Помоги проекту - поделись книгой:
— Полиция планеты на связи, — объявила строгая женщина в форме полицейского офицера.
— Мы хотим знать, что случилось с Роджером Бондски, — сообщил ей Теодор. — Нам доставили уведомление о смерти Роджера! Мы хотим знать, что с ним случилось.
— А Вы ему кто?
— Близкие, — буркнул Теодор.
— Я его сын, — сообщил Вацлав.
— Минуту. Странно, но у нас информация отсутствует, — офицер полиции выглядела растерянной. — Попробуйте обратиться в полицейское управлении сектора, — и отключилась.
— Да чтоб Вас! — рыкнул Теодор, и набрал другой номер. Пока устанавливалась межзвёздная связь, Теодор налил ещё по рюмке, кивнув Вацлаву: — Держись, сынок!
— Ты его сейчас вусмерть алкоголем накачаешь! — возмутилась Варвара.
— Он мужик! — возразил ей отец, и спросил у Вацлава: — Мужик?
Вацлав пил алкоголь первый раз в жизни, так что понятия не имел, чего ожидать. После первой он ничего не почувствовал, зато после второй ощутил заметное облегчение, так что сейчас был согласен добавить. Паренёк молча взял предложенную рюмку, и выпил залпом. На этот раз парнишку передёрнуло, и Теодор поспешил предложить Вацлаву закуску.
Тем временем по инфору им ответила женщина-полицейская из далекой столицы сектора. Пока Теодор описал ей вкратце ситуацию, Вацлав почувствовал, что растекшееся внутри его тепло третьей рюмки начинает медленно успокаивающе покачивать мир вокруг него. Ноги и руки стали мягкими и усталыми, щеки заалели. В общем-то Вацлаву было плевать на эти симптомы, главное, что стягивавшая грудь стальным обручем холодная тьма внутри него отступила. А вместо отступившей от сердца тяжести пришла решимость действовать.
Капитан Редхат
Здание полицейского управления — строгих классических очертаний солидное строение из секлостали, с тяжеловесными намёками на древний стиль «нео-тех», возвышалось над весёленьким зелёным сквером. В наушниках звучал «Остров Мёртвых» Рахманинова. Низкие струнные, арфы, литавры перекатывали тяжёлые волны в мерном и необычном пятидольном ритме, добавляя зданию монументальности, многозначительной мрачности истинной цитадели правосудия.
Обезболивающие и антистрессовые начали отпускать: сквозь тупую вату безразличия уже прорывались отчаяние и боль. И винить некого, кроме себя. Бездарно! Непрофессионально!
Небольшой мелодический отрывок у виолончелей повторяется вновь и вновь, переходит к альтам, а затем скрипкам, передавая бесконечное движение волн. Кажется, будто лодка Харона везет в царство мертвых погибшие души: слышатся всплески под веслами, время от времени прорезаются горестные возгласы, всплывают отдельные интонации сурового средневекового напева «Dies irae» — «День гнева». Капитан Редхат поморщилась, споткнувшись на пороге полицейского управления, и вошла, придерживая здоровой правой рукой упакованную в лоток левую. Бронированные створки без заминки отворились, и с привычным лязгом сошлись за спиной.
Стены коридора управления украшали сводки, ориентировки, «Разыскиваются: капитан Сергей Волков и его банда пиратов», и всего три плаката: седая женщина с мудрыми печальными глазами: «Родина мать зовёт!»; стройные силуэты алиенов: «Готовься: враг на пороге!»; молодой космодесантник хмурит брови на измазанном копотью лице — без шлема, доспех побит — смотрит задумчиво на зажатую в кулаке гранату: «Быть или не быть?». Судя по отсутствию чеки на гранате, вопрос уже риторический.
— Капитан Редхат, — голос киберсекретаря, спокойный и выверено-приятный окликнул её по громкой связи в коридоре уже около оперативного зала её отделения, — зайдите к шефу полиции.
Редхат с чувством помянула алиенов, но послушно развернулась по команде «кругом» и двинулась по длинному коридору назад к лестнице. Затем по широким ступеням — уже заметно потёртый подошвами форменных ботинок искусственный мрамор — на этаж вверх, и к кабинету шефа. По пути она успела в красках представить, что бы сама на месте шефа сделала бы с собой. Получалось мрачно, круто, и печально.
Контрастный узор красным на чёрном — ковровая дорожка в приёмной шефа, а у неё перед глазами — раскалённые до красна пузыри горящей обшивки на фоне чёрной бездны космоса. И отголоски криков в ушах. Редхат покачнулась, побледнела, но устояла. Киберсекретарь высветил мельком иконки «сочувствую» и «бодрись!», и зажёг приглашающую зелёную стрелку. Редхат выключила музыку, стянула наушники, сунула их в задний карман форменных брюк, и вошла в кабинет шефа. Шеф выглядел усталым. Он сидел за столом, прямой, как на строевом смотре, аккуратно сложив ладони на столешнице, и сурово смотрел куда-то сквозь стол, вниз.
— Капитан Редхат! — шеф даже не поднял глаза на вошедшую и вытянувшуюся перед ним девушку-офицера. — Каковы, по-вашему, функции космического отделения гражданской полиции? — голос ровный, холодный, ничем на чувства и настроения шефа не намекающий. Редхад почувствовала некоторую дурноту, и рефлекторно сглотнула.
— Наблюдение, сбор информации, сопровождение, по необходимости — досмотр гражданских космических судов на орбите.
— Оперативная работа по задержанию и аресту судов, подозреваемых в пиратстве или контрабанде? — всё так же сухо спросил шеф.
— Осуществляется силами объединённого военно-космического флота человечества, — отчеканила капитан Редхат, и посмела добавить: — Кроме случаев, имеющих политическую окраску. Космофлот человечества не имеет права вмешиваться в политику.
В наступившей тишине было отчётливо слышно, как шеф заскрежетал зубами. Но сдержался. Когда он заговорил, его голос опять был сух и беспристрастен:
— Совершенно верно, капитан! — и совершенно без связи с таким странным вступлением: — Секретарь! Статус капитана Редхат!
— Капитан Редхат в настоящее время находится в отпуске на излечении и восстановлении после ранений в инциденте у «Кирибеи-три», — услужливо сообщил кибер-секретарь.
— Вот так! — удовлетворённо подытожил шеф, и, оставив официальный сухой тон, хмуро рыкнул: — И не сметь делать две вещи! Не сметь винить себя! Не сметь впредь лезть, куда не посылали! — наконец-то, эмоции шефа вырвались наружу.
Капитан Редхат замерла по стойке «смирно», забыв о необходимости дышать. Она сама на месте шефа расстреляла бы себя на месте. Без суда и без зазрений совести. А шеф лишь указал ей… на то, на что всегда указывал. И запретил винить себя. Проклятая бездна алиенов!
— Не слышу! — потребовал шеф полиции, по-прежнему не глядя на девушку.
— Есть, сэр! — хрипло гаркнула Редхат.
— Что есть? — прорычал шеф.
— Сэр, есть впредь… — воздух в лёгких внезапно кончился.
Не дождавшись продолжения, шеф полиции — седой полковник с волевым лицом отца-командира тяжело вздохнул, тяжело поднялся, вышел из-за своего стола — то же тяжело, и тяжелым же шагом подошёл к ней. Теперь он смотрел прямо ей в глаза, и капитану Редхат захотелось не рождаться на свет. Её предупреждали о неуместности проявляемого ею рвения, и опасности проявляемого ею же пренебрежения к инструкциям. Она лишь упрямо стискивала зубы, и шла вперёд, напролом. Принципиально и бескомпромиссно. Не ведая ни страха, ни сомнений. Повинуясь единственно лишь горящей в душе давней боли. И вот теперь в её снах навеки красный на чёрном. И крики смертельно испуганных детей.
