Помоги проекту - поделись книгой:
Светлый и Темный коннетабли Парижа, обсудив происходящее, пришли к выводу, что Ришелье имеет право нанимать на службу кого угодно, лишь бы этот кто-то не распространял свое знание о существовании Иных, не вмешивался в политику государства и не влиял на решения первого министра и его приближенных. Правда, вскоре члены маленького отряда стали встречаться дозорным караулам в тех местах, где вроде бы не должны были находиться, – их видели то в Савойе, то в Орлеане, то под Ла-Рошелью, то есть там, где охрана Ришелье точно не требовалась, поскольку сам он в это же время пребывал в Париже. Не нужно быть мудрецом, чтобы сообразить: теперь эти Иные не только заботятся о безопасности и благополучии своего господина, но и выполняют различные тайные поручения. Однако при этом они ни разу не были пойманы на нарушении Великого Договора – может быть, слишком хорошо заметали следы, а может, и впрямь действовали вполне законными методами. Да и их наниматель до сей поры не выказывал своей осведомленности в том, что ему известно о нечеловеческих способностях телохранителей и о существовании Дозоров. Возможно, действительно даже не догадывался.
Какие уж надежды были связаны с Ришелье у обоих коннетаблей, какие планы они строили, какие ставки делали на эту фигуру – не понять. Но вот так арестуешь сейчас этого подозрительного вампира и его шайку, а на кардинала в это время произойдет покушение – и парижские Дозоры придется формировать заново, потому что Пресветлый и Претемный снесут головы всем гвардейцам без разбору. А значит, надо было обладать первостатейными доказательствами вины, чтобы задержать этих подозреваемых. Которые, к слову, без боя сдаваться не станут.
– Я полагаю, ваш пыл угас, – разочарованно проговорил де Бреку, возвращаясь за стол и делая нарочито большой глоток из кувшина; струйка крови потекла из уголка синеватых губ, пробежала по остроконечной бородке и небольшим пятнышком расплылась на серой ткани камзола. – Я бы порекомендовал вам, господа, поразмыслить еще вот над чем… В самом деле, трудно представить, чтобы таких опытных агентов сумел перехитрить обычный человек. Но если вы подумали, что это смог сделать я, находившийся у вас обоих на виду, то почему бы не предположить, что таким же непостижимым образом подмену совершил один из вас? Вложил в заклинание, отводящее глаза, чуть больше Силы, усыпил бдительность противника – а теперь разыгрывает перед всеми нами представление, стараясь казаться обиженным и требующим возмездия…
Фюмэ и Бриссар злобно покосились друг на друга – по всей видимости, такая мысль уже приходила в голову обоим. Караулы разных оттенков, будто услышав приказ, сдвинулись ближе к своим командирам и теперь мрачно сопели, с недоверием разглядывая извечных врагов, временно ставших союзниками.
– О, господа, прошу вас! – воскликнул де Бреку. – Только не здесь! Выясняйте отношения на улице! Не омрачайте своими нескончаемыми дрязгами это благословенное место!
Наградив барона ненавидящим взглядом, первым из зала вышел Ля Мюрэн. Следом за ним молча потянулись и остальные гвардейцы.
Глава 4
Химера
Ришелье отлично понимал, что преданность – дитя личной выгоды, потому был так же щедр к тем, кто верно служил ему, как беспощаден к врагам, впрочем, всегда готовый привлечь их на свою сторону.
Проснувшись с первым лучом солнца и спустившись вниз, мэтр Мишель был преизрядно удивлен: его ночной посетитель все еще сидел в трапезной, да еще и в компании приятелей. Раньше не случалось такого, чтобы бледный господин, во-первых, пришел в «Лилию и крест» не один, а во-вторых, задержался в гостинице дольше, чем того требовала дань, отдаваемая заморским богам. Тем не менее, несмотря на опустевший кувшин с потеками давно засохшей почерневшей крови на глиняных боках, уходить завсегдатай, похоже, не собирался. Более того – на столе и на полу в полном беспорядке были рассыпаны ощипанные куриные перья и обглоданные косточки. Мэтр Мишель покосился на жаровню, но либо та уже успела остыть, либо приятели странного господина тоже были язычниками и предпочитали употреблять в пищу совсем не то, что присуще приличным людям. Вернее, то. Но приготовленное нетрадиционным образом – то есть не приготовленное вовсе. Сырое.
