Помоги проекту - поделись книгой:
— Да, — вздохнула девушка. — Очень устала.
— Думаю, нам всем неплохо будет немного отдохнуть, — но при условии, что все мы будем по очереди стоять на страже.
— Вашими устами говорит мудрость, — отозвался Мартен-Дюпон. — Судя по расшифрованной нами надписи, мы и есть те самые «нечестивые захватчики», которым она адресована. Похоже, будет по меньшей мере глупо рисковать и позволить авторам надписи захватить нас врасплох, во сне. Поэтому я предлагаю не только установить дежурства, но и попытаться спрятаться в этом удивительном лесу…
И он указал на сероватые кусты по краям дороги.
Вслед за его жестом обернулись и мы — и мгновенно обнаружили подходящее местечко для импровизированного бивуака. Это была округлая поляна, окаймленная густыми зарослями и покрытая мягкой травой, такой же сероватой, как и листва. Здесь, посреди мрачного окружения, словно царило равномерное нежное тепло, так располагавшее к сладкому сну…
— Если вы не возражаете, — сказал Риккарди, — я буду первым. Дежурить я могу, сколько угодно: в сон меня совсем не клонит.
К нашему стыду, никто и не подумал оспаривать у отца Полетт эту неприятную прерогативу — такова уж несовершенная человеческая природа. Этьен, растянувшись на траве, уже спал. Фортис сорвал несколько пучков травы и сделал подушку для Полетт; та положила на нее голову и закрыла глаза, не позабыв наградить инженера ласковой благодарной улыбкой. Мартен-Дюпон, спотыкавшийся и буквально падавший от усталости, лег на бок и тотчас ушел в страну снов. Что касается меня, то голова моя сильно кружилась. Засыпая, я еще успел услышать короткий диалог между Фортисом и Риккарди.
— Разбудите меня через два часа, — сказал инженер.
— Хорошо.
— Мне кажется, лучше потушить фару, — снова заговорил Фортис. — Свет нужно экономить…
— Хорошо, — так же лаконично ответил Риккарди. Затем наступила темнота и восхитительное забытье сна.
Не знаю, как долго я спал. Проснулся я, когда чья-то энергичная рука стала трясти меня за плечо.
Я готов был вскрикнуть, внезапно вспомнив о зловещем месте, где мы находились, но возглас замер у меня в горле… Хорошо знакомый голос — голос Фортиса — прошептал мне на ухо:
— Тихо! Молчите и слушайте…
И я услышал… В нескольких метрах от нашей импровизированной спальни оживленно переговаривались на незнакомом мне языке человеческие голоса. Люди находились где-то на дороге, которую мы предусмотрительно покинули.
Вокруг была полная, абсолютная темнота. На дороге, однако, звучали шаги — такие уверенные, словно невероятные обитатели этого царства тьмы без труда умели передвигаться в вечной ночи.
Фортис снова зашептал мне в ухо:
— Внимание! Я сейчас зажгу свет. Остальных я уже предупредил. Ни единый шорох не должен выдать наше местоположение.
— Но разве свет нас не выдаст? — прошептал я в ответ.
— Одно из двух, — сказал Фортис, как давеча в туннеле. — Либо они никталопы и видят в темноте, и тогда не имеет значения, горит фара или нет, либо…
Он замолчал.
— Либо?
— Нет, ничего… — шепнул он. — Вторая гипотеза слишком безумна. И все-таки…
Он не договорил и чиркнул спичкой. Секунду спустя из фары вырвался мощный луч и ярко озарил дорогу сквозь просвет в кустах.
Все вскочили на ноги и стали с нетерпением смотреть в том направлении, откуда доносились шаги и человеческие голоса.
На дороге мы увидели группу людей, одетых в развевающиеся хламиды землистого цвета. Они переговаривались, помогая себе размашистыми и очень странными жестами.
Их руки порой будто мяли и лепили что-то в воздухе; казалось, что они, если можно так выразиться, «ощупывали пространство». К нашему удивлению, яркий луч фары, резко осветивший дорогу, даже не заставил их остановиться — они точно совсем его не заметили…
Когда один из них машинально повернулся в нашу сторону, мы все поняли. Он был лишен глаз! Глазницы были лишь намечены, как на мраморных статуях — они заросли мясом и были покрыты кожей. На этом лице не было ни ресниц, ни бровей, ни подвижных век.
Полетт подавила крик ужаса, а Мартен-Дюпон, считавший себя последователем Дарвина, прошептал:
— Если функция создает орган, бездействие заставляет его атрофироваться и наконец исчезнуть. На протяжении жизни сотен и сотен поколений эти существа, несомненно, не нуждались в глазах… и вот их глаза исчезли.
VII
В ПОИСКАХ СВЕТА
Волнение, вызванное удивительным открытием, вскоре сменилось иным чувством — смешением суеверного страха, острого любопытства и глубокого изумления. А тем временем в луче света на дороге появилась еще одна группа людей.
На сей раз это безусловно были солдаты. Каждый из них был вооружен длинным копьем и висящим на поясе мечом. Их оружие, как заверил нас позднее Мартен-Дюпон, полностью соответствовало образцам, найденным при раскопках на месте древней Халдеи.
Солдаты, чей отряд насчитывал тридцать человек, маршировали в такт и в совершенном порядке, хоть и были, как и первая группа, абсолютно слепы.
Они выстроились плотным строем в виде треугольника, основание которого было перпендикулярно оси дороги. Роль вершины треугольника играл один человек, без сомнения, командир отряда, так как его туника была украшена богатыми рельефными нашивками. В руке вместо копья он нес нечто вроде командирского жезла, которым описывал в воздухе прихотливые арабески.
Первая группа существ отодвинулась, пропуская отряд. Солдаты направились к склону, откуда мы недавно с таким трудом спустились, и стали быстро подниматься наверх.
Фортис направил на них луч фары, и мы увидели, что эти странные слепые воины ориентировались не хуже и даже лучше нас, зрячих. Они легко и уверенно огибали выбоины и провалы.
Солдаты исчезли в темноте. Громкие восклицания снова обратили наше внимание на первую группу. К ней присоединились другие безглазые создания, и первые стали что-то оживленно им объяснять, делая размашистые жесты. Новоприбывшие отвечали тем же.
Их жестикуляция отличалась такой же необъяснимой странностью: казалось, они все время гладили, разминали, ощупывали пространство.
Последняя группа тянула за собой небольшую и довольно грубо изготовленную тележку с цельными и скрипучими колесами. Нам показалось, что она была нагружена кирпичами и строительными инструментами.
Две группы слились в одну, и толпа безглазых направилась вслед за солдатами. Когда они скрылись и дорога опустела, наше вынужденное молчание сменилось бурным потоком слов.
Все говорили одновременно и непривычно громко.
Каждый оценивал увиденное в зависимости от своего характера и темперамента.
— Бедные люди! — вздохнула Полетт.
— Одежда и оружие в точности как в древней Халдее! — с большим энтузиазмом заявил Мартен-Дюпон.
— Ну и партия игроков в жмурки! — ухмыльнулся Этьен. — Им бы еще все время кричать: «Засалил, засалил!»
— Они собираются, конечно, починить и укрепить стену, которой перегородили мой туннель, — пробормотал Риккарди.
Мы продолжали торопливо обмениваться подобными замечаниями. Только Фортис, кратко высказав свои впечатления, замолчал и о чем-то задумался. И наконец, когда мы через несколько минут утолили свою словесную жажду, инженер холодно произнес:
— Я полагаю, что нам придется вступить в сношения с этими неведомыми людьми, пусть хотя бы ради собственного выживания… Не пройдет и нескольких часов, как нас подтолкнут к этому голод и жажда… В настоящий момент мы находимся в лучшем положении, чем обитатели здешнего мрачного края — ведь мы их видим, а они нас нет. Мы, безусловно, превосходим туземцев, несмотря на их непостижимое умение ориентироваться в темноте. Но…
Он помолчал несколько секунд, быстро осмотрел фару и затем посреди общего молчания веско продолжал:
— Но наше превосходство достаточно эфемерно. Запасы воды и карбида, обеспечивающие нас ацетиленовым газом для фары, быстро истощаются. Светить она будет еще примерно три часа. После этого мы окажемся в полной темноте, в окружении враждебных существ (а клинописная надпись доказывает их враждебность), привычных к этой вечной ночи. Мы будем бессильны… Поэтому я считаю, что нам лучше действовать безотлагательно и смело встретить безглазых людей лицом к лицу, пока мы еще способны хоть что-то видеть… От первого контакта с ними зависит все наше будущее…
После рассудительной речи инженера воцарилась глубокая тишина.
Ее нарушил Этьен.
— Ха! — с вызовом сказал шофер. — У меня в револьвере шесть зарядов.
Но на сей раз никто не счел, что он имеет в виду добровольный уход из жизни.
В нас властно говорил инстинкт самосохранения, и каждый лелеял в себе ребяческое заблуждение, хорошо знакомое побывавшим на войне: счастливо пережив столько смертельных опасностей, мы восторжествуем, несомненно, и над новыми угрозами…
Однако Риккарди после некоторого размышления поддержал инженера:
— Я полностью согласен с Фортисом. Необходимо как можно скорее представиться «безглазым»… Тем не менее, я также считаю, что мы должны принять некоторые меры предосторожности. Как сказал наш друг, у нас еще остается в запасе три часа. Предлагаю посвятить часть этого драгоценного времени исследованию странного леса, где мы провели ночь. Возможно, мы найдем — если они вообще здесь имеются — какие-то материалы для изготовления пусть самых примитивных светильников, факелов, например.
Его предложение было встречено с одобрением. Должен сказать, что от жуткой картины, нарисованной инженером, кровь похолодела у меня в жилах. Что станется с нами, если нам придется блуждать без света в громадной и темной пещере, среди людей без глаз? Слова Риккарди немного рассеяли ужас этого пугающего и зловещего видения.
