Мистер Джебс вынул чековую книжку. У Енса Боота не было ни одного целого кармана, чтобы спрятать чек.
На следующее утро он прежде всего поехал в универсальный магазин и приобрел комплект вещей, необходимых для делового человека, начиная от штанов и кончая электрическим аппаратом, убивающим вора, попытавшегося похитить бумажник.
Услужливый приказчик среди прочего предложил ему лиловую пижаму. Но Енс Боот отказался.
«Пижама осталась в Европе», — подумал он с известной долей меланхолии. Пижама и мадам Люси Бланкафар, урожденная мадемуазель Фламенго. Впрочем, теперь они обе погибнут. Остановка еще за двумя компаньонами.
В разумном предвидении свадебного путешествия
Две недели спустя Енс Боот зашел в нью–йоркскую контору «Кука и сына», чтобы справиться о маршруте мексиканского экспресса. Его внимание сразу привлек высокий меланхолический юноша, которого тщетно пытались оживить трое служащих.
Получив письменную справку касательно своего поезда, Енс Боот тихонько кинул листок в корзину. Дело в том, что он отнюдь не собирался ехать в Мексику, а просто заходил в самые разнообразные учреждения и места, как–то: банки, бани, кондитерские, правления трестов и пр. — с некоторыми скромными, но не совсем ясными намерениями.
Итак, выкинув справку, Енс Боот подошел к меланхолическому юноше.
— Небольшое путешествие в живописную пустыню? — как граммофон выкрикивал служащий. — Что ж, это очень легко.
Вы выезжаете в среду в одиннадцать из Нью–Йорка, в понедельник в пять пополудни прибываете в Танжер, там ужинаете, в восемь часов двадцать отходит сахарский экспресс.
На следующее утро, девять часов сорок, Оаз–Бэн, самый лучший курорт в пустыне. Все развлечения: катанье на верблюдах, арабские танцы, носочный спорт и прочее, комнаты по купонам «Кука и сына». Оттуда в среду десять…
— Нет, не подходит, — вздохнул юноша, и меланхоличность его глаз удвоилась. — Я хочу настоящую пустыню без людей.
Другой служащий, вытащив толстый том путеводителя, затрещал:
Превосходно — пустыня Гоби. На самолете. Вы вылетаете в пятницу утром. Ночевка в Токио. В субботу в восемь часов вечера прилетаете в Хентшбад — в центре Гоби. Очень мало людей. Никаких частных домов или пансионов. Пять гостиниц, все «Кука и сына». Великолепный вид. Окна на песок. Оттуда…
— Не то, — еще оглушительней вздохнул юноша и снял при этом пиджак, ибо в комнате было почти так же жарко, как в Сахаре. Его примеру с нескрываемым сладострастием последовали три отчаявшихся служащих, причем третий, самый толстый и потный, сказал:
— Мало людей еще в горах. Советую вам Гималаи. Прекрасный климат. Прохладно. Все врачи рекомендуют при нервных заболеваниях. В зубчатой железной дороге на Эверест.
Спальные вагоны. Плацкарты выдаем здесь. На верхушке наша гостиница «Шпиц земли». Шестьсот салонов с ванными. Вы уезжаете…
— Нет, вы ошибаетесь. Я именно не уезжаю. Я не стал бы беспокоиться для того, чтобы увидеть еще одну гостиницу «Кука и сына». Жизнь становится абсолютно несносной — любознательному американцу некуда ехать! С этими словами меланхолический юноша отошел от прилавка и, надев героически пиджак, направился к двери. Его остановил Енс Боот.
— Два слова. Совершенно с вами согласен. Могу помочь. Придется только несколько отложить поездку. Например, через пять лет…
— Что ж, это не так плохо. Я решил через пять лет жениться. Свадебное путешествие. А куда?
— В среднеевропейскую пустыню.
— Вы смеетесь надо мной! Осматривать Колизей? Нет, для этого Вильямс Хардайль слишком уважает себя.
— Вы меня не поняли, дорогой мистер Хардайль. Через пять лет вы сможете поехать с молодой и очаровательной супругой в настоящую пустыню — приблизительно около пятисот тысяч квадратных километров, полное отсутствие гостиниц как «Кука и сына», так и других. А к тысяча девятьсот сороковому году я предложил бы вам приготовиться к большому путешествию по огромной европейской пустыне — около пятнадцати миллионов квадратных километров.
