Успел вовремя — Криспи уже топталась на капоте и явно примеривалась залезть в окно. Вот неугомонная девица! Навернулась бы туда вовнутрь, поломала бы себе чего-нибудь, то-то было бы счастье. Увидев меня спрыгнула, понеслась навстречу, снова грохнулась на колени и обхватила за ноги. Очень трогательно, но вот лишнее это. Как-то чрезмерно интимно выходит. Поднял её за плечи, встряхнул, сказал строго:
— Я кому велел в машине сидеть?
Ну конечно, тут же губки надулись, глазки промокли… Ну нет, не ко времени мне тебя утешать тут.
— А ну, в машину бегом! Сейчас солнце сядет, будем тут по темноте шароёбиться…
Всхлипнула, засопела, но побежала. Вот и молодец, вот и умница. Хорошая девочка.
Уже при свете фар загнал машину во внутренний двор. Под колёсами что-то зловеще хрустело в траве, но обошлось, покрышки не пропорол. Девиц пропихнул в щель, юношу бледного попытался припрячь к переноске корма, но малоуспешно — тот зверски тупил, не догоняя, как пролезть в щель вместе с ящиком. Криспи на него злилась, даже пыталась стукнуть, но не помогло. В результате пришлось всё же таскать мне.
В башне было прохладно, но хотя бы ветер не дул. А когда я развёл камин, стало даже как-то уютно. Но зимовать с одним камином я б не стал — вымерзнешь тут при каменных-то полах и стенах. Что там тепла с того камину — погас и остыл. Тут бы печечку какую сложить… Сидячих и лежачих мест на всех не хватало, я вытащил из УАЗа заднюю лавку, благо там просто, два шплинта выдернуть. Лавку с трудом просунул, затащил в помещение, опёр на стену. Ну, кто-то один на ней поспит, кто-то на диванчике, кто-то на столе, а кому-то придётся в кресле крючиться. Всё не на каменном полу. Спальник один на всех, его на стол, воды пятилитровка из машины — вот и всех удобств пока. А куда деваться?
— Так! — сказал я серьёзно, как бы всем присутствующим, но адресуясь, конечно, в первую очередь к Кристи. — Ночевать здесь, ждать меня, на полу не сидеть — простудите себе всё ценное. Гадить строго на улицу, но по двору не шляться, там какое-то дреколье, ноги в темноте переломаете. Всем понятно?
Тупые коровьи глаза Бритни, беспросветно пустые глаза Дрища и по-детски сияющие от желания угодить глаза Криспи уставились на меня. Третья не соизволила — сидела на диванчике, завесившись лохмами и уставившись в пол.
Поняли они, как же, щазз. Ничего, тут относительно тепло, жратва у них есть, вода тоже, до утра не загнутся. Да, к слову о жратве…
— Криспи, пошли со мной, к тебе отдельный разговор будет… — поманил рукой для понятности.
Подхватилась, закивала, пошла. Отвёл её к машине, подсадил попой на тёплый капот, чтобы смотреть чуть снизу, так доверительнее. Вокруг было уже совсем темно, но светящие в стену фары давали достаточно отражённого света.
— Криспи, — сказал я серьёзным значительным тоном, — я очень на тебя рассчитываю. Следи за этими обалдуями, не давай разбредаться, сидеть на холодном и гадить по углам. Я сейчас уеду…
Криспи жалобно пискнула, но я продолжил:
— Я ненадолго! Утром обязательно — слышишь? — обязательно вернусь. Привезу тебе нормальной еды, вам одеял и прочих предметов быта. Поняла?
Смотрю — не очень-то поняла. В глазёнках слёзки и паника-паника. Бросают! Оставляют!
Не, так не годится. Тут надо переключить внимание.
Взял за плечи, посмотрел в глаза, подпустил проникновенности в голос:
— Криспи, у меня для тебя кое-что есть. Кое-что очень важное. Подарок.
Ага, беспроигрышный шаг, это всегда срабатывает. Вот, уже живой интерес в глазах. Девочки любят подарки.
— Смотри, — нагнетаю я, — тебе обязательно надо поесть.
— Сейчас у нас нет другой еды, кроме этой… — я достал из кармана прихваченную из коробки тубу с кормом и, прежде чем Криспи успела возразить, добавил — Но! Чтобы ты не ела, как эти… — махнул рукой назад, в сторону башни, — я дарю тебе… Настоящую Ложку!
Ну да, ложку, а что? В походном наборе в машине валялась. Обычная столовая ложка из нержавейки. Важен не подарок, важно, как его подать.
— Теперь это твоя Ложка! Ты будешь есть Ложкой!
Покрутил её так, чтобы свет фар сыграл на полированном металле, торжественно провёл черенком по шву на тубе и вручил раскрывшуюся порцию вместе с ложкой, как скипетр и державу при коронации.
Ах, как она ела! Нет — кушала! Торжественно и с пониманием значимости момента. Как именинный торт со свечками. Ну вот, на фоне торжественности момента все мелкие неприятности забыты и прощены.
Доела, облизала ложку, уставилась на меня горящими глазами. Отлично, хотя бы за это я спокоен. Голодом себя не уморит.
— Всё, до завтра. Береги их и себя, я на тебя надеюсь. Всё поняла? Скажи «да». Ну, будь умницей, скажи!
И, о чудо! — потупившись и сделав над собой заметное усилие, Криспи тихонечко пискнула: «Да…»
Да ты ж моя радость! Вот теперь я и сам начинаю верить, что, возможно, прорвёмся, а не порвёмся. Вербальные коммуникации — страшная сила. Снял с капота, чмокнул в лобик, заправил в дверную щель. Был соблазн закрыть ворота для пущей сохранности контингента — но в туалет-то им надо куда-то ходить. Интересно, как аборигены решали этот вопрос? Неужели в кустах? Непонятно.
Ладно, будем решать проблемы по мере актуальности. Сейчас надо вернуться домой, чего я, кстати, ещё ни разу не проделывал. За суетой я как-то и подзабыл, что вообще-то нахожусь в другом мире, и между мной и домом не только дорога из гаража в центр, но и проход между мирами, который ещё надо открыть. Андрей так уверенно сказал: «Справишься!», что я даже и не задумывался до сего момента — а точно справлюсь? А если нет?
Стоп, надо мыслить позитивно. У меня там жена и ребёнок, я не могу не справиться, это исключено вообще. Подъехал, упёрся фарами в тёмную каменную стену, по которой никак не скажешь, что где-то там за ней мой гараж. Приложив руку к стене, постоял, выкинул все мысли из головы и просто попросил открыться. Спокойно, без истерики и боязни провала. Ну, он и открылся, конечно. Куда он, нафиг, денется.
Глава 2
«…Принятие правительством Германии новой концепции гражданской обороны. Населению предписано позаботиться
о запасах продовольствия, пока правительство не задействует предусмотренные средства защиты…»
— Знаешь, любимая, у меня для тебя есть новости…
— Хорошие или плохие?
— Всякие. Но начну с хорошей — ты же хотела дачу?..
Всё-таки у меня самая лучшая на свете жена. Выслушав, она не завела разговор о психиатре, не устроила истерику по поводу толпы иждивенцев, не упрекнула тем, что я не рассказал всё раньше, не впала в ревность. Первое, что она сказала, когда я выговорился и заткнулся:
— Боже мой, и ты оставил их там одних?
Ну да, она такая. Она даже поселившееся у нас под карнизом семейство воробьёв, нагло выклевавших утеплитель и устроивших себе таким образом халявный обогрев гнезда за наш счёт, называет «наши птички» и опекает как родных. Мироздание создало её в компенсацию к моей мизантропии, не иначе.
С утра она взяла отгулы на работе, отпросила в садике Мелкую — у нас, к счастью, садик не казённый, там не строго, — и мы понеслись по магазинам. Мелкой это за счастье, она магазины любит. То зацепится за коляску и катается, вися обезьянкой, то вырывает у мамы покупки, чтобы торжественно и самостоятельно их в эту коляску водрузить, то просто скачет по длинным проходам, заворожено застывая перед непонятными цветными штуками. Наслаждается шопингом, в общем. Ничего не выпрашивает, нет — её просто радует тот факт, что вокруг всего много и всё такое яркое. Мне вот все эти шопинги — хуже керосину, а ей нравится. Девочка.
Не, что ни говорите, а что б мы без женщин делали? Я б вот и не сообразил купить кроме еды и надувных кроватей целую кучу всего, что для моей жены было самим собой разумеющимся. Средства для уборки помещений, включая вёдра, тряпки, швабру, веник, бытовую химию и прочее — я бы сообразил не раньше, чем там грибы начли расти по углам, а ведь логично же, чёрт побери. Мыльно-рыльные, опять же. Не, про мыло и шампунь я б догадался. Наверное. Но пока я не был женат, у меня был один кусок мыла и один флакон какого-то шампуня, а теперь на полку в ванной смотреть страшно. Для сухих, для уставших, для тонких, для длинных… Откуда в одной женщине столько разных волос? Опять же все эти женские штуки, про которые нам, мужикам, лучше и вовсе не знать… А у меня, как ни крути, преимущественно женский коллектив собрался.
Посуда же! Чёрт побери, если их кормить чем-то кроме комбикорма, то это надо готовить. Как? В чём? На чём? Плитку и баллон? Вода. Воды надо до чёрта, там её неясно пока, где брать. Песок, скалы, берег — колодец не выкопаешь. Как аборигены этот вопрос решали — бог весть. Про них вообще ничего непонятно. Странные они были ребята.
В общем, я рвался на части — с одной стороны, надо дофига всего закупить. Настолько дофига, что сразу всё не сообразишь и не вспомнишь. А с другой — надо бы поспешить вернуться, пока они там в панику не впали и не натворили глупостей каких-нибудь. С Криспи вполне станется пойти меня искать и в результате самой потеряться, оставив остальных без присмотра. Не, надо побыстрее возвращаться, чёрт с ними с покупками — потом доберём.
Вывести семейство из приступа потребительского безумия удалось не сразу — «нам обязательно нужно ещё вот это, и вон то, и ещё надо…» Надо, надо, кто ж спорит. Всё надо. Поди вот так подними хозяйство с нуля на ровном месте. Однако и время жмёт, и бюджет семейный дно кажет. Не знаю, как прочие умудряются, но я как-то недостаточно сильно люблю деньги, и они отвечают мне в этом полной взаимностью. От зарплаты до заплаты и никаких накоплений — вот наш стиль. Почему-то тут Мироздание не додумало и не компенсировало моё распиздяйство каким-нибудь жониным скопидомством. Оба два хороши. Удачно, что у меня премия за один проект недавно упала, и я её ещё профукать не успел. Ну ничего, вот как раз отличный повод.
Кассирша невозмутимо отмотала нам полутораметровый чек, кредитка в глубине электронной души крякнула, опустошаясь, дочка ловко выхватила из общей кучи невесть как оказавшийся там под шумок киндерсюрприз. В багажник корейца пакеты запихивали с трудом, а вот в УАЗик они потом в гараже вошли с запасом — задней лавки нет, там осталась. Жене пришлось взять мелкую на руки, а я с некоторым даже изяществом открыл проход — одним движением руки и усилием внутри себя. Как будто новая мышца какая-то в организме появилась, открывательная, и теперь тренируется понемногу. Вот тут жену и догнало, наконец, что всё это правда. Потому что верить-то она мне верила безусловно, но верить — это одно, а увидеть — это совсем другое. Поэтому я и не хотел ничего до поры рассказывать, не имея возможность показать. Женскую доверялку перенапрягать не стоит, она хрупкая.
— Ой, — сказала жена и прижала к себе дочку, — какое оно…
Но, опять же, отдаю ей должное — не запаниковала, не стала спрашивать, насколько это безопасно, не забилась в материнской защитной истерике. Хотя сам в первый раз, помнится, увидев это клубящееся тёмное ничего в переходе, довольно сильно напрягся. А меня люди поопытнее проводили, я третий раз всего открываю. Ну ладно, если и канем куда — так хоть всё вместе.
Не канули.
Море шумело, утренний свет подхватывал башню розоватым контражуром и как будто возносил её над берегом, делая парящей в лучах на фоне безбрежного горизонта. Это было фантастически, запредельно красиво. Это само по себе стоило всех волнений и напрягов. Я сразу перестал злиться на Андрея за подставу — никакая это не подстава, это роскошный, царский просто подгон. В такой красоте только и нужно жить. Жена и Мелкая замерли, не веря своим глазам и только дочка сказала тихонько:
— Море… Папа, это же море…
— Да, милая. Оно целиком твоё, — ответил я ей.
— А как оно называется? — немедля спросила дочь.
— Уже никак, наверное… — растерялся я. — Сама назови. Пусть будет Машкино море, например. «Машкеан».
— Нет, — серьёзно возразила Мелкая, — так нельзя. Оно такое большое, а я такая маленькая. Я его немножко даже боюсь… Ой, а кто это бежит?
Твою дивизию! Точно, от дома суматошной рысцой ломилась к нам Криспи. «Угомона на неё нет», — как говаривала во времена оны моя прабабушка. Я торопливо вылез из машины, предусмотрительно шагнул навстречу и успел-таки подхватить, не дав грохнуться на колени в двусмысленной позе. Так что Криспи обняла меня за грудь и к ней же головой припала, бормоча радостно: «Да! Да! Да!»
— Чего она «дакает»? — спросила сзади жена.
— Радуется так, — пояснил я. — Благодарит, что не бросил и вернулся. Слов-то других не знает, я до вчера вообще думал, что немая…
Криспи резко смолкла, отстранилась и уставилась на жену. Ну, что-то сейчас будет…
— Да? — произнесла она вопросительно.
— Ещё какое «да», — подтвердил я. — Ты себе даже не представляешь.
Она подошла к Ленке вплотную и пристально посмотрела ей в лицо — жена у меня невысокая, но Криспи вообще мелочь, так что немного снизу. Я слегка напрягся, готовый её перехватить если что — чёрт угадает, что вдруг в башке перемкнёт. Криспи медленно протянула руку и потрогала её волосы — рыжие, дивного оттенка лакированной меди. Понимаю, сам бы трогал и трогал красоту такую.
Жена не отшатнулась, не дёрнулась, только сказала тихо:
— Бедная девочка…
— Кто эта тётя? — деловито поинтересовалась Мелкая. — Как её зовут?
У неё как раз был свойственный детям период актуализации мира, она познавала его в названиях и именах, раскладывая в своей голове по полочкам.
Криспи замерла. Машка сущий ангелочек небесный — тонкая-звонкая, в роскошных белых кудряшках и голубых глазах. Я иной раз сам смотрел на неё с замиранием сердца — ну за что мне красоту такую выдали? Я ж вообще недостоин ни разу. И в розовом всем. У неё розовый период, и никаких иных цветов в одежде не допускается под страхом горьких девочковых рыданий, от которых осыплется тёмной пылью даже самое каменное сердце.
— Тётю зовут Криспи, — пояснил я.
— Привет, Криспи, — сказала Мелкая.
Криспи опустилась перед ней на колени и замерла заворожённо. Протянула было руку — отдёрнула. Снова протянула и осторожно, кончиками пальцев потрогала белый тонкий локон. Отдёрнула. Снова протянула — уже к платью и аккуратно погладила розовый кружевной подол.
— Пап, а почему тётя плачет? — растерянно спросила дочка.
— Потому что у неё нет розового платья, милая, — ответила ей жена. — Бедная девочка, за что ж её в это убожество нарядили-то?
— Я могу ей, наверное, дать своё, — сказала добрая Маша неуверенно. — Но оно же слишком маленькое… Ма-ам, пусть она не плачет, пожалуйста!
Да-да, в действительно важных вопросах бытия мы апеллируем сразу к высшей инстанции Мироздания — к маме. Папа у нас утилитарно-прикладного назначения — например, если нам срочно нужен самокат. Розовый, разумеется, какой же ещё. Или мороженое. Или маму не удаётся разжалобить на очередную куклу.
— Ох, что ж мужики такие по пояс деревянные? — вопросила моя жена в пространство. — Немая она… Да о чём с вами разговаривать, если вы самого важного не заметите? Её же одеть надо, помыть, причесать! Бедная девочка!
Ну, слава Мирозданию, приоритеты расставлены. Криспи зачислена в число опекаемых. Удивительная у меня жена всё-таки, у неё первая инстинктивная реакция всегда правильная, добрая. Я бы сначала все плохие варианты перебрал, да и потом долго бы их имел в виду на всякий случай. Я ведь всякие расклады держал в уме — что она этак по-бабски вдруг заревнует, что упрётся в «девай это всё куда хочешь», или, в материнском слепом протесте «у нас ребёнок, во что ты нас втравил?» Ну, мало ли, что никогда такого не было — а вдруг? В каждом человеке такие бездны кроются, что нидайбог. Мне даже немного стыдно стало. Но совсем чуть-чуть. Я тоже такой, какой есть и должен же кто-то создавать в Мироздании противовес такому доброму прекрасному человеку, как моя жена? А то оно накренится и рухнет.
В башне жена развернула бурную деятельность. Для начала сгоняла меня за водой к морю: оказалось, что прямо от основания подковы, то есть от внутреннего двора вниз, к берегу, идёт слегка облизанная выветриванием, но вполне годная каменная лестница. Бегать по ней туда-сюда с вёдрами — тот ещё фитнес, но пришлось. Имеющая некоторый пунктик на чистоте супруга гоняла меня нещадно — увидев, в каких условиях наши скудоумцы провели ночь, она пришла в ужас. Ой, подумаешь — ну пыльно немного… Ладно, изрядно пыльно на самом деле. Теперь они те ещё красавцы были, серым по серому угваздавшись.
Началась хозяйственная деловитая паника: «Ой, их надо мыть!», «Ой, во что же их переодеть?», «Ой, да у них же белья никакого нет! Почему ты мне не сказал?» Почему-почему… Вот я ещё про трусы их помнить должен. До сих пор обходились и ещё немного перетопчутся! Метался я по взлетке, как солдат-первогодок. С армии столько полов не драил. Зато никакого напряга в отношении новых питомцев у жены не возникло, а его-то я больше всего и боялся. Даже на сиськоватую нашу Бритни посмотрела спокойно, сказав только «эх, ей бы столько в голову, сколько в лифчик…» А так, записала их в свой внутренний реестр куда-то между хомячками и детишками, и вперёд — заботиться. Воду я грел в камине в железном ведре, морскую. Купать их в море всё же было холодновато, весна только Чёрт, водяную проблему надо решать как-то глобально, но за хозяйственной гонкой у меня не было даже минуты осмотреть окрестности. Может там за холмами река вообще, а мы тут мучаемся? Мыли в жестяном старорежимном корыте — я и не знал, что такие ещё делают и продают. Сажали по очереди, поливали ковшиком из ведра и мыли. Больше всего проблем оказалось с третьей, безымянной — она дичилась, не хотела раздеваться, мотала головой и махала руками… Я бы плюнул, но жена, умеющая уговорить дочку сначала оторваться от игры и залезть в ванну, а потом, что не менее сложно — оттуда вылезти, обладает неотразимым моечным скиллом.
Оказалось, что они все безволосые везде, кроме головы. Включая Дрища. И вот ещё интересно — все они не пахли. Не то чтобы совсем, но не пахли, как должен пахнуть нормальный взрослый человек, который некоторое время не мылся и не менял одежды. Даже женщины, как бы это сказать… не пахли женщинами. Ну, для примера — попробуйте помыть трёх голых красивых женщин, да? Если со здоровьем всё в порядке, то будете испытывать в процессе определённое неудобство, даже если моральные принципы, и вообще ситуация не располагает. Ну просто потому, что это мимо мозга работает, на связке гормоны-феромоны. Головой вы, может, и не хотите, но организм сам по себе реагирует. А тут визуальный стимул химическим не подкрепляется. Ещё одна загадка.
Кто никакими загадками не заморачивался — так это Мелкая. Она бегала по башне, плескалась водой, металась, как розовое пушистое торнадо, иногда выбегала к морю — но останавливалась от него всё же в почтительном отдалении. Оно действительно такое большое, а она такая маленькая. На лишенцев моих Машка отчего-то производила впечатление сногсшибательное. Они глаз от неё не отрывали — ну, кроме безымянной третьей, но и она нет-нет да постреливала взглядом из-под волос, теперь наконец-то чистых. Зато, когда Мелкая сняла туфельки и носочки, чтобы вытряхнуть песок, а потом отвлеклась на минуту, носочки исчезли, как не бывало. Короткое расследование показало, что «тётя без имени» зажала по розовому, в белых кружавчиках носочку в каждом кулаке и готова покусать каждого, кто попробует их забрать. В буквальном смысле этого слова.
Мелкой было жалко тётю и жалко носочков, она никак не могла решить, чего жальче, а потому прибегла к безотказному способу преодоления любых жизненных трудностей — разревелась. Что тут началось! Криспи рухнула на колени, обняла мелкую и заревела вместе с ней, поливая слезами розовое платьице и пелеринку (тоже розовую, а вы как думали?). Сисястая дура Бритни заметалась, затрепетала округлостями, потом подхватила туфельку (розовую, да, розовую), притащила её Мелкой и начала суетливо совать в сжатый в горестном жесте кулачок. Безымянная третья попыталась забиться в угол, не нашла его в круглой комнате, зашхерилась за диван и оттуда сверкала глазами, как нашкодившая кошка. За носочки явно была готова биться до последнего клочка кружавчиков. Дрищ повёл себя как настоящий мужик — то есть драпанул со всех ног от бабских истерик. Подвела координация — запнулся об порог, посыпался по лестнице, где, судя по звуку, затормозил головой в ворота. К этому чаячьему базару добавились его унылые подвывания. Всё это случилось так моментально, что я застыл с лопатой «фискарс» в руках, в затруднении, кого бы ей охуячить, чтобы прекратить.
Но прекратилось само — Машка перестала плакать просто от удивления, заворожённо наблюдая за происходящими вокруг метаморфозами. Я немедля пообещал ей купить новые носочки, ещё более розовые. Да, я иногда бессовестно вру детям — невозможно себе представить нечто более розовое, чем уже. Но там могут быть, например, более развесистые кружавчики, тоже вариант. Мелкая согласилась на журавля в небе и великодушно позволила «тёте без имени» оставить носочки себе, хотя Криспи, кажется, была готова растерзать виновницу машкиного огорчения. Бритни всучила туфельку, угомонилась и снова застыла в безмятежности, «третья безымянная» так и сидела за диваном, а Дрища внизу уже тормошила вернувшаяся со двора жена, выясняя, что случилось и что у него болит.
— Дядя Дрищ упал и ударился! — просветила её Машка громко.
Дядя Дрищ, ага. Я подумал, что Мелкой некоторое время лучше в садик не ходить. Наше позитивное и говорливое дитя немедля донесёт до всеобщего сведения, что дядя Дрищ упал, что море большое, и что папа мыл в тазу много голых тётенек. Не, это определённо не вариант… И тут меня вдруг накрыло полнейшим сатори — етицка сила! А ведь не приведи карма, кто-то узнает о нашей дверце к морю! Это же не просто жопа будет, это же представить себе страшно, какие последствия! Ладно, люди обычно не обращают особого внимания на детскую болтовню, а ну как персонально нам не повезёт? Какое такое «большое море»? От нас ближайшее в тыще с лишним кэмэ… Кому-то станет странно, кто-то заинтересуется, а кто-то, я даже знаю кто, притащит вот эту ракушку вот в этом кармане вот этого платья… Розового.
У меня выступил холодный пот, в глазах потемнело и ножки подкосились. Вот я ж дебил несуразный! Домик мне у моря, идиоту… Мне ж до сих пор и в голову не вступило, что будет, если это дойдёт до кого не надо. Тот скромный факт, что у меня личная дверка в целый мир. Да меня у этой дверки на цепь посадят! А семью в заложники возьмут, чтоб не рыпнулся. Причём абсолютно не важно, до кого именно дойдут эти ценные сведения — до государства, до другого государства, до любой третьей или четвёртой силы — результат будет одинаков. При таких ставках полмира в порошок сотрут при случае — и будут считать, что в барышах. Полмира на целый поменяли, плохо ли? А уж одного отдельно взятого меня и вовсе никто не спросит. Ох я попааал…
— Что с тобой? — спросила озабоченно жена, поддерживая на лестнице криво ковыляющего с перевязанной головой Дрища. — На тебе лица нет!
— Головы на мне нет… — ответил я в отчаянии. — Что ж я, дурак такой, натворил!
— Ну, как натворил, так и поправишь, — у жены вера в меня иной раз выходит за границы разумного.
— Нет, ты послушай… — и я изложил всю открывшуюся мне вдруг бездну возможных последствий.
— Ну что ты заранее паникуешь? — выслушав мой сумбурный поток апокалиптической паранойи, спросила Ленка. — Ничего ведь ещё не случилось. Надо просто быть аккуратными и не засветиться.
— Да ты знаешь, что не засветиться сейчас нереально? — завёлся я.
— Я — не знаю, — спокойно ответила моя разумная жена. — Зато я красивая!
Я не выдержал и рассмеялся. И не возразишь ничего. Факт.
Глава 3
«…Правительство Великобритании отказалось от своей старой системы с сиренами и намерено предупреждать британцев о неминуемой угрозе ядерного удара с помощью текстовых сообщений…»
«…Специалистам по Big Data достаточно анализа 68 лайков в „Фейсбуке“, чтобы определить цвет кожи испытуемого с вероятностью 95 %, его гомосексуальность с вероятностью 88 %, а приверженность Демократической или Республиканской партии США с вероятностью 85 %…»
«…После десяти изученных лайков система опознаёт пользователя лучше, нежели его коллеги по работе. После 70 лайков — лучше, чем друг. После 150 лайков — лучше, чем родители. После 300 лайков — лучше, чем партнер. С ещё большим количеством изученных действий мы узнаём о человеке больше, чем он знает о себе сам…»
Когда несколько лет назад я вышел из аскетического состояния вольного автомеханика и неожиданно впал в статус мужа и отца, которому надо семью кормить, пришлось задуматься об источниках дохода. Прекрасная в своей раздолбайской свободе гаражная вольница комфортна для социофоба, но, откровенно говоря, малоприбыльна. Однако Мироздание всегда подаёт нуждающимся если не рыбу, то удочку — так и мне в какой-то момент написал старый институтский приятель и предложил встретиться по взаимному интересу. Он-то и предложил мне работу — для начала скромным мониторщиком данных. Отличное занятие для человека с противопоказаниями к офису — сидеть дома да лопатить интернет, разыскивая в нём то, что интересует людей, время которых слишком дорого стоит для таких глупостей.
Поскольку интернет давно уже превратился из информационной среды в сферу влияния, то поисковые системы выдают только то, что одновременно кем-то оплачено и не противоречит базовым установкам системы. Ещё несколько лет назад через это можно было продраться, используя умные фильтры и отбрасывая всю коммерческую выдачу (первый десяток страниц или около того), но теперь эти лазейки наглухо закрыты. За внешним бронированным слоем коммерческого таргетинга идёт почти непробиваемый по толщине вязкий слой поисковой оптимизации, затем умная защита фейкового дублирования из почти-одинаковых-но-не-совсем ресурсов, которые автоматически генерируются прямо под ваш запрос, затем туманная полоса «белого шума», где нужную вам информацию нарочито равномерно перемешали с мусором до полной однородности, и ещё, и ещё… И даже если вы с целеустремлённостью кумулятивного заряда проломитесь через весь этот бронебутерброд, то окажется, что за ним ничего нет, кроме ловушки для простаков, в которую вы уже попали просто по факту своего упорства.
Вот, к примеру, вы увидели в лесу зелёного ёжика и решили выяснить, что это за чудо такое. Первым слоем вам вывалится несколько тысяч предложений что-то купить — по большей части (но не обязательно) зелёное, и, возможно, местами как-то связанное с ёжиками. Кактусы, например.