сейчас узнаете, дорогой сеньор, — усмехнулся полковник. — Именем отечества, вы арестованы!

— Арестован? По какому праву?

— По праву сильного! Надеюсь, нет нужды это объяснять?

— Другого объяснения вы не можете дать, — насмешливо ответил старик.

— Напрасно вы так думаете! Я арестую вас как шпиона, уличенного в измене отечеству!

— Вы сошли с ума, сеньор полковник! Я — шпион и изменник?!

— Сеньор! Правительство президента Хуареса давно за вами следит. Хорошо известно, почему вы с такой поспешностью оставили Веракрус и для чего отправляетесь в Мексику.

— Я еду в Мексику по коммерческим делам, и президент знает об этом, он собственноручно подписал мой пропуск и милостиво дал мне конвой, даже без моей просьбы.

— Все это так, сеньор. Наш великодушный президент не терпит строгих мер и потому не хотел подписывать приказ о вашем аресте. Он предпочел из уважения к вашим сединам дать вам возможность бежать, но ваша последняя измена переполнила чашу терпения, президент понял, что без строгих мер тут не обойтись и отдал приказ о вашем аресте.

— Могу я узнать, в чем меня обвиняют?

— Это, сеньор дон Андрес де ля Крус, вам известно лучше, чем кому бы то ни было. Ведь не зря вы изменили свое имя!

Дон Андрес, а таково было его настоящее имя, был поражен таким лицемерием, ведь имя он изменил с согласия президента, а теперь его собираются арестовать, чтобы завладеть его состоянием.

Справившись с охватившим его волнением, дон Андрес снова обратился к полковнику:

— Вы очень рискуете, сеньор. Я не какой-нибудь проходимец и не позволю безнаказанно грабить себя. В Мексике есть испанский посланник, он сумеет оградить меня от произвола.

— Если вы имеете в виду сеньора Пахеко, то не думаю, что его покровительство пошло вам на пользу. Этот кабальеро в звании полномочного посла Ее Величества Королевы Испанской, счел возможным признать правительство изменника Мирамона. Поэтому его влияние на национального президента ничтожно. К тому же все эти разговоры излишни. Угодно вам сдаться? Ведь сопротивление бесполезно. Отвечайте же!