Оборотная сторона медали

Стивен кивнул и продолжил, понизив голос:

— Дружище, ты меня извини, но вид посланника тебя может удивить. Не показывай удивления. Так мне привести его?

— Да, конечно.

— Добрый вечер, сэр, — сказал юноша глубоким, чуть дрожащим голосом, протянув письмо. — Когда я был в Англии, миссис Обри попросила меня передать это вам или кому-либо, вызывающему доверие, но я уплыл ещё до того, как ваш корабль причалил.

— Я действительно очень обязан вам, сэр, — ответил Джек, тепло пожимая ему руку. — Умоляю, присядьте. Киллик, Киллик, зайди. Принеси бутылку мадеры и воскресный пирог. Мне очень жаль, что я не могу принять вас как подобает, сэр, дело в том, что я собираюсь провести вечер у адмирала, но, может, вы не откажетесь отужинать со мной завтра?

Разумеется, всё это время Киллик подслушивал за дверью и был наготове. Он сразу же вошел вместе с своим темнокожим напарником Томом Бёрджессом, и эта впечатляющая процессия показала, что они могут справляться не хуже дворецких и лакеев, прислуживающих на суше. Но желание Тома как следует рассмотреть посетителя, который повернулся в другую сторону, было так велико, что он столкнулся с Килликом, наливая вино. Когда «проклятые увальни» пришибленно удалились, и Джек снова остался наедине с гостем, он внимательно посмотрел ему в лицо. Оно было удивительно знакомым: он точно раньше его видел.

— Прошу прощения, — сказал Джек, ломая печать. — Я только взгляну, нет ли там чего-нибудь срочного.

Нет, ничего срочного так не оказалось. Это была третья копия письма, направленного в один из тех портов, где «Сюрприз» мог оказаться по дороге домой. В начале письма сообщалось об успехах Джека в растениеводстве, о затянувшемся судебном разбирательстве и ветрянке, а в конце, в спешно написанном постскриптуме, говорилось, что Софи дала это письмо мистеру Баст… (неразборчиво) который направляется в Вест-Индию и был настолько добр, что заглянул с визитом.

Обри поднял взгляд, и снова его посетило чувство, что это лицо ему знакомо.

— Я вам весьма признателен за то, что доставили мне это письмо, — сказал он. — Надеюсь, в Эшгроу всё благополучно?

— Миссис Обри сказала, что дети подхватили ветрянку и она переживала за них, конечно. Но джентльмен, который там сидел и чьё имя я не запомнил, заверил, что это вовсе не опасно.

— Мне кажется, моя жена не совсем правильно уловила ваше имя, сэр, — сказал Джек. — Во всяком случае, я не могу разобрать, что она пишет.

— Меня зовут Панда, сэр, Сэмюэль Панда. Моей матерью была Салли Мпута. Поскольку я направлялся вместе со святыми отцами в Англию, она захотела, чтобы я отдал вам это, — он вытащил пакет. — За этим я и прибыл в Эшгроу, надеясь застать вас там.

— Бог ты мой, — сказал Джек и медленно начал вскрывать упаковку. Внутри лежал зуб кашалота, на котором он лично выгравировал ЕВК «Резолюшн» под зарифленными парусами, ещё когда был совсем юным. Моложе, чем этот высокий юноша, сидящий перед ним. Также в посылке лежали небольшой пучок перьев и шерсть слона, связанные полоской леопардовой шкуры.

— Это талисман, он будет хранить вас от кораблекрушения, — объяснил Сэмюэль Панда.

— Стихия милосердна, — машинально ответил Джек. Они испытующе уставились друг на друга. Один нетерпеливо, а другой — выжидательно. В кормовой части корабля, где обитал Джек, зеркал было мало — только маленькое зеркальце для бритья в его спальне. Но в причудливом и замысловатом предмете интерьера, который подарила Стивену его жена Диана (в основном использовался как пюпитр), имелось большое зеркало на внутренней стороне крышки. Джек открыл его, и они, встав рядом, стали молча и тщательно сравнивать отражения, выявляя сходство.

— Поразительно, — наконец выговорил Джек. — Я и понятия не имел, даже не предполагал... — Он снова сел. — Я надеюсь, ваша матушка в добром здравии?

— Всё хорошо, спасибо, сэр. Она в больнице Лоренсу-Маркеша, готовит африканские снадобья, которые некоторые пациенты предпочитают обычным.

Затем последовала пауза до тех пор, пока Джек снова не повторил: «О Господи...», продолжая крутить в руках зуб. Мало что в мире ещё могло поразить его, он перенёс немало ударов судьбы, не потеряв присутствия духа. Но сейчас последствия грехов юности отчётливо предстали перед ним, застав врасплох.

— Могу я рассказать о моей жизни до приезда сюда, сэр? — спросил юноша, прерывая тишину низким и мягким голосом.

— Разумеется. Будь добр, — ответил Джек.

— Мы переехали в Лоренсу-Маркеш сразу после моего рождения. Матушка родом из Нвандве, это совсем рядом. Когда я был ещё совсем маленьким, и, как оказалось, очень болезненным, меня забрали святые отцы. К тому времени матушка вышла замуж за старика из племени зулусов, знахаря и конечно же, язычника, потому они и взяли меня на воспитание.

— Благослови их Господь, — сказал Джек. — Но Лоренсу-Маркеш лежит в заливе Делагоа — разве это не португальский город?

— Португальский, сэр, но город полностью населён ирландцами. Миссия прибыла из графства Роскоммон, и случилось так, что отец Пауэр и отец Бирмингем сначала взяли меня в Англию, где я надеялся найти вас, а потом в Вест-Индию.

— Хорошо, Сэм, — сказал Джек. — Ты желанный гость на моем корабле, уверяю. Теперь, когда ты меня нашёл, что я могу для тебя сделать? Случись это раньше, о чём я теперь могу лишь мечтать, всё было бы проще. Но как я уже сказал, я ничего не знал... Разумеется, ты уже слишком взрослый для поступления на службу на флот, хотя постой... ты никогда не думал о том, чтобы стать капитанским клерком? Ты можешь дорасти до должности казначея, и вообще жизнь у них довольно приятная. Я знавал кучу клерков, которые командовали подразделениями во время шлюпочных операций.

Некоторое время Джек горячо и подробно рассказывал об удовольствиях морской службы, но спустя некоторое время заметил во взгляде Сэма вежливое изумление, тактичное и вполне уважительное, однако этого оказалось достаточно, чтобы пресечь его излияния.

— Вы очень любезны, сэр, — сказал Сэм, — и так великодушны, но я пришёл не для того, чтобы о чём-либо вас просить — кроме доброго слова и благословения.

— Конечно, ты это получишь — благослови тебя Бог, Сэм — но я хотел бы сделать для тебя что-нибудь более существенное, помочь в жизни. Но, возможно, я ошибаюсь — у тебя есть неплохое местечко, может, ты работаешь на этих джентльменов?

— Нет, сэр. Конечно, я посещаю их, в основном, из чувства долга, особенно хромого отца Пауэра, но меня обеспечивает миссия.

— Сэм, только не говори мне, что ты папист, — воскликнул Джек.

— Мне жаль разочаровывать вас, сэр, — с улыбкой сказал Сэм, — но я и правда папист и со временем надеюсь стать священником, если на то будет божий промысел. А пока я всего лишь церковный служка.

— Ясно, — подвел итог Джек, собираясь с мыслями, — один из моих лучших друзей — католик. Доктор Мэтьюрин — ты с ним встречался.

— Я уверен, он весьма учёный человек, — с поклоном ответил Сэм.

— Но скажи, пожалуйста, Сэм, — продолжил Джек, — чем ты сейчас занимаешься? И каковы твои планы?

— Что ж, сэр, как только придёт корабль, святые отцы отправятся миссионерами в Бразилию. Они берут меня с собой, хоть я и не посвящён в духовный сан — потому, что я говорю на португальском и к тому же чёрный. Они думают, что я лучше подойду для бесед с рабами-неграми.

— Уверен, ты справишься, — сказал Джек, — То есть... Я уверен, что смогу сказать — один из моих друзей не только католик, но ещё и чёрный в придачу... Что такое, Стивен, в чём дело?

— Прошу прощения, что прервал, но пора к адмиралу. Моуэта очень беспокоит возможное опоздание. Гичка у борта, и моя виолончель уже там. Да, моя виолончель уже в гичке.

Джек с трудом сдержал едва не вырвавшееся проклятие, подхватил скрипку и сказал:

— Едем с нами, Сэм. Шлюпка доставит тебя на берег и заберёт завтра, если пожелаешь осмотреть корабль и пообедать со мной и доктором Мэтьюрином.

Глава вторая

Каравелла «Носса сеньора дес несесидадес», старое судно с широкой кормой, воспользовалась дувшим к берегу ветром, чтобы подойти к мысу Нидхэм-Пойнт, но, к несчастью, правым галсом. Сейчас она пересекала линию пенящейся воды, за которой прибрежный бриз превращался в пассат. Корабль привело к ветру, пассат с норд-оста сильно накренил его, и через шпигаты хлынули воды Карибского моря.

— Травите все шкоты, салаги чертовы, — воскликнул Джек.

— Там Сэм натягивает канат, — сказал Стивен, смотревший в подзорную трубу.

— Это не тот канат, — сказал Джек, стиснув кулаки.

Но так или иначе, каравелла каким-то образом пережила опасный крен и выровнялась. Все ее паруса дико хлопали на ветру, а моряки носились по палубе, обнимаясь и поздравляя друг друга и святых отцов. Потом судно осторожно увалилось под ветер, поймало пассат в бакштаг и исчезло вдали за мысом.

— Слава Богу, — сказал Джек. — Теперь им не понадобится поднимать паруса или менять галс до самого Пара, может даже, они доберутся туда, не потеряв ни единой души. Господи, Стивен, я никогда не видел ни подобного примера управления кораблем, ни такого явного небесного промысла. Это жуткое старое корыто вообще не должно было добраться до Бриджтауна, оно, несомненно, потонуло бы сейчас вместе со всем экипажем, если б не вмешательство Господа. То, что последние шестьдесят-семьдесят лет оно держится на плаву — это просто чудо, непрерывная череда чудес. И всё же я предпочёл бы, чтобы он отплыл на судне, которому не требуется неистовая помощь ангелов-хранителей денно и нощно.

— Он — прекрасный молодой человек, — заметил Стивен.

— А то нет? — сказал Джек. — Как я надеюсь, что юный Джордж станет таким же! Мне так радостно было слушать, как вы с ним щебечете на латыни, болтаете без умолку. Хотя я заметил, что пастор Мартин, кажется, не так уж хорошо его понимал.

— Это потому, что бедняга Мартин привык к английскому произношению.

— А что не так с английским произношением? — недовольно спросил Джек.

— Да всё так, за исключением того, что его никто не понимает, кроме самих англичан.

— Я так не думаю, — сказал Джек. — А ты знаешь, что он может взять нижнее «фа», громко и безо всяких усилий? Голос — как орган.

— Конечно, я слышал. Это же я попросил его выдать «Славься, Царица» на октаву ниже. От его голоса даже стол задрожал.

— Именно так, да, да! Но всё же лучше бы он не был таким чёрным.

— Знаешь, брат, нет ничего плохого в том, чтобы быть чёрным. Царица Савская была чернокожей и красавицей к тому же, я уверен. Каспар, один из трёх волхвов, был чёрным. Святой Августин, епископ Гиппона, был африканцем, и у него тоже был сын, рождённый вне брака, как ты наверняка помнишь. Более того, когда привыкаешь видеть чернокожих, белые тела кажутся бесформенными, прямо-таки противными, это я очень хорошо помню по Большому Южному морю.

— И еще я бы предпочел, — прости меня, Стивен, — чтобы он не был католиком. Это не в укор тебе, и вообще не о религии — нет, вполне возможно, что он тоже может попасть в рай. Я имею в виду отношение к ним в Англии. Ты же помнишь Гордоновский бунт и все эти слухи, что в безумии короля виноваты иезуиты, и многое другое. Кстати, Стивен, надеюсь, эти его святые отцы не иезуиты? Мне не хотелось спрашивать напрямую.

— Конечно нет, Джек. Их давно запретили. Клемент XIV расправился с ними в семидесятых, и правильно сделал. Конечно, они пытаются пробраться обратно под тем или иным юридическим предлогом, и, осмелюсь сказать, скоро у них снова будут неприятности из-за того, что они десятками выгоняют из школ атеистов, но эти джентльмены не имеют с иезуитами совершенно ничего общего.

— Что же, очень рад. Но я думал о том, что если бы он был белым и протестантом, то мог бы стать адмиралом — мог бы поднять свой флаг! Парень с такими способностями — шустрый, живой, жизнерадостный, смышлёный, скромный, хорошо воспитанный — да ему сам бог велел быть моряком. Если бы у него был хоть один шанс — он проявил бы себя, и в кровавой войне, да в сезон лихорадок, он не упустил бы возможности продвинуться по службе и, глядишь, закончил бы службу с флагом Соединённого королевства на грот-брам-стеньге, полным адмиралом флота!

— Но он чёрный и католик, и может стать епископом Африки, как святой Августин, носить митру и посох. Он даже может стать епископом в Риме, Папой Римским, надеть тройную тиару. Кроме того, Джек, ты должен учесть, что, став папистом, он последовал примеру всех своих английских предков с тех времён, когда ирландские миссионеры научили их писать, читать и различать добро и зло, и до правления славной памяти Генриха VIII, всего несколько поколений назад.

Однако Джек не казался особенно довольным. Спустя минуту он сказал:

— Мне пора собираться на флагман. В десять начинается чёртово заседание трибунала.

— Мне тоже пора, — ответил Стивен. — Меня ждёт пациент.

По дороге к пристани Джек сказал:

— Но всё же меня порадовали твои слова про этого вашего святого.

— Ты же знаешь, он и твой святой. Святого Августина признают даже новейшие церковные общины — всё-таки он один из отцов церкви.

— Тем лучше. То, что святой и отец церкви мог иметь внебрачные связи — это, пожалуй, очень утешает.

— Пожалуй. Хотя, мне кажется, он тогда ещё не стал святым.

Некоторое время они шли молча, потом Джек сказал:

— Есть один вопрос, который я хотел задать Сэму, но как-то не получилось. Я почему-то не смог сказать: «Сэм, ты не упоминал в Эшгроу-коттедж, зачем хочешь со мной повидаться?»

— Он об этом не говорил, — ответил Стивен. — Я в этом уверен, как если бы сам там был. Он милый, открытый, искренний молодой человек, но не глуп. Совсем не глуп, и никогда не причинил бы тебе неприятностей.

— Даже если так, боюсь, Софи догадалась об этом, глядя на его лицо, хоть он и чёрный, благослови его Бог. Ты ведь сразу понял, иначе бы не сказал, чтобы я не слишком удивлялся.

— Надо признать, вы с ним поразительно похожи.

— Послушай, Стивен, — неуверенно выговорил Джек, — могу я попросить тебя упомянуть как-нибудь святого Августина для Софи? Она ревностная христианка. И ты же знаешь, ей очень не нравится подобная распущенность. Она вряд ли полюбит...

Тут вмешался ангел-хранитель с кляпом в руках, ибо он чуть не сказал «Диану».

Диана, кузина Софи и жена Стивена, временами действительно вела себя весьма вольно. В этот момент другой ангел-хранитель помог ему с вдохновением, так что Джек продолжил почти без запинки.

— ... ей совсем не нравился Хинидж Дандас из-за его выводка маленьких бастардов, пока я не рассказал Софи, как в детстве я тонул, а он меня спас.

— Конечно, вреда от этого не будет, — сказал Стивен.

Больше сказать он не успел — они приблизились к площадке, у которой швартовались шлюпки с военных кораблей, и среди них Бонден на прекрасном новом баркасе с фрегата.

Адмирал сдержал своё слово, и «Сюрприз» щедро снабдили припасами. Уже пополнили запасы воды, хлеба, говядины, доставили большую часть дров, а в полдень предполагалось прибытие пороховой баржи. Моуэт, первый лейтенант, казначей Адамс и весь экипаж были чрезвычайно заняты, но, несмотря на это, им удалось найти время, чтобы украсить баркас, а гребцы потратили всё свободное от вахты время, чтобы приукрасить себя или хотя бы одежду.

Многим капитанам нравилось, чтобы гребцы их шлюпки носили единообразную одежду, иногда в соответствии с названием корабля: на «Изумруде», например — ярко-зелёные рубашки, на «Нигере» — всё черное, на «Арго» пользовались бледно-жёлтым цветом, а иногда в соответствии с личным вкусом капитана, но Джека такие вещи совершенно не интересовали, и он не отдавал на этот счет никаких приказов.

Однако его команда взяла вопрос с форменной одеждой на себя, чувствуя обязанность поддержать честь корабля, что было не так-то просто в Вест-Индиях, земле показного лоска и сверкающих белых гробниц, и решила, что в сложившихся обстоятельствах лучше всего надеть шляпы с загнутыми широкими полями и трехфутовой лентой с вышитой надписью ЕВК «Сюрприз» и развевающимися концами, снежно-белые рубашки, не менее великолепные панталоны, плотно облегающие талию и расширяющиеся книзу, с красными и синими лампасами, заплести косицы до пояса (те, кого природа не наградила пышной шевелюрой, восполнили недостаток паклей), повязать черные шейные платки и надеть на огромные, расплющенные от постоянной беготни босиком ноги изящные башмаки с бантами. В таком наряде они могли достойно отвезти своего капитана на заседание трибунала на “Неудержимом” (мероприятие, требовавшее полной парадной формы), но не могли сойти на грязный причал, рискуя испортить весь эффект, поэтому они наняли четверых туземных мальчишек управляться со сходнями и отталкивать шлюпку.

Сходни были короткими, но гребцы баркаса плавали с доктором Мэтьюрином не первый год и хорошо знали о его способности оступаться на трапах, вываливаться из кормовых иллюминаторов и падать с причала, так что все они вытянули шеи, внимательно наблюдая, как он осторожно и неуверенно продвигается над полосой грязи.

Не то чтобы они сейчас опасались за его жизнь, поскольку море здесь было совсем мелким, но во время отлива вода ужасно грязная, и, шлёпнувшись в неё, он мог забрызгать их одежду. А если придётся его спасать, всю напрочь заляпает. Этим утром Мэтьюрин казался совершенно не подходящей компанией для их капитана — в синем с золотом мундире Обри выглядел великолепно. На боку у него висела сабля, подарок общества Ллойда, в четвёртой петлице — медаль за битву при Ниле. Турецкая награда — бриллиантовый челенк — сверкал на великолепной шляпе с золотым позументом, надетой поперёк, в стиле Нельсона. Он был вымыт и выбрит — как, впрочем, и всегда, даже в самых суровых условиях. Тщательно расчёсанные волосы, собранные сзади и перевязанные широкой чёрной лентой, были тщательно напудрены.

В противоположность Обри, доктор Мэтьюрин был, как обычно, небрит и, похоже, не посчитал нужным умыться. Он был в бриджах, расстегнутых на одном колене, нелепых чулках и замызганном старом плаще, который его слуга дважды пытался выбросить. Кроме того, он, видимо, пребывал в уверенности, что причёсанный щёткой старый парик придаёт ему приличный вид.

— Может быть, сэр, — сказал Бонден, — доктору лучше бы на плоскодонке вернуться назад, на корабль. Тут одна с овощами как раз задержалась. Он кивнул в сторону похожей на корзинку плоскодонки, стоящей у края причала, более устойчивого и подходящего перевозчика.

— Ерунда, — сказал Стивен, ступая на сходни. — Я отправляюсь на «Неудержимый». Они считают, что для меня эта погрузка, этот переход, как игра в кегли для собаки, — недовольно пробормотал он, переступая мелкими шажками.

Доска под его ногами дрогнула от лёгкого всплеска дальней волны, он пошатнулся и слабо вскрикнул, но Джек подхватил его сзади под локти, поднял и перенёс через планширь в шлюпку, где сильные руки передали его, как мешок, на кормовое сиденье.

Те же сильные руки помогли ему подняться по трапу флагмана, оберегая, следя за каждым шагом, напоминая об осторожности и придерживая. К тому времени, как Стивен добрался до квартердека, Джека, должным образом взошедшего на борт, уже встретили с подобающими церемониями и препроводили на корму. Однако там оказался мистер Бучер, бывший хирург «Норфолка», а теперь военнопленный.

— Добрый день, мистер Бучер, — сказал Стивен, — как любезно с вашей стороны прийти сюда. Я очень вам обязан.

У Бучера имелся необычайно богатый опыт, и хотя он не был особенно образованным и не обладал другими знаниями, кроме профессиональных, он владел таким даром диагностики, равный которому Стивену доводилось встречать редко.

— О, совсем нет, — ответил тот, — я так рад хоть немного отплатить вам за доброту, проявленную к бедному капитану Палмеру. — Он взял понюшку табака и добавил: — Мистер Мартин уже спустился вниз.