Дж. С. Андрижески
ЧЁРНОЕ НА ЧЁРНОМ
От автора:
Посвящается R.Y.
Как однажды сказал мне десятилетний мудрец:
Извини.
Я люблю тебя.
Это все твоя вина.
Хохо.
Глава 1
Близится что-то плохое
Что-то ощущается так, будто сводится исключительно к нему.
Обе эти вещи причиняют мне боль.
Эти эмоции причиняют мне боль, но это не просто тоска. Это не просто эмоция. Это не только в его голове, и даже не только в тех частях, которые отличают его от других мужчин.
Они причиняют ему боль. Они снова причиняют ему боль.
Он спит.
Я не знаю, откуда я это знаю.
Я не знаю, откуда я вообще знаю что-либо из этого.
Я знаю, что у него там день, что в старомодном камине горит огонь, что потолки высокие и древняя люстра висит над кожаными креслами у очага. Я знаю это так же, как знаю и то, что этого ещё не случилось. Это будущее, не настоящее. Оно несётся на нас обоих слишком быстро, чтобы убраться с его дороги.
Я не понимаю, почему они причиняют ему боль, или даже каким образом — что они делают, что причиняет ему такую боль. Я знаю, что это как-то связано с тем, кто он.
Я также знаю, что он один.
Он один, они причиняют ему боль, и я ничего не могу сделать.
Боль усиливается. Оба её вида.
Образы мелькают перед моими глазами, затмевая комнату. Образы войны. Образы огнестрельного огня, сражений. Рука к руке. Взрывы. Прыжки с аэропланов и лежание в траншеях, его лодыжки увязли в засасывающей, липкой, замерзающей грязи. Кое-что из этого ощущается знакомым, даже недавним. Что-то ощущается давним. Что-то кажется мне совершенно чуждым, как будто это происходит из того иного места, той версии Земли, где был рождён Блэк.
Того места, которое он зовёт «Другая Земля» или даже в шутку «Земля-1» — версия, которая все ещё может существовать в другом измерении.
Я все ещё не понимаю, что это значит — не совсем. Иногда я гадаю, понимает ли он сам, или он просто однажды очутился здесь и научился адаптироваться.
Он говорит, что был молодым, когда попал сюда, практически подростком.
Я улавливаю проблески его в ещё более раннем возрасте, может, даже в детском.
Грязный пол. Колючая проволока. Заборы под напряжением. Белёные стены.
Я вижу, как там ему тоже причиняли боль. Даже такому маленькому. Я вижу, как люди причиняют ему боль.
Это, бл*дь, невыносимо.
Я чувствую связь с той версией него, лежащей в кровати, в комнате с высокими потолками. Они вызывают в нем эти воспоминания. Они каким-то образом используют эти воспоминания, чтобы сломать в нем что-то. Я вижу, как он лежит там, возле камина и кожаных кресел… потерянный в собственных воспоминаниях, пока они пытаются его сломить. Я буквально слышу это — как треск ломающегося стекла, как кости, крушащиеся под металлическими зубами. От этого ощущения мне хочется плакать.
Оно также вызывает во мне злость. Оно причиняет мне боль… достаточно сильную, чтобы я почувствовала, как где-то я ахаю от боли. Хуже того, это напоминает мне о том, что со мной сделал Солоник.
Кем бы ни были эти люди, они хотят сломать Блэка так, как Солоник пытался сломать меня. В какой-то мере они пытаются придать ему некоторую форму, загнать его части в металлические коробки… выстроить его заново по собственному видению. Они ведут свою борьбу изнутри, используя его воспоминания, его чувства, дорогие ему вещи, разбивающие ему сердце вещи, ненавистные и любимые им вещи. Даже сейчас они ищут пути пробраться в него. Они ищут открытые двери или двери, которые они могут высадить пинком.
Я не знаю, чей это голос.
Кем бы они ни были, они знают некоторые вещи о Блэке. Они знают и обо мне.
Когда я засыпаю, или даже дремлю, все больше и больше, он здесь.
Голос знакомый. Но знакомый не для меня.
Он из другого места. Он принадлежит Блэку.
Теперь он принадлежит и мне тоже.
Что-то в этом вызывает у меня желание заплакать.
Я не могу определить источник голоса. Я не могу дать ему имя.
Он любит Блэка. Он его любит.
Кем бы он ни был, он прав.
Я знаю, что он прав. Я знаю, что близится что-то плохое.
Эта мысль вызывает у меня ужас.
Эта мысль пугает меня до безумия, но я ничего не могу сделать.
Я резко проснулась… глядя в спинку сиденья самолёта с поднятым подносом.
Длинные ноги были вытянуты в пространство между полом самолёта и спинкой кресла передо мной. Моя голова лежала на чьих-то коленях. Я смотрела, как мышцы бёдер напряглись, полу-потягиваясь, чёрный материал растянулся, изменяя форму. Его тело выгнулось, когда он размял спину, затем руки, минимально шевеля коленями — вероятно, чтобы меня не потревожить.
Моё сердце громко билось в груди. Достаточно громко, чтобы я задалась вопросом, не слышит ли он это.
Затем его пальцы нежно скользнули в мои волосы.
Он гладил пальцами длинные пряди, аккуратно разделяя спутавшиеся места, расправляя волосы по моим плечам и спине. Ощутив в этом выражение привязанности, я гадала, знает ли он, что я проснулась. Ещё через несколько секунд, я решила, что вероятно не знает. До меня дошло, что я, возможно, в каком-то плане его подслушивала.
Я также чувствовала в нем боль.
Я подняла взгляд.
— Привет, — сказал он, улыбаясь и встречаясь со мной взглядом.
Я улыбнулась в ответ, и он накрыл рукой мой затылок, массируя мышцы. Я перевернулась на спину, все ещё занимая большую часть наших спаренных сидений первого класса, и вздрогнула, когда ударилась больной ногой обо что-то металлическое — вероятно, о подлокотник у окна за мной.
— Привет, — сказала я, выгибая спину и потягиваясь руками.
Эта боль в нем усилилась, когда я глубже потянулась на его коленях.
Я ощутила, как он подумал о сексе.
Виток желания скользнул по мне при этой мысли, ненадолго перехватив дыхание и заставив моё сердце гулко колотиться по другой причине. Ничто из этого не отвлекло меня от моего сна, от этой сокрушительной срочности, необходимости его предостеречь — но интенсивность собственной реакции меня поразила. Я чувствовала это даже той единственной ночью, что мы вместе провели в отеле Бангкока.
Той ночью я тоже проснулась, желая его — достаточно сильно, чтобы мне пришлось силой держать руки подальше от него, пока он спал.
Меня потрясала ясность образов, пришедших мне на ум.
Казалось, он не заметил.
Он вернулся к поглаживанию моих волос, согревая меня, как он всегда это делал, пульсируя жаром в моей груди как печка. Чем бы ни являлся этот жар, откуда бы он ни происходил, он ощущался как Блэк. Я ощущала его присутствие вокруг себя, и это вызывало чувство безопасности.
Это также убаюкивало меня обратно в состояние дремоты…
… и время смещается, делаясь мягче.
Я снова лежу на спине, под его руками. Удобно устроившись, согревшись и желая его, но будучи не в состоянии открыть глаза. Наконец, спустя, казалось, очень долгое время, я справляюсь с этим.
Я поднимаю взгляд, смотря ему в глаза.
Его золотистые глаза встречаются с моими, странно сияя в освещении салона. Большинство людей вокруг нас спит. Я вижу, как их сны парят над ними, серые и похожие на облака, некоторые — яркие и красочные, некоторые — тёмные и пугающие. Некоторые люди не спят, сидят в наушниках и смотрят фильмы на индивидуальных мониторах в креслах перед ними.
Я снова смотрю на Блэка, на резкие черты его лица.
— Близится что-то плохое, — мягко говорю я.
— Плохое? — он слабо улыбается. — Немного смутно, док. Учитывая наш послужной список, тебе лучше выражаться конкретнее.
— Они идут за тобой.
Он хмурится, и я поднимаю руку, лаская его подбородок.
Эта боль усиливается, тянет меня.
Я вижу, как он думает, размышляет над моими словами. Затем он смотрит вниз, его скульптурные губы поджимаются, слегка хмурясь. Я закрываю глаза, когда он возвращается к поглаживанию моего лица и волос. Затем эти руки оказываются под моей рубашкой, и он массирует меня сильными пальцами, сплавляя моё тело со своим. Я испускаю тихий вздох, когда одна рука расстёгивает мои джинсы, затем забирается под мою одежду, его пальцы скользят в меня…
… я открываю глаза.
На меня смотрит другое лицо.
Там сидит Йен, его белые как кость радужки светятся.
Парализованная, я могу лишь смотреть вверх, застыв, когда ужас взрывается в моей груди. Я наблюдаю, как его губы изгибаются в безумном оскале. Он вытаскивает пальцы из меня и облизывает их, пока я смотрю. Я пытаюсь шевельнуться, закричать, но я не могу.
Я не могу двигаться, а его руки смыкаются на моем горле.
Я задыхаюсь, тянусь к его пальцам…
Позади него Солоник прислоняется к сиденью. Он широко улыбается мне, его красивое лицо смягчается от этой радостной, ласковой улыбки. Его фиалковые радужки светятся ещё ярче, чем у Йена. Он ест сырую курицу пальцами и наблюдает, как Йен убивает меня. Когда Йен крепче сжимает моё горло, Солоник толкает его одной рукой, все ещё жуя волокнистое мясо.
— Оставь мне немножко, брат, — говорит он с заметным русским акцентом. — Не убивай её пока что, брат. Не убивай её слишком быстро… — он подмигивает мне. — Сначала мне нужен мой десерт. Мне нужно попробовать мою шоколадку…
Я выдавливаю крик…
… и резко дёрнулась в кресле, наполовину сев.
Я ударилась ногой о панель у окна и ахнула, ненадолго ослепнув от боли. Прежде чем я успела оправиться после этого…
Меня обхватили сильные руки.
Я боролась с ними — по крайней мере, первые несколько секунд.
Затем меня омыла теплота, заверение… достаточно привязанности, чтобы у меня перехватило дыхание.
— Блэк, — я произнесла его имя, как только на меня снизошло узнавание. — Блэк… ты здесь.
Он крепче стиснул меня, полностью подтягивая к себе на колени. Этот жар в нем усилился, едва не душа меня перед тем, как Блэк поцеловал меня, ласково убирая длинные тёмные волосы с лица. Я осознала, что смотрю на свои волосы, заслонившие нас точно завесой, блокируя мне обзор и затрудняя ему возможность видеть. Должно быть, они выбились из хвостика, который я собрала перед тем, как лечь.
— Конечно, я здесь, — пробормотал Блэк.