– А вот и наш хозяин! – негромко проговорил завсегдатай, глядя на лестницу холодными немигающими глазами. – Дорогой мэтр Мишель, окажите любезность, успокойте меня: скажите, что в «Лилии и кресте» есть несколько свободных комнат! Так уж вышло, что моим друзьям, приехавшим посреди ночи, нужно где-то остановиться, а долгая дорога не оставила им сил на поиски какой-либо другой гостиницы.
На стол выкатилось несколько серебряных монет, и хозяин призадумался. С одной стороны, свободные комнаты были. С другой – эти комнаты были не самыми лучшими в гостинице, и мэтр Мишель не мог сообразить, стоит ли предлагать их странным посетителям.
В этот момент в зал спустились две женщины: одна постарше, по всей видимости – жена хозяина, другая совсем молоденькая – дочь или племянница. Старшая, поздоровавшись с гостями, пихнула мужа локтем в бок и выразительно указала взглядом на монеты, а сама направилась разводить огонь, чтобы приготовить завтрак на всех постояльцев.
– Разумеется, благородные господа, я буду несказанно счастлив принять вас в своей скромной гостинице! – тут же затараторил мэтр Мишель и заискивающе улыбнулся. – На какой срок угодно остановиться господам? Потребуется ли отдельная комната для слуг и стойла для лошадей?
Оглядев своих бойцов, де Бреку вздохнул.
– Давайте будем считать это задатком за пять дней, – сказал он, выкладывая на стол еще пару ливров. – Господа путешествуют без слуг, так что отдельной комнаты не понадобится. А вот лошадям будет необходим корм, причем самый отборный. – К лежащим на столе серебряным кругляшам добавился золотой.
– Мне нужно принять ванну! – заявил юноша-охотник, в упор разглядывая молоденькую девушку, поправляющую чепец, перед тем как приступить к уборке зала. – И переодеться.
Де Бреку добавил еще одну монету и вопросительно взглянул на хозяина:
– Вы ведь сможете приготовить ванну?
– Разумеется, господин, разумеется!
– И пусть она поможет мне привести себя в порядок! – ткнув пальцем не то в дочку, не то в племянницу, заявил юноша.
– Но… – изменился в лице мэтр Мишель. – Мой добрый господин, не извольте сердиться, но так не полагается! Я пошлю за Пьером, это наш прислужник…
– За Пьером?! – с негодованием фыркнул юноша. – Как мило!
– Дорогой мэтр Мишель, пусть вас не вводит в заблуждение этот маскарад, – мягко проговорил де Бреку. – В мужском платье удобнее преодолевать в седле большие расстояния. Ну же, Беатрис, прекрати смущать нашего хозяина!
Фыркнув еще раз, юноша снял охотничий головной убор. Туго скрученная под ним иссиня-черная коса зашевелилась и разворачивающей кольца длинной упитанной змеей сползла по плечу на грудь. Мэтр Мишель, опасаясь гнева дамы, которую он только что смертельно оскорбил, приняв за мужчину, рухнул на колени. Беатрис надменно взглянула на него, но уже через мгновение потребовала, чтобы он встал и занялся наконец горячей ванной.
Пока хозяин торопливо собирал со стола ливры и экю, де Бреку сделал ему еще несколько наставлений: поскольку его друзья действительно устали, ставни в комнатах должны быть закрыты, а окна плотно занавешены, чтобы ни один солнечный луч не мешал им отдыхать. Еще эти новые постояльцы все как один терпеть не могут овощей, поэтому лучше бы хозяину позаботиться о сырых яйцах, молоке и мясе – самом свежем мясе и его количестве. Да и про каплунов и перепелок забывать не стоит. Впрочем, пусть для разнообразия на кухне будут присутствовать паштеты и копченые окорока.
– Не извольте беспокоиться! Все будет сделано в лучшем виде! – бормотал хозяин, мысленно подсчитывая предстоящие расходы на продукты для гостей и отборный овес для их коней и уже выводя в уме ту сладкую сумму, которую он назовет при окончательном расчете. – А сам добрый господин желает тоже остаться в «Лилии и кресте»? Или он будет только навещать своих друзей?
– Мне так или иначе придется сегодня пробыть здесь до заката, – ответил де Бреку, мрачно глядя на солнечные стрелы, проникшие в щелочки между оконным переплетом и полями его шляпы, повешенной на шпингалет: стрелы медленно ползли в направлении его руки. – Ночевать я не останусь, но пусть комнат будет четыре.
– Сколько вина добрый господин предполагает выпить с друзьями за пять дней? Не следует ли мне заранее специально для вас поднять из погреба бочонок бургундского?
