Помоги проекту - поделись книгой:
Бутылка послушно упала и разбилась.
— Сука! — завопил Клэм. — YOUR MAT' BLYADEN! Вы достали меня, парни, вы все тут ненормальные, а я что-то проголодался. Пожалуй, пойду наверх, там должно остаться что-нибудь вкусненькое.
— Это же «Сломанный сон», — пояснил неизвестно кому Бад, прислушиваясь к удаляющемуся топоту по лестнице. — Здесь нет нормальных.
— Есть, — не согласился Лейтенант. — Это я.
— Нет. Совершенно точно — не ты.
— Грубиян ты, Бад, — решил парень и поднялся. — Пойду напиваться в гордом одиночестве, единственный пристойный вид пьянства. Буду ждать, пока не придет Алиска.
— Мы скажем ему? — тихо поинтересовался Чумной Доктор. Бад хмуро глядел вслед удаляющемуся ковбою.
— Скажем, когда он будет готов это услышать. Ты же видишь — парень не понимает намеков.
— Он ведь неглуп, — прошептал его собеседник. — И не может не понимать, что единственный путь, которым душа может попасть на автобус четыреста десять — это безвозвратная гибель ее физической оболочки.
— Да, настоящая Алиса мертва, — подтвердил десантник. — И я даже не уверен, что ее душа вообще была в этом рейсе. Не у кого было узнать, всех информированных граждан мы не то убили, не то распугали. Почему-то.
— И как тогда назвать то, что случилось потом? Ведь девушка есть, и это, похоже, на самом деле она. Лейтенант ее узнал и подтвердил.
— Есть у меня одна версия, — сообщил Бад и подтащил к себе оказавшийся поблизости листок бумаги. — Гляди, в багажнике «Призрака» стоит ловушка, так? Она работает постоянно, и сильно фрагментированная душа может частично угодить туда даже без пеленгования.
Он поглядел на намалеванные на бумаге кривые линии. На кухне Вю громыхала посудой, за окном капельки дождя складывались в призрачную лунную радугу.
— Что если частички Алисы попали в ловушку еще у дома Геллер — демона на перекрестке дорог? Что, если ракшаса, вселившаяся тогда в Лейтенанта, впитала из его памяти воспоминания об Алисе? Что если ты, спеленав мерзавку и бросив ее в багажник, случайно смешал все эти фрагменты — душу, сознание и память? Коктейль «Первая любовь», а?
Он соединил все линии в один вытянутый овал.
— Выглядит похоже на сосиску, — заглянула через плечо проходившая мимо Вю. — Ты уверен, что рисовал именно коктейль?
— Швабра!
— Молчу, молчу…
— Черт! — Бад отбросил карандаш. — Есть среди нас еще рисовальщики?
— Фикус считает, что он рисовальщик, — заговорщицким тоном сообщила Вю. — На том веском основании, что у него есть пальцы.
— У меня тоже есть, — угрюмо буркнул десантник.
— Тогда грех жаловаться.
— Но вот чего я не могу понять, — медленно сказал Бад. — Так это откуда взялась девушка, физический носитель? Положим, можно было бы взять какую-нибудь шлюху, не вовремя оказавшуюся поблизости, но как изменить ей внешность, стереть разум и поместить туда нужную информацию? Для этого ведь понадобится…
— Кто-то, ловко управляющийся с электромагнитными полями, — кивнул Доктор. — Ума не приложу, откуда он мог взяться в нашей глуши, такие специалисты вообще очень редки.
Бад долго молчал. Очень долго. Минуты три.
— Только, прошу тебя, не сочти это за благотворительность, — предостерег его Чумной Доктор. — Я просто хотел закрыть эту тему навсегда. Не хочу больше разговоров о любви, и песен, и признаний, и стихов, и трогательных воссоединений. Ты же знаешь, что никакой любви нет, а наша психика — хрупкая и ненадежная конструкция под управлением вечно пьяных гормонов. Так пусть хотя бы у кого-то эта неустойчивая дрянь будет самую чуточку прочнее.
