Замочить Того, стирать без отжима [СИ]

— И смотри, дорогой, мне и государю императору нужна служба, а не пустые о ней разглагольствования. Не сможешь сам доложить, приводи тех, кто знает, — проворковала жена на прощание, нежно поцеловала Анатолия Михайловича в лобик и удалилась.

Приступание и Превозмогалово

На подходе к приёмной наместника наперерез Николаю вдруг бросился немолодой, вполне себе седой сухопарый мужчина,  обогнул одного из конвоиров и ухватил попаданца за рукав:

— Вы к наместнику? Прошу вас, окажите содействие, я ведь вижу – вы тоже грамотный культурный человек! Местные варвары совершенно неспособны оценить всю гениальность и простоту моего изобретения!

Изъяснялся господин на безупречном русском языке, но наработанная годами сноровка Николая не подвела, с первых слов понял – не наш. Точно не наш.

Полицейский собирался уже силой пресечь контакт с задержанным, но старший товарищ угрожающе поднял брови:

— С уважением! — Напомнил он и отработанным жестом расправил холёные усы.

Решительный господин уже выхватывал из пухлого портфеля чертежи и раскладывал их на стоящем в коридоре бильярдном столе.

— Моя фамилия Бродсейлер, представитель фирмы «Кемел».  По-вашему это… ну, человек, который рядовой по калачам, продавец, — иностранец напрягся, наморщил лоб.

— Вспомнил! У потомка Лермонта читал – Калачников! Это как я, то же самое.  Ещё я нашёл животное, послужившее образцом для логотипа нашей фирмы!— Он тычет пальцем в чёрно-белую фотографию, на которой запечатлён в пробковом шлеме, обнимающим за шею классического африканского дромадера.

— Гм, — пытаясь хот как-то изобразить участие в разговоре, выдавил Николай.

— Так вот, мной изобретено приспособление, позволяющее без особых затрат механизировать любые процессы, связанные с земляными работами и вскапыванием почвы! Оцените изящество предлагаемого решения! Местные, извините за выражение, инженеры – существа неумные и напрочь лишённые творческой жилки, своими мелочными придирками не позволяют мне внедрить эту нужную и своевременную новацию!

На разложенных чертежах Николай с некоторым удивлением обнаружил весьма знакомый инструмент, изображённый в трёх проекциях.

— Извините, но это штыковая лопата, — удивился Николай.

— Я сразу понял, что вы человек знающий, — согласился иностранец, извлекая из портфеля ещё несколько листов.

— Вот! Вот этот несложный механизм, будучи посредством двух креплений ленточного типа укреплен на рукояти лопаты, совершит переворот в инженерных работах!

Судя по чертежу, основным рабочим элементом агрегата являлся достаточно массивный эксцентрик, сопряжённый с электродвигателем и аккумулятором.

— При включении механизма посредством нажатия кнопки «ON», электродвигатель приводит механизм в движение, создавая колебательные импульсы, посредством которых рабочая часть инструмента сначала погружается в грунт, а потом изымает его из массива и отбрасывает в сторону!

— Интересно, интересно — пробормотал Николай, с опаской поглядывая на изобретателя, — И насколько хватает заряда батареи?

Нерусский даже подпрыгнул от радости:

— Заряд практически неисчерпаем! После того, как механизм выходит в рабочий режим, двигатель начинает работать в режиме генератора! Это гибридная установка.

Оператору лопаты останется только контролировать направление движений инструмента!

— Позвольте, — Николай возмутился, — мистер Бредсейлер, вы уверяете что смогли изобрести действующую модель перпетуум мобиле?

— Бродсейлер, с вашего позволения. Несомненно! Это понятно даже гимназисту!

— У вас есть действующая модель?

— Для того чтобы понять очевидное, нормальному мыслителю не требуется возиться с железками! Он генерирует идеи, понимаете, ИДЕИ!

— Вечный двигатель невозможен! — ещё сильнее возмутился Николай, но изобретатель его не услышал.

— Сотни тысяч, миллионы таких аппаратов преобразят нашу планету! Новые каналы, корабли, бороздящие просторы Сибири от Урала до Гудзонова залива...

Николай гения аккуратно обошёл, брезгливо отряхнул рукав, за который его столь бесцеремонно ухватили, и направился к дверям в приёмную.

Массивная дубовая дверь с металлическим лязгом  впечатывается в проём, наглухо отсекая кабинет наместника от остального мира. Помещение сие больше напоминает пятидесятиметровый стрелковый тир – полумрак, пустота, лишь у дальней стены за массивным столом удаётся разглядеть  мужскую фигуру, совершенно теряющуюся на фоне старомодной мебели.

— Стол у стены, одинокий мужик — я это где-то недавно видел. Дежа вю, однако. Но тот постарше был, однозначно.

Додумать не удалось.

— Ты где шатался? – озадачивает Николая поднявшийся из-за стола молодой человек.

Николай близоруко щурится, делает поправку на возраст, дурное освещение, анекдотичность ситуации …

— Александр? Господин осветитель? Однако, помолодевши, должен отметить. Поздравляю!

— Поздравляет он! Я тут неделю, не щадя сил и здоровья, Дальний Восток к войне готовлю, а единственный человек, в радиусе ста лет, способный меня понять, где-то шляется! И нечего тут рожи кривить, Родина в опасности!

— Ты, молодой человек, аккуратнее со словами, базар фильтруй. Я вчера спать  на Белорусском вокзале лёг, а сегодня утром здесь проснулся, до сих пор не понимаю, где и когда оказался. Если знаешь – делись информацией. Меня, кстати, к какому-то наместнику вели, не подскажешь, куда он делся?

— Старый в санаторий намылился, а новый это я.

Николай сочувственно смотрит на молодое,  но сильно помятое лицо коллеги – попаданца.

— И как тебя угораздило?

Собеседник вяло машет рукой:

— Как – как. По пьяни, конечно. Второй день, как в себя приходить начал. Сперва, конечно, кураж был, а теперь уже назад сдавать никак нельзя, понимаешь?

— А то! Оседлал тигра – хватай за уши и держись из последних сил, иначе порвёт. И что делать собираешься?

— Войну выигрывать! Нашёл о чём спрашивать, будто не русский.

— Я и есть нерусский. Белорусы мы.

— А, — кривится Александр, — хоть ты не прикалывайся. У тебя с вещами как, с деньгами? Вечером в Артур дунем, я приказал миноносец приготовить. Тебе чего-нибудь в магазинах надо?

— С деньгами непонятки какие-то. Мелочь осталась российская – в смысле, тогдашняя. А бумажки изменились. Вот, смотри, форменные ассигнации. Семьдесят тысяч нынче это как, на ресторан хватит? Так-то мне ничего не надо,  пожрать только. Похмеляться не буду, не люблю. Но к вечеру жор будет – мама, не горюй.

Наместник-осветитель улыбнулся впервые за весь разговор:

— На пару кабаков хватит. В смысле купить. Только на кой они тебе во Владике? О пище телесной можешь не переживать. Я себе такого адъютанта нашёл,— на южном  полюсе у белых медведей ананас найдёт,  отберёт, а те его после этого благодарить будут.

— На южном медведи не живут.

— Этот найдёт. Короче так, я тебе провожатого выделю, по городу погуляй, на людей посмотри, но чтобы к семнадцати часам был в приёмной, как штык – готовым к отъезду и экипированным для победы над супостатом, понял?

***

Миноносец заслуженно именовался «Страшный». Размерами это грозное орудие морской войны было чуть больше «Ракеты» или «Метеора», и впечатление производило самое удручающее – миноносец оказался узким, тесным и изрядно измазанным – грузить уголь закончили перед самым прибытием наместника, прибраться банально не успели.

Выходили вечером, оставляя за спиной красный закат над линией тёмных сопок.  Холодный зимний ветер заставлял ёжиться и поднимать воротники.  Офицеры миноносца мялись, не знали толком, как вести себя с новым наместником. Николай, которого самозваный спаситель Отечества отрекомендовал «советником по экономике и промышленности», старался не путаться у моряков под ногами, встал у раструба левого переднего  вентилятора, расставив ноги пошире – качало. Рядом остановился старший офицер корабля, подозрительно покосился на фигуры стоящего на мостике начальства, и потянул из кармана тужурки трубку и кисет с табаком.

— Не советую, — доверительно, вполголоса, сообщил ему Николай.

— Почему? — удивился моряк.

— Вырежут. Закон такой — запретили курение в общественных местах и художественных произведениях.

— А в синематографе?

— И там запретили. Отовсюду режут.

— Совсем гайки завернули. Придётся отвыкать. — Лейтенант рассовал курительные принадлежности по карманам. — Спасибо.

— Не за что,— ласково ответил Николай.

Алексей, несмотря на свежий ветер и усиливающуюся качку, упрямо стоял на мостике, представляя, как он проведёт страну сквозь штормы и испытания – вот так, выпрямившись в полный рост, не отворачивая лица от встречного ветра. Правда, обзор сильно закрывала носовая трёхдюймовка, но он решил не обращать внимания на мелочи. А ещё до чешущихся ладоней хотелось забраться к корабельному прожектору и хлестнуть лучом по ночной темноте, высветить идущие с востока волны. Ну, или как там у моряков эта сторона горизонта именуется, норд там, или зюйд. Запийсало громко и выразительно вздыхал за его плечом, но Александр не обращал на страдания адъютанта никакого внимания – вырабатывал волю. У обоих.

Николай  в это время сидел в небольшой, но уютной кают-компании, не обращая внимания на мелкие бытовые неудобства и запивал бутерброды густым до черноты сладким чаем. Нежная кетовая плоть, щедро расположенная поверх изрядного слоя домашнего масла на куске той самой французской булки… Душевно заходило, организм радовался и вовсе не собирался наказывать любителя хорошо покушать морской болезнью. Поэтому на палубу «советник» поднялся поздним утром, выспавшись, был доволен жизнью, собой и окружающими. И был прав, ибо кто когда видел счастливым голодного худого типа с лихорадочным блеском глубоко запавших глаз? Прав товарищ Маркс, материя первична, а те, кто утверждает обратное, живут скучно, уныло и, как правило, не очень долго.

 Подойдя к героическому адъютанту, шёпотом поинтересовался:

— Уходил он отсюда?

— Ни, — скорбно замотал головой Зпийсало, — Тильки до ветру.

Дежурный по кораблю дипломатично отошёл на другое крыло мостика, вместе с сигнальщиком,  и Николай вежливо поинтересовался у Александра:

— Совсем охренел, твоя светлость? Сам спать не можешь, так слезь хотя бы с мостика – людям мешаешь.

— Мутит меня – признался Александр. Боюсь опозориться.

— Забей. Подсоли рюмку водки, накати, прикажи поставить стул на палубе, и любуйся морскими пейзажами. И хохла своего спать отправь, у него от служебного рвения скоро пупок развяжется.

Проводив начальника, повернулся к оживившемуся мичману:

— А что, господин мичман, в этих водах рыба ловится?

На четырнадцати узлах экономического хода ловилось плохо, но разве в рыбалке главное результат? Время пролетело незаметно.

Встречали с помпой – дорожка на причале, почётный караул, оркестр и выстроенные вдоль бортов команды на кораблях эскадры. Обнажённая сталь сабель, взятые «на караул» винтовки – красота и отдых всякой милитаристской души. Сверкали ордена, ветер трепал окладистые бороды, а встречающие определённо волновались. Нужно признать, не зря – измученный морской болезнью новый наместник был зол и жаждал крови.

Стессель наклонился к адъютанту:

— Слушай, Водяга, а ведь он на нас смотрит, как Верочка после болезни.

 Генерал зябко передёрнул плечами от воспоминаний и нехорошего предчувствия.

— Совершеннейшим образом с вами согласен, — изогнулся ротмистр в ответной реплике.

— О чём шушукаемся? — Повернулся к парочке Александр. Оба вытянулись и застыли, поедая новое начальство, как полагается, взглядами лихими и придурковатыми. Отчасти от служебного рвения, но более оттого, что иначе не умели.

— Ну-ну! — уронил через губу новый наместник и прошествовал к предоставленному экипажу. Мундиры, собравшись в кучку, двинулись следом, соблюдая уважительную дистанцию.

— Идите, господа, идите. А я тихонько, без шума и грохота, по тылам пройдусь, авось, надыбаю[1] что-нибудь.

Царящее в порту благодушие Николая не то чтобы поразило — скорее, подтвердило ожидания. Непонятного штатского в странной одежде никто не останавливал, в комендатуру не тащил и документов не спрашивал. На территории судоремонтного завода тоже — в распахнутые ворота и обратно шлялось множество народа, ещё один проходимец внимания не привлёк.

Спокойным шагом, внимательно рассматривая неторопливую трудовую деятельность, обходил Николай территорию, с любопытством осмотрел пустующий док, прикинул на глазок запасы материалов. Не впечатлился. С учётом опытности глазка ошибся тонн на десять-пятнадцать, не больше.  С такими запасами много не наработаешь. А ведь наверняка придётся кессоны сооружать, помнил попаданец что-то такое. Хотя, может и выкрутится Александр, взбодрит здешних военморов, не даст япам метать торпеды в упор по стоящим в праздничной иллюминации броненосцам.

Николай уже заканчивал обход территории, когда за очередной кучей мусора открылся ему вид на интереснейший объект, издалека видом и запахом напоминавший выброшенного на берег кита. Подойдя ближе, удивился ещё больше – сооружение явно разваливалось на части.

— Милейший, — окликнул белорус проходящего мимо мастерового, — это что за конструкция?

Чумазый рабочий аккуратно поставил на попа отрезок трубы, с которым шатался вокруг, изображая бурную деятельность.

— Это, барин, очередной Хрюнин прожект, скрытноподводное суднО. Морской змеёй кличут. Чтоб, значитца, к чужому кораблю споднизу подплысть, да рули с винтами и отломать. Вишь, сверху у него от носа до кормы как раз быдто ножовка по металлу  пришпандорена? Ей, значитца, и пилить.

Николай хмыкнул, и ещё раз обошёл вокруг загадочного объекта.

— А почему разваливается?

Работяга вытер лицо грязной ладонью, и стал похож на салагу-новобранца, впервые добравшегося до набора маскировочной косметики.

— Так это, значитца, из-за заклёпок всё. Вылазять, подлые. Уж наш Хрюня с энтими заклёпочниками и так, и эдак – и лаской и таской, тока не помогаеть ничего. Не успеют заклепать один борт, ан с другого уже все повылазили. Вот и лежит тут. Не везёт нашему прожектёру, опять зря придумывал.

— А что, ещё чего делали?

— Так у него почитай, кажних полгода новая идея. Хоть и выходить полное непотребство,  всякий раз в работу идёть, видно, кто-то там, — рабочий ткнул пальцем вверх, — его прикрываеть. Звиняй, господин хороший, пора мне — инженер идёть.

Инженер  был осанист и степенен, чем-то он напомнил Николаю медведя. Не бурого громилу, не разбирающего в лесу дороги, скорее гималайского, с нарядным белым пятном на груди, тоже опасного, но выращенного в цирке и оттого послушного воле дрессировщика. Хотя может и цапнуть, да. Не зря цирковые со старыми  медведями работать  не хотят – непредсказуемая зверюга, себе на уме.

— Интересуетесь?

— Да вот, не смог пройти мимо, знаете ли. Необычное зрелище!

— Наш местный самородок, Гюнтер Адольфович Хрюнинг, изобрели. Удивительно плодовитый изобретатель. Идеи всегда свежие, молодёжи нравятся. Помогает в воспитании юношества, пробуждает интерес к техническому творчеству.