Как хорошо в вашем обществе [английский и русский параллельные тексты]

Robert Silverberg	Роберт Силверберг
THE PLEASURE OF THEIR COMPANY	Как хорошо в вашем обществе
He was the only man aboard the ship, one man inside a sleek shining cylinder heading away from Bradley's World at ten thousand miles a second, and yet he was far from alone.	Он был единственным пассажиром на борту корабля, единственным человеком внутри изящного цилиндра, со скоростью десять тысяч миль в секунду удаляющегося от Мира Бредли.
He had wife, father, daughter, son for company, and plenty of others, Ovid and Hemingway and Plato, and Shakespeare and Goethe, Attila the Hun and Alexander the Great, a stack of fancy cubes to go with the family ones. And his old friend Juan was along, too, the man who had shared his dream, his utopian fantasy, Juan who had been with him at the beginning and almost until the end. He had a dozen fellow voyagers in all. He wouldn't be lonely, though he had three years of solitary travel ahead of him before he reached his landfall, his place of exile.	И все же его сопровождали жена, отец, дочь, сын и другие - Овидий в Хемингуэй, Платон и Шекспир, Гете и Аттила, и Александр Великий. И старый друг Хуан, человек, который разделял его мечты, которые был с ним с самого начала и почти до самого конца. Кубики с матрицами близких и знаменитостей.
It was the third hour of his voyage.	Шел третий час полета.
He was growing calm, now, after the frenzy of his escape. Aboard ship he had showered, changed, rested.	Возбуждение после неистового бегства постепенно спадало, он принял душ, переоделся.
The sweat and grime of that wild dash through the safety tunnel were gone, now, though he wouldn't quickly shake from his mind the smell of that passageway, like rotting teeth, nor the memory of his terrifying fumbling with the security gate's copper arms as the junta's storm-troopers trotted toward him.	Пот и грязь от дикой гонки через потайной туннель исчезли, не оставив и следа, но в памяти наверняка еще надолго сохранятся и гнилостный запах подземелья, и неподдающиеся запоры ворот, и топот штурмовиков за спиной.
But the gate had opened, and the ship had been there, and he had escaped, and he was safe.	Но ворота открылись, корабль был на месте, и он спасся.
And he was safe. I'll try some cubes, he thought.	Спасся. Поставлю-ка я матрицы ...
The receptor slots in the control room held six cubes at once.	Приемный паз был рассчитан одновременно на шесть кубиков.
He picked six at random, slipped them into place, actuated the evoker.	Он взял первые попавшиеся, вложил их на место, включил.
Then he went into the ship's garden.	Затем прошел в корабельный сад.
There were screens and speakers all over the ship. The air was moist and sweet in the garden.	Экраны и динамики располагались по всему кораблю.
A plump, toga-clad man, clean-shaven, big-nosed, blossomed on one screen and said,	На одном из экранов расцвел полный, чисто выбритый, крупноносый человек в тоге.
"What a lovely garden!	- Ах, какой очаровательный сад!
How I adore plants!	Я обожаю растения!
You must have a gift for making things grow."	У вас настоящий дар к выращиванию!
"Everything grows by itself.	- Все растет само по себе.
You're-"	Вы, должно быть...
"Publius Ovidius Naso."	- Публий Овидий Назон.

"Thomas Voigtland.	- Томас Войтленд.
Former President of the Citizens' Council on Bradley's World.	Бывший президент Мира Бредли.
Now president-in-exile, I guess.	Ныне в изгнании, надо полагать.
A coup d'etat by the military."	Военный переворот.
"My sympathies.	- Примете мои соболезнования.
Tragic, tragic!"	Трагично!
"I was lucky to escape alive.	Трагично? - Счастье, что мне удалось спастись.
I may never be able to return.	Вернуться, наверное, никогда не удастся.
They've probably got a price on my head."	За мою голову, скорее всего, уже назначили цену.
"I know how terrible it is to be sundered from your homeland. Were you able to bring your wife?"	- О, я сполна изведал горечь разлуки с родиной... Вы с супругой?
"I'm over here," Lydia said. "Tom? Tom, introduce me to Mr. Naso."	- Я здесь, - отозвалась Лидия. - Том, пожалуйста, познакомь меня с мистером Назоном.
"I didn't have time to bring her," Voigtland said. "But at least I took a cube of her with me."	- Взять жену не хватило времени, - сказал Войтленд. - Но, по крайней мере, я захватил ее матрицу.
Lydia was three screens down from Ovid, just above a clump of glistening ferns. She looked glorious, her auburn hair a little too deep in tone but otherwise quite a convincing replica.	Лидия выглядела великолепно: золотисто-каштановые волосы, пожалуй, чуть темнее, чем в действительности, но в остальном -идеальная копия.
He had cubed her two years before; her face showed none of the lines that the recent troubles had engraved on it.	Он записал ее два года назад. Лицо жены было безмятежно; на нем еще не запечатлелись следы недавних волнений.
Voigtland said to her, "Not Mr. Naso, dear.	- Не "мистер Назон", дорогая.
Ovid.	Овидий.
The poet Ovid."	Поэт Овидий.
"Of course. I'm sorry. How did you happen to choose him?"	- Прости... Почему ты выбрал его?
"Because he's charming and civilized.	- Потому что он культурный и обходительный человек.
And he understands what exile is like."	И понимает, что такое изгнание.
Ovid said softly, "Ten years by the Black Sea. Smelly barbarians my only companions. Yet one learns to adapt. My wife remained in Rome to manage my property and to intercede for me-"	- Десять лет у Черного моря, - тихо проговорил Овидий. - Моя супруга осталась в Риме, чтобы управлять делами и ходатайствовать...
"And mine remains on Bradley's World," said Voigtland. "Along with-along with-"	- А моя осталась на Мире Бредли, - сказал Войтленд. - Вместе с...
Lydia said, "What's this about exile, Tom? What happened?"	- Ты что там говоришь об изгнании? - перебила Лидия. - Что произошло?
He began to explain about McAllister and the junta.	Он начал рассказывать про Мак-Аллистера и хунту.

He hadn't told her, back when he was having her cubed, why he wanted a cube of her.	Два года назад, делая запись, он не объяснил ей, зачем хочет сделать ее кубик.
He had seen the coup coming.	Он уже тогда видел признаки надвигающегося путча.
She hadn't.	Она - нет.
As he spoke, a screen brightened between Ovid and Lydia and the seamed, leathery face of old Juan appeared.	Пока Войтленд говорил, засветился экран между Овидием и Лидией, и возникло изборожденное морщинами, загрубевшее лицо Хуана.
They had redrafted the constitution of Bradley's World together, twenty years earlier.	Двадцать лет назад они вместе писали конституцию Мира Бредли...
"It happened, then," Juan said instantly. "Well, we both knew it would.	- Итак, это случилось, - сразу понял Хуан. - Что ж, мы оба знали, что так и будет.
Did they kill very many?"	Скольких они убили?
"I don't know.	- Неизвестно.
I got out fast once they started to-" He faltered. "It was a perfectly executed coup.	Я убежал, как только... - Он осекся. - Переворот был совершен безупречно.
You're still there.	Ты все еще там.
I suppose you're organizing the underground resistance by now.	Наверное, в подполье, организуешь сопротивление.
And I-And I-"	А я... а я...
Needles of fire sprouted in his brain. And I ran away, he said silently.	Огненные иглы пронзили его мозг. А я убежал .
The other screens were alive now.	Ожили и остальные экраны.
On the fourth, someone with white robes, gentle eyes, dark curling hair.	На четвертом - кто-то в белом одеянии, с добрыми глазами, темноволосый, курчавый.
Voigtland guessed him to be Plato.	Войтленд узнал в нем Платона.
On the fifth, Shakespeare, instantly recognizable, for the cube-makers had modeled him after the First Folio portrait: high forehead, long hair, pursed quizzical lips.	На пятом, без сомнения, Шекспир: создатели кубика слепили его по образу и подобию известного портрета: высокий лоб, длинные волосы, поджатые насмешливые губы.
On the sixth, a fierce, demonic-looking little man.	На шестом - какой-то маленький, демонического вида человек.
Attila the Hun?	Аттила?
They were all talking, activating themselves at random, introducing themselves to one another and to him. Their voices danced along the top of his skull. He could not follow their words. Restless, he moved among the plants, touching their leaves, inhaling the perfume of their flowers.	Все разговаривали, представлялись ему и друг другу.
Out of the chaos came Lydia's voice.	Из какофонии звуков донесся голос Лидии.
"Where are you heading now, Tom?"	- Куда ты направляешься, Том?
"Rigel XIX.	- К Ригелю-19.

I'll wait out the revolution there.	Пережду там.
It was my only option once hell broke loose.	Когда это разразилось, другого выхода не оставалось.
Get in the ship and-"	Только добраться до корабля и...
"It's so far," she said. "You're traveling alone?"	- Так далеко... Ты летишь один?
"I have you, don't I?	- У меня есть ты, правда?
And Mark and Lynx, and Juan, and Dad, and all these others."	И Марк, и Линкс, и Хуан, и отец, и все остальные.
"Cubes, that's all."	- Но ведь это лишь кубики, больше ничего.
"Cubes will have to do," Voigtland said.	- Что ж, придется довольствоваться, - сказал Войтленд.
Suddenly the fragrance of the garden seemed to be choking him.	Внезапно благоухание сада стало его душить.
He went out, into the viewing salon next door, where the black splendor of space glistened through a wide port.	Он вышел через дверь в смотровой салон, где в широком иллюминаторе открывалось черное великолепие космоса.
Screens were mounted opposite the window.	Здесь тоже были экраны.
Juan and Attila seemed to be getting along marvelously well; Plato and Ovid were bickering; Shakespeare brooded silently; Lydia, looking worried, stared out of her screen at him.	Хуан и Аттила быстро нашли общий язык; Платон и Овидий препирались; Шекспир задумчиво молчал; Лидия с беспокойством смотрела на мужа.
He studied the sweep of the stars.	А он смотрел на россыпь звезд.
"Which is our world?" Lydia asked.	- Которая из них - наш мир? - спросила Лидия.
"This," he said.	- Вот эта, - показал он.
"So small. So far away."	- Такая маленькая... Так далеко...
"I've only been traveling a few hours.	- Я лечу только несколько часов.
It'll get smaller."	Она станет еще меньше.
He hadn't had time to take anyone with him.	У него не было времени на поиски.
The members of his family had been scattered all over the planet when the alarm came, not one of them within five hours of home-Lydia and Lynx holidaying in the South Polar Sea, Mark archaeologizing on the Westerland Plateau.	Когда раздался сигнал тревоги, члены его семья находились кто где - Лидия и Линкс отдыхали у Южного Полярного моря, Марк был в археологической экспедиции на Западном Плато.
The integrator net told him it was a Contingency C situation: get offplanet within ninety minutes, or get ready to die.	Интеграторная сеть сообщила о возникновении "ситуации С" - оставить планету в течение девяноста минут или принять смерть.
The forces of the junta had reached the capital and were on their way to pick him up.	Войска хунты достигли столицы и осадили дворец.
The escape ship had been ready, gathering dust in its buried vault.	Спасательный корабль находился наготове в подземном ангаре.
He hadn't been able to reach Juan.	Связаться с Хуаном не удалось.

He hadn't been able to reach anybody. He used up sixty of his ninety minutes trying to get in touch with people, and then, with stunner shells already hissing overhead, he had gone into the ship and taken off.	Шестьдесят из драгоценных девяноста минут утоли на бесплодные попытки разыскать друзей. Он взошел на корабль, когда над головой уже свистели пули. И взлетел.
Alone.	Один.
But he had the cubes.	С ним были только кубики.
Cunning things.	Изощренные творения.
A whole personality encapsulated in a shimmering plastic box a couple of centimeters high.	Личность, заключенная пластиковую коробку.
Over the past few years, as the likelihood of Contingency C had grown steadily greater, Voigtland had cubed everyone who was really close to him and stored the cubes aboard the escape ship, just in case.	За последние несколько лет, по мере того, как неизменно росла вероятность "ситуации С", Войтленд сделал записи всех близких ему людей и на всякий случай хранил их на корабле.
It took an hour to get yourself cubed; and at the end of it, they had your soul in the box, your motion habits, your speech patterns, your way of thinking, your entire package of standard reactions.	На запись уходил час, и в кубике оставалась ваша душа, полный набор ваших личных стандартных реакций.
Plug your cube into a receptor slot and you came to life on the screen, smiling as you would smile, moving as you would move, sounding as you would sound, saying things you would say. Of course, the thing on the screen was unreal, a computer-actuated mockup, but it was programmed to respond to conversation, to absorb new data and change its outlook in the light of what it learned, to generate questions without the need of previous inputs; in short, to behave as a real person would.	Вложите кубик в приемный паз, и вы оживете на экране, улыбаясь, как вы обычно улыбаетесь, двигаясь, как вы обычно двигаетесь... Матрица запрограммирована участвовать в разговоре, усваивать информацию, менять свои мнения в свете новых данных; короче, она могла вести себя как истинная личность.
The cube-makers also could supply a cube of anyone who had ever lived, or, for that matter, any character of fiction.	Создатели кубиков могли предоставить матрицу любого когда-либо жившего человека или вымышленного персонажа.
Why not?	Почему бы и нет?
It wasn't necessary to draw a cube's program from a living subject.	Вовсе не обязательно копировать программу с реального объекта.
How hard was it to tabulate and synthesize a collection of responses, typical phrases, and attitudes, feed them into a cube, and call what came out Plato or Shakespeare or Attila?	Разве трудно синтезировать набор реакций, типичных фраз, взглядов, ввести их в кубик и назвать получившееся Платоном или Аттилой?
Naturally a custom-made synthesized cube of some historical figure ran high, because of the man-hours of research and programming involved, and a cube of someone's own departed great-aunt was even more costly, since there wasn't much chance that it could be used as a manufacturer's prototype for further sales.	Естественно, сделанный на заказ кубик какой-нибудь исторической личности обходился дорого - сколько потрачено человеко-часов работы! Кубик чьей-нибудь усопшей тетушки стоил еще дороже, так как мало шансов существовало на то, что он послужит прототипом для других заказов.

But there was a wide array of standard-model historicals in the catalog when he was stocking his getaway ship; Voigtland had chosen eight of them. Fellow voyagers. Companions on the long solitary journey into exile that he knew that he might someday have to take.	Каталог предлагал широкий ассортимент исторических личностей, и Войтленд, оснащая свой корабль, выбрал семь из них.
Great thinkers.	Великие мыслители.
Heroes and villains.	Герои и злодеи.
He flattered himself that he was worthy of their company. He had picked a mix of personality types, to keep him from losing his mind on his trip.	Он тешил себя надеждой, что достоин их общества, и отобрал самые противоречивые характеры, чтобы не лишиться рассудка во время полета, который, он знал, когда-нибудь ему предстоит.
There wasn't another habitable planet within a light-year of Bradley's World.	В окрестностях Мира Бредли ни одной обитаемой планеты.
If he ever had to flee, he would have to flee far.	Если когда-нибудь придется бежать, бежать придется далеко, а значит, долго.
He walked from the viewing salon to the sleeping cabin, and from there to the galley, and on into the control room.	От нечего делать Войтленд прошел в спальню, оттуда на камбуз, потом в рубку.
The voices of his companions followed him from room to room.	Голоса следовали за ним из комнаты в комнату.
He paid little attention to what they were saying, but they didn't seem to mind.	Он мало обращал внимания на их слова, но им, казалось, было все равно.
They were talking to each other. Lydia and Shakespeare, Ovid and Plato, Juan and Attila, like old friends at a cosmic cocktail party. "-not for its own sake, no but I'd say it's necessary to encourage mass killing and looting in order to keep your people from losing momentum, I guess, when-" "-such a sad moment, when Prince Hal says he doesn't know Falstaff. I cry every time-" "- when I said what I did about poets and musicians in an ideal Republic, it was not, I assure you, with the intent that I should have to live in such a Republic myself-" "- the short sword, such as the Romans use, that's best, but-" "-a throng of men and women in the brain, and one must let them find their freedom on the page -" "-a slender young lad is fine, but yet I always had a leaning toward the ladies, you understand-" "-massacre as a technique of political manipulation-" "- Tom and I read your plays aloud to one another-" "- good thick red wine, hardly watered-" "- I loved Hamlet the dearest, my true son he was-" "the axe, ah, the axe!-"	Они разговаривали друг с другом - Лидия и Шекспир, Овидий и Платон, Хуан и Аттила - как старые друзья на вселенской вечеринке. -...поощрять массовые грабежи и убийства. Не ради самое себя, нет, но, по моему убеждению, чтобы ваши люди не потеряли порыв, если можно так выразиться... -...рассуждая о поэтах я музыкантах в идеальной Республике, я делал это, смею вас заверять, без малейшего намерения жить в подобной Республике самому... -...короткий меч, такой, как у римлян, вот лучшее оружие, но... -...резня как метод политической манипуляции... -...мы с Томом читали ваши пьесы вслух... -...доброе густое красное вино, чуть разбавленное водой... -...но больше всех я любил Гамлете, как к сыну родному... -...топор, ах, топор!...
Voigtland closed his throbbing eyes.	Войтленд закрыл глаза.
He realized that it was soon in his voyage for company, too soon, too soon.	Путешествие только качалось, еще очень рано для общества, очень рано, очень рано.
Only the first day of his escape, it was.	Идет лишь первый день.

He had lost his world in an instant, in the twinkling of an eye.	Мир потерян в мгновение ока.
He needed time to come to terms with that, time and solitude, while he examined his soul.	Нужно время, чтобы свыкнуться с этим, время я уединение, пока он разбирается в своей душе.
Later he could talk to his fellow voyagers. Later he could play with his cubed playmates. He began pulling the cubes from the slots, Attila first, then Plato, Ovid, Shakespeare.	Он начал выбирать из паза кубики - сперва Аттилу, затем Платона, Овидия, Шекспира.
One by one the screens went dark.	Один за другим гасли экраны.
Juan winked at him as he vanished, Lydia dabbed at her eyes. Voigtland pulled her cube too.	Хуан подмигнул ему, исчезая; Лидия промокала глаза, когда Войтленд вытащил ее куб.
When they were all gone, he felt as if he had killed them.	В наступившей тишине он почувствовал себя убийцей.
For three days he roamed the ship in silence.	Три дня он молча бродил по кораблю.
There was nothing for him to do except read, think, watch, eat, sleep, and try to relax. The ship was self-programmed and entirely homeostatic; it ran without need of him, and indeed he had no notion of how to operate it.	У него не было никаких занятий, кроме чтения, еды, сна... Корабль был самоуправляем и обходился без помощи человека. Да Войтленд и не умел ничего.
He knew how to program a takeoff, a landing, and a change of course, and the ship did all the rest.	Он мог лишь запрограммировать взлет, посадку и изменение курса, а корабль делал все остальное.
Sometimes he spent hours in front of his viewing port, watching Bradley's World disappear into the maze of the heavens.	Иногда Войтленд часами просиживал у иллюминатора, глядя, как Мир Бредли исчезает в дымке космоса.
Sometimes he took his cubes out and arranged them in little stacks, four stacks of three, then three stacks of four, then six of two. But he did not play any of them.	Иногда он доставал кубики, но не включал их.
Goethe and Plato and Lydia and Lynx and Mark remained silent.	Гете, и Платон, и Лидия, и Линкс, и Марк хранили молчание.
They were his opiates against loneliness; very well, he would wait until the loneliness became intolerable.	Наркотики от одиночества? Что ж, он будет ждать, пока одиночество станет невыносимо.
He considered starting to write his memoirs. He decided to let them wait a while, too, until time had given him a clearer perspective on his downfall. He thought a great deal about what might be taking place on Bradley's World just now.	Войтленд много думал над тем, что может происходить сейчас на планете.
The jailings, the kangaroo trials, the purges.	Повальные аресты, инсценированные судебные процессы, террор.
Lydia in prison?	Лидия в тюрьме?
His son and daughter?	А сын и дочь?
Juan?	Хуан?
Were those whom he had left behind cursing him for a coward, running off to Rigel this way in his plush little escape vessel?	Не проклинают ли его те, кого он оставил? Не считают ли трусом, избравшим удобный и безопасный путь на Ригель?

Did you desert your planet, Voigtland.	"Бросил свою родину, Войтленд?
Did you run out?	Убежал, дезертировал?"
No. No. No. No.	Нет, нет, нет.
Better to live in exile than to join the glorious company of martyrs.	Лучше жить в изгнании, чем присоединиться к славной плеяде мучеников.
This way you can send inspiring messages to the underground, you can serve as a symbol of resistance, you can go back someday and guide the oppressed fatherland toward freedom, you can lead the counterrevolution and return to the capital with everybody cheering...Can a martyr do any of that?	Тогда можно слать воодушевляющие призывы в подполье, можно служить символом борьбы, можно когда-нибудь вернуться и повести несчастную отчизну к свободе, возглавить революцию и войти в столицу под ликующие крики народа...
So he had saved himself.	Поэтому он спас себя.
So he had stayed alive to fight another day.	Он остался жить сегодня, чтобы сражаться завтра.
It sounded good.	Весомые, здравые рассуждения.
He was almost convinced.	Он почти убедил себя.
He wanted desperately to know what was going on back there on Bradley's World, though.	Войтленду смертельно хотелось узнать, что происходит на Мире Бредли.
The trouble with fleeing to another star system was that it wasn't the same thing as fleeing to a mountain-top hideout or some remote island on your own world.	Беда в том, что бегство в другую планетную систему - совсем не то, что бегство в какое-нибудь укрытие в горах или на отдаленный остров.
It would take so long to get to the other system, so long to make the triumphant return. His ship was a pleasure cruiser, not really meant for big interstellar hops.	Так много уходит времени на полет туда, так много уходит времени на победоносное возвращение... Его корабль был, собственно, роскошной яхтой, не предназначенной для больших межзвездных прыжков.
It wasn't capable of heavy acceleration, and its top velocity, which it reached only after a buildup of many weeks, was less than .50 lights.	Лишь после долгих недель ускорения он достигал своей предельной скорости - половины световой.
If he went all the way to the Rigel system and headed right back home, six years would have elapsed on Bradley's World between his departure and his return.	Если долететь до Ригеля и тут же отправиться назад, на Мире Бредли пройдет шесть лет между его отлетом и возвращением.
What would happen in those six years?	Что произойдет за эти шесть лет?
What was happening there now?	Что там происходят сейчас?
His ship had a tachyon-beam ultrawave communicator.	На корабле стоял тахионный ультраволновый передатчик.
He could reach with it any world within a sphere ten light-years in radius, in a matter of minutes.	С его помощью можно за считанные минуты связаться с любой планетой в радиусе 10 световых лет.
If he chose, he could call clear across the galaxy, right to the limits of man's expansion, and get an answer in less than an hour.	Если захотеть, можно передать вызов через всю галактику и получить ответ меньше чем через час.
He could call Bradley's World and find out how all those he loved had fared in the first hours of the dictatorship.	Он мог связаться с Миром Бредли и узнать участь своих близких в первые часы установления диктаторского режима.

If he did, though, he'd paint a tachyon trail like a blazing line across the cosmos.	Однако это значит прочертить тахионным лучом след, словно пылающую линию.
And they could track him and come after him in their ramjet fighters at .75 lights, and there was about one chance in three that they could locate him with only a single point-source coordinate, and overtake him, and pick him up.	Существовал один шанс из трех, что его обнаружат и перехватит военным крейсером.
He didn't want to risk it, not yet, not while he was still this close to home.	Риск велик, а он не хотел рисковать; нет, пока еще рано, чересчур близко.
But what if the junta had been crushed at the outset?	Ну а если хунту раздавили в зародыше?
What if the coup had failed?	Если путч не удался?
What if he spent the next three years foolishly fleeing toward Rigel, when all was well at home, and a single call could tell him that?	Если он проведет три года в глупом бегстве к Ригелю, когда дома все благополучно?
He stared at the ultrawave set.	Он не сводил взгляда с ультраволнового передатчика.
He nearly turned it on.	Он едва не включил его.
A thousand times during those three days he reached toward it, hesitated, halted. Don't. Don't.	Тысячи раз за эти три дня Войтленд тянулся к выключателю, терзался сомнениями, останавливался. Нет, не смей.
They'll detect you and come after you.	Они засекут тебя и догонят .
But what if I don't need to keep running? It was Contingency C.	Но может быть, я убегаю зря? Возникла "ситуация С".
The cause was lost.	Дело потеряно_.
That's what our integrator net said.	Так сообщила интеграторная сеть.
But machines can be wrong.	Однако машины могут ошибаться.
Suppose our side managed to stay on top?	Может, наши удержались?
I want to talk to Juan.	Я хочу говорить с Хуаном.
I want to talk to Mark.	Я хочу говорить с Марком.
I want to talk to Lydia.	Я хочу говорить с Лидией.
That's why you brought the cubes along.	Потому ты и взял их матрицы.
Keep away from the ultrawave.	Держись подальше от передатчика.
On the fourth day, he picked out six cubes and put them in the receptor slots.	На следующий день он вложил в приемный паз шесть кубиков.
Screens glowed.	Экраны засветились.
He saw his father, his son, his oldest friend. He also saw Hemingway, Goethe, Alexander the Great.	Он увидел сына, отца, старого верного друга, Хемингуэй, Гете, Александра Великого.
"I have to know what's happening at home," Voigtland said. "I want to call them."	- Я должен знать, что происходит дома, - сказал Войтленд. - Я хочу выйти на связь.
"I'll tell you." It was Juan who spoke, the man who was closer to him than any brother.	- Не надо. Я сам могу тебе все рассказать. -Говорил Хуан, человек, который был ему ближе брата.

The old revolutionary, the student of conspiracies.	Закаленный революционер, опытный конспиратор.
"The junta is rounding up everyone who might have dangerous ideas and locking them away.	- Хунта проводит массовые аресты.
It's telling everybody else not to worry, stability is here at last. McAllister is in full control; calling himself provisional president or something similar."	Верховодит Мак-Аллистер, величающий себя Временным Президентом.
"Maybe not.	- А может быть, нет.
Maybe it's safe for me to turn and go back."	Вдруг я могу спокойно вернуться...
"What happened?" Voigtland's son asked.	- Что случилось? - спросил сын Войтленда.
His cube hadn't been activated before. He knew nothing of events since he had been cubed, ten months earlier. "Were you overthrown?"	Его куб еще не включался, и он ничего не знал о происшедших событиях. Запись была сделана десять месяцев назад. - Переворот?
Juan started to explain about the coup to Mark.	Хуан стал рассказывать ему про путч.
Voigtland turned to his father.	Войтленд повернулся к своему отцу.
At least the old man was safe from the rebellious colonels; he had died two years ago, in his eighties, just after making the cube.	По крайний мере, старику не грозили мятежные полковники: он умер два года назад, вскоре после записи.
The cube was all that was left of him.	Кубик - вот все, что от него осталось.
"I'm glad this didn't happen in your time," Voigtland said. "Do you remember, when I was a boy, and you were President of the Council, how you told me about the uprisings on other colonies?	- Я рад, что это случилось не при тебе, - сказал Войтленд. - Помнишь, когда я был маленьким мальчиком, а ты - руководителем Совета, ты рассказывал о восстаниях в других колониях?
And I said, No, Bradley's World is different, we all work together here."	И я сказал: "Нет, у нас все иначе, мы всегда будем вместе".
The old man smiled. He looked pale and waxy, an echo of the man he had been.	Старик улыбнулся.
"No world is different, Tom.	- Увы, Том, мы ничем не примечательны.
Political entities go through similar cycles everywhere, and part of the cycle involves an impatience with democracy. I'm sorry that the impatience had to strike while you were in charge, son."	И нет спасения от тиранов, ненавидящих демократию.
"Homer tells us that men would rather have their fill of sleep, love, singing, and dancing than of war," Goethe offered, smooth-voiced, courtly, civilized. "But there will always be some who love war above all else.	- По словам Гомера, люди предпочитают сон, любовь, пение и танцы, заметил сладкоголосый, учтивый Гете. - Но всегда найдутся возлюбившие войну.
Who can say why the gods gave us Achilles?"	Кто скажет, почему боги даровали нам Ахилла?
" I can," Hemingway growled. "You define man by looking at the opposites inside him.	- Я скажу! - прорычал Хемингуэй. - Вы даете определение человека по присущим ему внутренним противоречиям.
Love and hate.	Любовь и ненависть.
War and peace.	Война и мир.

Kissing and killing.	Поцелуй и убийство.
That's where his borders are. What's wrong with that?	Вот его границы и пределы.
Every man's a bundle of opposites.	Действительно, каждый человек есть сгусток противоположностей.
So is every society.	То же и общество.
And sometimes the killers get the upper hand on the kissers.	И порой убийцы торжествуют над милосердными.
Besides, how do you know the fellows who overthrew you were so wrong?"	Кроме того, откуда вы знаете, что те, кто вас сверг, так уж и не правы?
"Let me speak of Achilles," said Alexander, tossing his ringlets, holding his hands high. "I know him better than any of you, for I carry his spirit within me.	- Позвольте мне сказать об Ахилла, - промолвил Александр, высоко подняв руки. - Я знаю его лучше, ибо несу в себе его дух.
And I tell you that warriors are best fit to rule, so long as they have wisdom as well as strength, for they have given their lives as pledges in return for the power they hold.	И я говорю вам, что воины больше всех достойны править, пока обладают силой и мудростью, потому что в залог за власть они отдают жизнь.
Achilles-"	Ахилл...
Voigtland was not interested in Achilles.	Войтленд не интересовался Ахиллом.
To Juan he said,	Он обратился к Хуану:
"I have to call.	- Мне необходимо выйти на связь.
It's four days, now.	Прошло четыре дни.
I can't just sit in this ship and remain cut off."	Я не могу сидеть в корабле отрезанным от всего мира.
"If you call, they're likely to catch you."	- Но тебя запеленгуют.
"I know that.	- Знаю.
But what if the coup failed?"	А если путч провалился?
Voigtland was trembling.	Войтленд дрожал.
He moved closer to the ultrawave set.	Он подошел к передатчику.
Mark said, "Dad, if the coup failed, Juan will be sending a ship to intercept you. They won't let you just ride all the way to Rigel for nothing."	- Папа, если путч провалился, Хуан пошлет за тобой крейсер, - сказал Марк. - Они не допустят, чтобы ты зря летел до Ригеля.
Yes, Voigtland thought, dazed with relief.	Да, ошеломленно подумал Войтленд с неимоверным облегчением.
Yes, yes, of course.	Ну да, конечно!
How simple. Why hadn't I thought of that?	Как просто... Почему я сам не догадался?
"You hear that?" Juan asked. "You won't call?"	- Ты слышишь? - окликнул Хуан. - Ты не выйдешь на связь?
"I won't call," Voigtland promised.	- Нет, - пообещал Войтленд.
The days passed.	Шли дни.

He played all twelve cubes, chatted with Mark and Lynx, Lydia, Juan.	Он беседовал с Марком и Линкс, с Лидией, с Хуаном.
Idle chatter, talk of old holidays, friends, growing up.	Пустая беспечная болтовня, воспоминания о былом.
He loved the sight of his cool elegant daughter and his rugged long-limbed son, and wondered how he could have sired them, he who was short and thick-bodied, with blunt features and massive bones.	Ему доставляло удовольствие говорить с холодной элегантной дочерью и взъерошенным долговязым сыном.
He talked with his father about government, with Juan about revolution. He talked with Ovid about exile, and with Plato about the nature of injustice, and with Hemingway about the definition of courage.	Он разговаривал с отцом о правительстве, с Хуаном о революции; беседовал с Овидием об изгнании, с Платоном о природе несправедливости, с Хемингуэем об определении отваги.
They helped him through some of the difficult moments.	Они помогали ему пережить трудные моменты.
Each day had its difficult moments.	В каждом дне были такие трудные моменты.
The nights were much worse.	В часы, определенные хронометром как ночные, было несравненно тяжелей.
He ran screaming and ablaze down the tunnels of his own soul.	Охваченный огнем, он с криком бежал по коридорам.
He saw faces looming like huge white lamps above him.	Словно гигантские белые фонари над ним склонялись лица.
Men in black uniforms and mirror-bright boots paraded in somber phalanxes over his fallen body.	Люди в серой форме и начищенных до блеска сапогах маршировали по его телу.
Citizens lined up to jeer him. ENEMY OF THE STATE. ENEMY OF THE STATE. ENEMY OF THE STATE.	Над ним глумились толпы сограждан. ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРЕСТУПНИК. ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРЕСТУПНИК.
They brought Juan to him in his dreams. COWARD. COWARD. COWARD.	Ему являлся Хуан. ТРУС. ТРУС. ТРУС.
Juan's lean bony body was ridged and gouged; he had been. put through the tortures, the wires in the skull, the lights in the eyes, the truncheons in the ribs.	Жилистое тело Хуана было изувечено; его пытали.
I STAYED. YOU FLED.	Я ОСТАЛСЯ, ТЫ БЕЖАЛ.
I STAYED. YOU FLED. I STAYED. YOU FLED.	Я ОСТАЛСЯ, ТЫ БЕЖАЛ.
They showed him his own face in a mirror, a jackal's face, with long yellow teeth and little twitching eyes. ARE YOU PROUD OF YOURSELF? ARE YOU PLEASED? ARE YOU HAPPY TO BE ALIVE?	Ему показали в зеркале его собственное лицо -лицо шакала, с длинными желтыми клыками и маленькими подергивающимися глазками. ГОРДИШЬСЯ СОБОЙ? ДОВОЛЕН? СЧАСТЛИВ, ЧТО ЖИВ?
He asked the ship for help.	Он обратился за помощью к кораблю.
The ship wrapped him in a cradle of silvery fibers and slid snouts against his skin that filled his veins with cold droplets of unknown drugs.	Корабль убаюкивал его в колыбели из серебряных нитей, вводил в его вены холодные капельки неведомых лекарств.

He slipped into a deeper sleep, and underneath the sleep, burrowing up, came dragons and gorgons and serpents and basilisks, whispering mockery as he slept. TRAITOR. TRAITOR. TRAITOR. HOW CAN YOU HOPE TO SLEEP SOUNDLY, HAVING DONE WHAT YOU HAVE DONE?	Он еще глубже погружался в сои, но асе равно к нему прорывались драконы, чудища и василиски, нашептывая издевательства и оскорбления. ПРЕДАТЕЛЬ.ПРЕДАТЕЛЬ. ПРЕДАТЕЛЬ. КАК СМЕЕШЬ ТЫ КРЕПКО СПАТЬ ПОСЛЕ ТОГО, ЧТО СДЕЛАЛ?
"Look," he said to Lydia, "they would have killed me within the hour.	- Послушай, - сказал он как-то утром Лидии, - они убили бы меня в первый же час.
There wasn't any possible way of finding you, Mark, Juan, anybody.	Не существовало ни единого шанса найти тебя. Марка, Хуана, кого угодно.
What sense was there in waiting longer?"	Был ли смысл ждать дальше?
"No sense at all, Tom.	- Никакого. Том.
You did the smartest thing."	Ты поступил умно.
"But was it the right thing, Lydia?"	- Но я верно поступил. Лидия?
Lynx said, "Father, you had no choice. It was run or die."	- Отец, у тебя не было выбора, - вмешалась Линкс.- Одно из двух: бежать или погибнуть.
He wandered through the ship, making an unending circuit.	Войтленд бродил по кораблю.
How soft the walls were, how beautifully upholstered! The lighting was gentle.	Как мягки стены, как красива обивка!
Restful images flowed and coalesced and transformed themselves on the sloping ceilings.	Умиротворяющие образы скользили по потолку.
The little garden was a vale of beauty.	Чудесные сады радовали душу.
He had music, fine food, books, cubes.	У него были книги, игры, музыка...
What was it like in the sewers of the underground now?	Каково сейчас в подполье?
"We didn't need more martyrs," he told Plato. "The junta was making enough martyrs as it was.	- Нам не нужны мученики, - убеждал он Платона.- Благодаря хунте их и так будет много.
We needed leaders.	Нам нужны лидеры.
What good is a dead leader?"	Какой толк от мертвого руководителя?
"Very wise, my friend.	- Очень мудро, мой друг.
You have made yourself a symbol of heroism, distant, idealized, untouchable, while your colleagues carry on the struggle in your name," Plato said silkily.	Вы сделали себя символом героизма - далекого, совершенного, недосягаемого, в то время как ваши коллеги ведут борьбу.
"And yet you are able to return and serve your people in the future.	И можете вернуться и послужить своему народу в будущем.
The service a martyr gives is limited, finite, locked to a single point in time. Eh?"	Польза же от мученика весьма ограниченна, связана с определенным моментом, не правда ли?
" I have to disagree," said Ovid. "If a man wants to be a hero, he ought to hold his ground and take what comes.	- Вынужден с вами не согласиться, - вкрадчиво возразил Овидий. - Если человек желает быть героем, ему надо твердо стоять на своем и не бежать от последствий.
Of course, what sane man wants to be a hero?	Но какой разумный человек желает быть героем?

You did well, friend Voigtland!	Вы правильно сделали, друг Войтленд!
Give yourself over to feasting and love, and live longer and more happily."	Идите, пируйте, веселитесь, живите долго и счастливо!
"You're mocking me," he said to Ovid.	- Ты издеваешься надо мной! - обвиняя он Овидия.
"I do not mock.	- Я не издеваюсь.
I console.	Я утешаю.
I amuse.	Я развлекаю.
I do not mock."	Но не издеваюсь.
In the night came tinkling sounds, faint bells, crystalline laughter.	Ночами его преследовал колокольный звон, далекий смех.
Figures capered through his brain, demons, jesters, witches, ghouls.	Воспаленным воображением владели смутные фигуры, ведьмы, упыри.
He tumbled down into mustiness and decay, into a realm of spiders, where empty husks hung on vast arching webs. THIS IS WHERE THE HEROES GO. Hags embraced him. WELCOME TO VALHALLA. Gnarled midgets offered him horns of mead, and the mead was bitter, leaving a coating of ash on his lips. ALL HAIL. ALL HAIL. ALL HAIL. "Help me," he said hoarsely to the cubes. "What did I bring you along for, if not to help me?"	- Помогите мне! - взмолился он. - Зачем я брал вас с собой, если от вас нет помощи?
"We're trying to help," Hemingway said. "We agree that you did the sensible thing."	- Мы стараемся, - ответил Хемингуэй. - Мы согласны, что ты поступил разумно.
"You're saying it to make me happy, You aren't sincere." "You bastard, call me a liar again and I'll step out of this screen and-"	- Все это слова, чтобы меня успокоить. Вы не искренни...
"Maybe I can put it another way," Juan said craftily. "Tom, you had an obligation to save yourself.	- Лучше сформулировать иначе, - деликатно вмешался Хуан. - Том, ты был обязав спасти себя.
Saving yourself was the most valuable thing you could have done for the cause.	Таким образом, ты внес неоценимый вклад в наше общее дело.
Listen, for all you knew the rest of us had already been wiped out, right?"	Ведь нас всех, возможно, уже уничтожили?
"Yes. Yes."	- Да, да.
"Then what would you accomplish by staying and being wiped out too? Outside of some phony heroics, what?"	- Так чего бы ты добился, оставшись? Своей смерти?
Juan shook his head. "A leader in exile is better than a leader in the grave.	Ну отвлекись от ложного героизма! - Хуан покачал головой. - Руководитель в изгнании лучше, чем руководитель в могиле.
You can direct the resistance from Rigel, if the rest of us are gone.	Ты можешь направлять борьбу с Ригеля, если вас нет.
Do you see the dynamics of it, Tom?"	Главное - чувствовать динамику ситуации.

"I see. I see. You make it sound so reasonable, Juan." Juan winked.	- Ты объясняешь так логично, Хуан.
"We always understood each other."	- Мы всегда понимали друг друга...
He activated the cube of his father.	Войтленд активировал куб отца.
"What do you say?	- А ты что скажешь?
Should I have stayed or gone?"	Что мне надо было делать - оставаться или уходить?
"Maybe stay, maybe go.	- Может быть, оставаться, может быть, уходить.
How can I speak for you?	Как я могу решать за тебя?
Certainly taking the ship was more practical.	Безусловно, практичнее было спастись.
Staying would have been more dramatic. Tom, Tom, how can I speak for you?"	Остаться было бы драматичнее.
"Mark?"	- Марк?
"I would have stayed and fought right to the end.	- Я бы дрался до конца.
Teeth, nails, everything. But that's me.	Зубами, когтями... Но это я.
I think maybe you did the right thing, Dad. The way Juan explains it.	Наверное, ты поступил правильно, папа.
The right thing for you, that is."	То есть, для тебя это правильно.
Voigtland frowned.	Войтленд нахмурился.
"Stop talking in circles.	- Переставь говорить загадками.
Just tell me this: do you despise me for going?"	Скажи прямо - ты меня презираешь?
"You know I don't," Mark said.	- Ты же знаешь, что нет, - ответил Марк.
The cubes consoled him.	Кубики утешили его.
He began to sleep more soundly, after a while. He stopped fretting about the morality of his flight. He remembered how to relax. He talked military tactics with Attila, and was surprised to find a complex human being behind the one-dimensional ferocity. He tried to discuss the nature of tragedy with Shakespeare, but Shakespeare seemed more interested in talking about taverns, politics, and the problems of a playwright's finances. He spoke to Goethe about the second part of Faust, asking if Goethe really felt that the highest kind of redemption came through governing well, and Goethe said, yes, yes, of course. And when Voigtland wearied of matching wits with his cubed great ones, he set them going against one another, Attila and Alexander, Shakespeare and Goethe, Hemingway and Plato, and sat back, listening to such talk as mortal man had never heard. And there were humbler sessions with Juan and his family. He blessed the cubes; he blessed their makers.	Вскоре от стал спать более крепко, обрел покой.
"You seem much happier these days," Lydia said.	- В последние дни тебе лучше, - заметив Лидия.

"All that nasty guilt washed away," said Lynx.	- Наконец отделался от сознания вины, -проговорила Линкс.
"It was just a matter of looking at the logic of the situation," Juan observed. Mark said, "And cutting out all the masochism, the self-flagellation." "Wait a second," said Voigtland. "Let's not hit below the belt, young man." "But it was masochism, Dad. Weren't you wallowing in your guilt? Admit it." "I suppose I-" "And looking to us to pull you out," Lynx said. "Which we did." " Yes. You did."	- Стоило лишь по-другому взглянуть на внутреннюю логику событий, сказал Хуан.
"And it's all clear to you now, eh?' Juan asked.	- Надеюсь, теперь тебе все ясно?
"Maybe you thought you were afraid, thought you were running out, but you were actually performing a service to the republic. Eh?"	Может быть, ты думал, что боишься, думал, что спасаешься бегством, но в самом деле ты оказывал услугу республике.
Voigtland grinned.	Войтленд ухмыльнулся.
"Doing the right thing for the wrong reason."	- То есть, я поступил правильно, исходя из неправильных соображений?
"Exactly.	- Именно.
Exactly."	Именно.
"The important thing is the contribution you still can make to Bradley's World," his father's voice said. "You're still young.	- Г лавное - что ты можешь внести большой вклад в наше дело, - раздался голос отца. - Ты еще молод.
There's time to rebuild what we used to have there."	У тебя есть время вернуть утраченное.
"Yes.	- Да.
Certainly."	Безусловно.
"Instead of dying a futile but heroic death," said Juan. "On the other hand," Lynx said, "what did Eliot write? 'The last temptation is the greatest treason: To do the right deed for the wrong reason.'" Voigtland frowned. "Are you trying to say-"	- А не погибнуть героической, но бессмысленной смертью, - заключил Хуан.
"And it is true," Mark cut in, "that you were planning your escape far in advance.	- Но, с другой стороны, - внезапно сказал Марк, -ты планировал свое спасение загодя.
I mean, making the cubes and all, picking out the famous men you wanted to take-"	Специально готовил записи, выбирал знаменитостей, которых хотел взять... Войтленд нахмурился. - Что ты этим...
"As though you had decided that at the first sign of trouble you were going to skip out," said Lynx.	- Словно давно принял решение броситься наутек при первых признаках опасности, - продолжила Линкс.
"They've got a point," his father said. "Rational self-protection is one thing, but an excessive concern for your mode of safety in case of emergency is another."	- Их слова не лишены смысла, - сказал отец. -Одно дело разумная самозащита, и совсем другое- неумеренная забота о собственном благополучии.
"I don't say you should have stayed and died," Lydia said.	- Я не хочу сказать, что тебе следовало остаться и погибнуть, промолвила Лидия.
"I never would say that.	- Я такого никогда не скажу.

But all the same-"	Но все равно...
"Hold on!" Voigtland said.	- Погодите? - возмутился Войтленд.
The cubes were turning against him suddenly. "What kind of talk is this?" Juan said,	Кубики неожиданно оборачивались против него. -Что вы несете?!
"And strictly as a pragmatic point, if the people were to find out how far in advance you engineered your way out, and how comfortable you are as you head for exile-"	- Ну и уж из чисто спортивного интереса... -продолжал Хуан. - Если бы стало известно, как заблаговременно ты готовил путь к спасению, с какими удобствами ты направляешься в изгнание...
"You're supposed to help me," Voigtland shouted. "Why are you starting this?	- Вы должны помогать мне! - закричал Войтленд.- К чему все это?
What are you trying to do?"	Чего вы хотите добиться?
"You know we all love you," said Lydia.	- Ты знаешь, что мы любим тебя, - сказала Лидия.
"We hate to see you not thinking clearly, Father," Lynx said.	- Нам больно видеть твое заблуждение, -произнесла Линкс.
"Weren't you planning to run out all along?" said Mark.	- Разве ты не собирался бежать? - спросил Марк.
"Wait! Stop! Wait!"	- Перестаньте! Остановитесь!
"Strictly as a matter of-"	- Исключительно из спортивного интереса...
Voigtland rushed into the control room and pulled the Juan-cube from the slot.	Войтленд кинулся в рубку и вытащил кубик Хуана.
"We're trying to explain to you, dear-"	- Мы пытаемся объяснить тебе, дорогой...
He pulled the Lydia-cube, the Mark-cube, the Lynx-cube, the father-cube.	Он вытащил куб Лидии, куб Марка, куб Линкс, куб отца.
The ship was silent.	На корабле воцарилась тишина.
He crouched, gasping, sweat-soaked, face rigid, eyes clenched tight shut, waiting for the shouting in his skull to die away.	Войтленд скорчился, задыхаясь, и ждал, пока утихнет раскалывающей голову крик.
An hour later, when he was calm again, he began setting up his ultra wave call, tapping out the frequency that the underground would probably be using, if any underground existed.	Через час, взяв себя в руки, он включил передатчик и настроился на частоту, которую могло бы использовать подполье.
The tachyon beam sprang across the void, an all but instantaneous carrier wave, and he heard cracklings, and then a guarded voice saying,	Раздался шорох, потрескивание, затем настороженный голос произнес:
"Four Nine Eight Three, we read your signal, do you read me? This is Four Nine Eight Three, come in, come in, who are you?"	- Четыре девять восемь три, принимаем ваш сигнал. Кто вы?
"Voigtland," he said.	- Войтленд.
"President Voigtland, calling Juan.	Президент Войтленд. Я хочу говорить с Хуаном.

Can you get Juan on the line?" "Give me your numbers, and-" "What numbers? This is Voigtland. I'm I don't know how many billion miles out in space, and I want to talk to Juan. Get me Juan. Get me Juan."	Вызовите мне Хуана.
"You wait," the voice said.	- Подождите.
Voigtland waited, while the ultrawave spewed energy wantonly into the void.	Войтленд ждал.
He heard clickings, scrapings, clatterings.	Пощелкивания, гудение, треск.
"You still there?" the voice said, after a while. "We're patching him in.	- Вы слушаете? - раздался голос. - Мы вызвали его.
But be quick.	Но говорите быстро.
He's busy."	Ему некогда.
"Well? Who is it?" Juan's voice, beyond doubt.	- Ну, кто это? - голос Хуана.
"Tom here.	- Том.
Tom Voigtland, Juan!"	Том Войтленд. Хуан!
"It's really you?" Coldly. From a billion parsecs away, from some other universe. "Enjoying your trip, Tom?"	- Это в самом деле ты? - холодно, за тысячи парсеков, в другой вселенной. - Наслаждаешься путешествием, Том?
"I had to call.	- Я должен был связаться с тобой.
To find out-to find out-how it was going, how everybody is. How Mark-Lydia-you-"	Узнать... узнать, как дела, что с нашими... Как Марк, Лидия, ты...
" Mark's dead.	- Марка нет.
Killed the second week, trying to blow up McAllister in a parade." "Oh. Oh."	Убит при попытке застрелить Мак-Аллистера.
"Lydia and Lynx are in prison somewhere.	Лидия и Линкс в тюрьме.
Most of the others are dead.	Большинство других мертвы.
Maybe ten of us left, and they'll get us soon, too.	Нас не больше десятка, мы обложены.
Of course, there's you."	Разумеется, остался ты.
"Yes."	- Да
"You bastard," Juan said quietly. "You rotten bastard.	- Сволочь, - тихо проговорил Хуан. - Подлая сволочь.
All of us getting rounded up and shot, and you get into your ship and fly away!"	Мы приняли на себя огонь, а ты забрался в корабль и улетел.
"They would have killed me too, Juan.	- Меня бы тоже убили, Хуан.
They were coming after me.	За мной гнались.
I only just made it."	Я едва ушел.
"You should have stayed," Juan said.	- Ты должен был остаться.
"No.	- Нет.
No.	Нет.

That isn't what you just said to me!	Ты говорил другое!
You told me I did the right thing, that I'd serve as a symbol of resistance, inspiring everybody from my place of exile, a living symbol of the overthrown government-"	Ты говорил, что я прав, что я послужу символом борьбы, воодушевляя...
"I said this?"	- Я это говорил?!
"You, yes," Voigtland told him. "Your cube, anyway."	- Да! - настаивал Войтленд. - Вернее, твой кубик.
"Go to hell," said Juan. "You lunatic bastard."	- Убирайся к черту, - сказал Хуан. - Полоумный мерзавец.
"Your cube- we discussed it, you explained-"	- Твоя матрица. Мы обсуждали... ты объяснял...
"Are you crazy, Tom?	- Ты сошел с ума, Том?
Listen, those cubes are programmed to tell you whatever you want to hear. Don't you know that?	Ты что, не знаешь, что твои кубики запрограммированы говорить то, что ты хочешь услышать?
You want to feel like a hero for running away, they tell you you're a hero. It's that simple. How can you sit there and quote what my cube said to you, and make me believe that I said it?"	Если хочешь, убегая, чувствовать себя героем, они докажут тебе, что ты герой.
"But I- you-"	- Но я... ты...
"Have a nice flight, Tom.	- Приятного полета, Том.
Give my love to everybody, wherever you're going." "I couldn't just stay there to be killed.	- Я не мог остаться на верную смерть?
What good would it have been?	Какая была бы от этого польза?
Help me, Juan!	Хуан, помоги мне!
What shall I do now? Help me!"	Что мне теперь делать?
"I don't give a damn what you do," Juan said.	- Меня совершенно не интересует, что ты будешь делать.
"Ask your cubes for help.	Обратись за помощью к своим кубикам.
So long, Tom."	Прощай, Том.
"Juan-" "So long, you bastard."	- Хуан...
Contact broke.	Связь оборвалась.
Voigtland sat quietly for a while, pressing his knuckles together.	Войтленд долго сидел не шевелясь. Вот оно что.
Listen, those cubes are programmed to tell you whatever you want to hear. Don't you know that?	Твои кубики запрограммированы говорить то, что ты хочешь услышать.
You want to feel like a hero for running away, they tell you you're a hero.	Если хочешь, убегая, чувствовать себя героем, они докажут тебе, что ты герой.
And if you want to feel like a villain?	А если хочешь чувствовать себя злодеем?
They tell you that too.	И это докажут.

They meet all needs. They aren't people. They're cubes.	Они готовы на все, что тебе нужно.
He put Goethe in the slot.	Он вставил в паз Гете.
"Tell me about martyrdom," he said.	- Поведай мне о мученичестве.
Goethe said,	Гете сказал:
"It has its tempting side.	- В нем есть соблазнительные стороны.
One may be covered with sins, scaly and rough-skinned with them, and in a single fiery moment of self-immolation one wins redemption and absolution, and one's name is forever cherished."	Можно погрязть в грехах, зачерстветь от бездушия, а потом в одной огненной вспышке жертвоприношения навеки прославить свое имя.
He put Juan in the slot.	Он вставил в паз Хуана.
"Tell me about the symbolic impact of getting killed in the line of duty."	- Расскажи мне о моральном значении гибели при исполнении долга.
"It can transform a mediocre public official into a magnificent historical figure," Juan said.	- Это может превратить заурядного политического деятеля в выдающуюся историческую личность, -сказал Хуан.
He put Mark in the slot.	Он вставил в паз Марка.
"Which is a better father to have: a live coward or a dead hero?"	- Каким бы ты хотел видеть своего отца: живым трусом или мертвым героем?
"Go down fighting, Dad." He put Hemingway in the slot. "What would you do if someone called you a rotten bastard?" "I'd stop to think if he was right or wrong. If he was wrong, I'd give him to the sharks. If he was right, well, maybe the sharks would get fed anyway."	- Ты должен биться, папа.
He put Lydia in the slot.	Лидия.
Lynx.	Линкс.
His father.	Его отец.
Alexander. Attila.	Александр Великий, Аттила. Хемингуэй.
Shakespeare.	Шекспир.
Plato.	Платон.
Ovid.	Овидий.
lit In their various ways they were all quite eloquent. They spoke of bravery, self-sacrifice, nobility, redemption.	Все твердили про отвагу, искупление, самопожертвование, благородство. Так. Значит, они говорят то, что он хочет услышать.
He picked up the Mark-cube.	Он взял кубик сына.
"You're dead," he said. "Just like your grandfather.	- Ты мертв.
There isn't any Mark anymore. What comes out of this cube isn't Mark.	Марка больше нет.
It's me, speaking with Mark's voice, talking through Mark's mind. You're just a dummy."	Это я - думающий его умом, говорящий его голосом...

He put the Mark-cube in the ship's converter input, and it tumbled down the slideway to become reaction mass.	Войтленд открыл люк конвертера и швырнул туда кубик Марка.
He put the Lydia-cube in next. Lynx.	Затем кубик Лидии, Линкс.
His father.	Отца.
Alexander. Attila. Shakespeare.	Александра, Аттилы, Шекспира.
Plato.	Платона.
Ovid.	Овидия.
Goethe.	Гете.
He picked up the Juan-cube. He put it in a slot again.	Он взял кубик Хуана и вложил его в паз.
"Tell me the truth," he yelled.	- Скажи мне правду.
"What'll happen to me if I go back to Bradley's World?"	Что случится, если я вернусь к Миру Бредли?
"You'll make your way safely to the underground and take charge, Tom.	- Ты благополучно доберешься до подполья и возглавишь борьбу.
You'll help us throw McAllister out: We can win with you, Tom."	Ты поможешь нам скинуть Мак-Аллистера. С тобой мы победим.
"Crap," Voigtland said. "I'll tell you what'll really happen.	- Ерунда! - отрезал Войтленд. - Я скажу тебе, что будет на самом деле.
I'll be intercepted before I go into my landing orbit. I'll be taken down and put on trial.	Меня перехватят еще на орбите и отдадут под трибунал.
And then I'll be shot.	А потом расстреляют.
Right?	Верно?
Right?	Верно?
Tell me the truth, for once.	Ну скажи мне правду, хоть один раз!
Tell me I'll be shot!"	Скажи, что меня расстреляют!
"You misunderstand the dynamics of the situation, Tom.	- Ты ошибочно представляешь себе динамику ситуации, Том.
The impact of your return will be so great that-"	Твое возвращение возымеет такое действие...
He took the Juan-cube from the slot and put it into the chute that went to the converter.	Он вынул кубик Хуана и бросил его в конвертер.
"Hello?" Voigtland said. "Anyone here?"	- Ау! - позвал Войтленд. - Есть тут кто-нибудь?
The ship was silent.	Корабль молчал.
"I'll miss all that scintillating conversation," he said. "I miss you already. Yes. Yes.	- Как хорошо в вашем обществе... Мне его будет недоставать.
But I'm glad you're gone."	Но я рад, что вас нет.
He countermanded the ship's navigational instructions and tapped out the program headed RETURN TO POINT OF DEPARTURE.	В рубке он ввел программу "Возвращение к пункту отправления".

His hands were shaking, just a little, but the message went through.	Его руки дрожали, но программа пошла.
The instruments showed him the change of course as the ship began to turn around.	Приборы показали изменение курса. Корабль поворачивался.
As it began to take him home.	Корабль нес его домой.
Alone.	В одиночестве.