– Вина? Нет, вино не понадобится… А впрочем, – заметив до крайности изумленный взгляд Мишеля, поправился барон, – пусть будет бургундское.
Зачем-то натянув перчатку, бледный завсегдатай осторожно протянул руку к собственной шляпе и снял ее так аккуратно, словно боялся обнаружить змею, спрятавшуюся внутри тульи. Да и вообще он старался держаться как можно дальше от окна. Однако это не помешало ему заметить человека, который как раз проезжал на лошади мимо «Лилии и креста».
– Дорогой мэтр Мишель! Не сочтите за труд, догоните этого господина и передайте, что барон де Бреку будет рад видеть его.
Крикнув жене и дочери, чтобы те поторопились с подготовкой комнат («Я сам займусь трапезной, когда вернусь!»), хозяин выскочил из гостиницы.
– Кто там был? – спросил Лёлю, сидевший так, что с его места не была видна дорога.
– Рошфор, – коротко ответил де Бреку, возвращая шляпу на шпингалет.
– А я в таком ужасном виде! – всплеснула руками Беатрис и помчалась вверх по лестнице вслед за дочерью хозяина.
– Вот уж кому не стоит беспокоиться о своем внешнем виде, так это вампирше! – глубокомысленно заметил Лёлю. – В глазах обычных смертных наша Беатрис все равно была бы прекрасна, даже вываляйся она в грязи и надень лохмотья.
– Женщина, – не менее глубокомысленно ответил Малыш и пожал плечами. – К тому же что ей Рошфор? Это
– Тс-с!.. – нахмурился де Бреку. – Мы же условились не обсуждать это, верно?
В этот момент, сопровождаемый мэтром Мишелем, в зал вошел конюший кардинала Ришелье, молодой – едва за двадцать – виконт Шарль-Сезар де Рошфор. Впрочем, конюшим он был таким же, каким капитаном охраны – де Бреку: меньше всего виконт занимался лошадьми кардинала и куда больше – разного рода поручениями, требующими скрытности, ловкости и сноровки. Самая существенная разница между Рошфором и бойцами де Бреку состояла в том, что он был обычным человеком.
В число приближенных Ришелье он попал почти пять лет назад, и предшествовала этому какая-то невероятная история о подвигах, которые, по слухам, совершил юноша, почти мальчик, не совсем честными путями в пятнадцатилетнем возрасте поступивший на службу в Пикардийский полк. Кардинал, вернувшийся из ссылки и едва-едва упрочивший свои позиции при дворе, так заинтересовался этими слухами, что немедленно потребовал доставить к себе юного героя. Все ожидали, что вслед за этим последует протекция для зачисления в одну из отборных гвардейских рот, однако Ришелье решил оставить мальчика при себе, сначала в роли пажа и вот теперь – в должности конюшего.
– Я счастлив приветствовать вас, господа! – Рошфор приблизился к столу, звеня шпорами и придерживая длинную (под стать его высокому росту) шпагу. Судя по мелькнувшему на лице разочарованию, он рассчитывал увидеть в этой компании и Беатрис, однако ворох косточек и черных перьев тут же отвлек его внимание от томных мыслей. – Что это? Остатки позднего ужина или раннего завтрака?
– А как бы вам было предпочтительнее, любезный Рошфор? – изогнул уголки губ де Бреку. – Вы голодны? Я велю хозяину пожарить вам яичницу с ветчиной, а уж окажется она ужином или завтраком – вы нам, надеюсь, поведаете.
– Нет-нет, Бреку, благодарю. Больше всего на свете мне хочется лечь и уснуть, а поесть я успею и после того, как высплюсь.
– Бессонная ночь? Да вы присядьте, присядьте!
– Уже которая по счету, – со вздохом ответил молодой виконт. Он кинул свою шляпу на стол, провел рукой по длинным черным волосам и устало опустился на лавку напротив барона.
– Происходит что-то, о чем нам необходимо знать?
– Происходит все и ничего, – пожал плечами Рошфор. – Королева-мать вновь вступила в переписку с лотарингской знатью. Будто мало ей двух войн! Герцог Анжуйский снова поссорился с Людовиком. Никакого терпения не хватит, чтобы удовлетворить его растущие запросы! Помните, что он учудил в марте?
– В марте меня не было в Париже, – напомнил барон.
– Ну и к лучшему, – махнул рукой конюший. – Конечно, выходки Гастона раздражают, но сейчас не это самое главное. Предстоят большие торжества в связи с церемонией обручения принцессы Генриетты-Марии с принцем Уэльским.
