Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Беглец - Николай Иванович Дубов на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

— М-м… — замычал Славка. — Во! — сказал он, проглотив, и показал большой палец.

Они так долго и старательно сливали в стаканы остатки, что Виталий Сергеевич взял еще две бутылки.

— Не лопнете? — участливо спросил он.

— Не оставлять же! — сказал Славка.

Они налились до краев, в животе стало тяжело, в нёбо то и дело стреляло колючей мучнистой отрыжкой, но Юрка не сплевывал — было жалко.

И снова «Волга» летела над аспидным асфальтом, стрелка стояла на 100, лопотали покрышки, а ветер метался в кузове и выл от зависти.

Юливанна восхитилась покупками, за все похвалила, а потом огорченно сказала:

— Да, но как готовить? Воду ведь не привезли. А из колодца я попробовала — ужасная гадость. Невозможно пить.

— А давайте, — сказал Юрка, — давайте я привезу. На велосипеде. Наберу ваши фляжки и привезу. А что? Тут всего четыре километра, я быстро.

— Что ты там, в этих фляжках привезешь… Ехать — так на машине, и фляжки наполним, и бутыль…

Бутыль поставили спереди на мягкий коврик, Юрка должен был ее придерживать, чтобы не разбилась.

У ворот снова стоял Митька и выл.

— Может, возьмем этого ревуна? А то ведь ему обидно, — сказал Виталий Сергеевич и остановил машину.

Вслед за Митькой выбежала Ленка.

— Ты куда? — закричал Славка. — Мы — без женщин!

— Ну, Слава, какая же она еще женщина? И чем тебе женщины мешают, а?

Славка засмеялся и пожал плечами — они ему не мешали.

Митька и Ленка сели в машину, вернее, села Ленка, а Митька стоял всю дорогу, держась за спинку цереднего сиденья: так лучше смотреть. Он первый и увидел.

— Вон мамка! И Федька…

Виталий Сергеевич притормозил, съехал на обочину. Мамка и Федор сгребали лопатами размолотый колесами известковый гравий, засыпали выбоины, потом Федор черпал воду из бочки на телеге и поливал засыпку. Дед и папка сидели, свесив ноги в кювет, и курили. Виталий Сергеевич подсел к ним, подошли мамка и Федор. Запряженная в телегу Дочка мотала головой, отмахивалась хвостом от слепней.

— Что это вы делаете? — спросил Виталий Сергеевич.

— Ремонтируем, — сказал дед.

— Разве так будет держать?

— Маненько схватит, коли постоит.

Гремя и подпрыгивая, проехал грузовик, обдал их пылью. Колеса прошли по только что сделанной насыпке, гравий брызнул в стороны.

— Вот и весь ремонт! — сказал папка. — Артель напрасный труд.

Дед посмотрел вслед грузовику.

— Да ить что поделаешь с таким народом? Нет, чтобы объехать, норовит как раз угодить…

— Это же в самом деле напрасная работа. Вы делаете, они тут же разворачивают. Ремонтировать — так уж по-настоящему.

— Ну его к черту! — сказал Федор. — Вот кончу курсы трактористов, и все — уеду! Разве это работа? Смехота! Пускай на другой участок переводят.

Дед посмотрел на него и снова повернулся к Виталию Сергеевичу.

— Ассигнований не дают. Поскольку дороги тут потом не будет. Вот мы так и поддерживаем пока. Новую пробивать будут вкруг лимана.

— Когда-то она будет, — сказал Федор.

— Как захотят, быстро сделают, — сказал папка. — В соседнем районе дали одному Героя, за кукурузу. Ну, там пробили артезианский колодец, воды — залейся, чего ей не расти. И начали к нему разные начальники ездить. Полюбоваться. В один месяц асфальт проложили. Теперь ездий, как в люльке, — не тряхнет, не качнет.

Дед неприязненно покосился на папку. Он не любил, когда говорили всякие вольности.

— А вы далече собрались?

— В Ломовку, по воду.

— Так уж лучше в Гроховку. Километр дальше, а вода лучше, водопроводная.

Они поехали в Гроховку. В первых трех колонках воды не было, только в лужах плескались гуси и утки, но в четвертой, недалеко от магазина, оказалась, они набрали все капроновые фляжки и десятилитровую бутыль.

Юрка все время ломал голову, что бы такое придумать, чтобы Виталию Сергеевичу доставить удовольствие, увидел, что у входа в подвал стоят уже дядьки, и его осенило:

— Дядя Витя, а вы вина не хочете? У нас тут продают.

— Натуральное? В такую жару не плохо бы выпить стакан.

Они пошли ко входу в подвал. Навстречу им, припадая на деревянную ногу, шагнул Роман Безногий и нарочито громко сказал:

— Профессору — почет и уважение!

