Оборотная сторона медали

Познакомились они и с насильственной смертью, супружеской изменой и самоубийством, но знания эти не подавили их. Они остались обычными весельчаками, склонными носиться по верхним снастям как игривые макаки, валяться допоздна в постели поутру и пренебрегать своими обязанностями при малейшем намеке на возможность позабавиться.

Еще одну причину для удовлетворения можно было найти в кладовых фрегата, столь щедро заполненных в Бриджтауне по прямому и настоятельному приказу адмирала. Прежде капитану, боцману и плотнику приходилось тщательно рассчитывать использование каждой сажени каната или пары досок, так что душа пела, когда можно пройти мимо тюков, бухт и бочек, пахнущих дегтем, краской, новыми веревками и парусиной, свежераспиленным деревом. Обри также пополнил собственные запасы, и теперь можно было вернуться к череде обедов, приглашая офицеров к себе, со вкусом и в лучших традициях. Джеку нравились все его офицеры, и он чтил традиции службы.

Главной причиной удовлетворенности служил, конечно же, его корабль. Казалось, будто он никогда не шел так плавно и экипаж никогда раньше не работал так хорошо и усердно. Обри знал, что это почти наверняка последняя часть последнего плавания, но к знанию этому он давно уже привык, и оно терзало сердце уже не так яростно, всегда где-то на заднем плане, так что сейчас Джек особенно отмечал совершенство "Сюрприза" и каждый проведенный на его борту день.

Каждый день обладал собственным характером, а по-другому и не могло быть в море, но в начале этого тихого плавания, пока фрегат не поймал весты, они походили один на другой. Извечная череда: уборка верхней палубы рано поутру, откачка воды, сворачивание гамаков, сбор матросов к завтраку, уборка главной палубы, сбор на разные утренние дела, торжественное определение местоположения в полдень, сбор матросов к обеду, выдача грога, барабанная дробь сбора к обеду кают-компании, послеполуденные занятия, сбор матросов к ужину, снова грог, команды "все по местам" с громыхающими орудиями, ревущими и сверкающими в сумерках, — извечная череда, отмечаемая склянками, была так быстро и твердо восстановлена, что казалось, будто она никогда не нарушится.

Тот род плавания, к которому все привыкли, и раз база снабжения в Бриджтауне исполнила свои обязанности, то и диета осталась привычной. Не подавали больше сосисок из дельфина, смущавших разум и сбивавших календарь, не было больше и недокопченых пингвинов. Их сменила регулярная и естественная последовательность соленой свинины, сушеного гороха, соленой говядины, снова сушеного гороха и снова соленой свинины, так что дни, хоть и очень похожие, отличались запахом из котлов на камбузе.

Это тихое плавание под ясным небом к горизонту, все время держащемуся в пяти милях по курсу и никогда ближе, создавало приятную иллюзию бесконечности. Но в то же время все на борту, кроме гибралтарских лунатиков и одного собственного идиота по имени Генри, знали, что нет здесь никакого постоянства. В конце концов, уже готовили вымпел для списания, прекрасную шелковую ленту длиной во весь корабль и даже больше, который предстояло поднять в день списания фрегата, когда все его матросы, получив последнее жалование, из членов крепко слаженного сообщества станут одинокими индивидами.

С другой стороны, все были убеждены, что если корабль поставят на прикол или отправят на слом, то уйти он должен с шиком, и поэтому тратили большую часть своего времени, украшая его. "Сюрприз" здорово потрепало к югу от мыса Горн, и всего, что мистер Моуэт выжал из Бриджтауна и купил на собственные средства — лучшее сусальное золото и два горшка киновари, — едва ли бы хватило для того, чтобы привести корабль в идеальное состояние.

С учетом очень высоких стандартов "Сюрприза" и перфекционизма первого лейтенанта украшательство и изготовление вымпела оказались бы в любом случае трудными и требующими много времени задачами, но еще сильнее затягивались из-за палубного груза и боковых полотнищ, которым предназначалось придать кораблю вид торгового судна. Первый сделали из пустых бочек, их, в конце концов, можно разломать и пустить на дрова. Второе же — из длинных кусков холста, на которых нарисовали подобие орудийных портов. Их натянули по бортам фрегата, закрыв настоящие порты и создав неплохое впечатление фальшивости, особенно когда полотнища колебались от ветра.

Сюрпризовцы давно привыкли к методам своего капитана и наслаждались этой маскировкой. Было в ней нечто-то пиратское, что-то вроде "попался, который кусался!", и это радовало их души. И пусть "Спартан", приватир с большой автономностью плавания, вряд ли появится раньше, чем через несколько сотен миль, они работали не покладая рук над нарисованными крышками портов, проходя их краской снова и снова, чтобы сделать их слегка неправильными, чуть крупноватыми и недостоверными, дабы обладатель острого, хищного взора мог возгордиться, узрев обман, и сблизиться безо всяких сомнений.

Не возникло ни малейших возражений по поводу того, чтобы каждый вечер убирать палубный груз и очищать палубу от носа до кормы по команде “все по местам”.

У Джека это время дня было самым любимым, когда он больше всего гордился кораблем и экипажем. Он всегда искренне верил в мощь артиллерии, и, вложив все свое время, силу духа и запасы личного пороха, довел расчеты орудий практически до максимально возможного уровня совершенства.

В разные времена "Сюрприз" был вооружен по-разному. Одно время он не нес почти ничего кроме карронад — коротких, легких орудий, выстреливавших очень тяжелое ядро очень малым пороховым зарядом. С двадцатью четырьмя тридцатидвухфунтовками и восемью восемьнадцатифунтовками в бортовом залпе он выстреливал ни много ни мало — четыреста пятьдесят шесть фунтов, больше чем батарейная палуба линейного корабля. Но стрелять получалось не очень-то далеко и не очень-то точно. Так что, хотя карронады, "крушилки", как их называли, были невероятно эффективны в ближнем бою (до тех пор, пока они не опрокидывались или не поджигали собственный борт из-за короткого ствола), Джек не слишком высоко ценил их при плавании в открытом море.

В ближнем бою огню на уничтожение он предпочитал абордаж, а на дальней дистанции больше ценил ювелирную точность тщательно нацеленных и сокрушительных бортовых залпов. В настоящее время фрегат нес двадцать две двенадцатифунтовки на главной палубе и две красивые бронзовые длинноствольные девятифунтовки. Последние находились в частной собственности капитана Обри, подарок благодарного турка, их можно было установить как погонные орудия или, если позволит погода, вместо двух карронад на полубаке.

Имелись на "Сюрпризе" и шесть двадцатичетырехфунтовых карронад, но они отягощали корабль при сильном волнении и потому обычно хранились в трюме. В любом случае, Джек Обри любил именно пушки, настоящие орудия. С ними в его распоряжении был бортовой залп всего в сто сорок один фунт, но он очень хорошо знал, что даже английский центнер железа, ударив по кораблю в нужном месте, может страшно его покалечить. Как и приличное число других командиров — например, его друг Филипп Броук — Обри не сомневался в истинности высказывания Коллингвуда: "Если корабль может сделать три хорошо нацеленных бортовых залпа за пять минут, ни один враг не сможет ему противостоять".

Путем длительной, многотрудной и дорогостоящей тренировки Джек довел это время до трех залпов за три минуты десять секунд. Тренировка была дорогостоящей в самом очевидном смысле, поскольку в этом вопросе, как и во многих других, Адмиралтейство не находило общего языка с капитаном Обри, и инструкции позволяли ему затратить лишь жалкое количество пороха помимо использованного в бою. Все остальное приходилось покупать за свой счет, а по нынешним ценам бортовой залп стоил почти гинею.

Некоторое время после того, как последние саргассовы водоросли остались за кормой, вечерние упражнения состояли всего лишь из откатывания и накатывания орудий и имитации стрельбы. Но на четверг пришелся день рождения Софи, и её супруг намеревался отпраздновать его так, чтобы небесам стало жарко. Условия были почти идеальные: брамсельный ветер с зюйд-оста, легкое волнение, и Джек надеялся, что корабль побьет свой рекорд.

В этом, как и в большинстве рекордов, было что-то искусственное. Задолго до того, как барабан пробил сбор, матросы знали, что предстоит настоящая стрельба, поскольку слышали, как капитан приказывал первому лейтенанту подготовить плот с тремя бочками из-под говядины и красным флагом. И хотя в этом инсценированном бою ничего неожиданного не предполагалось, они отнеслись к нему очень серьёзно.

Например, расчёты бронзовых погонных орудий провели много свободных от вахты часов, обрабатывая молотками девятифунтовые ядра, чтобы удалить неровности — калибр метких длинноствольных орудий почти точно соответствовал диаметру ядер, которые приходилось полировать до хрустальной гладкости в целях ускорения перезарядки после выстрела.

Когда все приготовления закончились — забил барабан, маскировку удалили, корабль очистили от носа до кормы, убрав все переборки, палубы смочили и посыпали песком, увлажнили войлочные завесы над люками, где хранились боеприпасы, — весь экипаж занял боевые посты. Матросы орудийных расчётов, носившие косички (большинство на "Сюрпризе" придерживалось старых обычаев), подвязали их покороче, некоторые сняли рубашки, многие повязали на лоб шейные платки — от пота.

Они спокойно стояли, каждый на своём хорошо знакомом посту, каждый со своим особым инструментом — канатом, пробойником, губкой, рогом для пороха, пыжами, гандшпугами, ломом или пушечным ядром в руках. Лейтенанты — позади своих подразделений, мичманы — со своими орудийными расчётами. Все наблюдали за синим катером, тащившим плот подальше в море. Ветер тихо шумел в снастях, тут и там над палубой струйками поднимался дымок от тлеющих фитилей.

В наступившей тишине на палубе отчётливо слышны были слова Джека, обращённые к штурману.

— Мистер Аллен, приведите корабль к ветру на два румба. Мистер Кэлэми, спуститесь на нижнюю палубу и попросите у доктора часы.

"Сюрприз" повернул влево. Снова в поле зрения появился катер, отдавая буксир. Напряжение росло, и матросы плевали на руки или подтягивали штаны. Затем последователи ритуальные слова: "Тишина на палубе! Орудия освободить! Опустить стволы! Дульные пробки долой! Выкатить орудия!" Раздался грохот, и в это время восемнадцать тонн металла перемещались с максимально возможной скоростью. "Прицелиться! Огонь с носа по готовности!"

Мишень на сверкающей поверхности моря оказалась далеко за пределами прицельного огня карронад. Бонден, командир второго орудия, погонной пушки правого борта, присел над ней, прицеливаясь вдоль ствола. Угол возвышения был верный, но чтобы добиться совершенства, он легкими кивками головы отдал указания матросу с вагой с одной стороны и с гандшпугом — с другой. Они уперлись спинами в борт, дабы чуть подвинуть полторы тонны бронзы в ту или иную сторону.

Широкий носовой орудийный порт давал длинноствольной бронзовой пушке большой сектор обстрела, и Бонден уже целиком поймал мишень в прицел, но, как и капитан, он жаждал побить рекорд и не стал бы стрелять до тех пор, пока четвертое орудие справа от него, "Умышленное убийство", также не поймает мишень в прицел.

Задержав дыхание, переждав две длинных медленных волны и услышав со стороны "Умышленного убийства" ворчание: "Когда захочешь, приятель", Бонден протянул руку за фитилем и опустил рдеющий кончик в запальное отверстие, изогнувшись так, чтобы не попасть под орудие при откате.

Они едва заметили оглушающе звонкий грохот и выброс пламени, вылетевшие ошметки пыжа, дым и протяжный скрип орудийных брюк: они приняли это как само собой разумеющееся, откатили пушку, пробанили, засунули в дуло пороховой картуз, ядро и пыж, и снова с приятным глухим стуком выкатили девятифунтовку — и, как само собой разумеющееся восприняли доклад орудия номер четыре, за которым тут же последовал доклад "Здоровяка" (шестого номера), и так далее, с удвоенной скоростью к орудиям номер двадцать два и двадцать четыре: "Попрыгунчика Билли" и "Аристократа", находящихся в спальне Джека и кормовой каюте соответственно. На плывущий по ветру густой белый дым они тоже обратили мало внимания. Их движения, молниеносные, точные и мощные, были доведены до автоматизма в такой степени, что большая часть расчета успела между делом отследить полет своего ядра и фонтан воды, который оно подняло вплотную перед мишенью. "На волосок, на волосок", — бормотал Бонден, склонившись над перезаряженным и снова нацеленным орудием, а потом приложил тлеющий фитиль к запальному отверстию.

Джек стоял на квартердеке с часами Стивена в руках — великолепным "брегетом" с секундной стрелкой — и вытягивал шею в попытке разглядеть что-либо поверх дыма от бортового залпа. Первый залп покрыл мишень столбами белой пены, ни одно ядро сильно не отклонилось от цели. Второй залп оказался еще лучше, взметнув в воздух две бочки и большую часть плота.

— Отличная работа, просто отличная, Богом клянусь! — вскричал Джек, чуть не разбив часы о поручень, но опомнился и передал их Кэлэми, выполняющему роль адъютанта.

— Отмечайте точно каждый раз, когда выпалит двадцать четвертое орудие, — приказал он и вскочил на ванты рядом с карронадой, чтобы посмотреть результат следующего залпа, который начался, когда фрегат взошел почти на гребень волны и закончился, едва "Сюрприз" начал опускаться — долгий непрекращающийся рев, клубы дыма, пронзаемые оранжевыми всполохами, и полет ядер, нацеленных потрясающе кучно, такие  верный прицел и дальность Джек видел впервые в жизни. От цели ничего не осталось. Джек спрыгнул обратно на палубу и взглянул на Кэлэми.

— Три минуты и восемь секунд, сэр, если вам угодно, — с улыбкой отрапортовал юноша.

Джек от души расхохотался.

— Мы это сделали, — произнес он, — но что мне понравилось еще больше, так это меткость. Любой дурак может палить, не глядя, в белый свет, но вот это было просто убийственно. Убийственно.

Обри прошел вдоль ряда пушек и их радостных, потных расчетов, особенно отметив капитанов "Гадюки", "Бешеного поросенка", "Бульдога" и "Капризной девчонки" за скорость перезарядки, но предупредив, что если они еще ускорятся, то выстрелят одновременно, чего делать явно не стоит — набор "Сюрприза" этого уже не выдержит и корабль развалится на куски, а Джек предпочел бы, чтобы фрегат сохранился в целости на случай, если им все-таки повстречается тяжелый приватир "Спартан".

Они видели его трижды. Всего через три дня после этих выдающихся учений, незадолго до рассвета, мистер Хани, вахтенный офицер, как обычно послал наблюдателя на мачту. Это было самое лучшее время для обнаружения врага, а шанс заметить его зависел от обстоятельств. Ночью лежал плотный туман, и по ветру всё ещё плыла лёгкая дымка, когда матрос окликнул палубу:

— Парус, парус с подветренной стороны.

— Доложи точнее! — крикнул Хани, с палубы он не мог ничего увидеть.

— Прямо на траверзе, сэр, — последовал ответ. — Но я больше не могу его разглядеть. Корабль, я думаю. Скорее всего, в доброй миле от нас.

— Это наверняка "Спартан", — бросил своему товарищу Неуклюжий Дэвис, склонившийся над огромным, обёрнутым тряпками камнем для полировки палубы. — Можешь поверить мне на слово, Джон Ларкин видел "Спартан". Джону Ларкину всегда везет.

Хани послал мичмана доложить Моуэту, а Джек, ворочавшийся без сна на койке, услышал, как пожилой матрос-итальянец говорит другому прямо над световым люком:

— Джон Ларкин увидеть "Спартано".

Но прежде чем Джек добрался до палубы, сверху спустился взволнованный Моуэт, с сияющим лицом и ещё в ночной рубашке.

— Сэр, я как раз собирался послать за разрешением сменить курс и поднять парус. С подветренной стороны заметили парус, и Ларкин думает, что это приватир.

— Ха-ха, — засмеялись матросы на трапе — их швабры валялись без дела.

— Отлично, мистер Моуэт, — сказал Джек. — Конечно, меняйте курс. И, может быть, вы заодно сумеете убедить вахтенных немного прибраться на палубе. Король платит им не только за красивые глаза, и должен сказать, очень неприятно показывать приватиру - если это приватир - такой неописуемый беспорядок, это даже иностранцу напомнит Содом и Гоморру.

Это и оказался приватир, только не "Спартан", и на самом деле, даже не иностранный корабль — двенадцатипушечный бриг "Пруденс" из Кингстона. Как только марево тумана растаяло под солнцем, он обстенил фор-марсель и лёг в дрейф, а когда "Сюрприз" оказался на расстоянии оклика, его капитан явился с бумагами.

Человек в простом синем мундире, примерно одного с Джеком возраста, поднялся и поприветствовал офицеров на квартердеке. Ему было явно не по себе, и сначала Джек счёл это проявлением беспокойства о собственной команде, которую Джек мог насильно завербовать, однако и после того, как Обри заметил, что им не нужны матросы, ничего не изменилось. Спустя некоторое время Джек понял, что капитан приватира боится быть узнанным и не признанным.

— Сначала я не мог вспомнить, где видел его раньше, — сказал Джек, когда тем вечером они со Стивеном настраивали музыкальные инструменты. — Совсем без понятия, пока он не намекнул насчёт того, что "сразу узнал старину "Сюрприз" по грот-мачте от тридцатишестипушечного фрегата", и тут я сообразил — это же тот самый Эллис, что командовал "Хиндом", восемнадцатипушечником, я с несколько раз встречал Эллиса в Кейптауне. Досадное понижение статуса, конечно, прямо как у тех, о ком я говорил, когда мы рассказывали пастору Мартину о приватирах. В данном случае, полагаю, был военно-морской трибунал — я забыл детали — что-то насчёт векселей, выставленных военно-морскому флоту, кажется. Не очень красивая история. Но мы отлично поладили, как только я вспомнил, кто он такой. И он довольно много рассказал мне о "Спартане". Боюсь, вряд ли мы встретим его по эту сторону Азорских островов.

— Вахта мистера Аллена, сэр, — проговорил вбежавший коротышка Говард, — и виднеются проблески четырёх парусов, три румба на правой скуле.

Говарда было сложно понять из-за нехватки зубов, но, как только смысл фразы дошёл до него, Джек сказал:

— Да, это вест-индийцы, о которых говорил Эллис. Выставьте два фальшфейера и дайте выстрел из пушки с наветренного борта.

Пушка громыхнула, все было проделано очень быстро, а Джек так и остался сидеть со скрипкой в руке.

— Ты о чем-то задумался, брат, — заметил Стивен без раздражения, хотя ему пришлось довольно долго ждать.

— О Боже, да! — воскликнул Джек. — Умоляю простить. Я сейчас задумался, была ли дома "адова гусыня", когда Сэм постучался в Эшгроу-коттедж: хотя не могу сказать, что это очень важно.

— Конечно, ее не было.

Стивен сыграл пассаж, Джек ответил вариацией, и так они продолжили пьесу, играя иногда по отдельности, иногда вместе, пробираясь через множество музыкальных форм, пока музыкальный узор не завершился великолепной концовкой, сыгранной в унисон. После чего Киллик подал им поджаренный сыр.

— В Англии, — заметил Стивен спустя какое-то время, — подъемные краны и "журавли" называют цаплями. И есть еще множество отличий. Как англичанин, прошу тебя, скажи, что ты подразумевал под "гусыней"?

— Гусыни — это сварливые, коварные властные женщины, с которыми слишком часто приходится иметь дело. Леди Бэйтс — одна из них. Такая же и миссис Миллер. Мне кажется, их называют так из-за жены Магомета, ну, по крайней мере, так говорил мой почтенный папа, когда я был юнцом.

Генерал Обри, ограничь он себя этимологией, хоть и поверхностной, никогда не причинил бы вреда сыну, но он решил податься в политику, как оппозиционер от разных мелких «карманных» местечек [7]; и поскольку был человеком недалекого ума, но неиссякаемой энергии, его постоянные и яростные нападки на правительство сделали его объектом неприязни и подозрений даже среди знакомых тори. Теперь он связался с членами радикального движения с довольно плохой репутацией, но не потому что жаждал увидеть хотя бы малейшие реформы в парламенте или что-либо еще в таком роде, но потому что в своем безумии он до сих пор считал, что правительство сделает ему подачку, например пост колониального губернатора, лишь бы заставить его замолчать. Он также считал некоторых своих друзей-радикалов дьявольски талантливыми дельцами, а он прямо-таки жаждал богатства.

Стивену доводилось встречать отца Джека — и впрямь опасный родитель — тогда в голове у него мелькнуло желание, чтобы генерал подавился следующим же куском, однако Стивен лишь молча передал поджаренный сыр, и вскоре они уже играли нежную элегию, услышанную им в ирландском городе Корк от самого Хемпсона, величайшего в мире арфиста, которому тогда исполнилось сто четыре.

Следующий "Спартан" оказался всё же по эту сторону Азор, с наветренной стороны и всего в сотне миль от места, где он пустился в погоню за Пуллингсом на "Данае", и выглядел именно так, как описывал Том в своём письме: настолько похожим на португальский военный корабль, что даже на расстоянии мили опытный моряк мог бы поклясться, что это именно так. Все было как надо — флаг, мундиры офицеров, даже сияющее в лучах солнца позолоченное распятие на квартердеке.

Опытный моряк мог бы поклясться в этом даже на расстоянии полумили, когда и капитан Обри, и мистер Аллен стояли рядом, сфокусировав подзорные трубы на приближающемся корабле, в то время как терпкий дымок тлеющих фитилей вился вокруг них, а матросы, стоящие наготове, чтобы сорвать маскировку с заряженных орудий, поглядывали друг на друга с одинаковым выражением зарождающегося понимания, удивления, разочарования и облегчения.

— Слава Богу, мы не выстрелили, сэр — заметил штурман.

Джек кивнул и крикнул:

— Эй, там! Погасить фитиль, погасить фитиль. Мистер Моуэт, флаг и вымпел. — Через разделявшую их воду донеслось несколько раздражённое приветствие португальцев, и Джек продолжил: — Мистер Аллен, прошу, ответьте, — (штурман изъяснялся по-португальски), — и попросите капитана отобедать со мной.

Португальский капитан отказался обедать, но любезно принял извинения и объяснения Джека. Они распили в его каюте бутылку прекрасного белого портвейна, и Джек узнал, что хотя в гавани Фаяла и находились два американских приватира, ни один из них не "Спартан", они даже не того размера. "Спартан" появлялся в этих водах, но, скорее всего, умчался прочь, к побережью Гвинеи, или, возможно, затаился где-то подальше к востоку, чтобы при полной луне "подкараулить кого-нибудь из ваших жирных вест-индийцев" как, усмехнувшись, сказал португалец, любивший призы, как и любой из живущих.

Полнолуние в самом деле приближалось. На растущей луне ветер обычно затихал, так что к тому времени, когда "Сюрприз" заметил третьего "Спартана" восточнее Терсейры, Атлантика выглядела безобидной, как озеро Серпентин в Гайд-парке, лишь кое-где чуть волнуясь под лёгким бризом.

Третий "Спартан", как это часто случалось с кораблями, появился из утреннего тумана, с северной стороны — на правой скуле. С квартердека корпус гостя, который тоже шел левым галсом, был виден целиком. Сначала ему не оказали должного уважения. Вахте правого борта, с покрасневшими от воды после уборки палубы ногами (в такую-то холодрыгу) надоел этот так называемый приватир, надоел треклятый палубный груз и эти чёртовы тряпки. Слишком поздно теперь встречаться с какими-то спартанами, пора уже завтракать.

Джек, обозревавший простор океана с грот-марса, придерживался того же мнения, но все же считал, что следует отдать приказ убрать гамаки, а вахтенные внизу должны оставаться на местах до дальнейших указаний.

Как только окончательно рассвело, он порадовался, что отдал такие приказы. Его недавняя встреча с португальским военным кораблем делала обманный облик "Спартана" — это и был настоящий приватир — менее убедительным, да и в любом случае, корабль на горизонте полностью отвечал описанию Пуллингса. Высокие мачты, массивный рангоут, без сомнения очень быстрый, способный дать шокирующе мощный залп, по крайней мере, с близкого расстояния. Заметив "Сюрприз", Спартан сразу же привелся к ветру, и это для Джека стало очень показательно — самое подходящее время, чтобы выиграть ветер. Если бы это был португалец в обычном патруле, он никогда бы этим не обеспокоился — начинать разворот на таком расстоянии и при столь слабом ветре — действие, от которого выйдет прок только после нескольких часов точно рассчитанных маневров.

Джек скорректировал курс, и поскольку он взял свой завтрак наверх, наблюдал за приватиром с неослабевающим вниманием. К тому времени, когда Обри допил кофе, он был абсолютно уверен в своей правоте, и его убежденность передалась команде. Время от времени он отсылал всё больше людей вниз, дабы уменьшить наблюдаемых на палубе людей до обычного количества на борту купца: задача непростая, поскольку в то же время нужны были все руки, чтобы ставить паруса, брасопить тяжелые реи так же быстро, как это делал приватир, который, как Джек видел, управлялся действительно великолепно.

Вахта левого борта сначала была в восторге от того, что всю работу на палубе в холоде и сырости выполняет вахта правого борта, в то время как они лежат в гамаках, как лорды. Но вскоре внизу стало сначала тесно, а по мере того, как вахта правого борта отправлялась вниз, просто безнадежно тесно. На нижней палубе не было ни пушечных портов, ни люков, и потому узнать, что происходит, они могли только со слов более удачливых собратьев через форлюк.

Корабли Королевского флота различались в строгости дисциплины. Были такие, на которых сложно застать за тихой беседой двух матросов, их бы тут же прервали, подозревая в недовольстве, а возможно, в подстрекательстве к бунту, и доложили бы об этом. "Сюрприз" даже близко не походил на эти несчастные корабли, но и на нем продолжительные беседы во время вахты не приветствовались, особенно во время таких чрезвычайно деликатных операций. Сообщения, доставляемые через форлюк, были скудны и обрывочны, но произнесенные на языке моряков и для моряков, они весьма точно описывали, как обстоят дела.

Корабли шли параллельными курсами южнее и севернее друг друга, и хотя временами задували легкие "кошачьи лапки", а иногда и легкий ветерок с других направлений, несомненно общее движение воздушных масс шло с веста; признаки свидетельствовали, что спустя какое-то время, может быть завтра, ветер усилится. Задачей каждого капитана было занять наветренное положение, то есть в данном случае оказаться западней от другого корабля, чтобы спуститься по ветру лучшим курсом и начать схватку тогда и при таких условиях, которые он сочтет оптимальными, а не вести долгую погоню против ветра, с непредсказуемым результатом и вероятностью потерять важные детали рангоута, снесенные пушечным залпом противника или ветром. Но при этом каждый капитан хотел, чтобы противник не понял его маневр, а счел его естественной частью обычного мирного плавания: таким образом ничего не подозревающий, не торопящийся противник позволил бы обвести себя вокруг пальца.

Эти обстоятельства разбавляли медленную, но напряженную гонку за обладание ветром, в которой каждое дуновение должно быть поймано и передано кораблю всем, что только можно было натянуть, однако кое-что ставило "Сюрприз" в заведомо проигрышное положение, и с этим приходилось мириться: в связи с ролью простого "купца", фрегат не нес бом-брам-стеньги поверх обрубков брам-стеньг, и их нельзя было поставить (как это принято в военном флоте), не вызвав подозрений, не могли на корабле воспользоваться и бом-брамселями, трюмселями, мунселями и остальными верхними летучими парусами, которые так бы пригодились при этих легких зефирах, где на высоте воздух двигался несколько быстрее, чем непосредственно у поверхности моря.

Установили необходимые стеньги и реи, на них распустили верхние паруса, но за это время "Спартан", воспользовавшись зашедшим с норд-веста ветерком, оказался на полмили ближе.

Это совершенно не устраивало Джека. Он не хотел, чтобы его корабль был поврежден, а команда перебита в попытке поймать приватира: он надеялся все же выиграть преимущество наветра в борьбе за вест, а потом — со "Спартаном" под ветром и в пределах досягаемости своих орудий, сбросить маскировку, дать продольный залп и ждать, когда противник сдастся. Если не получится сразу, тогда добавить еще пару бортовых залпов, чтобы наверняка. Но если теперешнее преимущество позволит приватиру развернуться к нему бортом, тогда абордажа и рукопашной схватки не избежать, ну и сорокадвухфунтовые карронады "Спартана" вступят в игру, с вытекающим ущербом для корабля и увечьями многих людей.

Пристально наблюдая за действиями "Спартана" и как "кошачья лапка" морщинит зеркально гладкую поверхность моря, Джек перегнулся через кромку марса и отдал приказы. "Сюрприз" плавно повернулся вправо и заскользил в сторону "Спартана" в пределах досягаемости случайного выстрела, поймал этот слабый ветерок, а потом лег на прежний курс с видом спокойного превосходства. Десять или пятнадцать минут "Сюрприз" скользил достаточно быстро, чтобы по воде вдоль бортов шла рябь, оставляя "Спартана" позади с обвисшими парусами, едва способного слушаться руля.

К тому времени как порыв ветра унесся дальше, фрегат уже восстановил равновесие. Об этом доложили на нижнюю палубу, и Быстрый Дудл, немолодой и опытный матрос, заметил, что теперь они могут спокойно посостязаться курсом бейдевинд: в этом деле капитану никто не страшен, в крутой бейдевинд этому кораблю нет равных — к концу дня он заберет ветер у любого другого.

Конечно же, корабли шли в бейдевинд, и каждый с бесконечным вниманием управлял парусами, идя восхитительно круто к ветру, заставляя натянутые булини звенеть, но также и отклоняясь от курса под ветер, иногда угрожающе далеко, в поисках какого-нибудь случайного бриза, блуждающего по морю, зачастую под толстыми нагромождениями кучевых облаков. А еще они совершали маневры, призванные обмануть соперника, например замедлялись, чтобы накопить инерцию, переложив штурвал предельно круто к ветру и застывая в ожидании, и даже позволяли передним парусам полоскать, подводя корабль к точке перемены галса, но внезапно натягивали кливер и фор-стень-стаксель и возвращались на прежний курс — идея заключалась в том, чтобы второй корабль, выполняя тот же маневр, или терял время, наблюдая за действиями противника и ожидая ошибки, или, поторопившись, терял еще больше времени, чтобы вернуться на прежний галс.

К полудню — жаркому, влажному, гнетущему полудню — каждый капитан уже получил четкое представление о возможностях своего противника. Джеку стало ясно, что его коллега — умелый моряк, хитрый, коварный и, в какой-то мере, двуличный, а его корабль, по крайней мере при слабом ветре, вел себя почти так же, как "Сюрприз". Почти, но не совсем: к тому времени, когда солнце начало спускаться к горизонту, унося с собой остатки слабого ветерка, так что море застыло зеркальной гладью от края до края, "Сюрприз" выиграл практически четверть мили с наветра, и у Джека появилась вполне обоснованная уверенность, что если ветер задует после заката, что вполне вероятно, он сможет увеличить дистанцию до мили (противники шли на параллельных курсах, пока не стих ветер), "Спартан" окажется прямо с подветренной стороны, и его можно будет заставить сдаться.

Но для этого понадобится ветер, и хотя весь экипаж "Сюрприза", начиная с капитана, насвистывал и скреб мачты, ветра не было. Ничто не нарушало зеркальной поверхности моря, ни фонтан кита в отдалении, ни полет летающих рыб (с полдюжины наловили со сходней вчера вечером), ни малейшего колыхания ветерка. Корабли стояли неподвижно, указывая бушпритами на норд, "Спартан" — по правому борту от "Сюрприза".

— Будь добр, спроси доктора и мистера Мартина, не хотят ли они взглянуть на идеальный штиль, — обратился Джек к старшине-рулевому, стоящему рядом с ним на марсах, — может, они посвистят, и это что-нибудь изменит.

Когда Бонден спустился вниз, у него возникли трудности с доставкой этого сообщения. Оба джентльмена, судя по всему, воспользовались замечательной возможностью при полном отсутствии качки, чтобы разобрать свои коллекции бразильских и полинезийских жесткокрылых, разложив их в кают-компании.

Бонден по неосторожности раздавил нескольких жуков, а, отшатнувшись, смахнул остальных. Джентльмены, даже капеллан, ответили довольно грубо, что они могут и посвистеть, даже, если требуется, поскрести мачту, как язычники-идолопоклонники, но пока капитан не отдал прямого приказа, они приносят ему свои извинения, поскольку не могут покинуть своих жуков прямо сейчас.

— Ну что ж... — с улыбкой начал Джек, — это всего лишь... — Он замолчал и быстро приставил подзорную трубу к глазу. — Они готовятся к спуску шлюпок, — произнес он, а несколькими мгновениями позже ялик "Спартана" плюхнулся в воду, подхватил линь и стал буксировать нос корабля по дуге, пока не развернул "Спартан" бортом к "Сюрпризу".

После небольшой паузы прозвучал выстрел одной из его тяжелых карронад: Джек видел, как наводчик прицелился с максимальным возвышением орудия, а потом приложил пальник.

Ядро задело гладкую поверхность воды и запрыгало в сторону "Сюрприза" огромными скачками. Невероятно точный прицел, но слишком большое расстояние, и ядро затонуло на десятом рикошете, спустя мгновение после того, как звук выстрела достиг "Сюрприза". Стало очевидно, что капитан приватира до сих пор уверен, что перед ними "купец", он собирается вернуть инициативу в свои руки и подойти ближе, как только позволит ветер. В первую очередь он хотел запугать "Сюрприз" этим тяжелым ядром, а потом расправиться с противником, отбуксировав "Спартан" так, чтобы фрегат попал в зону поражения пушек приватира, а затем — абордаж на лодках, которые уже готовы к спуску на воду.

— Все по местам! — громко, но вполне ожидаемо скомандовал Джек, и моряки побежали наверх, прочь от надоевшего всем безделья.

Все это сопровождалось быстрой последовательностью приказов, а Мартин заметил Стивену:

— Как им удается так бегать? И что это за маленькие кучки за чайником?

— Это двойные экземпляры для сэра Джозефа Блейна.

— Вы уже упоминали сэра Джозефа Блейна и раньше, но я не припомню, чтобы вы когда-либо рассказывали мне, кто он такой, — заметил Мартин, взглянув с оттенком зависти на императорского жука, в его коллекции имелось два экземпляра.

— На хлеб он зарабатывает в Уайтхолле, но его страсть — энтомология, и у него прекрасная коллекция редких видов. В прошлом году он был одним из вице-президентов Ассоциации энтомологов: я познакомлю вас, когда мы в следующий раз окажемся в Лондоне. Сдается мне, я увижу его вскоре после того, как мы причалим.

"Аминь, аминь, аминь", — добавил он про себя, посмотрев на невзрачную бронзовую шкатулку с баснословным состоянием, терзающим его разум днем и ночью.

— Бочки за борт! — крикнул Джек. — Сбросить маскировку. Мистер Моуэт, когда вы собираетесь спустить эту шлюпку?

— Прямо сейчас, сэр, прямо сейчас, — откликнулся Моуэт со спардека. Но на этот раз эффективный механизм корабля разладился. Штифт блока сломался, снасть заело, и несмотря на яростные усилия боцмана, шлюпка продолжала висеть на одном рыме, пока второй катер бесцеремонно сбрасывали за борт. В это время, к своей большой досаде, Джек увидел вдалеке на севере рябь на воде: оттуда быстро стал заходить западный ветер. Он достиг "Спартана" и приватир, у которого зародились подозрения, развернулся, поймал ветер в правую раковину и, утягивая за кормой ялик, стал двигаться на восток, все быстрей и быстрей, а его команда брасопила реи с невероятной скоростью.

— Поднять флаг и короткий вымпел, — скомандовал Джек. — Старший канонир, запустите-ка ядро ему по курсу, а второе — в грот, если первое его не остановит.