Старший лейтенант привычно выполнил все операции и поймал себя на том, что беспрерывно поправляет упакованный и закрепленный на его обмундировании АКМС. Мандраж! Осмотрел своих подчиненных. Тоже волнуются, но все в порядке.
В кабине поднялся холодный, пронизывающий ветер, — открытая дверь чернела бездонной ночью. Вспыхнул зеленый сигнал, и Михайлов, подав команду: — «Взвод! Вперед!» — хлопнул стоящего у обреза двери десантника по плечу.
После выброски они пробирались трое суток к точке, расположенной в крупном болотистом районе вдалеке от человеческого жилья. Шли очень осторожно, только ночами, избегая дорог и хуторов. Михайлов сразу предупредил всех, что своих тут нет — все чужие. Когда добрались, оборудовали нечто похожее на то, что зовется жилищем. Главное требование к нему было не удобство и тепло, а скрытность. Разводить костры запрещалось. Поэтому после ночных дежурств в секретах одежда сохла прямо на бойцах. Командование, зная задачу подразделения и условия выполнения, снабдило бойцов запасом сухого спирта и сублимированными продуктами. Такая еда была весьма удобна при транспортировке и ограниченных запасах продуктов. Поэтому раз в сутки ели горячую пищу.
В следующую ночь по прибытии в постоянный лагерь оба диверсанта ушли. Куда и зачем — Михайлов не знал. Вернулись они через три ночи. После чего несли службу по распорядку наравне со всеми. Но обязательно в паре. В лесу чувствовали себя как дома и даже на фоне ветеранов — десантников и пограничников выглядели опытными бойцами.
25 мая 1942 года. Район Минска.
С 20‑го мая Гвардейский Особый Корпус сосредотачивался в глубоком тылу 1‑го Белорусского Фронта, являясь его резервом. Командовал корпусом генерал — майор Катуков.
Прошедшие два месяца для Смирнова пролетели незаметно, хотя значимых событий в ней произошло немало. Во — первых, новый танк! При внешней похожести на «тридцатьчетверку» «44‑ый» отличался от последнего кардинально в лучшую сторону по всем параметрам. Сейчас Сергей с улыбкой вспоминал прошлогодние свои мечты и сомнения, на какой бы технике ему хотелось бы служить: БТ‑7 или КВ?
Сейчас под его командованием было десять машин, превосходящих тот же КВ по скорости, броне и калибре пушки! Рота! ЕГО рота!
Эх! Сейчас бы ему встретиться с немецкими «тройками»! Да что «тройками»? Ему и «четверок» маловато будет! Эх! Раззудись, плечо! Размахнись, рука!
«Смотри не загордись!» — усмехнувшись, оборвал Сергей свои мысли.
«А почему бы и нет? — сам же и возразил себе, — меньше чем за год с лейтенанта до капитана, с комвзвода тяжелых бронеавтомобилей до командира роты самых современных в Красной Армии танков. Да что в Красной Армии? На всей планете! Ну, не считая 134‑го полка. И это было здорово! Да и еще не вечер‑война не закончилась! Кто там говорил о маршальском жезле в ранце рядового? И сейчас Красная Армия снова идет в наступление, а значит их Корпус снова будет на самом важном направлении».
Второе, что радовало Сергея, была уверенность в личном составе. Не зря проливали пот эти месяцы. Рота в целом и взвода ее составляющие стали единым послушным и умелым организмом. Чему способствовало и то, что личный состав практически не менялся: все выздоравливающие после госпиталя возвращались в свои подразделения. Кстати, Смирнов после возвращения в полк сумел забрать из другого экипажа своего механика — водителя гвардии старшину Ивана Полехова.
Из неприятного — пришлось расстаться с Ириной. Хотя, как женщина она его сильно привлекала. Ирина сначала пыталась познакомить Сергея с родственниками, потом открыто заявила, что хочет замуж, чем сильно смутила его. Он плел в ответ что‑то несуразное: вроде того, что сейчас война, не до семьи, он офицер и мало ли что с ним может случиться. Но выглядело это жалко и неубедительно, но напрямую признаться, что он ее не любит и жениться не намерен, он не смог. В итоге он просто заявил, что молод и еще не готов сейчас к семейной жизни. Они расстались, оставив в душе Сергея неприятный осадок от осознания ее правоты и своей моральной нечистоплотности.
Танки Т‑34‑85 передали в танковый батальон нового сформированного мотострелкового полка их дивизии. Один эпизод позабавил его. Его рота занималась регламентными работами на технике, когда в парк привели знакомить с техникой экипажи нового батальона. Личный состав, прошедший строгий отбор НКВД, как и положено в их Корпусе, уже имел боевой опыт. У некоторых на гимнастерках блестели медали, многие имели нашивки ранений. Однако, когда их строй шел по парку, Сергей вспомнил себя почти год назад. Наверно он тоже так же смешно выглядел со стороны с открытым ртом и круглыми глазами. Ветераны в курилке посмеивались над новичками. Смирнов тоже улыбался, глядя на строй, который уже «потерял ногу» и не разваливался просто по причине привычки, вбитой в подкорку сознания.
А потом ему стало жаль их, и он прикрикнул на танкистов: «Хорош ржать! Парни весь год, может на „БТшках“ и „двадцать шестых“ против немцев дрались. Сколько они уже своих в экипажах похоронили и как сами живы остались? Это мы тут за броней „семьдесят двоек“ и „пятьдесят пятых“ год воюем. Да и у самих уже полгода как все самое современное, о чем они даже мечтать не могли».
«Товарищ капитан прав!» — поддержал Смирнова лейтенант из роты «пятьдесятпяток». — «Заканчивай перекур — пошли работать».
Месяцы пролетели, и сейчас Гвардейский Особый Корпус РГК снова готовился стать козырным тузом в рукаве советского командования. Или стилетом против закованного в броню тевтонского рыцаря.
30 мая 1942 г. Советско‑германский фронт на всем его протяжении.
Стратегическая операция советских Фронтов началась утром 16‑го мая. Мощнейшая шестичасовая артиллерийская подготовка Приморской Армии, поддержанная всеми калибрами Черноморского Флота и одновременно с этим воздушное наступление ВВС 3‑его Украинского и ВВС Черноморского Флота восточнее Одессы смела румынские части и в прорыв пошел мехкорпус, угрожая тылам группы Армий «Юг». В помощь ему на побережье высадили несколько морских десантов. На второй день немцы перебросили резервы и сумели частично замедлить продвижение корпуса там, где не доставала корабельная артиллерия. Но на побережье ничто не могло устоять перед флотскими главными калибрами. Фронт наступления сузился и прижался к берегу, но темп наступления возрос.
18‑го легкие силы флота провели успешную десантную операцию в Днепровском заливе и высадили сильные десанты между Днепровско‑Бугским и Березанским лиманами. Морской пехоты уже не хватало, и в дело пошли воздушно — десантные бригады, переквалифицировавшись в морских пехотинцев. Поддерживаемые флотом и авиацией, они освобождали плацдарм для главных сил, используя фланговое прикрытие лиманами и артиллерийскую поддержку с моря. Через сутки после упорных боев был взят Очаков. И тотчас на плацдарм начали прибывать части 7‑ой УА Лукина. В этот же день войска Приморской Армии перешли в наступление на северо‑запад от Одессы и в течение последующей недели плацдарм между Днестровским и Хаджибеевским лиманами тылу румынско‑немецких войск увеличился до площади в две с половиной тысячами квадратных километров. На захваченную территорию была переброшена 20‑я армия генерал‑лейтенанта Ершакова. Ввиду размеров плацдарма и его значимости войска, его обороняющие, были объединены в Южный Фронт.
19 мая с Киевского плацдарма нанесли удары 6‑я и 5‑я УА Мавричева и Рябышева. Перед обеими армиями стояли одинаковые задачи: они должны были свернуть оборону немцев по Днепру выше и ниже Киева, давая возможность переправиться войскам Первого и Второго Украинских Фронтов.
22 мая нанесла с плацдарма удар 7‑я УА, соединившись с мехкорпусом Приморской Армии и выйдя на подступы к Николаеву западнее города. Противник, понимая, что Херсон уже не удержать, начал отводить войска на север из намечающегося «мешка».
24‑го через Днепр навел переправы 3‑ий Украинский Фронт и начал переброску войск на Правобережье.
1‑ый Украинский Фронт полностью переправился на Правобережье, захватив полосу от Киева до реки Припять, 2‑ой УФ — от Киева до Канева и накапливал силы.
26 — го в наступление перешли все три Украинских Фронта: 3‑ий — общим направлением на север, навстречу ему двинулся Второй. 1‑ый УФ нанес удар направлением на Житомир.
