Космический блюститель

— Он здесь, — говорил на бегу Георгий. — Я вижу его.

— Он мог улететь прямо.

— Он здесь.

— Разведчик?

— У поганца другая цель.

— Скорей! — Георгий протянул мне руку. Наконец мы выскочили на поляну и увидели машину. Около стоял моут и обнюхивал пузырь кабины. Морщины на лбу зверя двигались, в глазах была серая голодная тоска.

Мы проскочили под его брюхом. Я обернулся и увидел — он обнюхивает свой живот.

— А если… прилетят… другие.:: другие? — спрашивал я: Аргус не отвечал. Еще просвет в деревьях. Ага, поляна…

В середине круга красных деревьев, — шелестящих ветками, плясал человек. Он бил ногами, работал руками, вскидывая их вверх. Он подскакивал, приседал, вскрикивал:

— Их-хо!.. Их-хо!..

Это был очень толстый мужчина. Его рыхлые телеса тряслись, белые волосы растрепались. Ему было тяжело и жарко плясать.

Мы подошли ближе — мужчина плясал, закрыв глаза. Лицо его было измучено, багрово. Но видно — ему и мучительно, и приятно. Пляска была дикого, исступленного темпа, ее только и танцевать одному в тайном месте.

Толстяк открыл глаза и взлетел.

Он летел, загребая воздух руками, вытягивая ноги, изгибая туловище, прижимаясь к незримому. Я знал — это ерунда, карманный антиграв, но страх поднимался во мне, я ощутил свои волосы.

Толстяк увидел нас. Он подлетел и погнался за Георгием.

Тот отступал, а плясун, легкий, словно пузырь, налетал и налетал, дребезжа мелким, гадостным смехом.

— Дрянь! — вскрикнул Георгий и ударил его. Толстяк упал. Он лежал на мхе, разбросав руки, а белый дым неторопливо покидал его.

Он был велик и плотен, этот дым. Казалось, на поляне сожгли дымовую шашку и ветер несет столб ее дыма (а ветра-то не было). Толстяк лежал и не шевелился. Георгий схватил его за волосы и поднял голову. И вдруг стал бить его по щекам.

Он бил легонько и размеренно ладонью, сначала по правой, затем по левой щеке. Шлепки разносились в тишине.

Наконец, толстый мужчина оттолкнул руку Георгия и сел.

Он посмотрел на нас. Глаза его были светлые кругляшки на красном лице. Под глазами черные тени, передние зубы выставились.

— Ребята, — сказал он, помолчав. — Я вас не знаю.

Мы с Георгием молчали.

— Эй, а тебя я видел, — сообщил он, подумав, Георгию. — Где я мог тебя видеть? Такая же была синяя морда, такой же серьезный.

— Зачем привёз дым? — спросил Георгий.

— Что, захотелось? Так валяй, это сладостно.

— Как звать? — спросил Георгий.

— Эдвард Мелоун.

— Послужной список?

— Крон на Мюриэле, Глен на Люцифере.

— Помню, на Мюриэле ты был помощником Крона. А здесь?

— Правлю роботами. А я вас видел, видел… А-а, так вы Звездный Аргус. Ящички, звездочки, мотаетесь по планетам, житье ваше проклятое.

— Взялся за старое?

— Аргус, я человек и все человеческое…

— Тим, он человек. Для чего Штохл назначил тебя управляющим?

— Он еще и спрашивает! — всплеснул толстяк руками. — Да мы все там управители: кто универсальных роботов, кто специализированных… Шарги правит червецами, изучает почву, Курт заведует прыгунами. И так далее.

— Где Глен?

— Опочил, вы знаете.

— Верно! А что с тобой будет, ты знаешь?

— Не запугивай, — быстро сказал толстяк. — Прощают до трех раз, у меня резерв.

И здесь я увидел ухмылку Аргуса. Губы его раздвинулись, лоб исчеркали морщины, зрачки сжались в две крохотные горящие точки. Он скользнул по мне взглядом, просто повернул голову — я ощутил болезненный ожог на лице. Я понял (видя рядом Аргуса и Мелоуна): сейчас, здесь, он уже и нечеловек.

— Третьего раза не будет. Тим, уведи ублюдка и пришли Ники.

Мелоун замотал головой: нет, не пойду. Георгий взял его физиономию за углы челюстей и подержал немного. И поглядел — глаза-в глаза. Мелоун затих, и Георгий отправил нас к плоту.

Порочный тип едва тянул за собой ноги. Я обвязал его шнуром, включил напоясный антиграв. Такого, летучего, стал буксировать за собой.

От деревьев, оберегая свою ударяющуюся голову, тот отталкивался руками, кусающихся двуголовок пинал.

АРГУС

Вот чего им не видно — ускорения моего личного времени.

Медлительность совершающегося вокруг изумляла и злила меня. В своем новом времени я увидел надвигающегося крылатого робота. Он выполз из-за макушек деревьев, вошел в прицел ружья и приклеился к его перекрестью. И не желал двигаться дальше. Я, прижимая спуск, послал в него три ракеты — в двигатель, в правое, в левое крыло. Потом оглядел обломки и обнаружил, что робот здешний, на своих деталях не имел клейма, а в состав металла входил люциферий (элемент виделся мне дрожащей радужкой).

Я спросил, что мне делать. И Аргус-3 сказал о судьбе экспедиции Крона, сгубленной Белыми Дымами, и советовал побывать на здешних болотах, прилегающих к плато. Но были неожиданностью ракета и случайность, давшая мне в руки минискарпа.

А теперь нужно ударить по Штохлу, ударить как молния.

Я знал, тот все проверил, всюду побывал: у дома и в лесу. Пропажа нашей компании встревожила бы Всесовет, ее следовало притемнить. Скажем, организовать нападение моута.

Штохл… Я вижу его спускающегося между деревьями.

Его скарп опускается легко, как перышко. Машину ведет многоножка. Я вижу, многоножка покрыта розовым пластиком.

Сам Штохл одет в легкий скафандр. Под защитой маски брезгливы его губы.

Я вижу — он идет по лесу, и рядом с ним бегут два малых робота. Их оружие — огнеметы.

Он ходит около дерева, пиная брошенные консервные банки, и угадывает все, кроме направления. Я знаю, ему не придет в голову, что мы тащимся по болотам, он решит, что мы идем, выбирая приятный путь.

Там он расставил засады.

Я вижу роботов, шатающихся в джунглях. Они ищут нас.

Но где мысль Штохла? Я зову ее, а ловлю пустоту. Исчезла, стала невидимой.

Штохл, откликнись! Ау-у… Вот, Аргус-9 говорит о экранизации мозга. Штохл загородился от меня? Пусть! Я думаю о Законе и силе его, вошедшей в меня… Является Ники. Мы сходили с ним на поляну, к болоту. Несколько дымных столбов поднялись из воды и привычно двинулись к нам.

Ники ударил ракетой. Вода с шипением и грохотом взлетела.

Клуб пара окутал дерево. Упал вниз слизняк, помутнел и умер.

Пар улетел к низким тучам и соединился с ними.

Уцелевшие Дымы удалялись медленно, с обиженным достоинством. В них нет хищной быстроты первого дыма, они ручные, их сюда привез Мелоун.

А первый? Он одичал? Местный? Это пусть решает Тим.

Я же осмотрел следы. Нет, здесь бывает не один толстяк. Следы разные легкие и тяжелые, новые и старые, мужские и женские. Итак, Дым. Тим, узнав о нем все, ахнет! Все в космосе ахнут, узнав о Белом Дыме на планете Люцифер. Он ключ к делам колонии. А смерть Глена?

Мне надо увидеть его комнату, любимые его штучки, которые он держал в руках. Я подержу их, почувствую холодок металла, теплоту дерева, безликость пластмассы. И увижу…

Много чего я увижу.

Итак, следы. Все, кто бывал, гостил у Белых Дымов, оставили печать: оттиск сапога, сломанную ветку, сорванный диет.

Вот флакон из-под таблеток, валяется носовой платок, его жует плесень.

Беру платок — плесень обиженно вздрагивает. Она похожа на лиловую кошку необыкновенной пушистости. Платок… Инициалы М. Г. (Мод Глен). Она полная блондинка, медлительная, слегка картавит. Она говорит кому-то: «Поспешим, не то Хозяин поднимет визг». И, торопясь, потеряла платок.

Кто такой хозяин? Как он визжит? Ники берет у меня платок и прячет в сумку. Глен или Штохл выбирал место колонии? Чья это мысль: поселиться и жить в пещерах?

— Что делать? — спрашиваю Аргусов.

— Торопись, — отвечают Голоса. — Бери новые знания.

— Какие?

Молчат. Ладно, сам догадаюсь. Мы уходим.

Ники идет впереди меня с ракетным ружьем. Движемся, так сказать, с собственной артиллерией. Но там же моут.

Хоть бы он ушел, иначе Ники прихлопнет его.

И мне стало жаль эту гору нелепостей поведения, анатомии, внешнего вида. Мне жаль всех моутов на свете — они ошибочны, они вымрут.

Но зверя нет. Он завалился спать в болотную жижу и походит на голый островок.

Мы влезли в кабину скарпа. Странноватый запах. А-а, и здесь фиолетовая плесень. Вон она, голубушка!

Я ногой соскабливаю ее с пола кабины и пинком выбрасываю наружу. Теперь хорошо. Ники садится к управлению, кладет щупальца на клавиатуру. Ракетное ружье стоит у его кресла. Придерживаю его, но не чувствую человека, сделавшего ружье. Мне больше нравятся ружья Тимофея, его старинные дробовики и пулевики. Они неудобны, слабо бьют, но ихто делали люди, а не роботы.

Ники поднимает скарп и ведет его к скалам плато. Ведет предельно осторожно, бороздит макушки деревьев.

Сейчас мы попадем в враждебное место. Страшно? Нет!

У меня уверенное состояние. Я словно бы стою у двери. Ее подпирают с другой стороны, хотят закрыть, наваливаются — я же поставил ногу и держу ею дверь. Мой вес, сцепление башмака с полом и законы рычага не дают ей закрыться. А те, напирающие, выдыхаются и не могут понять, что дверь им не закрыть. Но убедятся в этом.

Что же делать с колонией? Сохранить? Убрать? Стоп! Вот они, скалы.

Мы прячемся в макушках деревьев: идет враждебный скарп. Он заходит в расщелину — там вход в подземелье.

Влететь с ним? Осмотреть плоскогорье?

— Плоскогорье, — бросаю я. Ники переваливает скалы, бороздя их днищем скарпа. Он все делает верно, умница, так нас не приметят.

Пройдя строй деревьев и вспугнув узкокрылых блестящих ящериц, мы летим над плато. Его выперли подземные силы, подняли камень вверх метров на двести. Гранит, много известковых пород, легко размываемых водой. Отсюда и пещеры.

Плоскогорье… Здесь нет болот, мало фауны. И вдруг мне захотелось жить здесь в покое и сухости, гулять и радоваться отличным пейзажам.

Вот она, посадочная площадка. Заплывает красным мхом.

— Обратно!

Мы возвращаемся и снова ждем. Так нас караулила ракета.

На горизонте тучи готовят ночной ливень… Медузы, несомые ветром… Хочу увидеть Тима. Вижу. Он и толстяк тесно сидят в палатке. Вокруг них сгрудились собаки. Две из них положили свои морды на плечи Тима. Нм хорошо вместе, то есть Тиму и собакам.

— Привет честной компании, — говорю им.

«Навязал монстра, — читаю я мысль Тима. — Сейчас он в остром приступе откровенности. Такие полезные сведения. Что делать? Все ценное я уже уловил».

— Заткни его.

«Смеешься. Кстати, он мне указал съедобного слизня. Похож вкусом на солоноватое желе».