Яков Аркадьевич Гордин – российский литератор, историк, публицист, драматург, главный редактор журнала «Звезда» с 1991 г. (совместно с А.Ю. Арьевым). Родился 23 декабря 1935 г. в Ленинграде. С 1964 г. занимается независимыми историческими исследованиями в области русской политической истории. Книги удостоены премии «Северная Пальмира» (2000), Царскосельской художественной премии (2001) и переведены на испанский, турецкий, французский языки.
Хранитель слова
Хранитель слова
Литература / Литература / Эпитафия
Теги: лингвистика , филология , Зализняк
Недавно не стало Вячеслава Всеволодовича Иванова, лекции которого так любил слушать студент Зализняк. И вот, 24 декабря 2017 года умер Андрей Анатольевич - выдающийся лингвист, сумевший стать эталоном для профессионалов и великим Учителем для множества людей за пределами академических кругов, благодаря четкости, ясности и краткости изложения.
Как ученый он эволюционировал от широкого круга интересов к узкой теме. Начинал как структуралист и индоевропеист. В последние же десятилетия сосредоточился на изучении древненовгородских берестяных грамот. Его научный путь шёл от эпохального грамматического словаря русского языка (легшего в основу компьютерной лингвистики), от исторического анализа индоиранских и германских языков до реконструкции древнерусского языка. Каждая работа была столь дотошной, что его последователям почти нечего было доискивать в тех или иных научных задачах.
Нет смысла перечислять регалии А.А. Зализняка, о них написано немало. Академик в течение многих лет работал в Институте славяноведения РАН на скромной должности главного научного сотрудника, сочетал ее с преподаванием на филологическом факультете МГУ. Его регулярные лекции о найденных на раскопках в Новгороде берестяных грамотах собирали не только профессиональных лингвистов и студентов, но и большое число посторонних слушателей, которым порой приходилось преодолевать определенные препятствия, чтобы попасть в аудиторию.
Зализняк не занимал постов, фактически не имел аспирантов и учеников, не выступал свадебным генералом на конференциях или в редколлегиях журналов. Был избран в Академию по научным заслугам. Он сознательно ограничил свое общественное служение просвещением. Всегда любил преподавать, читать лекции. Его популяризаторские лекции были понятны и школьникам, и людям без специального лингвистического образования, они сочетали понятность с убедительностью. В лекциях и статьях (вошли в книгу «Из заметок о любительской лингвистике») он показывал несостоятельность сенсационных псевдонаучных теорий, таких как «Новая хронология», поддельных древних памятников вроде «Велесовой книги» и распространенных в массовом сознании мифов о языке. В речи при получении Солженицынской премии он говорил: «Истина существует, и целью науки является ее поиск. <…> По-видимому, те, кто осознаёт ценность истины и разлагающую силу дилетантства и шарлатанства и пытается этой силе сопротивляться, будут и дальше оказываться в трудном положении плывущих против течения. Но есть надежда на то, что всегда будут находиться и те, кто все-таки будет это делать» («ЛГ» № 24, 2007).
Фундаментальные исследования по древнерусскому языку позволили А.А. Зализняку проанализировать с лингвистической точки зрения «Слово о полку Игореве», чтобы определить вероятность того, что это произведение было создано фальсификатором XVIII века. Он доказал, что потенциальный изготовитель подделки (как заявляли многие) должен был бы обладать поистине фантастическими познаниями в древнерусской грамматике, которых не было у ученых его времени. Некоторые языковые явления, последовательно повторяющиеся в тексте «Слова…», были выявлены и описаны лингвистами лишь в XX, а иногда даже в XXI веке. Соблюдаются в тексте даже тонкие закономерности распределения ошибок переписчика внутри текста, о которых также не подозревали филологи, при жизни которых «Слово» было впервые опубликовано. В результате Зализняк приходит к выводу, что вероятность того, что «Слово о полку Игореве» представляет собой подделку XVIII века, исчезающее мала («Слово о полку Игореве»: взгляд лингвиста», 2004).
Андрей Анатольевич Зализняк по праву занял свое место среди крупнейших филологов России XX века. Он возвращал нам наше – историческую лингвистическую память. Вечная память.
К 75-летию учёного «ЛГ» писала: «Но пока на Руси не перевелись такие учёные, как А. Зализняк, наши корни под надёжным присмотром!»