— Те подонки, — слова давались шефу полиции тяжело, каждое из них он уверенно и твёрдо вбивал, словно сваи в грунт, — Продали детей. На опыты. Алиенам. Не смей! Винить! Себя! Я клянусь: мы найдём тварей! Лично! Зубами…, - полковник дрогнул, замолчал, отошёл в сторону и отвернулся к окну:
— Лечись! Всё, свободна! — бросил глухо.
Из кабинета шефа Редхат вышла разбитой, раздавленной, и совершенно не способной к тому, зачем она пришла в управление. Наверное, ей и правда, нужно улететь в одно из этих принадлежащих полиции заведений для реабилитации. Как их там? Санаторий, точно. Глотать успокоительное, и дремать на пляже в шезлонге в тенёчке под мерный шум волн. Или наслаждаться высокогорным воздухом и величественным пейзажем. И что бы никаких красно-чёрных узоров!
Редхат всё же зашла в оперативный зал, добралась до своего стола. Включила терминал, бездумно полистала дела, глянула переписку. Передать дела? Без неё возьмут, что надо, те, кому положено. Отчёты написаны, показания приложены. Пошло оно всё!
— Ой, Вика! — ойкнула знакомая сержант связи, пробегавшая мимо. — Дело по «Кирибее-три» твоё?
— А что там? — капитан живо сделала стойку, как служебная собака на знакомый свисток, забыв, что только что решила же послать все дела к алиенам, и отправиться в предписанный докторами и начальством санаторий.
— Да там родственники погибшего запрашивают справку. У них все официальные документа на руках, но они не верят, просят перепроверить, уточнить, и сообщить подробности.
— Кто такие? Откуда?
— Фермеры с Топурага, висят на связи, канал восемьдесят шесть на удержании, ждут, — сообщила сержант и замерла в ожидании решения капитана. Редхат нахмурилась. Интуиция капитана полиции вопила, что тут что-то не так, но никаких оснований для подобных воплей интуиции Редхат найти не смогла. Надо разобраться.
— Я займусь, — кивнула капитан, и сержант убежала куда-то по своим делам, а Редхат подключила свой терминал к восемьдесят шестому каналу связи. С полминуты экран ещё держал заставку — задержка межзвёздной связи. Наконец, где-то синхронизовалось всё, чему положено, и с экрана капитану кивнул зелёный мужчина. То есть зелёным была только его кожа, просто здесь капитан Редхат к такому не привыкла. Эти колонии фронтира — ну, вы понимаете.
— Капитан Редхат, — представилась она, — я виду сейчас дело по «Кирибее-три».
Через полминуты задержки мужчина заговорил:
— Капитан, приветствуем Вас. Мы тут получили извещение о смерти гражданина Роджера Бондски, моего друга и соседа, фермера, и доброго моего друга, — мужчина явно чувствовал себя не в своей тарелке, мялся, и терялся, изображение покачивалось, а фермер продолжал: — Это как-то невероятно, знаете ли. Мы требуем. Просим. То есть. Где тело, в конце-то концов? Что вообще случилось? Почему нам не говорят?
— Боннки, — проговорила капитан Редхат, перебирая в уме всех пострадавших в инциденте. Алиен побери! Кто этот Бомки?! А почему этот странный фермер говорит о себе во множественном лице? Тут вдруг на экране появился ещё один персонаж — молодой паренёк с непослушной соломенного цвета шевелюрой. Тоже зеленокожий. Это у них там не болезнь такая, случаем?
— Да! Это мой отец! — заявил паренёк, и тут же твёрдо потребовал: — Будьте любезны, проверьте, пожалуйста, у себя ещё раз! И сообщите, наконец, что там случилось, и где мой отец! Тут военные наверняка напутали!
Изображение дёрнулось и на секунду сделалось чёрно-белым — помехи где-то на линии. Но в эту секунду Редхат вдруг осознала, что паренёк этот ей знаком. Бездна проклятий! Тогда его кожа не была зелёной, сам он был на двенадцать лет младше, и… она может ошибиться! Надо поднять архивы и проверить. Но архивы засекречены военными, алиены их пожри! А Редхат нынче официально отстранена от всех дел, поскольку находится на излечении!
Стоп. Соберись, капитан! Этот погибший — он точно не из её команды. Из подоспевших на выручку военных никто не погиб. Ранены — да, но не погиб же никто! Значит… этот фермер… с ТОГО корабля!
— Простите, откуда, говорите, Вам пришло извещение о смерти? — как смогла спокойно спросила она.
— Тут космофлотские прилетали на шаттле, — взволнованно сообщил паренёк-фермер, — привезли мне извещение о смерти отца! Это же ошибка! Вы можете проверить? Бондски! Бэ-О-Эн-Дэ-Эс-Кей-И! Пожалуйста!
— Уже проверяю, — сообщила Редхат, набивая в другом окне поисковый запрос. — Мы обязательно разберёмся! Я лично прилечу к Вам. Прошу Вас, никуда не исчезайте, и дождитесь меня.
Окно поисковой системы полицейского управления выдало отчёт. «Роджер Бондски» действительно есть в списке «тех». Алиенски странно, что уведомление родным доставили космофлотские. Да ещё и на шаттле привезли, а не почтой прислали. В этой истории вопиющим образом не сходится ничего! К алиенам лечение! К алиенам отдых в санатории, алиен его побери! Она немедленно вылетает!
— Что там? Ну же, что? — взволнованно спрашивал молодой фермер из далёкой звёздной системы у алиенов на куличках, но со знакомыми голубыми глазами.
— Подтверждаю, гражданин Роджер Бондски погиб в инциденте на «Кирибее-три», — сообщила капитан. Разговор записывался, и она не имела никакого права соврать или утаить информацию. К тому же, космофлотские уже доставили документы.
— Пожалуйста, не покидайте планету, и не уезжайте из дома надолго, — ещё раз настойчиво попросила-потребовала капитан Редхат. — Я незамедлительно вылетаю к Вам! Лично! Это очень важно! Дождитесь и встретьтесь со мной!
— Ага, да, хорошо, спасибо, капитан, — сникшим и потерянным голосом пробормотал явно подавленный подтверждением смерти отца паренёк, изображение его в последний раз качнулось, и фермер разорвал связь.
— Проклятье! — не сдержавшись, рявкнула Редхат. До неё дошло: оба фермера были пьяны, вот почему они покачивались в кадре, и вот откуда этот странный говор! Это не помехи на линии связи. Да у них просто язык заплетался! Эти безутешные простодушные фермеры напились! И что-то подсказывало капитану полиции: фермеры, вероятно, только начали напиваться! Дошёл ли до них смысл просьбы, оставаться на месте и дождаться капитана полиции? На грех, этот их Топураг находится алиенски далеко от центра сектора! На сердце капитана было очень тревожно. Очень. К сожалению, эта топтаная алиенами интуиция ещё ни разу не подводила капитана в плохих предчувствиях. В хороших — сколько угодно. В плохих — ни разу! Нет во Вселенной справедливости! К алиенам!
Капитан Редхат быстренько оформила запрос в архивы по гражданину Роджеру Бондски, проживавшему на Топураге. Ответ пришёл неожиданный: личное дело отсутствует, изъято. Что значит «изъято»? Такое что, бывает?
Подумав, капитан заполнила ещё один запрос — на этот раз в архивы Космофлота, и в архивы Комиссариата Обороны. Ответ пришёл ошеломляюще быстро: в доступе категорически отказано. Категорически.
Пожалуй, капитану полиции Редхат следовало бы на этом закончить. Следовало бы забыть о странном фермере с трудно выговариваемой фамилией. Если бы не парнишка со знакомыми голубыми глазами. Она обязана лично убедиться!
Вацлав: — «Смогу!»
Определённо, это он правильно сделал, что к соседям обратился за помощью и советом — вот, вчера ещё так надо было поступить! Сейчас они разберутся.
— Капитан Редхат, — прозвучал молодой, но уверенный женский голос. — Я виду сейчас дело по «Кирибее-три».
Опять женщина! Три полицейских за десять минут, и все — женщины. Куда они своих мужиков полицейских подевали? Эм…, мысли путались. Вот, какое ему дело до мужиков тех полицейских женщин?
— Капитан, приветствуем Вас, — заговорил Теодор Мицкович. — Мы тут получили извещение о смерти гражданина Роджера Бондски, моего друга и соседа. Это как-то невероятно, знаете ли. Мы просим пояснить: где тело? Что вообще случилось? Почему нам не говорят?
— Боннки, — неуверенно протянула леди полицейская.
— Да! Это мой отец! — вмешался Вацлав, и прямо потребовал: — Будьте любезны, проверьте, пожалуйста, у себя ещё раз! И сообщите, наконец, что там случилось, и где мой отец! Тут военные наверняка напутали!
— Простите, откуда, говорите, Вам пришло извещение о смерти?
— Тут космофлотские прилетали на шаттле, — Вацлав с готовностью пояснил, — привезли мне извещение о смерти отца! Это же ошибка! Вы можете проверить? Бондски! Бэ-О-Эн-Дэ-Эс-Кей-И! Пожалуйста!
— Уже проверяю. Мы обязательно разберёмся! Я лично прилечу к Вам.
Чего? К кому она собралась прилетать? Зачем? А, не важно!
— Что там? Ну же, что? — поторопил её Вацлав.
— Подтверждаю, гражданин Роджер Бондски погиб в инциденте на «Кирибее-три», — сообщила капитан.
Планета под ногами опасно качнулась, небо потемнело, но Вацлав осознал вдруг: под жалким слоем надежды в его сердце давно уже надёжно расположилось тёмное знание: отца больше нет, и он, Роджер, остался один-одинёшенек во всей вселенной.
— Ага, да, хорошо, спасибо, капитан, — вымолвил Вацлав на автомате, и, покачнувшись, отключил связь, проведя ладонью над инфором.
— Ты, это…, мужайся, — дядька Теодор опустил глаза в пустую рюмку, осознал, что рюмка пуста, и потянулся к бутылке налить ещё по одной. — Вишь, как оно. Никто не знает когда, а только все мы там будем! Каждый в свой черёд. Никто не знает.
Вацлав его не слышал. Мир рухнул, вся вселенная коллапсировала, но каким-то удивительным, непостижимым образом этот стол, и эта веранда, продолжали быть. И небо. Странно. Всё это разом потеряло уже всякий смысл, но почему-то продолжало быть. И он — Вацлав — то же быть продолжал. А отец — нет. Алиены побери, не зря волшебная космическая ракушка так печально пела.
— Помянем…
Помянули.
Мир качался. Вацлав махнул на мир рукой. Мир принялся кружиться. Варька отобрала у Вацлава рюмку, и настойчиво подсунула ему тарелку с борщом. Борщ откуда взялся? Не важно. Должно быть, тётя Марта принесла. Вацлав вздохнул, и принялся есть.
Мицкович что-то говорил, рассуждал философски, а Вацлав хлебал борщ, и про себя удивлялся: оказалось, что где-то в глубине души он, приехав сюда, уже знал, что никакой ошибки нет, и что отец его действительно погиб, сгинул где-то.
— И очень даже понятно! — заявил тем временем дядька Теодор жене, — У нас тут, вишь, регулярного-то сообщения нет. Ну, надо было человеку лететь куда-то! По делам! И чего? Вот, он там с каким-нибудь залётным военным договорился, что бы, значит, подкинули его, куда надо. У нас тут как по другому-то улетишь? А военные — дело служивое — пришёл приказ сменить курс — и всё! Вот тебе и Кирибея!
— Складно, — кивала ему Марта, но не сдавалась: — А вот, смотри, чего тут пишут: «геройски погиб». Это чего же это, как же, геройски, если он «зайцем» летел?
— Дык! Ясно же всё! Вот ты женщина! Логистистиски… логигиски… э-м, соображай! Погубили военные человека! Гражданского! Соображаешь? Вот, отмазываются теперь! Прикрылись они так, что бы нам теперь к ним, значит, не с руки было с претензиями. Как погиб? Геройски. Геройски, значит что? Значит, секретное военное дело. И баста! Поняла? Логисиськи!
По мере уменьшения борща в тарелке, Вацлав медленно терял мрачную болезненную хандру, и взамен наливался здоровой злостью. Ведь точно дядька Теодор говорит! Это космические военные виноваты! «Пенсию по утрате кормильца»! Откупиться придумали!
— Ты, сынок, не унывай! — участливо обратилась к нему тётя Марта.
— Да! — подхватил дядька Теодор, — Ты парень умный, собою статный, руки у тебя — откуда надо растут. Не пропадёшь! Ферма, вон, у тебя…
Тут Теодора Мицковича прямо на полуслове переклинило на минуточку — мысль неожиданная пришла. Забегая немного в сторону, скажу я вам, что Теодор Мицкович — он вообще мужик хороший, но есть у него пунктик: если вдруг на жизненном горизонте мелькнёт возможность нажиться, просыпалась в Теодоре Мицковиче страсть к стяжательству. При этом Теодор вовсе не был ни скупым, ни жадным. Эта его страсть была скорее похожа на охотничий азарт. Сумма выигрыша не была так уж важна. Да и полученную наживу, в случае удачи, Теодор запросто мог на радостях потратить на празднование своей победы, и щедро угощал по этому поводу друзей и соседей. Нет, не жадный он был человек, Теодор Мицкович. Но азартный. А тут — целая ферма! Молодой Вацлав истинных размеров принадлежащих его отцу земель не знал. Ведь Роджер Бондски возделывал отнюдь не всю свою землю. А вот Теодор случайно про те размеры знал.
Так что дядька Теодор налил им с Вацлавом ещё по рюмке, и принялся парня уговаривать:
— Да, мой юный друг, да! Ты, сынок, молод, здоров, умён — ты далеко пойдёшь! Верно тебе говорю! Ты бы, уж мне поверь, смог бы ты и в Метрополии себя показать! Да! Ну, давай, за твоё будущее!
Вацлав в слова дядьки Теодора особо не вслушивался. Но за рюмкой потянулся. А думал он в это время застрявшую в мозгу мысль про военных, что это они в гибели отца виноваты. И хитрят, дело всё шиворот навыворот повернули.
А Варька его под столом прибольно по ноге пнула. И рожу состроила эдакую. Ладно, Вацлав с Варькой ссориться не хотел, рюмку отставил.
— Только тебе деньги на первых порах будут нужны, — продолжал излагать дядька Теодор. — Метрополия, понимаешь, — там всё на деньгах крутится, всё деньгами смазывается. Ну, ты-то понимаешь! А знаешь что? Эх, была — не была! Ты мне всегда нравился! Я могу тебя деньгами выручить! Так и быть, куплю я у тебя твою ферму!
Вайлав глянул удивлённо — он половину слов из речи дядьки Теодора пропустил, и связь логическую утерял, а сейчас удивился: с чего бы ему, Вацлаву, ферму-то продавать? Это как же он, прирождённый фермер, без фермы будет? А Варвара его поддержала, вскрикнула возмущённо:
— Чего?!
— Цыц, дочь! — оборвал её Теодор, и протянул Вацлаву полную рюмку. Варька снова под столом пнула. Но дядька Теодор весомо заявил: — Вацлав сам знает! Он — мужик!
Поделиться книгой: