- Налетел? - удивилась я.
- Подскочил, чуть не сбил меня с ног и спросил - кем прихожусь хозяйке квартиры. Нет, ну ты представляешь? Кем Я прихожусь хозяйке квартиры! А он-то что за черт с горы?
Я в недоумении уставилась на Макса. Не шутит - нахмурил брови, насупился, мелкие складки проступили на носу. Едва заметная тонкая нитка шрама у самой линии роста волос побелела и проявилась на розоватой коже.
Макс когда-то упал на сцене, и партнер рассек ему лоб деревянным мечом.
- Перепутал номера квартир, - предложила я. - Может у него тут любовница живет или жена. Вот и перевозбудился.
- Я послал его. Конечно, вежливо, - Макс отхлебнул кофе и немного расслабился. - Но все равно неприятно, - балетный снизошел до почти дружелюбного тона, но чашка на столе закрутилась быстрее. Звон дорогой пластмассы по чуть более дешевой выражал все то, что думал Макс о настырном незнакомце у ворот.
- Давай попробуем с Магнолией, а? - взмолилась я.
Утекали драгоценные минуты, а мы обсуждали невежу с улицы, что перепутал квартиры, а то и вовсе - номера домов.
- Ну давай, - снизошел Макс, чашка остановилась - пальцы балетного крепко сжали ее пузатые бока.
Я откинулась на спинку кресла, позволив ему поддержать расслабленное тело. Прикрыла глаза.
Моих способностей индиго хватило бы на розыск сотен таких, как Магнолия. Но вот беда! Управлялась я с ними хуже некуда. Эмоции, всему виной эмоции. Я поднимала энергию вокруг, и чувства удесятерялись, мешали логически мыслить. В беспокойстве, в угаре, я плохо ориентировалась, теряла тонкую аурную нить, оставленную Магнолией. Макс слабее значительно, но судьба подарила ему дар управлять энергией. Своей ли, чужой ли - неважно. Он впитывал мою, как губка, и находил любого из «могучей четверки» за считанные минуты.
Энергия потекла к балетному, и я увидела след Магнолии. Розоватый, туманный он вился по городу, расширялся, пока толстой веревкой не вонзился в шикарный пятизвездочный отель. Здесь, на семидесятом этаже, в ВИП-номере спала Магнолия. И даже без чтения энергий становилось ясно - не обычный это сон.
Макс разбираться не стал. Прервался, отпил кофе и резюмировал таким тоном, словно я кричала об убийстве, заметив пролитый на полу кетчуп:
- Ну вот! Что я говорил? Жива твоя Магнолия, здорова. И отлично провела ночь, как видно. Не то не отключилась бы как убитая.
- Ты думаешь? - недоверчиво покосилась я на балетного - его пальцы вновь вращали полупустую чашку на столе.
Почти по-женски красивые, точеные губы Макса расплылись в улыбке.
- А ты думаешь, она вырубилась, перетанцевав в клубе?
- Я думаю, на нее могли напасть, - близорукое спокойствие Макса раздражало все сильнее.
- Да-да, - чашка зашаталась, задергалась. - Напали, полюбили и отчалили.
- Ты сам думаешь, что говоришь! - взвилась я. - Мы же тысячу раз расследовали нападения на женщин! Убивали чудовищ!
- Давай-ка притормози, - взгляд Макса похолодел - серые глаза будто подернулись льдом, как всегда при вспышке гнева. Сплошная линия хмурых бровей натянула лоб, и шрам проступил снова. Чашка замерла, а пальцы Макса вокруг нее побелели. Белый ноготь на правом указательном будто слегка оттопорщился, выделяясь на фоне остальных - гладких, прозрачных, идеально отполированных.
Балетный повредил ноготь, рухнув с какого-то устройства, что должно было носить его над сценой. Роли ангелов стоят недешево.
- Мы сейчас говорим не о глупой тетке или малолетке, которая ищет приключений на задницу! Мы говорим о Магнолии! Она видит чудовищ, разбирается в них! Она бы первая тебе позвонила и предложила его укокошить.
Балетный отвернулся к окну, стиснул челюсти, продолжая хмуриться - я достала его. Правая нога Макса, закинутая на колено левой, резко закачалась, как маятник. Бросились в глаза пальцы «в кучку» - пуанты уродуют стопы даже людей с такой сильной регенерацией, как мы.
Ладони Макса нервно сжимали чашку. И казалось, тонкий пластик вот-вот расколется, окропив балетного кофе.
За длинным, почти во всю стену окном, гулял ветер, и ветки деревьев норовили постучаться в дом. Белая монетка Луны выглянула из-за туч, будто интересуясь нашим разговором.
- Макс, - попыталась я смягчить балетного. - Алкоголь отнимает у Магнолии большую часть способностей.
Лед в его серых глазах растаял, бровь изогнулась, нога замедлилась, а пальцы принялись неспешно вращать чашку.
- А ведь и правда. Не подумал об этом, - Макс чуть подался вперед, и, не предупреждая, соединил нас с Магнолией.
Нет, она не пила.
Макс вынырнул из энергетического слепка города с возмущенным фырканьем. Его нога закачалась снова, пальцы судорожно стиснули чашку. Напряженное лицо, сведенные брови и вновь проявившийся шрам на лбу ничего хорошего не сулили.
- Утешилась, паникерша? - припечатал балетный, смерив меня колючим взглядом.
Что ответить? Я ошиблась. Но не успокоилась. Рваным пульсом билась в груди тревога, перед глазами все еще стояла распластанная Магнолия.
Черные волосы растеклись по простыне кляксой, полупрозрачные, крепко сомкнутые веки, нервно вздрагивали. И казалось, Магнолии снится кошмар - оттого и бегают под тонким покрывалом век глаза, дрожат искривленные губы, сжимаются кулаки.
- Я чувствую - с Магнолией что-то не так, - беспомощно выдохнула я в красивый профиль Макса.
Он отвернулся от окна, и вгляделся в мое лицо - серые глаза потеплели, излучали участие.
Макс уставился в стену, почти не мигая - задумался.
Оставив полупустую чашку в покое, тонкие пальцы его крутили верхнюю пуговицу жилетки. Луна подмигнула из-за облаков, очертив белесой дымкой остроносый профиль балетного, смягченный волнами каштановых волос. Как по волшебству в ее неровном свете показались вены под тонкой кожей шеи, на изящных, но вместе с тем жилистых ладонях. Зачернела дырка, ровно по центру мочки. Лет двадцать минуло с тех пор, как Макс бросил носить серьгу, но дырка никак не зарастала, опровергая этим весь мой опыт.
- Обождем до завтра, - уже серьезно, без тени насмешки произнес балетный спустя недолгое время, и нога его закачалась. - Там видно будет.
Я дернулась, нервно подалась вперед, неловко толкнула стол. Он подвинулся, и кофе закачалось в кружке, выплеснулось наружу.
Прозрачный пластик стола, с ракушками и водорослями внутри, окропила темная роса. Я как завороженная наблюдала за игрой света на черно-коричневых каплях. Сознание заволокла дымка дремы. Макс рядом, уверен, что до завтра ничего страшного с Магнолией не случится. От осознания его молчаливого покровительства, вся моя собранность рассеялась как дым.
Веки потяжелели. Не успела понять, что случилось, а уже клюнула носом.
В соседней комнате пустовала любимая кровать - огромная, трехместная - я заплатила за нее целое состояние. А я так и проспала всю ночь в кресле, в скрюченной позе, вытянув под столом ноги.
Очнулась я ближе к утру. Прохлада просачивалась в закрытые окна, находила неведомые мне щели. Надо будет отремонтировать.
Макс сидел на том же месте - неподвижный, но не спящий. Изящный профиль - хоть сейчас чекань на монетах - смягчился в розоватой рассветной дымке. Тонкие пальцы теребили пуговицу на жилетке.
Восход распускался у городской границы. С высоты моей квартиры было чудесно следить за тем, как тянутся в хмурое осеннее небо розовые лепестки лучей.
- Проснулась? - Макс обернулся, взгляд был теплым, участливым.
- Ага. А чего ты домой не ушел? - спросила я сквозь зевоту.
- Кое-что меня заинтересовало. Задержался, копал, - не всякий с первого раза вникал в объяснения Макса. Витая в собственных мыслях, он говорил комкано, невнятно, путано. Но я привыкла.
- Вот, посмотри, - балетный протянул мне монкс. Древние планшетники эволюционировали как динозавры в птиц.
Тонкий, как лист бумаги, экран светился лампой.
Макс провел над ним ладонью, вызывая последние просмотренные страницы.
У меня екнуло сердце, сжалось, неумолимо напоминая, что есть вещи, к которым даже после всего пережитого не привыкнуть. Хорошо, что не позавтракала, съязвила я мысленно. Но от этого стало лишь тошнотворней.
Глава 2
Девушка лежала в центре комнаты, на полу. Сломанное тело ее походило на выброшенный из бутика манекен, едва прикрытый длинным, разодранным в нескольких местах коктейльным платьем. Испещренные кровоподтеками руки, спина, выгнутая там, где не должна гнуться, вместо половины лица - кровавая каша.
Сломанная ключица острыми костяными пиками вышла наружу. Струйки бурой жидкости нитками расползлись по нежно-розовой ткани, спускаясь на пол.
Контраст невинного цвета платья, тонюсеньких бретелек на худеньких плечах, и тела, которое словно рвал дикий зверь, заставил меня сглотнуть. Мерзкий, колючий ком в горле не поддавался, застрял, глаза увлажнились. Я стиснула зубы и кулаки, сдерживая слезы. Девушка была намного моложе других жертв - неоперившийся птенчик, что наряжается в мамино платье, чтобы взрослые мужчины оценили расцвет ее женственности. От этой мысли мне стало еще хуже.
Девушка приглашающе раскинула ноги, согнула колени. Знакомая поза жертв наших чудовищ. До жути знакомая.
Крови вокруг почти не было. Нулячий белый паркет казался слишком чистым, слишком девственным для отвратительной картины.
Новая жертва. О ней опять писала «Фальстране» - заштатная газетенка, что киоскеры брезгливо швыряют в папку для бесплатной прессы. Зато ее виртуальный портал гудит от комментариев, подвисает от лавины запросов.
Макс встал, сходил на кухню, и пока я читала заметку про искромсанную модель, принес мне чай, а себе - кофе.
Балетный гостил у меня не раз и чувствовал себя как дома.
Стряпать Макс обожал. Это успокаивало его, воодушевляло, но сам балетный клевал как птичка. Иной раз, на встрече «могучей четверки» в кафе, мы с Магнолией стыдились своего обжорства, пока Макс лениво пощипывал мини-сэндвич или сырную нарезку.
Мерное гудение кухонной техники оповестило меня, что балетный занялся любимым делом. Новости встревожили его всерьез.
Не мудрено! Раньше чудовище не уродовало жертвы. Пило кровь, разодрав шею, и бросало мертвое тело на месте преступления. Откуда эта ярость? Эта жестокость? Ни картра, ни эмкре не кромсали добычу. В груди расчетливых хищников не сердца - кусочки льда. Нет в них места для безумной ярости, гнева и мести. Голод гнал эмкре и картра за жертвой, а сытость уводила прочь.
Тот, кто набросился на девушку, жаждал ее боли, стонов, мольбы о пощаде. Для картры и эмкре это все равно, что купить вкуснейшее вино и нечаянно расколоть бутылку по дороге домой. Увидеть лишь как впитывает земля настоянный годами напиток, поймать изысканный запах. И уйти, не солоно хлебавши. Сладкие гормоны - пища чудовищ - сменились бы желчной горечью гормонов ужаса и страданий.
И значит, все наши выводы ложны.
Я встала, потянулась, разминая затекшие за ночь в кресле мышцы. Взяла халат и побрела в ванную.
Максу не впервой ночевать у меня, как и не впервой видеть меня голой. Я не в его вкусе. Балетному подавай хрупких до костлявости гуттаперчевых фей.
Женщины из плоти и крови, как мы с Магнолией, для него слишком тяжеловесны, грубо скроены.
Пока я занималась собой, Макс бродил из гостиной на кухню, колдуя над очередным кулинарным шедевром.
А когда я закончила, надев трикотажные брюки с кофтой, на столе для десяти персон - так гласил ценник в магазине - дымились румяные тосты и сырные булочки. Чайник и кофейник напоминали о том, насколько не совпадают наши с балетным пристрастия к напиткам.
Смесь горьковатого аромата свежесваренного кофе с ментолово-ромашковым запахом чая перебивал запах чудесной выпечки.
Я присела к столу и захрустела тостами.
Макс взял поджаренный хлеб и, отщипнув пальцами кусочек, задумчиво произнес.
- Нам надо собраться снова. Всем. Тебе, Магнолии и Зандре. Это не те чудовища, о которых мы думали. Это что-то гораздо страшнее. Опасней и свирепей. И оно явно себя не контролирует.
- Что ты хочешь этим сказать? - холод в желудке заставил меня прервать трапезу.
- Я хочу сказать, красавица моя, - наставительно выдал Макс - привычно закинутая на колено нога его, начала раскачиваться. - Что он убивает легко, если жертва не выводит из себя. А если выводит - теряет контроль.
- Интересно, откуда такие выводы? - голод поборол во мне и страх, и отвращение. Я снова захрустела идеально поджаренным тостом.
- Первые жертвы, - Макс отправил в рот крошечный ломтик хлеба. - Почти не были растерзаны. Единичные раны, синяки от мощной хватки, ссадины не в счет. А эта… сама видишь, - его брови сошлись над переносицей, маятник ноги ускорился.
- А может это кто-то другой? - уточнила я, дожевывая тост, и берясь за следующий.
- Исключено, - Макс отверг мое предположение так, как отвергает учитель неверное решение задачки. - Данные вскрытия показывают, что кусали их тем же способом. В слюне нападавшего те же вещества, ДНК совпадает.
- И какое ДНК? - признаться, я не дочитала до этого момента.
- ДНК как ДНК, - пожал плечами Макс. - Ты прекрасно знаешь, что чудища мимикрируют под людей. Разницу в наших ДНК приборы пока не видят. Не изобрели ещё люди таких устройств.
- Это что? Совет? Без меня?
Я подпрыгнула от радости, заслышав низкий, с хрипотцой, до ужаса сексуальный женский голос. Помятая, слегка опухшая Магнолия уже сняла туфли и нацелилась на тарелку с выпечкой.
Жива и невредима! Слава богу! Мы с Магнолией давно обменялись дубликатами квартирных ключей, вызнали оружейные тайники друг друга.
Я рванула на кухню, за новой кружкой. А подруга, как ни в чем ни бывало, уселась в мое кресло, откусила булочку, запивая моим же чаем.
Когда я вернулась в гостиную, Магнолия и Макс обсуждали вчерашний вечер. Как всегда подруга бешено жестикулировала, бубнила с набитым ртом, привставала, чтобы взять слово, но смешной при этом не выглядела. Скорее забавной, как девочка-егоза, что умиляет своей непосредственностью. Даже по-хомячьи набитые щеки придавали Магнолии особого шарма.
Подруга не помнила ничего, с того момента, как ушла с каким-то красавчиком в ВИП-номер отеля. Красавчика не помнила тоже, что удивляло гораздо сильнее. Магнолия выбирала мужчин придирчиво, тщательно. Высокая брюнетка, с фигуркой «что надо» и грацией пантеры - так окрестил ее наш четвертый индиго, метис Зандра, спутников на одну ночь находила играючи. Со скрипом, порой не без моей помощи, отваживала поклонников, которым этой самой ночи казалось мало. Впервые на моей памяти Магнолия затруднялась описать любовника, терялась в цвете волос, глаз и помнила лишь горячее, совершенное тело.
Мои опасения вернулись с новой силой. Но добавлять эту каплю дегтя в бочку меда беззаботного щебетания Макса с Магнолией я не стала. Не имело смысла. Эти двое слишком полагались на свою силу, на дар индиго, на энергетику, которой могли «сжечь» чужой мозг и электроприбор - неважно.
Их бесшабашность пугала меня. Особенно в свете утренних новостей. Я взяла себе стул, налила чай и продолжила завтрак, отрешенно ловя обрывки беседы.
- Простите, вы потеряли зеркальце, - на пороге гостиной, словно из-под земли вырос мой вчерашний «прыгун на голову». Золотые кудри в идеальном хаосе - залюбуешься, ультрамариновые глаза смотрят не мигая. Снова в памяти всплыл камышовый кот - дикий, но заинтересованный взгляд зверя, что выбирает хозяйку.
Мятый шелк белой рубашки кричал о богатстве, черный шелк брюк - о незнании меры.
Гость прислонился к косяку двери, полоснул странным, задумчивым взглядом по Магнолии - так смотрят на бомжа за столом с олигархами. Следующий взгляд красавчика предназначался Максу - нетерпеливый, негодующий. Гость чуть ссутулился, и грудные мышцы, плечи налились силой. Посмотрел на меня - резкость черт лица смягчилась, розоватый румянец проступил на персиковой коже. Он протянул навстречу руку, и на огромной, но вместе с тем изящной ладони блеснул кружок моего зеркальца. Надо же! И, правда, мое. Потеряла в потемках улицы, когда красавчик свалился с небес на голову.
-Утрата зеркала - плохая примета, - небрежно бросил Макс, удостаивая гостя неуважительным взглядом, и нога его бешено закачалась. - Это он вчера на меня набросился, - сообщил балетный, откусив кусочек тоста.
Я вгляделась в лицо красавчика - не смущен, не расстроен. Гость расправил могучие плечи, показав, что они шире максовых вдвое, развел руки в стороны и обезоруживающе улыбнулся.
- Я хотел отдать зеркальце, но не знал - стоит ли доверять такой ценный предмет неведомо кому.
Макс резко повернул голову - их взгляды с красавчиком пересеклись. Поднеси лист бумаги - рассыплется пеплом. Гость улыбнулся шире - понравилось, что задел Макса за живое.