— Послушайте, — раздраженно ответил Вильямс Хардайль, — если это шутки, то вряд ли уместные. Я абсолютно не интересуюсь политикой, и ваши сатирические аллегории…
— Отнюдь не аллегории, практическое предложение, достойное стен уважаемых мистеров Кука и сына Кука.
Кратко, ввиду высокой температуры августовского дня, Енс Боот посвятил юношу в свои планы.
— Семь миллиардов, зато настоящее путешествие в пустыню.
И так как Вильямс Хардайль был сыном короля нефти, то он мог позволить себе небольшую роскошь забавного свадебного путешествия.
У Енса Боота теперь уже были не только одиннадцать карманов, но и электрический хранитель бумажника. Поэтому он без всяких затруднений взял чек нефтяного престолонаследника.
— Только постарайтесь, чтобы было попустынней, — попросил мистер Хардайль, трогательно сжимая руку остроумнейшего из всех Куков мира.
Но что «но»?
Семнадцатого октября 1926 года в небольшом, но фешенебельном клубе чикагских миллионеров–мормонов мистер Твайвт, первый завтрак которого был нами описан в начале нашей исторической работы, читал свой прославленный доклад «Размножайтесь разумно».
Так как членами клуба являлись лица не моложе пятидесяти лет, то каждому понятно, что к докладу они проявляли бескорыстный, чисто теоретический интерес.
Впрочем, среди слушателей находился один гость, которому на вид было лет тридцать, но и он, зевая, подчеркивал нечто в своем блокноте, будучи явно не склонен к размножению, хотя бы и разумному.
Доклад имел шумный и, скажем от себя, вполне заслуженный успех. Кончив читать, мистер Твайвт вытер лоб фуляровым платком, попросил стакан воды и сел в темный угол, скрываясь от наглых ласк всемирной славы.
Там его нашел молодой гость, переставший к этому времени зевать. Энергично схватив мягкую руку мистера Твайвта, он закричал:
— Великолепные идеи! История не знала подобного филантропа! При жизни памятник! Семена ваших слов падут на хорошую почву! Во всех штатах через десять — двадцать лет приступят к разумному размножению, но…
Здесь голос гостя покрылся налетом истинной скорби, в нем как бы слышались затаенные слезы.
— Но что «но»? — взволнованно спросил мистер Твайвт.
— Но вы забыли об одном большом континенте.
— Вы ошибаетесь, я обдумал план использования Африки. Строго контролируя зачатья, мы можем в течение ста лет создать несколько удачных пород ломовых лошадей: человек–грузчик, человек–возчик, человек–лакей и другие, по желанию. У грузчиков развитие грузоподъемности — десять лошадиных сил, крохотная голова, кретинизм, полное послушание, растительная пища. У лакеев особо развитые руки–крючки, атрофия языка, отсутствие половой возбудимости и т. д. Все это гораздо гуманнее роботов, о которых сообщала недавно «Чикагская трибуна», и достигает той же цели. Главное — приучить наших рабочих к христианскому смирению. Импорт ста тысяч ломовых людей окончательно уничтожит социализм.
— Воистину вы гениальны, мистер Твайвт, — взволнованно воскликнул гость. — Кроме прижизненного памятника, надо требовать от сената ста стипендий, триумфальную арку и переименования целого штата. «Штат Твайвт» — это звучит хорошо. Но… но все же, но…
— Но? Но что «но»?
— Но вы забыли об Европе.
— Да, пожалуй, вы правы, молодой человек. Молодой, сказал я, молодой, но рассудительный. Это скверная часть света. Она не покупает моих всемирно известных мясных консервов, и потом вообще…
— Вот именно, мистер Твайвт, вообще: Европа противится разумному размножению. Послушайте меня.
I. Они вообще уклоняются от всякого размножения. Возьмем хотя бы Францию.
В 1910 году рождаемость ниже смертности — 0,2.
В 1925 году „„„ — 4,6.
II. Размножаясь хаотично и случайно, главным образом в итоге каких–то нервических состояний, по ту сторону океана именуемых «любовью», они не только не создают нужных пород, но и выводят опасных бездельников. Достаточно сказать, что к тысяча девятьсот двадцать шестому году в Европе было:
Поэтов, художников, литераторов, артистов и прочих тунеядцев…….2 %
Солдат…………………………………………………………………………………………………….16 %
Рантье……………………………………………………………………………………………………… 4 %
Нищих……………………………………………………………………………………………………… 6 %
Монахов (католических и православных) …………………………………………0,5 %
Монархов, свиты и пр. ………………………………………………………………………..0,3 %
Итого 28,8 % абсолютно ни на что не годных людей.
III. Самое важное! Единственное, что европейцы разводят с известной последовательностью, это членов различных преступных сообществ, как–то: социалисты, анархисты и прочие негодяи.
В 1890 году в Европе было 3,8 % такого рода злоумышленников.
В 1922 году в Европе было 9,01 % такого рода злоумышленников.
В 1925 году в Европе было 18,3 % такого рода злоумышленников.
Из любых ста европейцев восемнадцать и одна треть — революционеры, то есть бандиты, то есть люди, так или иначе отрицающие собственность. Что же вы скажете на это, любезный мистер Твайвт?
— Я скажу… я скажу…
Но мистер Твайвт ничего не мог сказать. Его младенческие глазки покрылись светлой испариной. Его сердце истекало кровью. Он патетически молчал.
Тогда его собеседник нашел нужные слова.
— Вы хотели сказать, любезный мистер Твайвт, что в таком случае необходимо уничтожить Европу.
Да, именно это мистер Твайвт хотел сказать, и вместе с тем он никак не мог сказать именно этого. Дикие цифры мелькали перед его глазами. О, шалопаи! Они не только не покупают свиного филе, они к тому же плодят бунтарей. На сто — восемнадцать и одна треть негодяев. Треть почему–то особенно возмущала мистера Твайвта. Он понимал, что надо решиться.
Наконец раздался его задушевный голос:
— Вы правы, но…
— Но что «но»?
— Но я ведь вегетарианец!
И, промолвив это, почтенный владелец лучшей в мире фабрики мясных консервов разразился ниагарами прохладных слез, орошавших его круглый, уютный живот.
— Вы обладаете не только светлым умом и лучшей в мире фабрикой мясных консервов, но и благородным сердцем, — деликатно заметил гость клуба мормонов. — Это трижды благородное сердце должно подсказать вам решение. Ваше вегетарианство, ваши высокие гуманные идеи обязывают вас ко многому.
Европа утопает в пороках, лени и смутах. Если мы обратим ее в пустыню, это будет актом высокого человеколюбия. Триста миллионов, читая в последний раз «Отче наш», поблагодарят нас. А потом… Потом мы откроем Европу! Заселим ее колонистами, хотя бы из той же Африки, и начнем выводить новые полезные породы людей, используя благоприятный, умеренный климат.
Мистер Твайвт продолжал обливаться слезами, произнося только:
— Но, но…
Тогда настойчивый прозелит пустил в ход последний довод:
— Наконец, если мы не сделаем этого, Европа заразит Америку. Восемнадцать и одна треть процента станут через пять лет восьмьюдесятью процентами. Вспомните Россию, Германию, Австрию. Представьте себе нечто вроде СССША.
При этих словах мистер Твайвт вскочил и, вместо Ниагары слез, разразился гейзером бешеной слюны.
— Да, да! — кричал он. — Я согласен! Необходимо уничтожить! Завтра! Сейчас же!..
И вдруг в изнеможении снова упал на диван, — Уничтожить. Но…
— Но что «но»?
— Но как это сделать?
— Об этом не беспокойтесь. Семь миллиардов. Вы третий компаньон.
Енс Боот (предприимчивый гость клуба мормонов, как это понимает всякий, не мог быть не кем иным, как Енсом Боотом), выйдя на улицу, с некоторым удовлетворением пощупал бумажник, где хранился симпатичный чек.
Предварительные хлопоты были закончены. Он теперь мог приступить к работе.
Енс Боот с жадностью вдохнул апрельский воздух. Но воздух этот был особого порядка: Чикаго густо дышал на него свиной и бычьей кровью. Этот запах, приторный и неотвязный, как бы напоминал Енсу Бооту о его новой профессии.