Бад внимательно вгляделся в черные провалы глаз, закрытые глухим, непроницаемым стеклом, и подмигнул.
— С таким именем, как у тебя, это можно было и не объяснять, старый романтик!
Эпилог
— Бад, у тебя открыто? — Булат был, как обычно, немного навеселе. Тактику эту следовало признать разумной — начинать пить с чего-нибудь приличного, а заканчивать дешевым и, возможно, опасным пойлом где-нибудь на окраине. Бар «Сломанный сон» подходил для этой цели, как мало какой другой.
Десантник пожал плечами.
— Как всегда. — Бледный лохматый парень с глядящими в разные стороны глазами покачнулся, но устоял.
— Странная будет просьба, но мне нужна выпивка. И не простая, а экзотическая и очень крепкая.
— Действительно, странно — никогда не слышал от тебя ничего подобного… Абсент?
Булат вполз внутрь и плюхнулся на тот стул, что стоял поближе к стойке.
— Предпочитаю, чтобы ты… удивил меня.
— Хм… — Бад нырнул под барную стойку. — Где же это топливо…
— …где же оно…
Он извлек на свободу зелёную бутылку и рюмку; налил в последнюю зелёной жидкости, по цвету напоминающую смесь водки и антифриза, но воняющую спиртом с эфирным маслом хвойных, и жестом фокусника поставил полученный результат на стойку.
— Удивляйся.
— Разреши вопрос? — Булат с подозрением рассматривал рюмку, в которой, кажется, мелкие пузырьки то гонялись друг за другом, то начинали водить странные магические хороводы.
— Это можно пить, — заверил его десантник. — Как мне кажется.
— А сколько потребуется этой штуки, чтобы сдохнуть?
Бад ненадолго задумался.
— При желании от неё можно получить такой эффект, что ямайская шмаль будет нервно курить ямайскую же шмаль в сторонке. Что до твоего вопроса, то нужной дозировки у меня сейчас просто не наберется. Если интересует именно указанный результат, приходи завтра.
Парень решительно подхватил рюмку, спрыгнул с высокого стула, снова качнулся, будто дерево, которое рубит целая лесозаготовительная артель, но удержался на курсе, который лежал к сидящему на стуле верхом Лейтенанту.
— Чего можно ожидать от заведения, где в дверях стоят бесы, в подвале лежит труп — и хорошо, если только один — а в лучших номерах на полу плохо замытые пятна красного? — сказал ковбой. — Конечно, интервью с пьяным вампиром. Присаживайся, красноглазый.
— За что пьем? — Булат с сомнением принюхался к рюмке. Лейтенант грустно улыбнулся.
— За чудеса, конечно. За удивительные истории.
— Мне сейчас как раз нужна одна, — поддержал Булат. — Мне нужно сдохнуть, но я не хочу. Развесели меня, всадник.
— Жила-была одна девушка, — сказал Лейтенант. — Такая же, как все, вот только волосы у нее были медные. Ее любили, наверное, многие — отчего бы многим не любить девушек? Среди этих парней был и я. Я грезил ей, мечтал о нашем будущем, видел сны ради нее, рисовал нашу любовь подробно, до мельчайших деталей. Но эти сны и мечты остались только смутными видениями, не стоящими даже того, чтобы их запоминать. Хотя я запомнил.
Непостоянным, колеблющимся светом горели лампы по кругу зала, скучал за стойкой вечно сонный, но никогда не спящий десантник. Ночь казалась вечной, да и была таковой.
— А потом она умерла… так или иначе. И тело сгнило в земле, а волосы, ее прекрасные медные волосы пустили на провода изоляции в квартирах простых горожан. Ее глаза стали тысячами огней в окнах домов. Ее смерть сделала из меня то, чем я есть сейчас. — Он тяжело развел руками, вытащил из-за ленты на тулье шляпы красную ленточку.
— Разбитое сердце, — сказал Булат. — Парень, в моей душе сейчас грустно и одиноко, и я слышал тысячи таких историй.
— А потом я подумал — возможно, она жива? Подумаешь, волосы и глаза — да мало ли ерунды я слышал за свою жизнь? Говорят, пока живешь — ты только и делаешь, что упускаешь возможности. Вдруг, отказавшись от девушки с медными волосами, я упущу вообще
Булат отхлебнул из своей рюмки еще и закашлялся.
— И вот я просыпаюсь, словно с жуткого похмелья — и вижу ее. Живую и здоровую, точно такую, какой запомнил, и это не сон и не галлюцинация. Она есть — настоящая! — и она спит в моей постели. И только полный идиот и разведчик ослепительной истины будет доискиваться до того, как она выжила и оказалась здесь. А я ведь не идиот, а? Не произвожу такого впечатления?
— Нет, — отказался Булат. — С моей точки зрения, ты не идиот. Но есть что-то, чего я никак не могу понять. Вчера Бад говорил, что тебя зовут Каннинг. Сегодня зовет тебя Купером. Как это возможно? Ты же не можешь быть одновременно и тем, и другим. Получается, кто-то из вас врет.
— Все куда проще, дружище, — растянул губы в резине Лейтенант. — Насколько я понимаю, такие вопросы старина Бад решает следующим образом: отправляется в прошлое, находит мою будущую матушку и следит за тем, чтобы она сошлась с человеком по имени Каннинг. Или, скажем, с человеком по фамилии Купер. Таким образом каждый текущий момент времени моим истинным именем является то, что приходит нашему героическому космодесантнику в голову. Конечно, такие изменения времени требуют гигантских затрат ресурсов, но с этим у него, как я понимаю, проблем нет.
— И тебя… не беспокоит, что какой-то амбал глубоко в прошлом указывает твоей матушке, с кем ей спать?
Ухмылка сошла с лица Лейтенанта.
— За то, что они сделали с моим будущим, им стоит поставить золотой памятник. А что до прошлого… было бы неплохо, если бы такие указания она получала в свое время почаще, — пробормотал он сквозь зубы.
На втором этаже «Сломанного сна» было тихо и сонно. И даже в номере Омни Гидрара — известного в узких кругах, как Родни Клэм — где обычно стоял веселый гам, и слышались стоны и визги, а серые стены были заляпаны кровью до двухметровой отметки, тоже царила тишина. Впрочем, неполная.
Анна сидела на кровати — такой же серой и скучной, как и все вокруг, только кроваво-красное кресло оживляло атмосферу. Ей не хотелось спрашивать, было ли кресло такого цвета изначально, или это более поздняя модификация.
Рядом с ней лежал Омни, его глаза были полуприкрыты, а голова покоилась как раз на коленях у девушки, и она мягко гладила черные жесткие волосы парня. Горел ночник, превращая тьму в полумрак.
Иногда этого хватает. Иногда бывает достаточно рассеять черную, кромешную темноту — и окажется, что она не так уж всемогуща. Да, это еще не ослепительный свет, не яркий полдень, где нет места злу и мраку. Но это уже шаг вперед. Шаг к чему-то новому.
Можно было сказать, что в этот момент они были счастливы.
— Я же не рассказал… не закончил историю про Ипсилон-девять, — глаза у Клэма были осоловелые, вставь между веками спички — сломались бы вмиг.
— Лежи уж… рассказчик.
— Нет… это важно, послушай… Их правда было не так уж много, этих детей… может, пара сотен… и это против батальона тяжелой имперской пехоты, с приданным артиллерийским дивизионом усиления. Расчет был, думаю, был больше на психологию — в их варварском понимании. Не станут же благородные легионеры стрелять в безоружных детей… ну, почти безоружных… А потом…
— Я понимаю, — мягко сказала Анна. — Вы выкосили их всех, и там где они упали, выросли цветы и деревья, и память о брызгах крови на их детских лицах, похожих на едва срезанные цветы, не дает тебе уснуть. Такое уже случалось, много раз. И если ты ждешь понимания — я понимаю. А прощения не может дать никто, кроме них самих.
— Нет… — парень помотал головой гаснущим сонным движением — раз, два. — Благородные имперские солдаты не стали стрелять, конечно же. Это же люди. Дети. Человеческий ресурс, более ценный, чем любая нефть или уран. Капитан объявил сепаратные переговоры и подписал мир с выставившим их городком. Обыкновенный человеческий мир.
Девушка слушала. Мягкий свет ночника переливался жемчугом в ее волосах.
— Им предоставили скидки при поступлении в любой из имперских университетов на выбор. Упрощенную процедуру при наборе в армию. Льготы семьям. Клюнули почти все. Из детей этих пещерных дикарей, гуков, хасидов, клэмерингов… через десяток лет сформировали костяк сразу нескольких новых батальонов, работающих по всей линии фронта. Вот так поступает Империя, сестричка. Гуманно, разумно и совершенно, абсолютно безжалостно.
— Поздно жалеть, братик. — Она провела рукой по его спящей щеке. Правой рукой с черным пиксельным квадратом QR-кода. — Доброй ночи, Клэм.
Ночь заканчивалась, начинался вечер — в этой чертовой перевернутой реальности было возможно и не такое. Редкий момент, когда бар был полностью, до последнего человека, пуст. Уполз наверх, так и не дождавшись своей Алисы, Лейтенант, короткими сеансами, надолго задерживаясь у каждого из стола и используя их, как аэродромы подскока, покинул помещение Булат. Вю домыла, наконец, посуду и накрыла черным пиратским флагом клетку с Фельдмаршалом.
Затихло все. Птиц в Городе-минус-один отродясь не водилось, а деревья росли, преимущественно, под землей, но даже если бы они были, то сейчас застыли бы в неподвижности даже они. Час Быка — время помолчать и подумать, глядя в небо.
Бад вышел на улицу. Длинные ряды темно-серых домов в обе стороны не вызывали раздражения, скорее, они казались долгой взлетно-посадочной полосой, которую можно использовать и так, и эдак. Для добра или зла, в интересах света или для неспешных, обстоятельных планов тьмы. Дома, улицы, темнота и вечная сырость — все это лишь инструмент, лишь декорации. Антураж, в котором удобно заниматься своими делами. Если, конечно, понимать до конца, в чем именно они состоят.
— Чего не понимают многие, даже совсем неглупые вроде бы ребята, — сказал темно-синему, чистому, всегда ночному небу Бад Лейн, он же Джек Райан Диксон. — Это вопрос принадлежности. Верности своему флагу, я бы сказал. Люди часто путают. Мы не стоим на темной стороне и не хотим погрузить мир в вечную тьму и страдания — это вредно для бизнеса.
Где-то далеко раздался резкий окрик. Пауза. Еще один. Выстрел, второй.
— С другой стороны, мы — вовсе не рыцари в сверкающих латах, раздающие направо и налево добро и какающих радугой пони, и если архангел Михаил с горящим плазменным мечом как-нибудь спустится по пьяни сюда, он рискует получить хороший урок.
Где-то вдали, за рекой, зажглось оранжевое зарево. Молчаливое быстрое пламя прыгало по этажам, словно талантливый олимпийский спортсмен. Бад склонил голову набок, чтобы лучше видеть.
— Мы — парни с хорошо подвешенными языками и смешными голосами, говорящие на тысяче наречий. Говоруны, если хотите. Мы сглаживаем конфликты, заставляем противоборствующие стороны сложить оружие, наводим порядок. Теми или иными путями. Не принимаем ничью сторону, но работаем на всех. И все это ради главной цели — чтобы остались молодые и сильные. Чтобы отточенный складной нож Бытия отсек все гнилое и лишнее. Чтобы не было мертвых душ, которые хотели бы стать живыми, и живых, которые выглядели бы как мертвые.
Чтобы жизнь восторжествовала во всем своем пьяном великолепии.
Бад Лейн, всадник по имени Война, улыбнулся, глядя в прекрасное звездное небо.
— Ведь что может быть прекраснее Жизни?
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.
Поделиться книгой: