Поющие револьверы

— Никогда не носил его, когда работал, — сказал Райннон. — Оно могло помешать выхватить револьвер.

— Конечно.

— Но сейчас у меня только один револьвер, поэтому левая рука особого значения не имеет.

Ранее они договорились, что для Эннена будет лучше, если он будет носить один «кольт». Того, кто носит два, часто принимают за ганмена, а мысль о ганмене могла привести к ненужным выводам.

— Хорошее местечко, — через некоторое время сказал Райннон.

— Это? — скривился шериф. — Это всего лишь хижина.

— Она красивая, — сказал Райннон.

Он натянул поводья, чтобы полюбоваться на нее. Это на самом деле был очень маленький домик, но перед ним вздымалась волна вьющихся растений, белые цветы жимолости спадали с карниза над окнами. Штакетник перед домом нуждался в ремонте и напоминал волнистую линию. Ворота на входе болтались на одной петле. За штакетником стоял сад — акров десять яблонь и слив. Дальше виднелись два небольших пастбища. А по земле струился маленький ручеек, по берегам которого сгрудились ивы и дубы. Сам дом был частично скрыт огромным фиговым деревом во дворе, заросшим спутанной травой, которую следовало давно выкосить. Рядом стоял небольшой амбар и крохотный сарайчик, двери обоих выходили в корраль.

— Она красивая, — повторил Райннон.

— Поехали, — сказал шериф, — мы же не можем потерять здесь весь день. Нам нужно ехать дальше.

Но когда они поравнялись с домиком и сломанными воротами, Райннон снова остановил лошадь.

— Послушай! — сказал он не совсем точно. — Какой приятный запах жимолости. Сладковатый, я бы его назвал.

— Никак не пойму, — заметил шериф. — Удивляюсь, как такой мужик как ты может заинтересоваться кукольным домиком!

— Ну да, — сказал Райннон, — выглядит смешно, я знаю. Но ты же понимаешь, как это случается. Вроде как прилипло, и все. Будто я его уже видел!

— Хочешь, он будет твоим? — спросил шериф, зевая.

— Моим? — Райннон смотрел на усадьбу с улыбкой. — Вроде ничего особенного не представляет, но если бы она была моей, я бы не просил Господа о большем.

— Кроме женщины, которая бы здесь жила, может быть?

— Ты все время торопишь события, — сказал Райннон.

— Пару лет назад, — заметил шериф, — один парень одолжил у меня денег. Он разорился, и его дом досталось мне. Он перед тобой.

— Да ты что?

— А ничего. Заходи и не забудь снять шляпу, сынок. Я тащил тебя сюда, чтобы показать это место. Теперь он твое!

Глава 6

Они осмотрели дом сверху донизу. В мансарде было две маленькие комнаты, в одной из них стоял старый, побитый сундук. На первом этаже была кухня, спальня, через разбитую оконную раму которой в комнату струилась жимолость, столовая, выходившая на заднее крыльцо, и гостиная, чья дверь открывалась на переднюю веранду. Все было обставлено приятной, без излишеств, мебелью.

В амбаре лежали три или четыре тонны сена. Когда они вошли на сеновал, с чердака, шелестя крыльями, взлетели голуби, и Райннон с мягкой улыбкой взглянул им вслед.

Здесь, по обеим сторонам амбара можно было поставить пять лошадей.

В сарае они обнаружили прогнившие останки коляски, двухтонного фургона, два заржавевших плуга, борону и кучу беспорядочно набросанного старья — рваная упряжь, сломанные стулья, воротнички, ватные плечики, наковальню и пыльные меха, а также целый набор кузнечных инструментов.

Райннон очарованно завис над ними.

— Здесь можно кое-что сделать, — сказал он.

Они вернулись во двор и зашагали под деревьями. Фиги еще не созрели, но урожай их был богатым. Под ногами хрустела сочная трава.

— Давай пойдем по дорожке, — сказал Райннон. — Нехорошо портить траву.

Шериф улыбнулся.

Они подошли к сломанным воротам.

— Нужна всего одна петля и пару болтов, — сказал Райннон.

— Ты знаешь что-нибудь о таких вещах? — спросил шериф.

— Мальчишкой я помогал кузнецу, — сказал Райннон.

— Подумать только!

— Кузнец — единственный свободный человек, — объяснил Райннон. — Всем остальным нужны инструменты, а кузнец самих делает.

— И даже оружие? — усмехнулся шериф.

Райннон коснулся длинноствольного, вороненого «кольта».

— Не знаю. Со временем, может, и оружие, — сказал он, и его глаза загорелись желанием и азартом. — Могу даже с тобой поспорить.

Каредек пожал плечами.

— Я никогда не спорю, — сказал он.

— Я буду присматривать для тебя за этим местом, — сказал Райннон. — Не знаю, как ухаживать за садом, но научусь.

— Ты будешь присматривать за этим местом для себя, — сказал Каредек.

Он оглянулся вокруг и тихонько вздохнул. Он накопил больше денег, чем стоило это ранчо. И все же, это было хорошее место, ему повезло, что он его получил. А шериф был бережливым человеком!

Он оглянулся и обнаружил, что Райннон покраснел до корней волос и стоит, уставившись на серую с белым вершину Маунт-Лорел.

— Я, честно говоря, рад, что остался в живых и могу что-нибудь кому-нибудь подарить, — беспечно сказал Каредек.

Райннон не ответил. Он покраснел еще гуще.

— Вот что, — начал объяснять шериф, — я тебе расскажу. Тот парень, кому принадлежало ранчо, был нехорошим человеком. Вонючим скунсом. Он получил его от отца и запустил донельзя. Когда кончился срок закладной, никто не пытался ему помочь. Я получил его по закладной, оно стоило раз в пять больше. Мне повезло, вот и все! Повезло точно так же, как то, что я сейчас в живых!

Глаза Райннона сверкнули, они вдруг изменились так, что шериф непроизвольно отступил и насторожился.

— Дай мне шанс поработать здесь. Я сделаю это для тебя, но и сам не останусь внакладе. Может, когда-нибудь я выкуплю у тебя ранчо.

— Дружище, дружище… — начал шериф.

Но Райннон поднял руку.

— Никто не может дать человеку счастье, — сказал он. — На дороге его не найдешь. За счастье надо бороться. Я долго просидел на Маунт-Лорел. Зимы там вроде как длинные, а обледенелые скалы — хуже адского огня. Я долго сидел и думал. Я говорил себе: «За счастье надо бороться!» И вот теперь у меня есть возможность поработать. Ты ничего не можешь мне подарить. Можешь только кое-что одолжить для начала. И это все, что ты можешь сделать!

На сердце у шерифа потеплело. В конце концов, он был скупым человеком. Кроме того, сказал он себе, он понимает, что ощущает Райннон.

— Начнем так, как ты захочешь, — сказал он. — А потом договоримся. Договор будем подписывать?

Райннон редко давал волю чувствам, но теперь он протянул руку и положил ее на плечо друга.

— Ты и так запомнишь, — сказал он. — Я тоже. Бумаги и все такое прочее отнимают у человека свободу.

Похоже, Каредек спланировал все так, как надо. Вьючные мулы привезли запас еды и всяческих мелочей, таких как новый топор, коловорот, несколько инструментов, гвозди и шурупы на всякий случай. Он даже привез уголь для кузницы.

Двух вьючных мулов можно впрячь в плуг. Одна лошадь останется у Райннона, он будет использовать ее по собственному усмотрению — под седлом или для коляски.

— Теперь все зависит от твоих рук. Странная штука. Я знал, что тебе здесь понравится. Я знал, что ты захочешь сделать!

Они взглянули друг на друга, каждый старался скрыть взаимную привязанность и понимание.

— Допустим, тебе что-то подвернется, — сказал шериф. — Допустим, тебе представится случай заработать. Ты понимаешь, о чем я говорю. Здесь проезжает много людей от границы до границы. Иногда за их голову назначена неплохая награда. Что ты скажешь, если я тебя буду предупреждать? Деньги поделим. Если мы с тобой встанем на одну тропу, тогда помоги Господь бандитам и мошенникам!

Глаза Райннона снова сверкнули, как глаза кота в сумерках — шерифу не пришло в голову никакого другого сравнения.

Но в конце концов преступник сказал:

— Лучше, наверное, я буду сидеть тихо. После твоей болезни, может быть, и тебе надо успокоиться?

Каредек понял и больше ничего не сказал.

Тем вечером по дороге домой он перед первым поворотом оглянулся и увидел бледную голубовато-белую струйку дыма, поднимавшуюся над домиком. Он чувствовал себя так, словно пробудил к жизни мертвеца.

У него были и другие чувства. Как будто он посадил незнакомое семя и не знал, что из него вырастет — цветок или зерно, еда или яд.

Глава 7

Больше всего на свете Райннон любил благородную голову, широкую грудь и вытянутые мускулистые руки горы Маунт-Лорел. Но когда он уставал, то вспоминал длинные зимние ночи, ветер и лед, который покрывал скалы, превращая их в стекло. До рассвета он работал при свете лампы; он пользовался солнцем, словно драгоценной свечой; а вечерами опять зажигал лампу.

Каждый вечер пламя в наковальне отбрасывало розоватые отблески в сгущающуюся темноту. Каждую ночь в доме или амбаре звенел молот.

Вот так порванная упряжь превратилась в крепкую, пригодную к использованию сбрую; зубья плуга после ковки и перековки стали острыми; изгороди встали прямо; полуразвалившаяся коляска поднялась на пружинящие колеса и заблестела новой краской; высокая, спутанная трава в саду упала перед косой? А потом по земле прошлась борона и превратила комья в мягкую, густую, влажную почву. Серп подровнял траву во дворе. Землю намочил разлив, и начал подниматься урожай.

Позади заднего двора поднимался скелет ветряной мельницы. Райннон его отремонтировал. Починил и установил колесо. Оно с уверенным постукиванием вращалось днем и ночью.

За домом земля слегка поднималась. На вершине подъема лежала естественная выемка. Вокруг нее Райннон возвел крепкую стену, внутреннюю сторону которой укрепил глиной, а внешнюю завалил землей. Она росла фут за футом, пока не стала высотой фута в четыре. В этот резервуар он подвел избыток воды, которую качала ветряная мельница, а от него провел слив на восточное пастбище. Он его выровнял и залил водой как раз вовремя, чтобы посадить кормовые травы.

Работа шла быстро. В руках Райннона была сила двух крепких мужчин. Сердце его горело нетерпением, которое приходит, когда человек теряет много времени. Он наполнил маленькую ферму жаждой деятельности, накопленной за семь лет. И постоянно подгонял себя.

Шериф наезжал раз или два в неделю и помогал укладывать самые тяжелые бревна. Однажды он приехал разгоряченный и злой, но перед ним бежали три коровы.

— Вместо того, чтобы продать траву, я скормлю ее коровам, — неделей раньше сказал Райннон.

Так он добавил к своим обязанностям доение и кормление коров, а также приготовление масла, которое Каредек забирал в город и продавал.

Это были первые заработанные деньги. Маленькие деньги, но для Райннона они были дороже алмазов.

Он выровнял второе пастбище — все, кроме узкой полосы — и залил его водой, чтобы на следующий год распахать и засеять под зерно.

Вот так маленькая ферма зазеленела и стала похожей, даже на этой плодородной земле, на богатый изумруд в окружении зеленого стеклянного бисера. Он работал с жаром и ожесточением, предвкушая будущее, когда его небольшое превосходное поместье станет еще прекраснее.

Он позволял себе отдыхать два раза в день. Первый раз — после ужина, когда он сидел, остывая от горячки работы и выкуривая одну сигарету за другой, и смотрел, как сгущаются сумерки; во второй раз он валился на постель и засыпал, как матрос после тяжелой вахты.

Стало быть, у него было только полчаса отрады и ничегонеделания после ужина, в течение которых он сидел на веранде, расслабив усталые мышцы и позволив себе отвлечься от насущных дел.

В это время он любил смотреть на Маунт-Лорел, поскольку даже в полутьме ясно ее видел и когда на равнины опускались сумерки, гора все еще неясно светилась. Он так хорошо ее знал, что мог описать каждый гранитный выступ, каждую затененную трещину. То, что с этого расстояния казалось небольшой впадиной, на самом деле было ложбиной с зазубренными стенами, заросшим могучими деревьями, а глубокая царапина на склоне гиганта — огромным ущельем, продуваемым могучими ветрами.

И когда он сидел в тишине веранды и смотрел на древнюю громаду горы, он чувствовал спокойствие и некую расслабленность, а потому испытывал удовольствие от своего труда!

Теперь он знал боль изнурительной, монотонной работы, боль постоянных усилий. Там, в горах, была зима, которая пожирала силы, как голодный волк, Но там была и свобода, как у волка, — дикая и приносящая радость. И все же он смог отвернуться от того сурового и великолепного существования и открыть для себя вьющиеся цветы, которые свешивались перед ним с карниза, шепот легкого ветра и покачивающуюся верхушку фигового дерева, вместо визжащего урагана, бьющего сейчас в Маунт-Лорел. Только посмотреть на рвущиеся к югу, свисающие с вершины облака!

Оторвавшись от созерцания гигантской горы и спустившись на землю, Райннон взглянул в сторону холмов и увидел рысящего по дороге всадника. Он подъехал поближе, помедлил, потом повернул к воротам и приветственно помахал рукой.

В вечерней тишине его голос прозвучал тихо и отчетливо.

— Добрый вечер, незнакомец.

— Вечер добрый, — сказал Райннон.

Он продолжал сворачивать сигарету, смутно удивляясь, зачем оказался тут странник — молодой, аккуратный мужчина.

— Надеюсь, что меня пригласят? — осведомился всадник.

— А? Ну конечно. Спешивайтесь и заходите, — сказал Райннон.

Он нахмурился. Время отдыха кончалось. А в кузнице ждал его — и огня — бесформенный кусок металла, который вначале раскалится до белизны, а потом будет вытягиваться длиннее и длиннее под страшными ударами молота, зажатого в руке Райннона.

Незнакомец подошел по дорожке. Он остановился под фиговым деревом. Плоды созрели, и, нагнув ветку, он совал несколько штук.

— Хорошие сочные фиги, — заявил он. — За пять лет впервые вижу, чтобы это дерево уродилось. Оно, наверное, благодарит вас за воду!

Он подошел к веранде.

— Меня зовут Чарли Ди, — сказал он. — Я с ранчо Ди. Хозяин — мой отец. Посмотрите за холмы. Видите верх крыши большого амбара? Нет, ее сейчас не видно.

— Я видел ее днем, — сказал Райннон.