Кто придёт после него? Или Отечество снова в опасности?
Конъюнктура или зов сердца?
Конъюнктура или зов сердца?
Книжный ряд / Библиосфера / Два мнения
Теги: Андрей Рубанов , Патриот
Андрей Рубанов. Патриот. М.: Редакция Елены Шубиной, 2017. 512 с. – 3000 экз.
Генетическимодифицированная литература
Сергей Казначеев
Если бы эта книга попалась мне в руки случайно, то, вероятно, я просто с интересом прочитал бы её (читабельности ей не занимать) и мысленно похвалил автора за твёрдый, мужественный слог, умелое сюжетостроение, зоркость в подборе деталей из современной жизни. Но коль скоро её название запестрело в номинациях престижных премий и увенчалось присуждением «Ясной Поляны», то неминуемо захотелось присмотреться к этой прозе пристальнее, с бóльшим критическим пристрастием.
И вот что характерно: внимательное рассмотрение бестселлера привело к некоторым не столь утешительным соображениям.
Слово, выбранное автором в качестве названия, – патриот – сегодня, что называется, в тренде. Я бы даже сказал: оно – конъюнктурное, так как нет сегодня, пожалуй, ни одного ток-шоу, ни одной общественно-политической дискуссии, где бы оно не склонялось на все лады.
Но возникает законный вопрос: насколько оно соответствует здесь содержанию?
Главный герой Рубанова – Сергей Витальевич Знаев, бывший банкир, затем – владелец супермаркета «Готовься к войне», претерпевает немалые житейские невзгоды. Его оплели деньгами, наездами, преследованиями как откровенные враги, так и бывшие соратники. История в духе «Богатые тоже плачут». Спасаясь от своих недоброжелателей, он колесит по Москве и Подмосковью, обильно принимает психотропные средства и горячительные напитки, что приводит к массовому лицезрению чертей (иначе говоря, допивается до чёртиков). Одновременно с выходами в параллельную реальность он пытается разобраться с бывшими жёнами и двумя сыновьями. Раз даже заходит в храм. Постепенно в нём рождается вялое стремление отправиться воевать – в Донбасс. В итоге он и уезжает из страны (оставляя беременной художницу Геру), но не на войну, а… на западное побережье Штатов. Там Знаев, занимаясь ночным сёрфингом, погибает в штормовой пучине.
Всё это славно, но, простите, причём тут патриотизм? Да, время от времени герой поругивает либералов. Но этого недостаточно, тем более что он сам постоянно демонстрирует либеральный способ мышления. В окружающем мире он видит либо людей обеспеченных (свой круг), либо каких-то отщепенцев (чернь): «Больницы он, разумеется, ненавидел. А отдельно ненавидел сопряжённую с посещением больниц необходимость близко контактировать с простыми людьми,
Аналогично отношение героя к отечественной истории, культуре, ко всей русской цивилизации, с которой он расстаётся без малейшего сожаления. Создаётся впечатление, что в душу этого персонажа внедрён ген неприязни и цинизма, вытеснивший в цепочке ДНК именно ген любви к родине. Более человечно звучат воспоминания Знаева об армейской службе, когда зловредный код ещё не утвердился в его менталитете.
Генно-модифицированный продукт с виду не отличается от нормального, но изнутри литературный организм незаметно подтачивается, претерпевает необратимые изменения. И вот уже происходит сбой в области жанра: по канонам литературоведения называть это сочинение романом неправомерно, так как здесь всего одна сюжетная линия, связанная со злоключениями Знаева. Следовательно, перед нами – повесть, хотя и растянутая по объёму, который можно было бы и поджать. Так, две встречи героя с финансистом Плоцким и «спортсменом» почти дублируют друг друга.
Впрочем, Андрей Рубанов мог бы без труда избежать некоторых упрёков. В магазине Знаева есть главный стенд, где продаются военная амуниция и фирменные телогрейки. Рядом «маячил «Патриот» – манекен в полный рост, одетый в соответствии с основной концепцией торгового дома: солдатские берцы, чёрные хлопковые штаны, подпоясанные солдатским ремнём, телогрейка и тельняшка…» Если заглавие книги поставить в кавычки, то многое станет понятным.
В разгар „мужской осени“
Андрей Рудалёв
Название романа может ввести в заблуждение. Особенно тех, кто приспособился смотреть на всё через призму идеологических окуляров, кто привык к лобовому удару по всем идейным фронтам.