Фортис и сам согласился с ним.
— Вы тысячу раз правы, — сказал он кожаному королю. — Приступим к поискам немедленно.
Проживи я сотню лет и больше, я никогда не забуду эти бесплодные поиски в странном лесу, при свете единственной фары… Здесь не было больших деревьев, да и вообще ничего, кроме напоминавших водоросли растений и хилых папоротников, и все они, как на подбор, были одинаково блеклыми и сероватыми, что придавало этому ландшафту под Средиземным морем атмосферу мрачного запустения. Самые тщательные поиски ни к чему не привели. Не знаю, о чем думали мои товарищи по несчастью, но меня преследовала мысль о том, что наше время на исходе и что вскоре нас поглотит вечная ночь.
Я часто посматривал на часы. Стрелка бежала с тревожной быстротой.
Мало-помалу к боязни лишиться света присоединились новые страхи. Жестокие спазмы в желудке напомнили мне, что я ничего не ел вот уже тридцать шесть часов. Переживания, драматические события и усталость заставили меня забыть о еде, но теперь природа требовала свое, и острое чувство голода стало вытеснять все прочие мысли…
Скрывая характерную голодную зевоту, я обвел взглядом своих спутников. Все они, безусловно, испытывали те же терзания — и все гордо подавляли готовые вырваться жалобы. На лице Полетт проступила мертвенная бледность, ее неверные движения напоминали походку сомнамбулы. Казалось, лишь сила воли удерживала ее на ногах.
Этьен, наш шофер, заговорил первым.
— Черт возьми, — внезапно простонал он, — я не отказался бы от доброго бифштекса с картошкой…
Тут мы все словно сорвались с цепи. Все, кроме Фортиса, пылко заговорили о необходимости поскорее найти какую-нибудь еду, даже если это означает сдаться на милость слепцов и отказаться от всякой надежды найти новый источник света.
Голод сломил и всегда энергичную Полетт. Она жалобно бормотала:
— Как хочется есть! Ах! Как я голодна…
Риккарди бросил на нее истерзанный болью взгляд, полный горести и бесконечной любви, какую я и не подозревал в миллиардере.
Затем он шагнул к Фортису. Тот, с фарой в руке, наклонился над каким-то прежде не попадавшимся нам кустиком и, казалось, не слышал наших стенаний.
Думаю, инженер напоминал в тот миг Христофора Колумба в кольце взбунтовавшихся матросов.
Мы больше не хотели ничего искать; мы хотели лишь во что бы то ни стало утолить голод. Риккарди готов был прокричать это Фортису. Я заметил, что Этьен тайком достал свой револьвер. Даже наш милый ученый, Мартен-Дюпон, был вне себя.
Риккарди не успел заговорить. Фортис выпрямился, в его ясном взгляде горела радость.
— Думаю, — воскликнул он, — что…
Увидев наши лица, искаженные болью и злобой, инженер замолчал.
— Ах, да… — только и сказал он.
Он пошарил в кармане и извлек что-то прямоугольное и плоское, в чем мы со счастливым изумлением узнали плитку шоколада.
Фортис протянул шоколад Риккарди со словами:
— Разделите сами… Слава Богу, у меня есть привычка всегда иметь при себе немного этого деликатеса.
После этого он вернулся к своему кустику и стал внимательно разглядывать его, позабыв обо всем, что творилось у него за спиной, и не заботясь о своей части драгоценного шоколада. Риккарди, однако, не забыл об инженере.
Каждому досталось очень мало — Риккарди раздал на первый раз по половине дольки. Но этого было достаточно, чтобы вернуть нам мужество и немного поднять наш дух.
С надеждой и любопытством мы стали следить за странными манипуляциями Фортиса.
Он сорвал с куста лист, помял его в руках, растер в ладонях, понюхал.
Листья эти были очень длинными и довольно широкими. Инженер стряхнул с ладоней остатки листа, который он только что так внимательно изучал и затем уничтожил, сорвал другой лист и скатал его в длинную и тонкую трубку. Затем он чиркнул спичкой и поднес ее к кончику своей растительной свечи.
Послышался негромкий треск, и в неподвижном воздухе громадной пещеры загорелось маленькое яркое пламя.
Не говоря ни слова, Фортис извлек часы и с минуту смотрел на циферблат. И наконец, подняв на нас смелые, светящиеся умом глаза, он объявил:
— Эти листья пропитаны изнутри неким растительным маслом. Я только что рассчитал, что каждый из них может гореть на протяжении часа — а здесь их бесконечное множество.
Он указал на окружавшие нас кусты.
Мы смотрели на него с радостью и благодарностью, искренне сожалея о недавних мятежных мыслях.
Фортис продолжал:
— Я думаю, что нам прежде всего необходимо обеспечить себя большим запасом этих ценных листьев и отметить место, где растут нужные кусты. Каждый понесет определенное количество листьев: может случиться так, что мы разделимся, и даже в изоляции любому из нас должен быть доступен свет.
Поделиться книгой: