– Заткнись, – вскипел я. – Заткнись, мать твою!
Я зашвырнул стрелку в кузов «форда». Она врезалась в стенку изнутри, раздавив несколько лампочек. Еще больше ламп лопнуло, когда следом за ней полетела рама.
Покончив со стрелкой, я повел фургончик обратно в подъем. На вершине я ненадолго остановился, чтобы взглянуть назад. Убрав стрелку и конусы, я уничтожил все признаки, что дорога закрыта – кроме большого оранжевого щита: «ПРОЕЗД ЗАКРЫТ. ПОЛЬЗУЙТЕСЬ ОБЪЕЗДОМ».
Машина приближалась. Мне вдруг подумалось, что если Долан решил выехать пораньше, то все, что я сделал, пойдет насмарку. Остолоп, сидящий за рулем, просто свернет в объезд, а я останусь сходить с ума в пустыне.
Это был «шевроле».
Сердце немного успокоилось, я судорожно выдохнул воздух. Хватит. Не надо себя накручивать.
Доехав до места, с которого я оценивал маскировку ямы, я остановил машину и достал домкрат из груды всякой всячины, валявшейся в кузове. С трудом превозмогая пронзительную боль в спине, я поднял заднюю часть микроавтобуса, открутил болты, крепившие колесо, снял его – они увидят, что кто-то сломался, когда
(
будут проезжать, – и закинул внутрь. Раздался звон битого стекла. Мои запоздалые опасения повредить камеру придется проверять позже. Запаски у меня не было.
Я вернулся к кабине, достал бинокль и направился к развилке. Прошел развилку, с трудом забрался на вершину следующего подъема, шаркая и спотыкаясь, как древний старик. Поднявшись туда, я направил бинокль на восток.
С этого места были видны примерно три мили дороги, плюс еще некоторые отрезки на две мили восточнее. На шоссе сейчас находилось шесть машин, растянутых, как бусины на длинной нитке. Первой, на расстоянии меньше мили, ехала какая-то иномарка, «датсун» или «субару». За ней шел пикап, за пикапом – что-то похожее на «мустанг». Остальные обозначались лишь блеском хрома и стекла под солнцем пустыни.
Когда приблизилась первая машина – все-таки «субару», – я выставил руку, подняв большой палец. Разумеется, я и не предполагал, что меня в таком виде кто-нибудь подвезет, потому не был разочарован, когда женщина за рулем – дамочка с дорогущей прической, – испуганно взглянув на меня, вся напряглась и проехала вниз по склону, в объезд.
– Помойся сначала, приятель! – проорал мне водитель пикапа полминуты спустя.
«Мустанг» оказался на самом деле «эскортом». За ним проследовал «плимут», потом «виннебаго», в котором, судя по звукам, целая армия бесноватых детей затеяла драку подушками.
Машины Долана я не видел.
Я посмотрел на часы. 11:25 утра. Если он вообще покажется, то это будет уже очень скоро. Его выход.
Стрелки часов медленно дотащились до 11:40, но Долана по-прежнему не было. Только «форд» последней модели и катафалк, мрачный, как грозовая туча.
Очередной отблеск хрома на горизонте. Большая машина. Достаточно большая для «кадиллака».
Я упал на живот, упер локти в дорожный гравий и прижал бинокль к глазам. Машина исчезла за горбом дороги… опять показалась… скрылась за поворотом… и показалась вновь.
Да, это был «кадиллак». Но не серый – машина была темно-салатовой.
Затем последовали тридцать самых ужасных и томительных секунд в моей жизни; тридцать секунд, которые длились, казалось, все тридцать лет. Где-то в глубине души я уже поверил, что Долан поменял свой старый «кадиллак» на новый. Он и раньше менял машины, и хотя раньше среди его «кадиллаков» никогда не бывало зеленых, ничто не мешало ему в этот раз взять зеленую.
Но мой внутренний голос приводил аргументы: «кадиллаков» на шоссе и дорогах, соединяющих Вегас и Лос-Анджелес, пруд пруди, и вероятность того, что этот зеленый «кадди» окажется именно тем, долановским, «кадиллаком» – один к ста.
Пот заливал мне глаза, все расплывалось, и я убрал бинокль. В решении этой проблемы он все равно мне не поможет. Когда я смогу разглядеть пассажиров, будет уже поздно.
– Перестаньте, – взвыл я, хватаясь за голову. – Перестаньте, перестаньте, ради Бога!
Приближавшуюся машину уже было слышно.
Долан.
Старики.
Женщина.
Тигр.
Долан.
– Элизабет, помоги мне! – взмолился я.
Головная боль мгновенно отступила. Я сумел подняться на ноги и поднять руку.
В машине сидели не старики. Туда набилась целая компания: что-то очень похожее на двенадцать вегасских хористок под командованием какого-то Папика, одетого в самую большую ковбойскую шляпу, которую я видел в жизни, и самые темные солнцезащитные очки. Перед тем как «кадиллак» вильнул в объезд, одна из хористок продемонстрировала мне из окна свою голую попку.
Чувствуя себя выжатым как лимон и полностью опустошенным, я снова поднес бинокль к глазам.
И увидел его.
На этот раз никаких сомнений: именно
Это был он. Долан. Мои долгие терзания, сомнения и нерешительность сразу же показались мне глупыми и рассеялись без следа. Это был Долан, и мне даже не нужно было присматриваться к его серому «кадиллаку» для того, чтобы это понять.
Не знаю, мог ли
Долан приближался. Это придало мне сил, и я побежал.
Вернувшись к большому знаку «ОБЪЕЗД», я скинул его в кювет, надписью вниз, укрыл куском холста песочного цвета и закидал песком опустевшие стойки. Общее впечатление от этих процедур не дотягивало до мастерской имитации полосы шоссе, но было вполне удовлетворительным.
Теперь надо было бежать ко второму возвышению дороги, где остался фургончик, представлявший теперь такую картину: машина, временно оставленная хозяином, который пошел бродить в поисках новой шины.
Запрыгнув в кабину, я растянулся на сиденьях с колотящимся сердцем, которое, казалось, билось даже в голове.
Время снова как будто растянулось. Я лежал в кабине и боялся выглянуть. Я ждал, что сейчас уже услышу гул мотора, а он все не появлялся, и не появлялся, и не появлялся.
Я лежал на сиденье. Боль в спине пульсировала долгими, медленными волнами. Я лежал, крепко зажмурив глаза, как будто это могло обострить слух.
Что это? Мотор?
Нет, только ветер, окрепший достаточно, чтобы метнуть очередную порцию песка в закрытую дверь фургончика.
Только ветер.
Нет, не только ветер. Звук мотора. Он становился все громче и громче, и через несколько секунд автомобиль – один-единственный – пролетел мимо.
Я сел и вцепился в руль – просто мне надо было во
Серый «кадиллак» проплыл вниз по склону к длинной равнине, на скорости около пятидесяти миль – или чуть больше. Он так и не нажал на тормоз. Даже в самом конце. Ни тени сомнения. Они так ничего и не увидели.
Вот как это выглядело со стороны: внезапно «кадиллак» как будто поехал
Я слышал тонкий хруст деревянных распорок, ломающихся под тяжестью машины. Я слышал треск рвущегося холста.
Длилось все это секунды три, не больше, но эти секунды я буду помнить всю жизнь.
От «кадиллака» осталась лишь крыша и верхние два-три дюйма тонированного стекла, а потом раздался сильный глухой удар. За ним последовали звон стекла и скрежет металла. В воздухе расцвел большой клуб пыли, тут же унесенный порывом ветра.
Я едва не сорвался, чтобы бежать туда – прямо сейчас, бросив все. Но сначала надо было вернуть знаки на место. Мне не хотелось, чтобы нас беспокоили.
Я вылез из кабины, обошел фургончик и вытащил из кузова колесо. Поставив его на место, я затянул болты руками – пока что этого достаточно. Сейчас мне надо только доехать до развилки у шоссе номер 71.
Сняв машину с домкрата, я подбежал к кабине и остановился, прислушавшись.
Выл ветер.
Из длинной прямоугольной ямы в дороге доносились чьи-то крики… или вопли.
Улыбаясь, я сел за руль.
Я вернулся к развилке. Руки не слушались – машину швыряло из стороны в сторону. Остановившись, я выкинул из кузова дорожные конусы и принялся расставлять их на место. Я все время прислушивался, не едет ли кто, но ветер так разошелся, что это было бесполезно. Когда я услышу приближающуюся машину, она меня уже переедет.
Затем я бросился к кювету, споткнулся, шлепнулся на пятую точку и съехал вниз. Сдернув холст, прикрывавший знак объезда, я вытащил его наверх и установил на место. Прикрутить стрелку обратно я даже и не пытался, просто захлопнул дверцу и влез в кабину.
Я заехал обратно за возвышение, так чтобы меня не было видно с дороги, остановился и затянул болты на колесе. На этот раз я закрепил их уже ключом, время было. Крики, доносившие из ямы, превратились в истерические вопли. Я их различал даже сквозь завывание ветра.
Я неторопливо крепил колесо. Я не боялся, что кто-то вылезет из машины и набросится на меня или убежит в пустыню – это было невозможно. Ловушка сработала превосходно. «Кадиллак» ровно стоял на колесах в дальнем конце ямы, с просветом менее четырех дюймов с каждой стороны. Те трое внутри смогут разве что приоткрыть двери, но не смогут высунуть даже ногу. Они не смогут открыть окна, потому что у них стоят электрические стеклоподъемники, а от батареи осталось, самое большее, месиво из пластмассы, металла и кислоты, затерянное где-то в ошметках двигателя.
Водитель и вооруженный охранник на переднем сиденье могли вообще разбиться, но меня это не беспокоило. Я знал, что
Тщательно затянув болты, я подъехал к широкому концу ловушки и вылез из машины.
Большинство распорок было вырвано с корнем, от некоторых остались только расщепленные кончики, торчащие из асфальта. Холщовая «дорога» валялась на дне ямы, скомканная, смятая и разодранная. Она была похожа на сброшенную змеиную кожу.
Я спустился вниз.
Вот он, «кадиллак» Долана.
Передок машины был полностью разбит, размозжен. Капот сложился и перекосился, как мехи аккордеона или зазубренная лопасть винта. Двигательный отсек представлял собой фарш из металла, резины и шлангов, засыпанный грудой песка и земли, обвалившейся от удара. Там что-то шипело, я даже слышал, как где-то в чреве машины капают и сочатся разнообразные жидкости. Воздух пронизывал холодный спиртовой аромат антифриза.
За лобовое стекло я не особенно волновался. Конечно, была определенная вероятность, что от удара его выбьет, так что у Долана будет возможность выползти наружу. Но, как я уже говорил, все машины Долана строились в соответствии с требованиями, которые предъявляют к своим авто диктаторы банановых республик и лидеры военных хунт. Стекло должно было выдержать, и оно оправдало мои надежды.
Заднее стекло было еще крепче – из-за меньшей площади. Сломать его Долан не смог бы при всем желании – за то время, которое
Будь у него достаточно времени, он бы выбрался из машины, но я был рядом, и вовсе не для того, чтобы его отпустить.
Я бросил на крышу машины горсть земли.
Ответ последовал незамедлительно.
– Пожалуйста, помогите! Мы не можем выбраться!
Голос Долана. Без боли. До жути спокойный. Но я почувствовал страх, притаившийся на самом дне, полузадушенный силой воли. Мне даже стало его жалко – настолько, насколько это вообще возможно в моей ситуации. Я представил себе Долана, сидящего в сложившемся «кадиллаке»: один из его людей ранен, возможно, придавлен двигателем, другой либо мертв, либо без сознания.
Подумав об этом, я испытал странное ощущение, которое можно назвать симпатической клаустрофобией. Нажимаешь на кнопки стеклоподъемников – ничего. Дергаешь двери и видишь, что они упираются в преграду. И нет никакой – никакой – возможности выбраться наружу.
Тут я осадил свое воображение. Долан сам купил себе эту радость, правильно? Да. Он сам купил этот билет и оплатил его полную стоимость. До
– Кто там?
– Я. Но это не помощь, которой ты ждешь, Долан. – Я бросил новую порцию камней на крышу «кадиллака». Охранник, который было притих, снова принялся вопить.