С одной стороны, мы ждём правдивого отображение кондово-ватного рыцаря патриотической идеи без страха и упрёка. А с другой, можно предположить, что будут его изобличение и откровенный стеб.
Патриоты и патриотизм сейчас в тренде. С этих позиций и автора за одно только название можно было бы обвинить в махровой конъюнктурщине. Однако все эти искусственные патриотические манекены были выброшены вон, и перед нами предстала судьба мужчины, прочно слитого с новорусской историей, но взыскующего чего-то большего, чем тот же дикий дух капитализма.
Свой трудовой путь Сергей Знаев, которого Андрей Рубанов вывел ещё в романе «Готовься к войне!», начал в 91-м, когда стал промышлять обменом валюты. Постепенно превратился в акулу бизнеса. Занимался тем, что ему интересно, и бросал наскучившее. И при этом, даже попав под заказной пресс силовиков, остался государственником. Это важно. В его ситуации можно было легко проклясть всё и вся и начать сокрушаться о бесконечном российском беспределе. Но он остался мужчиной, у которого не только сны были о чём-то большем, но и сам он вовсе не стал хищником, взявшим на вооружение лозунг: человек человеку – волк.
Герой «Патриота» – это вовсе не попытка реабилитации девяностых и современных российских реалий, а иллюстрация того, что и это время не было полностью и бесповоротно отдано во власть тьмы и хаоса. Что и тогда были люди, занимавшиеся созиданием, борьбой с пустотой. Возможно, это именно те праведники, трудами которых мы все спаслись от полного краха.
Знаев выступает «за большие дела». В то же время ищет вариант идеальной телогрейки – ватного символа России, материализации её нацидеи, квинтэссенции русской матрицы. Она должна быть недорогой, «неубиваемой вещью» и при этом её не жалко. Это будет символ «сурового нового мира», который «придёт на смену прогнившему и продажному международному капитализму». Сам проект его магазина «Готовься к войне!» был вызовом духу капитализма. В том числе и к этой войне Знаев призывал готовиться, а теперь в ней необходимо участвовать. Таково его большое дело. Его он не продал американским геям, хотя эта сделка и сулила ему многие выгоды и решение проблем.
«Я превращаю пустоту в содержание», – говорит Сергей Знаев, рассуждая о своём магазине. Он создал его с «пустого места. Тут был овраг и бурьян, а теперь свет горит, асфальт лежит, и люди ходят толпами. В этом мире всё начинается с таких, как я. С тех, кто делает. Сначала надо что-то сделать. Из говна слепить конфету, как мой папа говорил. А уж потом, когда есть конфета, появляется всё остальное: государство, полиция, пенсионные фонды, войны, внешняя политика».
Вот и Андрей Рубанов, сам – бывший предприниматель, в интервью сайту «Горький» отметил, что «экономика, которую мы строили, – это была не экономика барышей, а экономика созидательная. Мне это в ней и нравилось. Созидательный труд, самостоятельность, инициатива – это мои главные ценности с детства». Этот созидательный аспект крайне важен в книге. В ней проговаривается, что человек – соавтор, подмастерье Бога, он улучшает, переделывает мир, который «с самого начала нуждался в доработке». Человек должен испытывать его, «регулярно настраивать заново». Эти мысли у героя от отца.
16-летний сын Сергея, с которым тот только познакомился, причисляет его к травмированному поколению людей, которые родились при социализме, а потом были заброшены в капитализм.
Если это так, то отец Знаева из поколения раздавленного. Он колдовал с паяльником, был электротехником, после его созидательного труда «магнитофон начинал играть. Телевизор начинал работать». Запах канифоли был для героя схожим с запахом ладана в храме. Отец всё делал собственными руками, улучшал, преобразовывал. Один из тех, кто отлаживал, настраивал мир. Работал на секретном заводе, производящем электронное оборудование для ядерных электростанций. Слыл за лучшего специалиста. Сделал для сына электронную музыкальную установку, и тот стал задумываться над созданием своей команды. В какой-то мере через это получил свою путёвку в жизнь. Но потом стала разваливаться страна, вместе с ней семья Знаевых. Отец запил, как многие тогда, его созидательный труд был не нужен. Так и сгорел. Мать ушла к врачу-любовнику, сам Сергей жил уже отдельно.
Знаев – герой современного романтизма. Лермонтовский парус новой России. Плоть от плоти страны, которая является для него аксиологической константой. Он, как и его отец, считает, что всё время надо что-то делать, что «жизнь – одна, её надо тратить на созидание». В этом его главное знание. Он стал самодостаточным в бурной стихии разлома и травмы, нёс и реализовывал идею созидательного священнодейства, которым был заражён от отца. Он хорошо запомнил его, преобразовывающего мир, в том числе их однокомнатной квартиры, через это и сам Сергей становился особенным среди своих сверстников. Но атмосфера тех же 90-х была такова, что созидание разбивается о скалы.
Сергея Знаева несёт на них, поколенческая травма даёт о себе знать, расколет и его. Этот раскол уже намечается: два сына, как два пути, два полюса нашего общества. Старший скорее принадлежит к «племени вежливых людей». 16-летний отпрыск Сергей – «сопливый либерал», внешне точная копия отца, но выросший без него. Он мечтает стать «гражданином мира» и собирается учиться в голландском Утрехте. После того как его мать Вероника высказалась про «эту страну», Знаев «перестал к ней всерьёз относиться». Знаевские сыновья не знают друг друга, герой призывает их общаться. Как будет – неизвестно. Примирятся ли противоречия, или раскол обозначится ещё больше…
Нынешняя возлюбленная Гера определяет Знаева как «карикатурного человека». Мать младшего сына аттестует как призрака, «существо, пришедшее с тёмной стороны». Её пугает знаевская ватная сущность. Бывший друг Плоцкий утверждает, что Знаев «только на одну десятую –настоящий. Остальное – воздух». У всех них другая система ценностей. Они ничего не знают о знаевском созидании. Постаралось и время, которое придало карикатурные черты.
В романе важно, что Знаев остался человеком, а всё остальное – социальные роли. И здесь есть очень важный, можно сказать экзистенциальный аспект рубановской книги. Это история мужчины, которому далеко за сорок. История кризиса даже не его мировосприятия, а отношения к жизни. К периоду, когда наступает некоторое охлаждение к ней, притягивает «пустая чёрная воронка», которая впереди, и всё неотступнее желание раствориться в ней. В этом «Патриот» схож с книгой Германа Садулаева «Иван Ауслендер».
Это мужская осень.
Не пресловутый кризис среднего возраста, не опускание рук и уход от схватки, тут другое. И здесь Рубанов также вводит читателя в заблуждение. Сергею Знаеву ставят диагноз, на котором написано «лишний человек», обвиняют в упадничестве. Какое упадничество, когда в самом финале он бросил вызов уже океанической стихии и вступил с ней в схватку? А он мятежный просит бури… Раствориться в чёрной точке, обрести тот самый покой лермонтовского паруса, но в битве и, наверное, в самом серьёзном его сражении. Стать гигантским марлином из повести «Старик и море».
В какой момент он попал на крючок, когда его окружили стаей акулы?.. В 91-м, когда «наступал новый справедливый мир», а сам он в итоге стал «карикатурным человеком» и вместе со своим поколением травмированным? Он не детище 90-х, хотя и состоялся благодаря им. Знаев – пример созидательного героя. Он делает новое из ничего. В нём силён «зов крови», который зовёт его, в том числе на Донбасс. Знакомо ему и ощущение сопричастности на инстинктивном уровне, которое он испытывает, посетив храм.
«Патриот» – роман борьбы, преодоления травматической стихии. А герой на стороне света, боец. Он противостоит также бесам и искушениям. В жизни же отнюдь не разочаровывается, но испытывает её, отлаживает механизмы.
Причём здесь патриот? – спросите. Так это привада для акул… Патриот – сложносочинён, он не лубок, каким его привыкли выводить, поэтому и Знаев на первый взгляд может показаться чужим.
По волнам своей памяти
По волнам своей памяти
Книжный ряд / Библиосфера / Книжный ряд
Неверов Александр
Теги: Владислав Трефилов , Вольному воля
Владислав Трефилов. Вольному воля. Повесть. – Калуга: Золотая аллея, 2016. – 192 с. 1000 экз.
По признанию автора – издателя, поэта, краеведа – эта книга для него главная. Наверное, потому, что она о самых ранних, а значит, наиболее ярких и дорогих ему жизненных впечатлениях, о начале становления личности, о самых близких людях – родителях, которым и посвящена повесть.
«Вначале была картина, – словно во сне. Ослепительный день, ослепительно зелёная трава. Наверху склона молодые отец и мама сидят в траве, весёлые и счастливые. И они с сестрёнкой тут же, – вьются вокруг, кружатся словно бабочки… Где это было, когда?.. Может быть, это было в раю, откуда мы все появляемся? Но возвращаемся ли мы туда потом?»
Перед нами очередная попытка такого возвращения, в её основе желание вновь пережить счастливые мгновения, прикоснуться к своим корням – вечный, неисчерпаемый источник традиции мировой и отечественной словесности.
Главный герой по имени Владимир впервые появляется перед нами, когда ему нет и четырёх лет. Он постоянно куда-то движется, испытывая «окрыленное чувство – вольному воля».
С первых же страниц отмечаешь острое зрение автора-повествователя, его приметливую память на детали: Земля, «ещё недавно бывшая непролазной грязью, теперь подсыхает и покрывается трещинами. Хотя она мягкая и приятно пружинит под ногами, но по ней уже можно идти безбоязненно».
Один из главных сюжетообразующих мотивов повести – постоянные переезды семьи, связанные со всё новыми назначениями отца. «Он стремился делать любую работу как можно лучше, и все его переводы с места на место, с завода на завод объяснялись именно этим. Не думая о карьере, он быстро поднимался по своей профессиональной лестнице».
Семья кочует по Оренбуржью, мелькают названия населённых пунктов, в которых чередуются тюркские и славянские корни: Ташла, Сорочинск, Переволоцк, Саракташ, Бузулук… А читатель узнаёт немало интересного о жизни этого края. Например, о его национальном разнообразии: среди одноклассников Владимира – русские и татары, немцы и башкиры, украинцы и мордва…
Время действия – вторая половина 50-х – начало 60-х. «Уже и в космос полетели», а, скажем, семья одноклассницы героя, обитает в землянке… Вообще люди живут небогато: после войны прошло лишь полтора десятка лет. Заводские рабочие ведут ещё и полунатуральное хозяйство: в Саракташе им кроме домашних огородов «за рекой была выделена земля, где они сажали картошку, арбузы и дыни». Там получили участок и родители Владимира. А ещё они откармливали поросёнка, «на деньги от проданной свинины решено было купить шифоньер и стиральную машину. Это было великое для их семьи событие». Заметим: семьи немалого по тогдашним меркам начальника. Позже в Бузулуке на его премию купят радиоприёмник с проигрывателем. Фотоаппарат – «тайная и заветная мечта Владимира. Об этом нельзя не то что говорить, но даже и думать».
Сегодняшнему молодому читателю, для которого компьютер и мобильник – обыденность, трудно представить, как жили тогда люди. А для автора повести и людей его поколения это и есть настоящая жизнь во всей её полноте: общение с ровесниками, игры, спорт... Зимой – лыжи, коньки, хоккей, летом – футбол… А домашнее кино, на которое «Владимир собирал чуть ли не всю округу»: фильмоскоп, диафильмы, занавешенные окна, экран-простыня… «В их… небогатой жизни эти сеансы были немалой радостью». Как и чтение: дважды в месяц, когда взрослые получали зарплату, отправлялись в книжный магазин. Там дети выбирали себе книги «и шли домой гордые и совершенно счастливые».
А прогулки по городу, во время которых случалось всякое… Так, однажды в сквере Владимир с приятелем ловили бабочек и вдруг увидели «в траве три рубля», а потом как «деньги летят с неба» – «рубли, трёшки, пятёрки и даже десятки». Их вынесло сквозняком в открытые окна находившейся рядом бухгалтерии… А потом конторские служащие с ребятами собирали деньги в сквере… При этом герою «и в голову не могло прийти, чтобы он вдруг утаил хотя бы какой-нибудь рубль, – огромное для него богатство».
Да, народ жил небогато, но, как показано в повести, хлебосольно и радушно. Вот дети отправляются на лётное поле в надежде на угощение особым «военным» шоколадом. Первый же встреченный там лётчик, к подобным визитам привык. «Достал из полевой сумки плитку толстого, тёмного шоколада и протянул им». А однажды на улице ребятам встретился странный фургон с дымящей трубой. Оттуда молча выглянул чумазый мужик, «сверкнул белками глаз, и вдруг улыбнулся, будто старым приятелям… вернулся назад и вышел снова с палкой копчёного колбасного сыра, – протянул им по-прежнему молча». И это – случайно встреченные, незнакомые люди… Подобные человеческие отношения рифмуются и с политикой государства: бесплатные мороженое и поездки на транспорте для ребят в День пионерии, бесплатные же школьная форма и молоко ежедневно детям из малообеспеченных семей.
Разлитое в атмосфере стремление к справедливости и равенству, сочувствие к неимущим, боязнь задеть их самолюбие, проявив хоть в чём-то превосходство, впитываются главным героем, воспринимаются им как норма. Поэтому он наотрез отказывается носить купленные отцом дорогие белые валенки, не желая выделяться среди сверстников.
Однако картину жизни, воссозданной в книге, не назовёшь идиллической. Здесь радость чередуется с печалью, мир открывается как светлыми, так и тёмными сторонами… Детство – время самых главных открытий, связанных с разными проявлениями человеческой природы: доброты, теплоты, чуткости – с одной стороны, с другой – обмана, подлости, равнодушия… Герой не раз видит нечто странное и страшное: как-то вечером в дверь их квартиры «забарабанила насмерть перепуганная соседка с маленьким ребёнком на руках». Она спасалась от пьяного мужа. Вскоре пожаловал и он сам и «ещё долго ломился в дверь».
В раннем возрасте человек сталкивается с явлениями, которые с одной стороны его властно влекут, а с другой – ему трудно их понять и вместить. Вот школьники идут на экскурсию. Владимир слушает рассказ Кольки, который «может и придумать что-нибудь или выдать желаемое за действительное». Тем более, что он излагает эротическую историю. А далее выясняется: ребята идут мимо кладбища, что самых впечатлительных наводит на мысли о неизбежности смерти – своей и своих близких… «Бывают странные сближенья»? Ничего странного: Эрос и Танатос – Зигмунд Фрейд – «Я и Оно»…
Тема детской и подростковой сексуальности в книге звучит не раз. Например в эпизоде, где речь идёт о популярном в 60-е годы в СССР, как сказали бы сегодня, суперхите югославского певца Джордже Марьяновича «Ночным Белградом», который очень нравился Владимиру. Однажды он услышал уличный вульгарный вариант песни… Вообще это характерная примета описываемого времени, кажется, никем ранее не отмеченная: тексты самых известных шлягеров подвергались подобным перелицовкам.
В книге есть эпизод, когда в больницу, где лечился герой, привезли из Тоцка его ровесника. «У мальчика была благородная, как показалось Владимиру болезнь: белокровие. Было во всём этом что-то необычное, таинственное». Что именно? Читатель, к сожалению, не узнает. А ведь это отголосок
Дело в том, что, судя по всему, поиски утраченного времени Владиславом Трефиловым будут продолжены. Хочется посоветовать ему не только плыть по волнам своей памяти, но и пристальнее всматриваться в суть событий и явлений. Стоит также чаще «включать» в себе редактора, строже отбирать материал, избегать повторов, стилистических небрежностей. Как уже говорилось, взгляд у автора острый, память цепкая, фактура богатая, порой уникальная… Остаётся рачительно распорядиться всем этим.
Писать и петь по-русски
Писать и петь по-русски
Книжный ряд / Библиосфера / Книжный ряд
Теги: Юлия Неволина , Кукла
Юлия Неволина. Кукла: сборник стихотворений. – М.: издательство «Летний сад», 2016. – 120 с.
Нечасто издает свои книжки Юлия Неволина. Да и известна она больше как автор-исполнитель песен; ведь еще до собственного музыкального проекта Неволина была активным участником знаменитого рок-кабаре Алексея Дидурова. Между тем была она и победителем всероссийского поэтического конкурса «Неизвестные поэты», организованного ПЕН-клубом и проходившем под эгидой ЮНЕСКО. Не всякий бард – поэт, но многие поэты – барды. Так, наверное, случилось и с Юлией Неволиной. В ее текстах отчетливо слышится авторская интонация, да и не скажешь со стопроцентной уверенностью, где тут песня, а где стихотворение. А это немаловажный критерий, признак качества.
В стихах Неволиной довольно много урбанистики. Это описания города, его обитателей и нравов, царящих в нем. А также нравов богемы:
Мне говорила тетка пьяная: