Дж.К. Роулинг
Гарри Поттер и Тайная комната
Посвящается Шону П.Ф. Харрису, который всегда примчится и спасёт от любой беды
Глава первая. Чудовищный день рождения
Уже не впервые за завтраком в доме номер четыре по Бирючинной улице разгорелась ссора. Мистер Вернон Дурслей был разбужен до зари громким уханьем, доносившимся из комнаты племянника Гарри.
— Третий раз на неделе! — прорычал мистер Дурслей. — Не можешь унять сову, значит, скажешь ей до свидания!
Гарри, тоже не впервые, попробовал объяснить:
— Ей
— Я что, похож на идиота? — фыркнул дядя Вернон, дёрнув кустистыми усами и прилипшим к ним ошмётком яичницы. — Не знаю, по-твоему, чем всё кончится, если ты выпустишь это чучело?
Он и его жена Петуния мрачно переглянулись.
Гарри было заспорил, но его доводы заглушила громкая отрыжка сына Дурслеев, Дудли.
— Хочу ещё бекона.
— Возьми со сковородочки, лапушка, — сказала тётя Петуния, обласкав своего грузного сына затуманенным от нежности взором. — Нужно как следует поправиться, пока есть возможность… Судя по твоим рассказам, еда у вас в школе не слишком…
— Чепуха, Петуния! Я вот в «Смылтингсе» голодным не ходил, — с жаром возразил дядя Вернон. — Дудли кушает вволю, правда, сынок?
Дудли, такой большой, что его зад свешивался со стула, хмыкнул и повернулся к Гарри:
— Передай сковородку.
— Ты забыл волшебное слово, — раздражённо сказал Гарри.
Эта простая фраза подействовала на остальных фантастически: Дудли поперхнулся и грохнулся на пол, от чего содрогнулась вся кухня; миссис Дурслей тоненько взвизгнула и зажала рот руками; мистер Дурслей подскочил, и на висках у него отчётливо выступили вены.
— Я имел в виду «пожалуйста»! — быстро пояснил Гарри. — Я не в смысле…
— РАЗВЕ ТЕБЕ НЕ ГОВОРИЛИ? НЕ ТВЕРДИЛИ СТО РАЗ? — зарокотал дядя, брызгая слюной. — ЧТОБЫ НИКАКОГО ЭТОГО… НА БУКВУ «В» У НАС В ДОМЕ!
— Но я…
— КАК ТЫ СМЕЕШЬ ПУГАТЬ ДУДЛИ! — орал дядя Вернон, стуча кулаком по столу.
— Я просто…
— Я ПРЕДУПРЕЖДАЛ! В МОЁМ ДОМЕ — НИ СЛОВА О ТВОЕЙ НЕНОРМАЛЬНОСТИ!
Гарри перевёл взгляд с дядиной багровой физиономии на бледное лицо тёти, тщетно пытавшейся поднять Дудли на ноги.
— Ладно, — сказал Гарри, — ладно, всё…
Дядя Вернон сел, пыхтя как загнанный носорог и злобно косясь на Гарри.
С самого начала летних каникул дядя Вернон вёл себя так, словно Гарри — бомба, того и гляди, взорвётся, а всё потому, что тот и правда
Гарри Поттер был колдун и только что окончил первый класс «Хогварца», школы колдовства и ведьминских искусств. Перспектива провести с ним лето под одной крышей ужасала Дурслеев, но их чувства меркли по сравнению с тем, что испытывал сам Гарри.
Тоска по школе мучила его, как боль в животе. Он скучал по замку с его привидениями и потайными ходами, скучал по занятиям (разве что не по Злею, учителю зельеделия), по утренней совиной почте, по пирам в Большом зале, по своей кровати под балдахином, по дружеским чаепитиям с лесником Огридом в его хижине на окраине Запретного леса и особенно по квидишу, самой популярной спортивной игре колдовского мира (шесть высоких шестов с кольцами, четыре летающих мяча, четырнадцать игроков на мётлах).
Все книги заклинаний, волшебная палочка, мантии, котёл и суперсовременная метла «Нимбус-2000» были заперты дядей Верноном в чулане под лестницей, едва Гарри перешагнул порог дома. Какое дело Дурслеям до того, что Гарри выгонят из команды, если он не будет тренироваться и за лето потеряет форму? Какое им дело, что он явится в школу, не выполнив ни одного домашнего задания? Дурслей, будучи, как выражались колдуны, муглами (ни капли волшебства в крови), считали, что колдун в семье — несмываемый стыд и позор. Даже Хедвигу, сову Гарри, дядя Вернон запер в клетке на висячий замок — не ровен час, племянник отправит весточку своей братии.
Внешне Гарри нисколько не походил на родственников. Дядя Вернон — здоровяк с бычьей шеей и чёрными усищами; тётя Петуния — костлявая, с лошадиным лицом; Дудли — светловолосый, розовый, свиноподобный. А Гарри — маленький и худенький, с блестящими зелёными глазами и непослушной угольно-чёрной шевелюрой. Он носил круглые очки, а на лбу у него красовался тонкий шрам — зигзаг молнии.
Из-за шрама Гарри и был столь особенным, даже среди колдунов. Только шрам и свидетельствовал о его загадочном прошлом, о событиях, после которых мальчик одиннадцать лет назад оказался на пороге дома Дурслеев.
Гарри был всего год, когда он непостижимым образом пережил злое заклятие величайшего чёрного мага всех времён, Лорда Вольдеморта, чьё имя многие колдуны и ведьмы до сих пор не отваживались произносить вслух. Родители Гарри погибли, но сам мальчик отделался шрамом-молнией, а Вольдеморт — никто так и не понял почему — потерял колдовскую силу от одной лишь попытки убить Гарри.
Вот и вышло, что маленького колдуна воспитывали в семье сестры его погибшей матери. Гарри провёл у Дурслеев десять лет. Верил, будто шрам остался ему на память об автомобильной аварии, погубившей родителей, и не понимал, как ему удаётся помимо воли творить всякие загадочные вещи.
Потом, ровно год назад, Гарри получил письмо из «Хогварца», и всё тайное стало явным. Гарри поступил в колдовскую школу, где он сам и его шрам были знамениты… но теперь учебный год кончился, и на лето Гарри вернулся к Дурслеям, где с ним опять обращались как с дурной собакой, которая к тому же извалялась в тухлой рыбе.
Дурслеи даже не вспомнили, что сегодня у Гарри день рождения — ему исполнялось двенадцать. Конечно, он особо и не рассчитывал; ему никогда не дарили настоящих подарков и тем более не пекли пирог, но всё-таки начисто забыть…
Тут дядя Вернон важно прокашлялся и сказал:
— Сегодня, как мы знаем, особенный день.
Гарри недоверчиво поднял взгляд.
— Очень может быть, что для меня он станет днём величайшей сделки в моей карьере, — продолжал дядя Вернон.
Гарри вновь принялся за гренок. «Ну конечно, — горько подумал он, — опять про этот дурацкий ужин». Дядя вот уже две недели не говорил ни о чём больше. На ужин пригласили владельца богатой строительной компании с женой, и дядя Вернон очень рассчитывал заключить с ним крупную сделку (дядина компания производила свёрла).
— Пожалуй, стоит прорепетировать ещё разок, — решил дядя Вернон. — К восьми часам все занимают назначенные позиции. Петуния, ты будешь?..
— В гостиной, — с готовностью ответила та. — Я буду ждать, чтобы сразу же с милой улыбкой поприветствовать их в нашем доме.
— Отлично, отлично. Дудли, ты?
— Я буду ждать у двери и вежливо им открою. — Дудли скроил противную жеманную улыбочку: — Позвольте ваши плащи, мистер и миссис Мейсон?
— Они в него влюбятся! — в восторге закричала тётя Петуния.
— Прекрасно, Дудли, — похвалил дядя Вернон. И повернулся к Гарри: — А
— Я буду у себя в комнате сидеть тихо и делать вид, что меня нет, — монотонно проговорил Гарри.
— Совершенно верно, — ядовито подтвердил дядя Вернон. — Я провожу их в гостиную, познакомлю с тобой, Петуния, и предложу напитки. В восемь пятнадцать…
— Я приглашу всех за стол, — отрапортовала тётя Петуния.
— А ты, Дудли, скажешь…
— Позвольте проводить вас в столовую, миссис Мейсон? — заученно подал реплику Дудли, предлагая свёрнутую жирным кренделем руку невидимой даме.
— Ах ты мой маленький джентльмен! — едва не прослезилась тётя Петуния.
— А
— Я буду у себя в комнате сидеть тихо и делать вид, что меня нет, — скучно пробубнил Гарри.
— Вот именно. Теперь подумаем, как вставить за ужином пару непринуждённых комплиментов. Петуния, есть идеи?
— Вернон говорил, вы великолепно играете в гольф, мистер Мейсон… Расскажите же, где вы купили это потрясающее платье, миссис Мейсон…
— Чудесно… Дудли?
— Может… Нам в школе задали написать сочинение на тему «Мой герой». Мистер Мейсон, я написал о
И для Гарри, и для тёти Петунии это оказалось чересчур. Тётя Петуния разразилась счастливыми слезами и бросилась обнимать сына, а Гарри нырнул под стол, чтобы никто не увидел, как он давится со смеху.
— А ты, парень?
Вынырнув, Гарри с большим трудом состроил серьёзную мину.
— Я буду у себя в комнате сидеть тихо и делать вид, что меня нет, — отбарабанил он.
— И ещё как будешь, — с нажимом промолвил дядя Вернон. — Мейсоны ничего про тебя не знают, и так оно и останется. Петуния, после ужина ты проводишь их назад в гостиную и предложишь кофе, а я переведу разговор на свёрла. Если повезёт, мы подпишем контракт ещё до вечерних новостей. Завтра в это же время уже будем подыскивать летний дом на Майорке.
Гарри их восторга не разделял. Что на Майорке, что на Бирючинной улице — он в этой семейке лишний.
— Так… Я поехал в город за смокингами. А
Гарри вышел через заднюю дверь. День был чудесный, солнечный. Мальчик прошёлся по аккуратно подстриженному газону, плюхнулся на садовую скамейку и тихонько запел:
— С днём рожденья меня… с днём рожденья меня…
Ни открыток, ни подарков, да ещё весь вечер делать вид, будто его нет в природе. Он горестно уставился на живую изгородь. Больше всего, больше даже, чем по квидишу, Гарри скучал по своим лучшим друзьям Рону Уизли и Гермионе Грейнджер. А вот они, видимо, не скучали по нему совершенно. За всё лето он не получил от них ни строчки, хотя Рон обещал пригласить Гарри погостить.
Уже миллион раз Гарри хотел призвать на помощь колдовство, отпереть клетку и послать Хедвигу к Рону и Гермионе, но всякий раз останавливался. Не стоило рисковать: несовершеннолетним запрещалось колдовать вне школы. Дурслеям Гарри об этом не сказал: если б не их страх превратиться в навозных жуков, его бы и самого заперли под лестницей вместе с метлой и волшебной палочкой. Первую пару недель по возвращении домой Гарри с удовольствием бормотал вполголоса всякую ерунду и смотрел, как Дудли в панике выкатывается из комнаты, топоча жирными ножищами. Но теперь… От Рона и Гермионы ни словечка, колдовской мир бесконечно далёк, издёвки над Дудли потеряли свою прелесть — а сегодня друзья даже не поздравили его с днём рождения.
Чего бы он только не отдал за письмо из «Хогварца»... от кого угодно. Он, наверное не отказался бы увидеть и своего заклятого врага Драко Малфоя — лишь бы убедиться, что год в школе не был сном…
И не то чтобы весь год выдался исключительно радужным. В конце последнего семестра Гарри лицом к лицу столкнулся не с кем иным, как с самим Лордом Вольдемортом. Тот, жалкое подобие себя прежнего, всё же был очень страшен, и хитёр, и жаждал вернуться к власти. Гарри вновь удалось выскользнуть из его цепких лап, но лишь чудом, и до сих пор, много недель спустя, мальчик просыпался по ночам в холодном поту и всё думал, где Вольдеморт скрывается сейчас, вспоминал его жуткое лицо, выпученные безумные глаза…
Гарри вздрогнул, напружинился. Он рассеянно глядел на живую изгородь — но вдруг понял, что и
Гарри вскочил, и тут до него донёсся глумливый голос.
— А я знаю, какой сегодня день, — пропел Дудли, приближаясь вразвалку по газону.
Огромные глаза мигнули и исчезли.
— Что? — переспросил Гарри, не сводя глаз с того места, где они только что были.
— Я знаю, какой сегодня день, — повторил Дудли, подойдя к нему.
— Молодец, — похвалил Гарри, — наконец-то выучил дни недели.
— Сегодня твой
— Не боишься, что мамочка услышит, как ты мою дурку обсуждаешь? — холодно осведомился Гарри.
Дудли поддёрнул брюки, которые так и норовили сползти с толстой задницы.
— А чего ты на изгородь таращишься? — подозрительно спросил он.
— Да вот думаю, каким бы заклинанием её поджечь, — объяснил Гарри.
Дудли тут же попятился — с диким ужасом на жирной физиономии.
— Н-нельзя… Папа запретил тебе к-колдовать… он сказал, что в-вышвырнет тебя из д-дому… а тебе некуда идти… у тебя даже друзей нет, куда бы…
—
— МА-А-А-А-А-АМ! - заорал Дудли и, спотыкаясь, помчался к дому. — МА-А-А-A-AM! А он… сама знаешь что!
Гарри дорого заплатил за своё невинное развлечение. Ни Дудли, ни изгородь не пострадали; тётя Петуния прекрасно понимала, что никакого колдовства не было, но Гарри всё же пришлось уворачиваться от мыльной сковородки, которой она хотела его огреть. А потом нагрузила работой, с ультиматумом: крошки не получишь, пока всё не выполнишь.
Дудли слонялся вокруг и ел мороженое, а Гарри протирал окна, мыл машину, стриг газон, полол клумбы, обрезал и поливал розы, подкрашивал садовую скамейку. Солнце безжалостно палило, обжигая шею. Гарри понимал: не следовало поддаваться на провокацию Дудли, но… тот умудрился ткнуть в больное место… может, у Гарри и правда нет в «Хогварце» друзей…
В половине восьмого, когда он совершенно выдохся, тётя Петуния наконец позвала:
— Заходи в дом! И иди по газетам!
Гарри с облегчением вошёл в прохладу кухни, где всё сверкало чистотой. На холодильнике стоял пудинг для гостей: огромная шапка взбитых сливок и сахарные фиалки. В духовке шипел большой кусок свиного филе.
— Давай ешь по-быстрому! Мейсоны скоро придут! — гаркнула тётя Петуния и швырнула на блюдце два куска хлеба и остатки сыра. Она уже надела вечернее платье цвета лосося.
Гарри помыл руки и затолкал в рот свой жалкий ужин. Едва он дожевал, тётя выхватила у него блюдце:
— Наверх! Быстро!
Проходя мимо гостиной, Гарри мельком увидел дядю Вернона и Дудли в смокингах и бабочках. Только-только он поднялся на второй этаж, как в дверь позвонили, а у подножия лестницы возникло гневное дядино лицо.
— Запомни, парень, — один раз пикнешь…