Немцы защищались упорно и отчаянно, темп движения советских Фронтов был ниже расчетных, потери выше предполагаемых, но тем не менее резервов в Группе «Юг» для оперативного реагирования уже не хватало. Прибывшие дивизии из Польши и Германии бросались в сражения с колес. Но советские армии, поддерживаемые мощной авиацией, продолжали наступать.
30‑го мая бои уже шли южнее Первомайска и севернее Звенигородки. 1‑ый УФ выходил на подступы к Житомиру.
31 мая немцы начали отвод войск из Днепропетровского выступа. И только уйдя с Днепровского рубежа, эти войска сумели остановить наступление Украинских Фронтов. Но в это время уже грохотало в Белоруссии. 27 мая перешел в наступление Второй Белорусский Рокоссовского. Подсохшая земля позволяла его войскам двигаться вне дорог, обходя опорные пункты севернее болот Полесья. 30‑го был взят Пинск, и Рокоссовский вышел на дальние подступы к Бресту.
30‑го взломали оборону противостоящего противника Первый Белорусский, Северо‑Западный и Прибалтийский Фронты.
1 июня 1942 года. Берлин.
Граф Шуленбург по обыкновению вошел в кафе, заказал обед и, как обычно, в одиночестве устроился за столиком. Пока он ждал заказ и обедал, в голове его не прекращалась борьба совести и чести. Такой вот выбор стоял перед ним между двумя качествами, обладание каждым из которых позволяло человеку себя уважать и называться Человеком. Но теперь к этим чувствам добавился и страх. В Германии продолжались аресты людей из окружения Канариса. Граф чувствовал, что недалек тот день, когда и в его дверь постучатся люди из ведомства Мюллера. Русские начали наступление на всем фронте. И оно, судя по косвенной информации, развивается для Советов успешно. Вчера один знакомый генерал из ОКВ намекнул, что русские стоят уже на границе Пруссии и над Кенигсбергом нависла реальная угроза. Японцы ввязались в войну с американцами, и надежда Фюрера на их помощь растаяла как дым. Факт, если не сейчас, то уже следующие операции Красной Армии будут проходить на территории Польши и союзников Германии. А Европа ведь не велика. Тут все рядом. Особенно это чувствуется, когда приезжаешь в Европу из России с ее гигантскими расстояниями и просторами. И никто из союзников не захочет умирать за Фатерланд. Это пограбить за компанию они всегда пожалуйста, а если нет — то, как правило, они быстро сделают выбор в пользу победителя. И отвечать придется Германии. За все и за всех. Об этом говорила Совесть.
Еще этот генерал проговорился, что завтра сам Фюрер едет на Восточный Фронт, чтобы разобраться на месте с паникующими генералами, вселить уверенность в своих силах в войска и навести порядок.
Отобедав, привычно заказал кофе. Исключением из правил было то, что граф заказал кофе с молоком.
И в эту же ночь где‑то в густых перелесках Польши радисты получили короткие сигналы, и командиры групп выполнили полученные команды.
1 июня 1942 г. Москва. Кремль.
Верховный был в мучительных раздумьях. Уже полтора часа он мерял неспешными шагами свой кабинет. Секретарь, по просьбе Сталина, отсек его от окружающей действительности и только собственные шаги нарушали тишину. Уже выкурено несколько трубок любимого табака, а Сталин все не мог принять решение. Осенью прошлого года, когда враг осаждал Одессу, стоял на Днепре и под Минском, его войска угрожали Риге и Пскову он, не раздумывая, дал добро на подготовку операции «Поводырь.» Тогда Победа казалась пусть неизбежной, но далекой. А сейчас, когда советские дивизии выходят на линию государственной границы в Белоруссии, прижимают врага к Восточной Пруссии, готовятся к рывку за Вислу, решение принятое тогда не выглядит столь однозначным. От этого решения сегодня уже зависит КАКАЯ она будет — Победа. Сегодня ему доложили, что все готово для ее проведение и нужно всего лишь отдать приказ и история может измениться кардинально. Стопроцентных гарантий для этого нет, да их и не бывает на войне, когда результат зависит не только от твоей воли, но и от действий противника, но шансы на успех операции высоки. История с момента появления потомков оказалась значительно скорректированной, но все же развивалась эволюционно и результат ее изменений просматривался вполне предсказуемо. Но успех операции — уничтожение Гитлера, выводила ситуацию на совершенно новый, неизведанный путь. За ее проведение была возможность привести к власти в Германии договороспособных и вменяемых политиков. Такие там есть — и фамилии их известны. Это спасет жизни нескольким миллионам советских бойцов и командиров, сократит время войны, съэкономит немалые ресурсы, даст возможность раньше начать освоение природных ресурсов и внедрение новых технологий, что, в конечном счете, скажется на жизни советских людей. Возможно, Гагарина или неизвестного ему сегодня Первого Космонавта Земли из полета будет встречать он, а не его преемник. Но с другой стороны — есть серьезная опасность заключения мирного договора между Германий и Англией. Более того — объединение их сил против СССР. Но даже если этого не случится — вряд ли в этой истории СССР сможет отгородиться от европейского империализма поясом союзных социалистических стран. То есть СССР все так же останется один против всего мира капитала. И в будущем война неминуемо повторится. Не будет общего социалистического рынка. Деление мира на две системы будет весьма условным. С одной стороны СССР, а с другой вся остальная планета. Это плохо. Это совсем плохо. Но некритично! Если СССР сможет, а это обязательно произойдет! — первым получить ядерное оружие и его носители — будет то, что и было в истории потомков — Запад не решится напасть. Не пояс стран социализма, не Варшавский Договор берег послевоенный мир, а страх империалистов ответного удара. Беспощадного и всемогущего! Да и стоил этот «пояс» для СССР не дешево! Потомки говорят, что уровень жизни в этих странах выше, чем в СССР. При этом на момент попадания потомков в 1941 год эти страны были должны СССР гигантскую сумму. Это не считая, что СССР после войны отказался от бОльшей части репараций от этих стран. И в тоже самое время значительная часть населения с вожделением смотрела на Запад. И не просто смотрела — восстание в ГДР в 1953 г, в Венгрии — в 1956, в Чехословакии — в 1968. Зреет взрыв в Польше. И в тоже время — заключение Мирного Договора между СССР и Финляндией. Советский Союз удовлетворился статусом нейтральной страны, хорошими торговыми отношениями и пунктуальной выплатой репараций. И это положение сохранилось как минимум до 80‑ых годов. То есть — возможен на практике и такой вариант. Как будет развиваться события, если дать команду на начало операции — не мог сказать никто! И потомки в том числе. А решение принимать нужно! Вот и крутил в голове Сталин все возможные варианты событий, все плюсы и минусы, которые возможно было предусмотреть, стараясь выбрать наиболее удачные аргументы «за» и «против». Но не складывалось однозначного ответа. Устав мыслей и взглянув на часы, Верховный принял все же решение. Самое простое. Операцию проводить. А в дальнейшем — действовать по ситуации. В конце концов — сумели победить и в худшем положении — тем более сможем и сейчас!
2 июня 1942 г. Москва. Штаб ВВС Красной Армии.
Приказ о подготовке и проведении операции «Поводырь» пришел поздним вечером 2 июня. Немедленно в штаб был вызван командующий Авиацией дальнего действия генерал — майор Голованов, который прибыл через полчаса.
Жигарев достал из сейфа и под роспись вручил ему пакет с приказом, с которым ему было велено ознакомиться немедленно.
— Вам все понятно? — уточнил Жигарев, после того, как Голованов прочел приказ и вновь поместил его в конверт.
— Так точно!
— Про ответственность не напоминаю, сами понимаете. И подпись под приказом Вы видели. Вашим полкам будет создан приоритет на всех аэродромах. Вся истребительная авиация Белорусских Фронтов и Северо‑Западного Фронта будут работать на вас. Для этого они уже перебрасываются на передовые аэродромы и площадки. Запас бомб на предназначенных для вашей работы аэродромах имеется. Техсостав привезете с собой. Технику обеспечения получите на месте. Постарайтесь за сутки создать в этом квадрате, как говорит генерал Красавин, лунный пейзаж.
Ну и будем надеяться на то, что операция принесет нам успех. А сейчас немедленно приступайте к выполнению мероприятий из приказа.
2 июня 1942 г. Восточная Пруссия. Мазурские болота.
Сигнал был получен радистом через неделю ожидания. Михайлов объявил сбор всего не занятого в секретах личного состава. По прибытии всех свободных он объявил, что по приказу из Штаба весь личный состав группы переходит в подчинение старшего лейтенанта «Вихрь». После чего слово взял вышеназванный прикомандированный, то бишь, их новый начальник. Но рассказал он немного. А точнее приказал через сутки быть готовыми к ночному марш‑броску на 40 км. С собой брать только боеприпасы и паек на двое суток. Остальное оставить на этой базе. Идет половина группы с одним пулеметчиком. Вторая половина группы под командой замкомвзвода остается в лагере, и ей он поставит задачу отдельно. Дальнейшие действия не озвучил, сославшись на то, что еще не время. Но пояснил, что, если все пройдет нормально, они сюда вернутся. Если нет, то это уже не будет иметь значения. За собой оставил все решения по выполнению задачи, а все вопросы организации марша, распорядка, охранения и так далее возложил на Михайлова. После чего отдельно пригласил Михайлова с замкомвзвода обговорить подробности и тонкости операции.
Вышли из лагеря с первыми лесными сумерками и за ночь с одним тридцатиминутным привалом к утру были на месте. Передовой дозор уверенно вел прикомандированный «Буря». «Вихрь», как и положено, шел с основной группой. Михайлов понял, что этот маршрут они отработали именно тогда, когда уходили с базы. Группа успешно преодолела четыре шоссе и одну железную дорогу и утром 4 июня была в точке, указанной «Вихрем». И вот тут им была озвучена задача группы:
«Мы находимся примерно в 30 км западнее полевой Ставки Гитлера. Сегодня весь день квадрат, где располагается замаскированная полевая Ставка, будет бомбить наша авиация. Она же постарается блокировать коммуникации. Днем ни поездом, ни автомашиной и уж тем более самолетом никто покинуть этот район не сможет. Есть шанс уничтожить часть руководства гитлеровской Германии. В том числе и самого Гитлера. Он небольшой, но он есть. Мы здесь, чтобы увеличить этот шанс.
Наша задача: при попытке покинуть район на поезде, подорвать его и уничтожить пассажиров. Железная дорога находится в пяти километрах севернее. Поездов будет не менее двух. Почему я говорю „не менее“? Стандартно, кроме поезда, в котором есть личный вагон Гитлера, есть еще один поезд‑двойник, но в нем находится его личная охрана. Она есть и в его личном поезде, но в нем ее меньше. Поезда следуют один за другим с примерно пятиминутным интервалом. Какой из них пойдет первым, какой — вторым, нам неизвестно. Но наша задача — взорвать поезд, идущий вторым. Взрыв первого — задача такой же группы, расположенной в 15 км западнее.
Заряд с радиовзрывателем уже установлен. В сумерках выдвигаемся и занимаем позиции. Западнее в полутора километрах находится небольшой мост. Охрана пять человек. На их ликвидацию выделить двух человек. Ликвидировать в момент подрыва поезда. Мост заминировать. На всякий случай.
После подрыва поезд должен уйти под откос. Нам нужно добить всех оставшихся в живых после крушения и покинуть район. Уточняю: нас интересует классный вагон в середине поезда. Задача моя и „Бури“ — проконтролировать и засвидетельствовать смерть тех, кто из руководства Рейха будет в этом поезде. Если мы не найдем интересующие нас объекты в предполагаемом нами вагоне, будем проверять все. Время возможного подхода помощи немцам — 30 минут. Ориентируйтесь на эту цифру как максимум. Всем на оба предплечья повязать куски белой материи. Чтобы не обознаться ночью.
Радисту я сейчас дам волну, на которой наш человек даст сигнал примерно за час до прохождения спецпоездов по станции Растенбург. Получение сигнала — полная готовность.
Отходить будем тем же маршрутом, что и пришли. Точка сбора для всех — если придется разбиваться на группы — высота в десяти километрах южнее Геленбург. 10 июня оттуда нас должны эвакуировать воздухом. Но для этого нам придется пробежать более 120 километров ночами, стараясь не следить. Хотя с таким количеством людей это практически невозможно. Поэтому минерам подготовить минные ловушки на отход. Сейчас всем готовить оружие и свободным отдыхать. Вопросы?»
Теперь все стало ясно. Ставка больше, чем жизнь.
4 июня. Восточнее г. Растенбург.
Голованов лично вел головной ТБ‑7. Слева и справа от него строем троек шла вся первая девятка. И позади с небольшим интервалом шли еще три девятки лучших советских бомбардировщиков. Взлетали еще ночью с расчетом прибытия в нужный квадрат с первыми лучами солнца. На цель, чтобы усложнить работу ПВО объекта и не спугнуть гостей из Берлина, заходили сложным маршрутом. Сначала шли курсом на юго‑запад западнее Гродно на Белосток. Не доходя до Белостока, повернули на запад и уже над Мазурским болотным массивом развернулись на север. По согласованному с Жигаревым решению бомбовая загрузка первой волны состояла из 50 кг осколочно‑фугасных бомб. Суммарно строй, который вел Голованов, нес более четырех тысяч бомб.
Идея использования 50 кг бомб была проста: вскрыть замаскированные объекты, снеся маскировку, кустарник, деревья и по возможности уничтожить ПВО немцев.
Впереди показались озера. Штурман тут же определился с местом, и самолет Голованова, слегка накренившись, довернул влево и лег на боевой курс. ПВО объекта молчало до момента, как раскрылись люки бомбоотсеков. После осознания командиром факта, что советские бомбардировщики летят здесь не случайно, небо по курсу девяток расцвело черными облачками разрывов зенитных снарядов.
Сразу же после вскрытия системы ПВО штурман уточнил курс и после его занятия немного погодя последовала команда «Сброс!».
После освобождения бомбоотсеков Голованов положил самолет в правый разворот со снижением и увеличил скорость. Теперь нужно было снизиться до пяти тысяч метров и после встречи с истребителями сопровождения лететь на восток. По плану впереди сегодня были еще три вылета в этот квадрат.
На выполнение этой задачи Голованов привлек все, что только мог. Вслед за его ТБ‑7 летели ДБ‑3,Ли‑2 и в конце даже ТБ‑3. Голованов обоснованно считал, что к моменту подхода их к цели ПВО объекта будет подавлено. Всего участвовало в операции несколько сотен самолетов только бомбардировочной авиации.
Второй вылет, если сами объекты будут выявлены, самолеты должны были взять в бомбоотсеки бомбы максимальных весов для конкретных типов бомбардировщиков.
Если объекты еще не потеряют маскировку, так что их невозможно будет визуально определить, повторно будет проведена бомбардировка бомбами 50‑100 кг.
По факту объекты показались лишь после второго налета. На земле, чадящей пожарами, черной от разрывов тысяч бомб, показались серые, с остатками маскировки, прямоугольники бункеров. Вот тогда бомбардировщики стали производить бомбометание тройками, стараясь попасть в цель. Вокруг объекта образовалось огромное колесо самолетов.
Голованов, проходя над целью, видел воронки, похожие на котлованы, от близких разрывов к бункерам тяжелых авиабомб, видел и следы попаданий. Но он не знал, достиг ли его удар цели? Он просто на это надеялся.
4 июня. Восточная Пруссия.
Егоров, накренив самолет в вираже, осматривался. Сзади, на востоке вставало солнце, подсвечивая длинную колонну разнотипных бомбардировщиков, идущих строем девяток на запад, в темное небо. Такого количества бомбардировщиков Николай не видел никогда. И если бы не десятки тонн бомб, пока еще спящих в фюзеляжах самолетов, можно было бы сказать, что они несут на своих крыльях солнце. Смотрелось весьма символично: советские летчики, как Прометеи, несли свет в темноту запада. Еще символичней было то, что почти год назад из этой темноты навстречу солнцу летели такие же колонны чужих самолетов, неся на своих крыльях смерть.
Полк прибыл на Западный фронт десять дней назад. Аэродромом базирования был выбран Минск‑1. В принципе, Николай должен был остаться в Вязьме. Все же основными летчиками реактивных машин были инструкторы и закончившие двухлетнее обучение молодые лейтенанты. Но! Красавин решил, что учеба учебой, а война войной. Мало у лейтенантов боевого опыта. Мало! И тут преимущество в налете на реактивных машинах значения не имело. Поэтому командирами звеньев полетели инструкторы, ведущими пар — летчики, прошедшие переподготовку с поршневых машин, но имевших боевой опыт. В такой ситуации Николай Егоров, имевший два ордена и более десяти сбитых на счету, был вне конкуренции. Ведомыми были как раз молодые лейтенанты. И сейчас его пара в составе эскадрильи осуществляла прикрытие этой гигантской колонны, барражируя на высоте 10 000 м. Внизу вокруг колонны вились поршневые истребители, осуществляя непосредственное прикрытие. Задание для всей этой массы бомбардировщиков находилось в 400 километрах западнее Минска, поэтому все МиГи взлетели с подвесными топливными баками.
По информации командования, доведенной до летчиков, люфтваффе на этом направлении оправилось после потерь в воздушных битвах лета‑осени 1941 года, но сил завоевать превосходство в воздухе все равно не хватало. К тому же наступление Красной Армии на Украине оттянуло не только общевойсковые резервы, но и авиацию. Однако при постановке задачи комполка предупредил, что объект, по которому будут работать бомбардировщики, для немцев очень значим, поэтому расслабляться нельзя. Задача истребителей непосредственного сопровождения — не допустить немцев до бомбардировщиков и обеспечить им условия работы по цели. Задача их полка — не дать немцам использовать вертикальный маневр, все время давить на них сверху, лишать инициативы, выбивать самых опытных и умелых. Ну и по возможности помогать истребителям прикрытия. Но главное — не подставляться и не рисковать. Район выполнения задачи находится в 200 километрах за линией фронта. Вытащить оттуда сбитый или поврежденный самолет будет крайне сложно. И так уже из ста пятидесяти машин в строю осталось менее сотни. Остальные стоят по причине отсутствия запасных частей.
Когда в голове колонны бомбардировщиков появились черные пятна зенитных разрывов и к позициям зенитчиков метнулись истребители с подвешенными «эресами», Егоров внимательно посмотрел вниз, желая увидеть то, ради чего была собрана эта армада. Однако внизу расстилался лес, западнее виднелся город и восточнее его — цепь озер. И вот на этот лес бомбардировщики, девятка за девяткой, начали вываливать свой смертоносный груз. Бомбы сбрасывались за один заход. Внизу царил ад. Увидеть что‑либо было невозможно. Но бомбардировщики упрямо, по какому‑то ему неизвестному плану все увеличивали площадь удара.
Через 20 минут появились первые немецкие истребители. Они прибывали разновременно, с разных направлений, высот и группами разной численности. И сразу пытались прорваться к бомбардировщикам, еще не освободившим бомботсеки. Их встречали истребители сопровождения. Егоров видел, как внизу вокруг бомбардировщиков стали заплетаться кружева маневров множества самолетов, прорезаемые прямыми строчками трассеров.
— Полста третий! Полста третий! Я — восемь‑семь, — неожиданно для Николая в наушниках раздался голос комэска, называющий его бортовой номер.
— На приеме полста третий! — Николай весь подобрался, понимая, что сейчас получит задачу.
— Помогите маленьким справа! Как поняли?
— Понял, восемь‑семь! Помочь маленьким справа! Выполняю!
И пара Егорова заскользила вниз, туда, где немцы могли прорваться к бомбардировщикам
— Второе звено! Второе звено! — продолжал ставить задачи комэска.
Прикрываете бомбардировщики. И ведете их до базы. Как поняли?
Ответа Николай уже не слышал. Он определил наиболее опасную пару фрицев и сейчас строил маневр по выходу на позицию открытия огня. Но прежде чем полностью сосредоточиться на этом, оглянулся, проверяя, где его ведомый. Лейтенант держался уверенно справа сзади. Ждать пришлось недолго. «Яки» загоняли «мессера» на виражах и заставили их уйти на вертикаль. «Мессеры» уверенно тянули вверх, отрываясь от советских истребителей. Николай уже просчитал точку, в которой он их достанет, и тут вспомнил взгляд, восторженно — завистливый, которым его ведомый смотрел на его ордена и его слова о том, что война скоро кончится, а он так и не собьет ни одного фрица.
— Шестьдесят седьмой! Атакуй! Прикрою! Как понял, шестьдесят седьмой?
— Понял, полста третий! Атакую!
И секунды спустя справа его обошел самолет ведомого. Огонь он открыл рано — дистанция была великовата, и все же последние снаряды пушек попали в фюзеляж «мессера». Тот словно наткнулся на стену — полетели обломки, из‑под капота вырвались клубы дыма, и самолет посыпался вниз.
— Шестьдесят седьмой! Хорошо сделано! Теперь прикрывай — работаем!
Они уже снизились до высот, на которых кипело воздушное сражение, здесь могли быть любые неожиданности — вплоть до того, что могли зацепить очередью и свои, и Николай хотел быстрее уйти на высоту. Включив форсаж, «Миги» устремились вверх. И тут уже повезло Егорову. Прямо перед ним высоту набирал одинокий «Як» и его нагоняла пара «мессершмитов». Но реактивные «МиГи» в скороподъемности были вне конкуренции, поэтому за секунды догнали «мессеров», и Николай срезал ведомого короткой очередью. То ли он успел предупредить ведущего, то ли тот сам увидел, но сразу же бросил преследование «Яка» и ушел вниз. Преследовать его не стали. Поднявшись на высоту, Егоров огляделся. Бомбардировщики, под охраной истребителей, уже уходили от цели.
Но с востока подходила очередная колонна, а ей навстречу летели уцелевшие немецкие истребители. Егорова очень удивил сегодняшний бой. Что там было такое внизу, что немцы не щадили себя, защищая этот квадрат? В бой против реактивных «МиГов» старались не вступать, но с поршневыми дрались насмерть. Только подавляющее численное превосходство советской авиации, наличие реактивных истребителей и несогласованность действий люфтваффе не оставляли последним шансов на победу. К бомбардировщикам они прорваться не смогли, но Егоров был уверен, что в истребительных полках сегодня не досчитаются многих товарищей.
Их пара снова атаковала сверху сзади — на этот раз неудачно. Атакуемых успели предупредить по радио, и они ушли вниз, до бреющего. А потом накатился каток новой колонны, со свежими силами, с летчиками, жаждущими боя и крови, и немцев просто растерзали. Реактивные «МиГи» еще полчаса барражировали в небе, но больше никто не атаковал советские бомбардировщики. И зенитного огня уже не было. Вслед уходящей колонне уходила и их эскадрилья. Оглядывая уже дважды стертый и перепаханный бомбами квадрат сквозь разрывы в сплошном дыму, Николай увидел далеко внизу серые прямоугольники, непонятно как уцелевшие в этом аду.
«Железобетон! — догадался Николай. — Что там под ним?»
А навстречу им шла третья колонна.
4 июня. Западнее г. Растенбург.
Уже в густых сумерках заняли позиции в двухстах метрах от насыпи. Как раз увидели пеший патруль в три человека с собакой и фонарями, который, переговариваясь, прошел по перегону. В темноте было слышно, как их окликнул часовой на мосту. Пароль и отзыв не слышали — немцы блюли Устав.
Сигнал пришел после полуночи. Движение к этому моменту по железной дороге было весьма интенсивное. Поезда в обоих направлениях следовали с десятиминутным интервалом. А вот после получения сигнала движение замерло. Потом вдали появились отблески прожектора и позже звук приближающегося поезда. Все напряглись, хотя прекрасно помнили, что НАШ поезд — второй. Но мимо них пронесся паровоз с двумя платформами спереди и сзади. На поезд Гитлера это мало походило, если только он не решил удирать на паровозе.
Проводили его глазами и стали ждать дальше. Через десять минут снова появился свет с востока и звук поезда. Снова напряглись. Вот этот поезд был похож на описанную цель. У Михайлова, да и у всех буквально, мелькнула мысль: вдруг ОН в нем? Но! У каждого своя задача, проводили его глазами и в душе пожелали другой группе успеха.
А через десять минут к точке подрыва подходил поезд‑двойник первого. У Михайлова вспотели ладони и одновременно пробил озноб.
«Только бы все получилось! Только бы поезд не остановился по неизвестной причине! Только бы заряд сработал! И чтобы тот, кого они так ждут, оказался в это время и в этом месте!» — проносились в голове старшего лейтенанта панические мысли. Он даже дышать перестал, следя за накатывающейся громадой поезда.
Вспышка!
«Черт! Глаза не закрыл, как „Вихрь“ требовал!» — уже на бегу, спотыкаясь, подумал он. Бежал не глядя, на звук крушащегося в падении железа. Сквозь грохот и треск ломающихся конструкций, визг железа, наползающих друг на друга вагонов неслись крики смертельно раненных людей.
Когда добежал, железо уже успокоилось, кричали только люди и со стороны моста раздались две пулеметных очереди и потом взрыв гранаты.
Где‑то под вагонами лежал паровоз, выпуская наружу пар, и там уже разгорался огонь. Периодически хлопали выстрелы. Это его бойцы добивали выпавших из поезда. Михайлову тоже попалось на пути несколько уже мертвых тел. Хотя он и не проверял, живые они или мертвые.
До нужного места старший лейтенант добрался, когда его бойцы уже организовывали заслоны с обеих сторон и минеры ставили ловушки. «Вихрь» и «Буря» один за другим исчезли в одном из разбитых окон. Через некоторое время оттуда донеслись глухие очереди АКМСов. И несколько раз в глубине вагона сверкала вспышка фотоаппарата. Еще через несколько минут они оба показались в другом конце вагона. За это время его бойцы уничтожили несколько пришедших в себя эсэсовцев из охраны.
— Ну что? — нетерпеливо спросил Михайлов, подбежав к «Вихрю».