– Как?! – в один голос воскликнули барон и Лёлю. – Ведь свадьбу должны были отменить из-за смерти старого Якоба Стюарта[7]!
– Ее всего лишь отложили. Однако уже решено, что траур в Англии не помешает провести пышную церемонию здесь, в Париже, причем в самое ближайшее время.
– Пышная церемония – это хорошо! – прокомментировал Малыш; его мало интересовала политика, зато по части веселья и хорошего застолья он был настоящим знатоком и ценителем.
– Но как?! – перебивая его, спросил Лёлю. – И почему такая спешка?
Рошфор покрутил головой, проверяя, нет ли в зале тех, кто интересуется их беседой, но таковых поблизости не оказалось, поскольку хозяин гремел на кухне сковородами, а прислужник Пьер сновал туда-сюда по лестнице, по очереди таская баулы новых гостей в отведенные им комнаты. Тем не менее виконт понизил голос до шепота:
– Я не берусь утверждать, правда ли это, но ходят слухи, что сопутствующий свадьбе договор был подписан Стюартами без одобрения английского парламента. А если быть точнее – тайком от него. Помните, зимой к нам приезжали Джеймс Хэй – граф Карлайл, и Генри Рич – граф Холланд? Вот эти двое и были посланниками Якоба Первого, которые обсуждали с Людовиком брачный договор. Англии позарез требовался союзник в войне с испанцами, и старый Якоб готов был пойти на значительные уступки, лишь бы Людовик ввел свои войска в Нидерланды. Говорят, в договоре есть такие пункты, о которых парламенту и вовсе знать не следует.
– И сейчас, когда старый король умер, а принц Уэльский еще не коронован, – задумчиво проговорил де Бреку, выстраивая в голове теорию, – правительство начнет пересматривать все подписанные Стюартами соглашения. И если всплывет договор с Людовиком…
– Если всплывут некоторые пункты договора! – шепотом поправил его Рошфор.
– …то парламент может вообще отказаться от этой идеи и заставить принца отменить свадьбу с Генриеттой! – закончил барон. – Да, Карлу совсем не понравится, если придется начинать свое правление с потери влиятельного союзника.
– Но как удастся принцу Уэльскому прибыть в Париж, если сейчас в Англии он у всех на виду из-за траура по отцу? – недоуменно поднял седоватые брови Лёлю. – Его отсутствие не может пройти незамеченным!
– Всегда остается вариант per procura[8], – заметил де Бреку.
– Именно! – оживился Рошфор, но тут же погрустнел. – Потому-то я и не сплю уже которую ночь.
– Не нахожу связи, – признался барон.
– В Париже сейчас достаточно англичан, – пояснил виконт. – Часть из них – клевреты старого короля, часть – люди, преданные принцу Карлу. Но есть и такие, которые обязательно поспешат сообщить парламенту обо всех наших приготовлениях.
– Для этого не обязательно быть англичанином, – снова заметил барон.
– Верно, – кивнул Рошфор. – Вот и приходится днем и ночью вылавливать неблагонадежных людей, их гонцов и сами послания. Не далее как вчера ночью мне удалось перехватить одного господина – между прочим, как раз француза, – который, оказывается, давно уже являлся конфидентом лица, весьма и весьма приближенного к английскому парламенту.
– И что же? Кардинал отправил его в Бастилию? – заинтересовался Малыш.
– Отнюдь! – усмехнулся Рошфор. – Кардиналу хватило получаса беседы с этим господином – и теперь он готов передавать своему нанимателю только ту информацию, которую ему будет предоставлять его высокопреосвященство. И, в свою очередь, теперь он горит желанием докладывать Ришелье обо всех мелочах, которые станут ему известны.
– Но шила в мешке не утаишь! – вновь подал голос Лёлю. – Все равно рано или поздно кто-нибудь донесет в Лондон о готовящейся церемонии!
– Напомню, что саму церемонию никто не отменял, – ответил вместо Рошфора де Бреку. – Ее просто отложили. Я прав? – обернулся он к конюшему кардинала.
– Все так, как вы говорите, Бреку. Со дня на день мы ждем прибытия людей, преданных принцу Карлу, – тех, кто будет представлять его на обручении. И это тоже требует подготовки.
Спустившаяся вниз хозяйка сообщила, что комнаты в полном распоряжении господ. Зевнув, Малыш поднялся:
– Я, пожалуй, вынужден откланяться, иначе засну под звук вашей беседы прямо здесь, за столом.
Лёлю, извинившись, присоединился к Малышу.
– Прошу прощения, Рошфор: я отвлек вас на пути к вашему отдыху, – проводив взглядом бойцов, сказал барон. – Не смею более задерживать. Если хотите, вы можете воспользоваться комнатой, которую я снял для себя.
– Это лишнее, Бреку, – отмахнулся виконт. – И не извиняйтесь. Я, так или иначе, собирался поговорить с вами. Правда, совсем по другому поводу.
– Я весь внимание, дорогой Рошфор!
– С подготовкой к
– В этом нет ничего удивительного, сударь, ибо трудно найти человека, более преданного кардиналу, чем вы.
Кивком поблагодарив барона за приятные слова, Рошфор продолжил:
– Не так давно он пожаловал мне пожизненную ренту Лионского банка. Тысяча экю в год, Бреку! Сами понимаете, это куда лучше, чем даже двадцать тысяч – но подаренных один раз!
– Понимаю! – Уголки губ барона дрогнули. – Вы бы мгновенно потратили двадцать тысяч и снова остались ни с чем.
– Именно так, Бреку! Мой отец, мои младшие братья и особенно мачеха – это постоянные расходы, и боюсь, уже к вечеру даже от такой большой суммы ничего не осталось бы: я бы все раздал… – Он помолчал. – Однако сейчас речь идет о благодеянии совсем другого рода. Его высокопреосвященству кажется, что у меня подошло время обзавестись и собственной семьей.
– Вот как!
– Да-да, Бреку! Мало мне забот на службе, так теперь еще и это!
Если бы барон умел смеяться, он бы непременно расхохотался от таких слов. Но молодой человек выглядел по-настоящему сокрушенным, когда произносил их, и желание шутить у де Бреку мгновенно отпало.
– Что же вас смущает, Рошфор? Наверняка кардинал подберет вам достойную партию.
– Уже подобрал! – страдая, проговорил конюший, и столько неподдельного ужаса было в его шепоте, что казалось, будто Ришелье подталкивает юношу не к брачному ложу, а в логово гугенотов. Впрочем, второго преданный слуга кардинала боялся явно меньше, чем первого.
– Она дурна собой? – поинтересовался барон. – Она бедна? Она испанка?
– В том-то и дело, что нет! – воскликнул Рошфор в полном отчаянии. – Она прелестна, за ней дают приданое – десять тысяч ливров, и она – племянница одного из ближайших сторонников Ришелье!
– И что же в этом плохого? – недоуменно спросил де Бреку.
– Плохо то, что у меня нет ни малейшей причины отказаться! Будь она хотя бы кривоглаза… или если бы я сумел раскопать доказательства ее связи с испанцами…
– Вы так не хотите жениться?
– Да мне просто некогда! – округлив глаза, выпалил Рошфор. – Я постоянно в разъездах, связанных с разными опасностями. Я не ночую дома. А когда ночую – мне требуются тишина и покой, дабы обдумать способы исполнения очередного задания его высокопреосвященства. Я не из тех мужей, которые готовы сразу после свадьбы отправить жену в фамильные владения, подальше от себя!
– И это правильно, дорогой мой Рошфор, в этой мысли я вас всецело поддерживаю. Но не кажется ли вам, что Ришелье все продумал, прежде чем облагодетельствовать вас таким образом?
– Вот по этой причине, сударь, я и не знаю, как мне быть. Как я ему откажу после всего, что он для меня сделал?! Да из одной только благодарности я чувствую себя обязанным жениться хоть на кобыле, если так будет угодно монсеньору! Но обязанность и уместность – это все-таки разные вещи.
– Признаю, мой друг, вы действительно в трудном положении, – поразмыслив, согласился барон. – А как имя счастливицы?
– Вряд ли вы слышали о ней, Бреку. Это племянница барона де Купе.
– Хм… – только и смог, нахмурившись, выдавить из себя барон.
– Девица Купе? – раздался вдруг тонкий нежный голосок совсем рядом с беседующими. – Давно ли вы с нею знакомы?
Беатрис возникла будто бы из ниоткуда, чем несказанно смутила молодого виконта. Сейчас в ней сложно было бы узнать того юношу-охотника, с которым мы уже встречались, разве что невысокий рост, болезненная бледность и глубоко посаженные темные глаза делали схожими два образа, искусно созданных благодаря разной одежде. И пусть платье ее было не слишком богатым и не слишком откровенным, а прическа – не так пышна, как хотелось бы видеть Рошфору, следовало признать, что девушка умела произвести впечатление. Виконт суматошно выскочил из-за стола и торопливо раскланялся, используя подхваченную шляпу.
Поделиться книгой: