— Нет.
Приятели переглянулись.
— Ее нельзя бросать, — шепнул Корсаков.
— Ясное дело, нельзя. Или ее снова очень скоро занесет голышом на какой-нибудь памятник, — согласился Никита.
— Ну что ж, — сказал Корсаков громко, — пойдете пока с нами, а там решим, что делать. Лады?
Девушка неуверенно посмотрела на него, очевидно колеблясь. Где-то в отдалении со стороны переулка завыла милицейская сирена.
— Хорошо, я с вами, — быстро сказала она, пытаясь припомнить, не существует ли на этот счет какого-либо ограничительного правила.
— Отлично, тогда я к машине. А вы не ждите меня, я адрес тебе говорил! — крикнул Никита, бросаясь к забору.
Подъехавший через минуту милицейский патруль нашел на стройке только джип, а рядом с ним двух стонущих громил.
Обогнув приговоренный к сносу дом, Корсаков и девушка в оранжевом комбинезоне оказались на узенькой сонной улочке со старыми пятиэтажными домами. Даже странно, как такая тихая улочка могла соседствовать рядом с оживленным шоссе. Судя по номерам домов, Никита промахнулся, и им предстояло пройти едва ли не два квартала.
Вдоль улицы и во дворах пятиэтажек густо росли тополя, а рядом торчали ощипанные кусты отцветшей сирени. Корсаков заметил даже покосившуюся зеленую голубятню. Девушка в оранжевом комбинезоне также с любопытством изучала эту тихую улочку. Причем любопытство ее нередко вызывали вещи самые заурядные. Так, почти минуту она разглядывала стайку воробьев, купавшихся в пыли, потом, случайно ступив босой ногой в лужу, долго смотрела на оставленный на асфальте мокрый след.
— Мы уже почти пришли. Этот дом семнадцатый, а следующий, очевидно, пятнадцатый, — сказал Алексей, пытаясь вспомнить адрес, который называл ему Никита.
Незнакомка ничего не ответила, Корсаков оглянулся и увидел, что, присев на корточки, она ловит на листок подорожника мохнатую гусеницу, отважившуюся переползти асфальтовую дорогу.
— Простите, а как вас зовут? — спросил он, вдруг сообразив, что до сих пор не знает ее имени.
Девушку его вопрос, казалось, немного озадачил, но она быстро ответила:
— Ли… Лида, Лидия. Лидка. Ведь такое имя есть?
— Есть, — кивнул Корсаков.
— А вас? — спросила Лирда. — Впрочем, дайте я сама отгадаю. Максим?
— Нет, ошиблись, Алексей, — сказал Корсаков, слегка напрягшись. Максимом, кажется, хотела назвать его мама, но отец настоял, чтобы его назвали Алексеем, в честь деда. Когда он рос, мама часто из упрямства называла его Максимом, так он и рос лет до пяти с двумя именами — с мамой Максим, а с отцом Алексей.
Удивительно, что девушка попала так близко.
Завизжали тормоза, и рядом, едва не сбив их, остановилась ярко-красная «БМВ».
— Привет! Не нашли? А я думал, вы давно у Пашки, — крикнул Бурьин, энергично, как чертик из табакерки, выскакивая из машины.
— Мы только что подошли, — объяснил Корсаков. — Задержались по дороге.
— Ну вы и копуши! — поразился Никита. Он полез на заднее сиденье, вытащил какой-то большой пакет и бросил его девушке: — А я уже в магазин успел заехать, лови! Купил тебе кое-что из одежды, размер, разумеется, прикинул на глаз.
— Это все мне? — удивилась Лирда, растерянно заглядывая в пакет. — Но у меня ведь уже есть одежда. Или она не соответствует статусу?
Бурьин незаметно покрутил пальцем у виска.
— Значит, не соответствует, — вздохнула Лирда. — Просто мне грустно расставаться с этим оранжевым. По-моему, он очень мне идет, на меня все оглядываются.
Лирда протянула сверток Никите и потянулась к «молнии» комбинезона.
— Здесь нет памятника, — остановил ее Алексей. — Не будем радовать старушек.
— Поднимайтесь! — Бурьин захлопнул дверцу. — Мы этого Пашку в два счета найдем.
Однако уверенность Бурьина значительно ослабла, когда они вошли в подъезд.
— Вообще-то я тут только пару раз был, и то не совсем трезвый, — задумчиво протянул он. — Пьяный бы я сразу дорогу нашел, у меня интуиция пробуждается, как у почтового голубя.
— Помнишь хотя бы, какой этаж?
Никита посмотрел на друга безо всякого воодушевления.
— Придется проявить немного фантазии, — сказал он. — Там то ли тройка была в номере, то ли единица…
Проявление фантазии, с точки зрения Бурьина, заключалось в том, чтобы трезвонить во все квартиры подряд. В тридцатой квартире никого не оказалось, а в тридцать первой, после того как Бурьин решительно нажимал на звонок целую минуту, в коридоре послышались шаркающие шаги.
— Пашка, это ты? Наконец-то мы тебя нашли! — радостно заорал Никита.
— Я вас не знаю. Что вам надо? — пропищали из-за двери.
Проникнув взглядом сквозь дверь, Лирда увидела крошечную старушку, полную решимости защищать свою маленькую баррикадку до последнего.
— Не бойся, бабуля! Не знаешь, где тут переводчик живет? — успокаивающе провыл Никита в замочную скважину.
Просканировав сознание старушки, Лирда увидела, что та в панике. Бедняжка мелко дрожала и размышляла, что лучше: орать «Караул!» с балкона или спуститься на простынях со второго этажа.
— Хватит с меня! — возмутился Бурьин, подталкивая Корсакова к двери. — Теперь, донжуан, твоя очередь. Общение с красавицами всех возрастов и их престарелыми бабульками — это скорее по твоей части.
— Ты путаешь меня с брачным аферистом. Не слушайте его! — проворчал Корсаков, заметив, с каким опасением и вместе с тем с любопытством покосилась на него девушка.
Запугивать старушку дальше не имело смысла. Они поднялись еще на этаж и позвонили в дверь квартиры номер тридцать четыре. Услышав в коридоре шаги, Корсаков торопливо вытолкнул Бурьина из поля зрения «глазка».
— Исчезни! — прошипел он. — Ты своей кожаной курткой всех старушек распугаешь.
Никита захохотал и, прихватив Лирду, поднялся на один пролет выше.
Дверь открылась. Выглянула молодая женщина в махровом купальном халате. Не успел Алексей и рта раскрыть, как Бурьин радостно скатился по лестнице.
— Да вот же они! Это Ирина, Пашкина жена! А меня вы помните? — радостно заорал он.
— Еще бы. Я хорошо помню того, кто уронил мой сервант, — сухо сказала женщина.
Никита что-то пробормотал, изучая цвет коврика для ног.
— Простите его, этого больше не повторится, — вступился за него Корсаков.
— Конечно, не повторится. Это был
Бурьин полуобнял хозяйку за талию, быстро увлек ее в квартиру и негромко загудел о чем-то. По мере того как он гудел, лицо Ирины менялось.
…Оставив женщин одних, Корсаков и Бурьин прошли в комнату. Здесь Никита, недоверчиво осмотрев все стулья, опустился на диван.
— Ну и дела, — сказал он. — Влипли мы с тобой, Корсаков, в историю. Клад надо искать, а тут еще эта девчонка. Погоди… Позвонить надо.
Он решительно набрал помер и почти сразу забубнил: «Я знаю… знаю… А без меня нельзя? А если постараться? Что хочешь, то и скажи! Неделек с пару… Выручай, браток! Ну все, давай!»
Повесив трубку, Никита подошел к Корсакову:
— Уф! Я вроде как взял отпуск. Представляешь заявление: «В связи с поисками клада прошу предоставить мне двухнедельный отпуск»?
В комнату заглянула Ирина. Она успела сменить домашний халат на легкое зеленое платье свободного покроя, напоминавшее сарафан.
— Лида принимает душ, — улыбнулась она. — Не хотите чаю?
— Отлично! Перекусить — это всегда кстати! — воодушевился Никита, воображение которого не пожелало останавливаться на чае.
Ирина вздохнула. Кухонную повинность она выполняла привычно, быстро, без ужимок и показной хлопотливости застигнутой врасплох хозяйки. Вскоре на столе возникли тарелка с сосисками, картофельное пюре и салат из помидоров.
— Может быть, подождем хозяина? — на всякий случай спросил Бурьин, в голосе которого явно слышалось: «А может быть, не надо?»
Минут через пятнадцать появилась Лирда. Она была в золотисто-коричневом костюме из натурального шелка и туфлях на низком каблуке. Никогда прежде переход от утенка к лебедю не осуществлялся так внезапно. От оранжевого комбинезона не осталось и следа. Словно бы их недавняя знакомая неуловимо повзрослела, стала суше, ироничнее и недоверчивее. Теперь это была скорее энергичная, преуспевающая москвичка из тех, что передвигаются в основном на машине и плохо знают схему метрополитена.
Лирда улыбнулась.
— Я ничего не упустила? — спросила она.
— Все отлично, даже более чем, — искренне сказал Корсаков.
Даже Ирина, казалось, была слегка удивлена подобным превращением.
— Позволь, — пробормотала Ирина, вглядываясь в лицо девушки, — но твои глаза… Разве они были зеленые?
Лирда растерялась, но на помощь ей немедленно пришел Никита.
— Глаза, глаза… Я, например, никогда не замечаю, какие у женщины глаза! — заявил он.
— Как это не замечаешь? — удивилась Ирина.
— То есть я, конечно, замечаю, есть у женщины вообще глаза или нет, но какого они цвета — это для меня слишком тонко. — И, потеряв интерес к разговору, Никита вплотную занялся сосисками.
— Вы голодны? — Корсаков встал и подвинул Лирде стул.
Девушка некоторое время смотрела на салат, не решаясь дотронуться до вилки.
— Выглядит вкусно, — сказала она.
— Ешь-ешь! — Ирина торопливо придвинула к ней тарелку. — Тебе нужно поддерживать форму.
Лирда вздрогнула и торопливо склонилась над тарелкой.
Павел был из породы тех высоких, худых, широкоскулых, слегка суетливых, чрезвычайно добрых и рассеянных людей, которые вечно теряют ключи, очень мягки и милы, но в то же время, когда дело касается их любимого дела, способны проявить необыкновенную твердость и упорство, граничащее с крайним упрямством.
— Ничего особенно сложного. Обычный простенький шифр, — сказал он, разочарованно взглянув на листок. — Я его за полночи расколю.
— Вот и чудесненько! А начать можно прямо сейчас, — обрадовался Никита.
Павел смутился.
— Я бы с удовольствием, но вы даже представить себе не можете, как рано встают эти голландские фермеры.
— Фермеры?
— Ирина устроила меня переводчиком на выставку. Голландский племенной скот. Я весь провонял свинарником… Ну да ладно, давайте сюда свою бумажку!
— За это я тебя и люблю! — расчувствовался Бурьин. — Смотри, Лешка! Настоящий русский человек, не колбаса ливерная какая-нибудь!.. Не смотаться ли мне, кстати, за пивом?
Глава VI
Форма для Грзенка
Грзенк осознал, что волнуется, увидев, что его третье ложнощупальце завязалось морским узлом. Уже двадцать часов от Лирды не поступало никаких известий. Кнорс также куда-то запропастился, и, несмотря на все усилия, наладить с ним связь не удавалось даже посредством умерших родственников.
Правда, на мгновение Грзенку показалось, что он нащупал кнорса где-то над Андами, но почти сразу же потерял его. Хищник сделался совсем неуправляемым. «Только бы он не вздумал охотиться», — забеспокоился Грзенк и в который раз пожалел, что выпустил его из контейнера.
Чтобы успокоиться, ворчливый папаша непоседливой дочки погрузился в ванну с азотной кислотой, приятно размягчавшей его роговую чешую, и постарался расслабиться.
Наконец-то наступил долгожданный покой. Не для его расшатанных нервов вся эта свистопляска. Хорошо бы впасть в спячку циклов эдак на пяток, но пока Лирда находится на этой ужасной планете, едва ли это реально. Приходилось ограничиваться кратковременным отдыхом. Грзенк отдал приказ автопилоту взять управление и разбудить его не позднее, чем звездолет совершит два полных оборота по орбите Плутона.
«Может, к тому времени Лирда выйдет на связь или кнорс обнаружит ее и возьмет под защиту», — решил Грзенк и, произведя блокировку сознания от тревожных мыслей, заснул.
Но выспаться не удалось. Прадедушке Бнургу приспичило втиснуться к нему в сознание именно в эту ночь, и это несмотря на то, что беспокойный старик уже циклов пятьдесят, как погиб. На этот раз прадедушка избрал для появления форму животного, называемого на Земле собакой. Большая лохматая дворняга развесила уши и почесала задней лапой грязный живот.
— Блохи, — пожаловалась она.
«Что за нелепая любовь к превращениям?» — подумал Грзенк.
— Э-э… Зачем ты пришел, дедушка? Что нарушило твой покой? — спросил он, ловя себя на том, что всегда говорит с призраками выспренно.
— Ав! Великое Нечто близко, — сообщил пес. — Оно совсем рядом.
— Рядом с кем? — зевнул Грзенк, всегда равнодушно относившийся к пророчествам.