Помоги проекту - поделись книгой:
Она вздохнула в темноте.
Каждая сказка должна все же соотноситься с действительностью.
Карианна протянула руку и погладила Бьёрна по затылку.
Он не шевелился, но тело его чуточку расслабилось Она почесала Бьёрна за ухом. Он сделал пол-оборота к ней однако продолжал лежать молча, выжидая.
— Конечно, мне надо было предупредить тебя, — шепотом сказала она. — Только я не собиралась там ночевать так вышло случайно. Давай забудем эту ерунду.
— Это не ерунда, Карианна, — озабоченно проговорил он. — Тебе нужно научиться считаться с другими людьми, я беспокоился за тебя, неужели непонятно?
— Понятно, — отвечала она. — Я не нарочно, Бьёрн.
Он развернулся к ней совсем, одной рукой обнял, погладил по спине.
Ее тело, отметила про себя Карианна, не желало откликаться Бьёрну, оно словно не присутствовало вместе с ней и Бьёрном в темноте под летними одеялами.
Карианне не хотелось сейчас ничего такого. Но заикнуться об этом было нельзя.
Каждая сказка должна соотноситься с действительностью, и Карианна, закрыв глаза, отдалась естественному ходу вещей.
Однажды, перед самым обеденным перерывом, Карианне позвонила из детского сада Рут, она была возбуждена и говорила загадками.
— Если придешь сегодня вечером ко мне, угощу лепешками и бараньим окороком, — принялась соблазнять она.
— Ты с ума сошла! — сказала Карианна. — Что это вы празднуете? Все-таки купили дом?
— И еще пивом, — добавила Рут. — Кстати, можешь захватить и своего смиренника, если не удастся вырваться иначе.
Рут с симпатией относилась к Бьёрну — как, впрочем, и большинство людей, — однако пару раз Карианна ловила в глазах подруги озабоченное выражение, а на ее лбу — небольшую морщинку, словно Рут добродушно удивлялась, обнаружив на его лице некую черту, не совсем к нему подходящую.
— Признавайся! — допытывалась Карианна. — У тебя есть повод? Вы покупаете дом, Рут? Значит, получилось?
— Нет, — донесся из трубки голос Рут. — Во всяком случае, про это еще ничего не известно. Меня пока что выселяют из квартиры: моя комната понадобилась двоюродной сестре Анетты и ее сыну.
— Что ты говоришь, Рут! — вскричала Карианна.
— Всего на месяц, — уточнила Рут. — Так что теперь я вложила все свои капиталы в путешествие по Португалии!
— Вот это да! А как же твоя работа?
— Я ушла, — ответила Рут. — Не могу больше иметь дело с младенцами. Они сведут меня в могилу.
— Да ты что?! — воскликнула Карианна. — А потом как?
— Потом у меня будет новая работа, — пояснила Рут. — С середины августа. — И, выдержав паузу, торжествующе выпалила: — С шестилетками!
— Вот негодяйка! — сказала Карианна. — Я ведь и правда решила, что ты уволилась.
— Я бы так и сделала, если бы меня не перевели в старшую группу, вернее, в смешанную.
— Замечательно, — сказала Карианна. — Конечно, я приду пить пиво.
— Со смиренником или без? — спросила Рут.
— Перестань! — отмахнулась Карианна. — Если кто у нас в доме смиренник, так это я. Наверное, все-таки без.
— До вечера, — сказала Рут.
Карианна положила трубку и вернулась на свое рабочее место за пакетом с едой. Вытершиеся, наклеенные на холст карты, девственная синтетическая пленка, оригиналы. Но сначала, слава Богу, перерыв на обед…
Конечно, она с удовольствием возьмет с собой Бьёрна… если он захочет…
Но Бьёрн идти не захотел, и она, пожалуй, обрадовалась этому. Одной будет проще поговорить с Рут.
Большой старый дом, в котором обосновалась коммуна, находился в Гудлиа; Карианна редко ездила на метро, чаще всего как раз в тех случаях, когда направлялась к Рут. Она сидела и разглядывала людей вокруг: в этот чудесный летний день большинство ходили в легких платьях и рубашках, в матерчатых туфлях, босоножках или сандалиях, лишь кое-кто накинул жакет или курточку. Через проход от нее парился в костюме пожилой мужчина, с «дипломатом» и при галстуке. Он был такой сердитый и недовольный, как будто жизнь была для него даже не хроническим страданием, а острой фазой болезни. Что его мучает? Мозоли? Язва желудка? Зубы? Проследив за его взглядом, Карианна обнаружила двух молодых людей в джинсах и майках — один из них сидел, упираясь ногой в противоположное сиденье. Вот, значит, в чем дело. Со своего места в углу Карианна в открытую уставилась на ногу: узкая красивая ступня в видавшей виды кроссовке. Было бы из-за чего волноваться… Испачкает сиденье? Досадно, конечно, если сесть в светлом платье, не посмотрев. Однако на улице сейчас сухо, кроссовки вроде чистые. Может, человек в костюме завидует? Карианна улыбнулась, украдкой взглянула на старика и, встретившись с его глазами, тут же придала своему взгляду бессмысленное, отсутствующее выражение. Нет-нет, я не слежу за тобой. Мой взгляд совершенно случайно скользнул по твоей физиономии. Вот он уже движется дальше.
В детстве Карианна дружила вовсе не с Рут, а с ее младшей сестрой, Рейдун. Рейдун и Карианна были сверстницами. Рут же, будучи на четыре года старше их, считалась «большой». Так они и росли — с ощущением, что Рут «большая», чуть ли не «взрослая». Рейдун с Карианной были такими закадычными подругами, что все за пределами их общности отходило на задний план, казалось чуждым им. Сегодня это кажется почти невероятным. Когда Карианна в последний раз виделась с Рейдун, та только что сделала себе стрижку и перманент; молодая хозяйка, с мужем и двумя малолетними сыновьями, не работающая, она внезапно оказалась старше и Карианны, и Рут, в глубине души обе они надеялись, что никогда не станут такими солидными, как она.
Теплые золотистые лучи солнца за окном напоминали об осени, Карианна закрыла глаза и представила себе осень времен своего детства.
Подобно лету, осень казалась нескончаемо долгой — это был не сезон, а состояние, которое тянулось, тянулось и тянулось. Дождь, слякоть, внезапные заморозки и желтый отсвет, золотисто-красный отсвет над жнивьем, когда комбайн уже прошелся по полю, хлеба были убраны и обширные поля перестали быть запретной зоной. Две ошалевшие девчонки, сломя голову несущиеся по стерне, две девчонки, которые собирали солому в копны, строили из нее шалаши и прятались в эти секретные убежища с законными бутербродами или недозволенными сладостями, шипучкой, изюмом и извечной лакрицей, от которой оставались предательские следы на лице и руках.
— Карианна! Ты опять брала лакричный корень?
— Нет, не брала…
Тоненький, пронзительно-тоненький голосок, к тому же совсем не умеющий врать.
— Поднимайся к себе в комнату и жди, когда придет отец.
И приходилось повиноваться.
— Что нам делать с девочкой? Она совершенно отбилась от рук. Сколько ее ни стыдишь, как об стенку горох…
— Я к ней зайду. Накрывай на стол, Мерете.
Порка: унизительная, безжалостная, постыдная. Первые разы Карианна кричала. Потом стала терпеть молча, и, как бы сильно отец ни драл ее, больше она не проронила ни звука.
— ….Не ожесточай своего сердца перед Господом.
— …Не укради. И не солги.
— …Почитай отца твоего и матерь твою.
Домашний арест: ее комната — на втором этаже, над лавкой; ключ, поворачивающийся в замке; темнота. Карианна сидела без света, в темноте по крайней мере не видно, что она плачет.
Стук в окно. Негромкий, легкий удар по стеклу: бросать камешки было рискованно, а сосновые шишки были ненамного хуже, зато их приглушенный стук не привлекал излишнего внимания.
Осторожно отодвинуть шпингалеты — никто не должен услышать, как открывается окно. Она высовывается наружу: тьма, разверзшаяся внизу пропасть, ни зги не видно.
— Рейдун?
— Тебя заперли, Карианна?
— Да-а-а-а…
— За что?
— Ни за что.
Внизу молчание.
— Завтра выйдешь?
— Наверное…
— Хочешь, я спрошу разрешения поиграть с тобой?
— Все равно не позволят.
Молчание. И вдруг как снег на голову:
— Мама говорит, что красть нехорошо.
— Я и не крала! Это же наша лавка!
— Ваша, только тебе нельзя брать без спросу…
— Но ты тоже ела.
— Я не знала, что ем краденое.
— Прекрасно знала!
— Тсс! Не знала.
— Больше не буду тебя ничем угощать.
— Тогда я не буду играть с тобой! Пойду лучше к Лисбет и ее подружкам.
— Попробуй только.
— Я не вожусь с воровками!
— Ну и катись отсюда, дрянь!
— Сама дрянь!
—
Взрослый голос, торопливые шаги, замирающие в сухой осенней ночи, поскорее захлопнуть окно.
— С кем это ты разговариваешь? — Поворот ключа в замке, режущий глаза свет из коридора. Мать.
— Ни с кем. Сама с собой.
— Ах, девочка моя, девочка… — Вздох. — Почему ты сидишь впотьмах? Давай я зажгу…
— Не надо!
Щелкает выключатель, комната заливается светом. Вид у матери утомленный, озабоченный.
— Ну почему ты такая неисправимая, Карианна? Ты же понимаешь, как нам с отцом бывает больно принимать к тебе суровые меры…
И набегающие под веками жгучие слезы:
К тому же, когда отец в комнате бил Карианну, мама стояла внизу, около лестницы, и прислушивалась, молитвенно сложив руки и обратив лицо кверху.
Так что Карианна сидела, потупившись, на краешке кровати и молчала.
Через некоторое время дверь тихонько закрывалась. Ключ в замке поворачивался. Слышались удаляющиеся мамины шаги.
Карианна была трудным ребенком, говорили все в один голос; бывали периоды, когда Рейдун не позволяли играть с ней, бывали также периоды, когда сама Рейдун предпочитала дружить с другими, с Лисбет или с Гретой, девочкой, у которой были роскошные темно-каштановые волосы. Но рано или поздно их дружба возобновлялась, и Карианна с Рейдун гуляли по школьному двору — за руку, пока были детьми, и под руку, когда подросли. Они ходили на лыжах и играли в гандбол, они шушукались и хихикали, они по секрету рассказывали друг другу о загадках человеческого тела и о забытых в спортзале тапочках, они делились сердечными тайнами… Вместе они вошли в подростковый возраст.
И вдруг они раздружились.
Карианна очнулась: поезд уже дошел до Гудлиа, пора было выходить, она совершенно забыла, где находится. Она едва успела выскочить на перрон.
Рут и ее товарищи давно собирались купить большую виллу в швейцарском стиле, которую они снимали. Особняк был замечательный: старый, довольно ветхий и со множеством сквозняков, он тем не менее был уютным и достаточно поместительным для населявших его семи человек. Рут занимала огромную светлую мансарду, Тина с Гейром жили в двух комнатушках на первом этаже, рядом с гостиной, Грённеру, который работал в трамвайном депо и редко бывал дома, досталась маленькая комната на втором этаже, там же, только с противоположной стороны от лестницы, располагались в двух больших комнатах Анетта, Магнар и Двухлетний Лейв. В доме были кухня, ванная и подвал, а к гостиной примыкала просторная веранда, от которой спускались опасно-крутые каменные ступени в яблоневый сад. Ради безопасности Лейва Анетта сделала крепкую калитку; большей частью именно она заботилась о таких вещах, на ней лежала ответственность не только за ребенка, но и за весь дом, в свое время она заключила контракт по его найму, она же ругалась, если кто-нибудь отлынивал от мытья полов или работы в саду.
Карианна любила бывать в гостях у Рут и ее друзей. Хотя они были старше по возрасту, у Карианны не создавалось рядом с ними никаких комплексов.
Сегодня атмосфера в доме была странная. Чувствовалась какая-то натянутость, настороженность. Карианна никак не могла взять в толк, что происходит. Вроде бы все привычно: Грённер был на работе. Тина перебранивалась с Гейром, малыш кочевал с рук на руки, возбужденный солнцем и всеобщей любовью, Магнар был по обыкновению сдержан, спокоен, доброжелателен, Анетта — разговорчива, весела, пылка и ласкова. Может, дело в Рут? Какая-то она сегодня экзальтированная… Волнуется перед поездкой и в предвкушении новой работы или тут что-то другое? Что-то стряслось?
Карианна не могла уловить витавшего в воздухе настроения.
Они ели лепешки и баранью ногу, пили пиво. Через некоторое время Рут с Карианной поднялись в мансарду: Рут купила новую кофту и полотняные брюки, ей не терпелось похвастаться ими. Карианна сидела в белом плетеном кресле и восхищалась покупками.
Рут прихватила наверх пиво, и они с Карианной сидели каждая со своим стаканом и вполуха слушали новую кассету с записью Джоан Арматрейдинг: «If you got no love to give, baby, don't give it here»[5]. Изумительно. Им давно не удавалось побыть вдвоем, вечно вокруг толпился народ. Рут устроилась на подоконнике: обхватила руками колени и свернулась клубочком, словно кошка гигантских размеров. Темноволосая, худая, бледная; быть может, слегка растрепанная.
Кто она такая, Рут? Карианна вдруг поймала себя на мысли, что никогда по-настоящему не приглядывалась к подруге, и в ней взыграло любопытство, оно воздушным пузырьком поднялось на поверхность и мгновенно лопнуло.
— Почему ты всегда ходишь в таких свободных свитерах? — спросила она.
Рут взметнула на нее удивленный взгляд.
Поделиться книгой: