Подозревается в убийстве

– По-моему, она…

– Что она?

Фольке Бенгтссон и Мартин Бек смотрели друг другу в глаза. У Бенгтссона – голубые. У Мартина Бека (ему ли об этом не знать) – серо-голубые.

– Отвратительная, – сказал Фольке Бенгтссон. – Безнравственная. Животное. От нее разит. Но я вижусь с ней часто. А думал вот так только два или три раза. Вы это хотели от меня услышать? – спросил Фольке Бенгтссон.

– Ты отнес ей яйца в пятницу?

– Нет, я же знал, что ее нет.

Они помолчали.

– Вы меня мучаете, – сказал Фольке Бенгтссон. – Но я на вас не в обиде. Такая уж у вас работа. Моя работа – торговать рыбой и яйцами.

– Верно, – мрачно произнес Колльберг. – Мы мучили тебя раньше и теперь мучаем. Я в тот раз сломал тебе руку. Ни за что ни про что.

– Ничего, она быстро срослась. Совсем зажила, честное слово. Вы приехали, чтобы забрать меня?

Мартина Бека вдруг осенило.

– Ты видел бывшего мужа Сигбрит Морд?

– Видел. Два раза. Он приезжал на бежевой «вольво».

Рад изобразил лицом нечто загадочное, но вслух ничего не сказал.

– Может быть, хватит? – спросил Колльберг.

Мартин Бек встал. Рад снял ботинки и убрал их в сумку. Надел сапоги.

Он один догадался сказать:

– Всего хорошего, Фольке. Извини.

– Всего, – сказал Колльберг.

Мартин Бек промолчал.

– Небось еще приедете, – сказал Фольке Бенгтссон.

– Там будет видно, – ответил Рад.

За калиткой их встретило щелканье фотокамер.

Кто-то, сидя в машине, говорил в микрофон передатчика:

– Шеф отдела по расследованию убийств в эту минуту выходит со своим ближайшим сотрудником из дома убийцы Розанны. Дом находится под наблюдением местной полиции и ищейки. Убийца, по-видимому, не арестован.

Рад прокашлялся и громко объявил:

– Пресс-конференция откладывается на полчаса. Сбор в здании муниципалитета. Лучше всего в библиотеке.

VIII

До начала пресс-конференции было полчаса, и они воспользовались передышкой, желая разобраться, что же, собственно, сказал Фольке Бенгтссон. Или чего он не сказал.

– Он ведет себя в точности, как в прошлый раз, – заметил Мартин Бек. – Ясно и однозначно отвечает на все, что можно проверить.

– Он чокнутый, – мрачно произнес Колльберг.

– Вдруг перестает отвечать… – сказал Рад. – Ты это подразумеваешь?

– Мое впечатление вполне согласуется с тем, что мне известно о Бенгтссоне, – продолжил Мартин Бек. – Он настораживается, как только заходит речь о разговоре на почте и о том, что было на автобусной остановке. Знает, есть свидетели, которые могли слышать их разговор и видеть, как она сделала ему знак.

– Но зачем же ему врать, коли она просила подвезти ее? – спросил Рад. – Тем более если он не остановился.

– Не забудь, что он не видел ничего хорошего от полиции и правосудия, – сказал Колльберг. – Но пока у нас нет трупа, нет и убийства и не в чем обвинять Бенгтссона.

Мартин Бек потер переносицу указательным и большим пальцами правой руки.

Рад вынул из кармана часы и посмотрел на циферблат.

– Что, пора? – спросил Колльберг.

– Еще есть несколько минут. Я только хотел обратить внимание на одну деталь, которую вы могли упустить.

– Давай выкладывай… – Колльберг понурился.

– Так вот. Фольке заявил, что знает Бертиля Морда в лицо и два раза видел его на бежевой «вольво». Это расходится с моими данными. Морд уже давно здесь не показывался. Он развелся с Сигбрит еще до того, как Фольке приехал и купил старый дом по соседству.

– Верно, – подтвердил Мартин Бек. – Я тоже об этом думал. Морд сам сказал мне, что иногда наведывался к ней, но в последний раз был у нее года полтора назад.

– Выходит, твой капитан врет, – сказал Колльберг.

– В нашей беседе с ним было много такого, что заставляло меня сомневаться в его правдивости.

– А теперь пора спускаться вниз, – сообщил Рад. – Будем что-нибудь говорить о Морде?

– По-моему, не стоит, – сказал Мартин Бек.

Пресс-конференция была в высшей степени импровизированной и весьма неприятной для Мартина Бека и Колльберга, поскольку им почти нечего было сказать.

Но и отказаться от нее они не могли, иначе журналисты не дали бы им спокойно работать.

Рад был настроен более добродушно; похоже, что ему даже весело.

Первый же вопрос был характерен своей грубостью:

– По-вашему, Сигбрит Морд убита?

Мартин Бек был вынужден ответить:

– Мы не знаем.

– Но тот факт, что ты сам и твой ближайший сотрудник находитесь здесь, разве не свидетельствует, что вы подозреваете убийство?

– Правильно, такая возможность не исключена.

– Можно ли сказать, что есть подозреваемый, но тела нет?

– Я бы так не сказал.

– А как сказала бы в этом случае полиция?

– Мы не знаем, где находится фру Морд и что с ней могло случиться.

– Но ведь кто-то был подвергнут допросу?

– Мы многих опрашивали, чтобы выяснить, куда могла деться фру Морд.

Мартин Бек ненавидел пресс-конференции. Вопросы часто носили беззастенчивый и провокационный характер. Отвечать на них было нелегко, и никакой гарантии, что ответ не извратят.

– Будет ли кто-нибудь арестован в ближайшие дни?

– Нет.

– Но возможность ареста уже обсуждалась?

– Это было бы преждевременно. Нам даже неизвестно, можно ли говорить о каком-либо преступлении.

– Как же тогда объяснить присутствие здесь сотрудников отдела по расследованию убийств?

– Пропала женщина. Мы пытаемся выяснить, что произошло.

– Что-то полиция уж очень осторожничает.

– В отличие от прессы, – парировал Колльберг.

– Наша задача сообщать общественности факты. Когда мы не получаем сведений от полиции, приходится добывать их самим. Почему вы не хотите открыть свои карты?

– Потому что карт нет, – ответил Колльберг. – Мы разыскиваем Сигбрит Морд. Если вы хотите нам помочь, пожалуйста…

– Разве не естественно предположить, что она стала жертвой убийства по сексуальным мотивам?

– Нет, – сказал Колльберг. – Пока мы не знаем, где она, всякие предположения такого рода преждевременны.

– Хотелось бы услышать, как полиция резюмирует ситуацию.

Колльберг молча посмотрел на русую девушку лет двадцати пяти, которая задала этот вопрос.

– Так как?

Колльберг и Мартин Бек продолжали молчать.

Рад глянул на них и взял слово:

– То, что нам известно, изложить очень просто. Около полудня, в среду, семнадцатого октября, фру Морд вышла из почты. С тех пор ее никто не видел. Один свидетель, кажется, видел ее на автобусной остановке или около остановки. Вот и все.

Репортер, который назвал Бека в своей статье шведским Мегрэ, прокашлялся и сказал:

– Бек!

– Слушаю вас, редактор Мулин.

– Хватит нам голову морочить.

– О чем вы говорите?

– Это же не пресс-конференция, а пародия какая-то. Начальник отдела по расследованию убийств вместо того, чтобы отвечать по существу, все время отсиживается за спиной у своих помощников и представителей местной полиции. Ты собираешься арестовать Фольке Бенгтссона или нет?

– Мы разговаривали с ним. Это все.

Пресс-конференция явно дышала на ладан, и все это чувствовали, кроме Херрготта Рада, который вдруг заявил:

– Раз уж здесь собралось столько представителей центральных газет и радио, что бы вам взять да написать об Андерслёве!

– Это что, острота?

– Никак нет. Все твердят, что у нас в стране жуткие порядки. Если верить органам массовой информации, то в больших городах страшно высунуть голову за дверь, того и гляди, отрубят. А у нас тут тихо, спокойно. Ни безработных нет, ни наркоманов. И жить приятно. Народ симпатичный, местность красивая. Вы хотя бы на здешние храмы посмотрите.

И на этом кончилась пресс-конференция в муниципалитете Андерслёва.

Имя Бертиля Морда вообще не упоминалось.

Единственным, кто за всю пресс-конференцию не вымолвил ни слова, был Оке Буман.

IX

Если газетные сообщения в понедельник и вторник вызвали некоторый переполох в Андерслёве, то все же их можно было назвать легким бризом перед тем циклоном, который обрушился на поселок в среду.

Телефоны звонили непрерывно как дома у Херрготта Рада, так и внизу, в его служебном кабинете. Не говоря уже о полицейском управлении в Треллеборге.

Сигбрит Морд видели в Абиско и в Сканэре, на Мальорке, Родосе и на Канарских островах. А кто-то сообщил по телефону, что она накануне вечером выступала в стриптизе в одном из злачных мест Осло.

Сообщали, что она ехала на пароме из Истада в Польшу, из Треллеборга в Сассниц. По нескольку сообщений поступило из Мальмё, Стокгольма, Гётеборга и Копенгагена. Особенно настойчиво утверждалось, что она была в залах ожидания аэропортов Каструп и Стюруп.