Редкие волосы прилипли у Романа к залысинам, красное лицо вспотело — он был уже «на газу». Виталий Сергеевич внимательно посмотрел на него.

— Я не профессор.

— Все одно — тилигенция. У меня глаз верный, снайперский. Люблю тилигенцию!

— Очень приятно, — сказал Виталий Сергеевич и хотел пройти мимо.

— Пс-ст! — сказал Роман, протянул руку и уставился в глаза Виталию Сергеевичу. — Дай рупь.

Виталий Сергеевич даже не удивился, достал и протянул бумажку.

— Во! — торжественно поднял Роман рублевку и показал стоящим мужчинам. — Я за что люблю тилигенцию? Она деньги иметь стесняется!

В группе мужчин у входа в подвал засмеялись.

— Не то что вы, жмоты, за целковый удавитесь, — продолжал Роман.

Виталий Сергеевич начал спускаться в подвал, следом застучал деревянной ногой Роман.

В подвале с потолка свисала электрическая лампочка, за столом сидела горбатая Алка. На столе стояли два граненых стакана, ведро с водой и большой эмалированный чайник. Алка окунула стакан в ведро, подставила под чайник, в стакан полилась мутная зеленоватая струя.

Виталий Сергеевич взял стакан, поднес ко рту, понюхал и поставил обратно.

— Нет, благодарю вас. Немытый?

— Как это — немытый? — обиделась Алка. — На ваших глазах помыла!

— Я не про стакан. Виноград давили немытый.

— А сроду его мыли? — сказал Роман.

— То-то он ДДТ и еще какой-то пакостью отдает…

— Ничего, нам годится, — сказал Роман. — Еще шибче забирает…

Они поехали домой. Юрка старательно держал бутыль и мучился. Он хотел сделать как лучше, а ничего не получилось.

— Не понравилось? — спросил он. — А дед и папка говорят — хорошее…

— Ничего, — утешил его Виталий Сергеевич. — Без вина жить можно. Особенно такого.

Дома они помыли запыленную машину и пошли купаться. Юливанна пошла с ними. Они ныряли, плавали наперегонки, Виталий Сергеевич учил их лежать на воде совсем не двигаясь, а потом все сидели на камне и отдыхали. В один из зимних штормов море выбросило длинную плоскую глыбу песчаника, а потом у берега намыло сай[1], волны не доставали больше до камня, он так и остался, единственный камень на всем берегу от переправы до Окуневки. На нем очень удобно сидеть. Юливанна и Виталий Сергеевич сидели на камне, а ребята просто на песке, и Юрке почему-то пришло в голову спросить:

— Дядя Витя, а у вас дети есть?

Может, он подумал, как, должно быть, хорошо им живется, этим детям?

Юливанна вдруг встала и пошла домой. Виталий Сергеевич посмотрел ей вслед и, помедлив, сказал:

— Есть сын. Он уже большой и живет самостоятельно.

3

К приезжим ходили не только они, ребята. Как только Юливанна принималась готовить и оставалась одна, к ней бежали то Максимовна, то мамка. Нюшка ходила редко — стеснялась. Что говорили Максимовна и Нюшка, слышно не было, они говорили тихо. Зато, когда говорила мамка, слышно на весь бугор. Может, у нее такой громкий голос, потому что она часто кричит и ругается? Она говорила всегда одно и то же: как трудно жить, и что папка пьет, может и последнее пропить, приходится его стеречь, пьяный он заводной, мало ли чего может натворить, потом не развяжешься, и что дети плохо учатся… А сойдясь вместе, они судачили о Юливанне, наперебой хвалили ее: и какая она, видать, хозяйка, и аккуратная, и душевная, и поговорить с ней одно удовольствие, все понимает и сочувствует, и какое привалило счастье Виталию Сергеевичу, что у него жена такая ласковая да добрая, ну и он тоже, слава богу, — за таким мужем, как у Христа за пазухой, — не то что словом, взглядом не обидит, все Юленька да Юленька…

А к Виталию Сергеевичу ходили мужчины. Чаще всего дед, изредка Федор. Тогда шли неторопливые разговоры о хозяйстве, о политике — что делается с этим Вьетнамом, когда будет конец, а то, гляди, еще чего доброго… и кто первый полетит на Луну — американцы или мы, и, может, хоть теперь будет маненько легче, а то прямо не знаешь, куда и податься — то кукуруза, то горох, то пятое, то десятое, семь пятниц на неделе, и каждая главнее престольного праздника…

Папка в лагерь не ходил. Юрка знал, что ему очень хочется поближе познакомиться с Виталием Сергеевичем, и он не раз зазывал его к себе, но Виталий Сергеевич не приходил. Он вообще ни к кому не ходил, никто на это не обижался, а папка обиделся. И однажды так прямо и сказал:

— Что ж вы нас обижаете? Не по-соседски…

— Чем?

— Не зайдете никогда. Посидели бы, поговорили по-настоящему.

— Разговаривать можно и здесь.

— Ну, как бы сказать, обстановка не та… И потом, я хотел показать вам, узнать мнение. Я ведь, между прочим, немножко рисую…

— Вот как? — сказал Виталий Сергеевич. — Любопытно.

Они пошли в мастерскую, где папка всегда рисовал. Там стоял большой слесарный верстак, навалены дорожные знаки и всякие инструменты, но все-таки там просторнее, чем в комнате, никто не крутился перед глазами и не мешал. А на стенах висели папкины картины, уже оконченные и только начатые. Нарисовано на них разное-разное и большей частью такое, чего Юрка никогда не видел. И горы, острые, как пики, и много-много деревьев сразу — это называлось лес, — а из-за гор и леса обязательно всходили или желтая луна, или красное солнце, и озеро, по которому плавали белые гуси с такими длинными шеями, что они изгибались, как вопросительный знак. И другое озеро, все заросшее широкими, с тарелку, листьями и белыми цветами, а поверх листьев и цветов лежала тетка с угольно-черными глазами. Сама она была розовая, как семейное мыло, и совсем голая, только стыдное место прикрывал белый шарфик, который сам по себе висел в воздухе. И здесь тоже были белые гуси с длинными шеями и желтая луна. Юрка не понимал, почему эта толстомясая тетка не тонет, и про себя думал, что, если б он умел рисовать, он бы рисовал не этих голых теток, а самолеты и танки, Чапаева, как он летит на белом коне, или космонавтов, как они гуляют в космосе. Он даже как-то спросил папку, почему он такое не рисует, это, мол, куда интереснее, но папка только усмехнулся и сказал:

— Много ты понимаешь!

Конечно, Юрка понимал еще мало, но что папка здорово рисует, это он понимал хорошо. У него все такое похожее. Видно каждый камешек, каждую веточку. И все такое красивое. Даже красивее, чем на самом деле. Если уж луна, так желтая-прежелтая, солнце краснее, чем светофор в городе перед базаром, а таких зеленых листьев и травы не было даже в городе…

Юрка смотрел то на картины, то на Виталия Сергеевича, чтобы угадать, как они ему нравятся, а папка суетился больше, чем всегда, рассказывал, как он рисует с открыток по клеточкам, и как каждая картина называется, и как трудно доставать краски, особенно белила. Виталий Сергеевич молчал, потом сказал «н-да» и опять замолчал. Папка не выдержал и спросил:

— Ну как?

— Что я могу сказать?.. Вы, по-видимому, для себя рисуете, для собственного удовольствия?

— Ну, для себя! — засмеялся папка. — Для себя — это баловство. На одни краски сколько денег изведешь. Понимаете, я ведь сейчас просто дорожный рабочий. Временно, конечно, — поспешно добавил он. — Зарплата маленькая. Вот я когда болею, на бюлетне, — подрабатываю немножко.

— И находятся, покупают?

— Отбою нет! Народ ведь стал культурнее, все хотят жить красивше…

— Н-да, только этого и не хватает, — сказал Виталий Сергеевич и опять замолчал.

— Что ж вы меня не покритикуете? — принужденно улыбаясь, сказал папка. — Вы человек с высшим образованием, в искусстве разбираетесь…

— Сейчас все в искусстве разбираются, даже те, кто в нем ни уха ни рыла… Что мне вас критиковать? Если по большому счету, то мы с вами одного поля ягоды…

— Так вот про это я и говорю! — обрадовался папка.

— Но если вы хотите знать правду о вашем рисовании, — пожалуйста. Запретить вам никто не может. Можно только пожалеть, что вы этим занимаетесь.

Папка обиженно поджал губы. Виталий Сергеевич повернулся и пошел домой, в лагерь. Юрка сначала растерялся, не знал, что делать, потом побежал за ним. Виталий Сергеевич не обратил на него внимания, шел, опустив голову и хмуря густые черные брови. Юрка сначала думал, что они тоже седые и только крашеные, но потом разуверился — Виталий Сергеевич сколько раз при нем нырял, а брови не линяли — значит, они на самом деле такие черные.

— Дядя Витя, — сказал Юрка, — а почему вам не понравилось? Разве папка плохо рисует?

— Рисовать он не умеет. И дело не только в том, как он рисует, а и в том, что он рисует… Ну, ты этого не поймешь.

Юливанна укладывала свою зеленую сумку, с которой ходила на пляж.

— Хорошо рисует? — спросила она.

— Кошмар, — сказал Виталий Сергеевич. — И торгует этим. Типичный базарный лубок. И что поделаешь? Уголовным кодексом не предусмотрено…



Поделиться книгой:

На главную
Назад