Уотсоны [= Ватсоны]

Джейн Остин

Ватсоны

Первая зимняя ассамблея в городке Д., что в Суррее, должна была состояться во вторник 13 октября, и все надеялись, что она будет весьма успешна; просматривали длинный список окрестных семей, чтобы убедиться, что никого не забыли и питали оптимистичные надежды на прибытие самих Осборнов.

Ватсонам последовало ожидаемое приглашение от Эдвардсов. Эдвардсы были людьми с состоянием, проживали в городке и держали свою карету, Ватсоны обитали в деревушке в трех милях от городка, были бедными и не имели закрытой кареты, и всегда, когда в местечке устраивались балы, первые имели привычку приглашать последних переодеться, пообедать и переночевать в их доме, что в течение зимы повторялось ежемесячно.

Так как в этом случае дома были только двое детей мистера Ватсона, и один из них требовался ему самому в качестве компаньона, ибо он был болен и потерял жену, то другой мог получить удовольствие от ассамблеи, только пользуясь добротой их друзей; мисс Эмма Ватсон, недавно вернувшаяся к своей семье от заботливой тетушки, вырастившей ее, должна была впервые показаться в местном обществе, а ее старшая сестра, чья радость от балов не уменьшилась за десять лет получаемого от них удовольствия, заслуживала похвалы, с готовностью собираясь отвезти ее вместе с нарядами в старой коляске в Д. в это знаменательное утро.

Пока они разбрызгивали дорожную грязь, мисс Ватсон следующим образом инструктировала и предостерегала свою неопытную сестру.

— «Надеюсь, это будет замечательный бал, и среди стольких офицеров у тебя едва ли будет недостаток в кавалерах. Горничная миссис Эдвардс будет гореть желанием помочь тебе, а если ты совсем растеряешься, я бы посоветовала тебе обратиться к Мери Эдвардс — у нее отменный вкус. Если мистер Эдвардс не проиграется в карты, то ты сможешь оставаться там сколько захочешь, а если проиграется, то, возможно, поторопит тебя домой, но на достаточное количество супа ты можешь точно рассчитывать. Я надеюсь, что ты произведешь благоприятное впечатление. Я бы не удивилась, если бы все решили, что ты самая хорошенькая девушка, новизна очень много значит. Возможно, Том Масгрейв обратит на тебя внимание, но я бы посоветовала тебе никоим образом не поощрять его. Он обычно обращает внимание на каждую новую девушку, но он большой повеса и никогда не подразумевает ничего серьезного».

— «Мне кажется, я слышала, как ты говорила о нем раньше», — сказала Эмма. — «Кто он такой?»

— «Молодой человек с очень хорошим состоянием, совершенно независимый и замечательно приятный, нравится везде, где только появляется. Большинство девушек в округе в него или влюблены, или были влюблены. Я думаю, что только я одна из всех ускользнула с неразбитым сердцем, и, кроме того, я была первой, на кого он обратил внимание, когда приехал сюда шесть лет назад, и, в самом деле, он оказывал мне очень большое внимание. Некоторые говорят, что с тех пор ему ни одна девушка так не нравилась, хотя он со всеми ведет себя по-особенному».

— «А каким образом твое сердце единственное осталось холодным?» — спросила, улыбаясь, Эмма.

— «На то была причина», — ответила мисс Ватсон, изменяясь в лице. — «Со мной, как и с многими другими, не очень хорошо обошлись, Эмма, я надеюсь, ты окажешься счастливее».

— «Дорогая сестра, я прошу прощения, если необдуманно причинила тебе боль».

— «Когда мы впервые познакомились с Томом Масгрейвом», — продолжала мисс Ватсон, казалось, не слыша ее, — «я была очень увлечена молодым человеком по имени Пёрвис, близким другом Роберта, проводившим с нами много времени. Все думали, что дело идет к свадьбе».

Вздох сопроводил эти слова, которым Эмма внимала с почтительным молчанием, но ее сестра после короткой паузы продолжала:

— «Ты естественно спросишь, почему этого не случилось, и почему он женился на другой женщине, а я осталась одна. Но ты должна спросить его, не меня, ты должна спросить Пенелопу. Да, Эмма, Пенелопа была причиной всего этого. Она думает, что для добывания мужа годится все, я доверяла ей, она настроила его против меня, чтобы самой заполучить его, и это закончилось тем, что он перестал нас посещать и вскоре после этого женился на ком-то еще. Пенелопа созналась в своем поведении, но я думаю о подобном вероломстве очень плохо. Оно разрушило мое счастье, я никогда не полюблю никакого мужчину так, как любила Пёрвиса. Я не думаю, чтобы Том Масгрейв мог когда-нибудь сравниться с ним».

— «Ты совершенно потрясла меня тем, что сообщила о Пенелопе», — сказала Эмма. — «Разве сестра может сделать подобное?»

— «Ты не знаешь Пенелопу. Нет того, что бы она не совершила ради замужества, она бы и сама сказала тебе это. Не доверяй ей никаких своих тайн, помни обо мне, не доверяй ей, у нее есть свои хорошие качества, но ей нельзя верить, у нее нет чести, она не испытает угрызений совести, если это принесет ей выгоду. Я от всего сердца желаю ей удачно выйти замуж. Я считаю: лучше пусть она удачно выйдет замуж, чем я».

— «Чем ты? Могу этому поверить. Сердце, раненое подобное твоему, трудно склонить к браку».

— «В самом деле, не так-то легко, но, ты знаешь, мы должны выйти замуж. Со своей стороны, я могла бы прожить и одна. Небольшое общество, приятный бал время от времени — для меня было бы этого достаточно, если при этом всегда можно было бы оставаться молодой, но наш отец не может обеспечить нас, а хуже нет, чем состариться в бедности и подвергаться насмешкам. Я потеряла Пёрвиса, это так, но очень немногие выходят замуж по первой любви. Я бы не отказала мужчине только потому, что он не Пёрвис. Но это не значит, что я смогу совсем простить Пенелопу».

Эмма кивнула головой в знак согласия.

— «Однако у Пенелопы были свои неприятности», — продолжала мисс Ватсон, — «она жестоко разочаровалась в Томе Масгрейве, который перенес свое внимание с меня на нее, и кем она очень сильно увлеклась, но он никогда не имел серьезных намерений, и достаточно с ней наигравшись, бросил ее ради Маргарет, а бедная Пенелопа была очень несчастна. С тех пор она пытается найти себе мужа в Чичестере, она не говорит нам кто это, но я думаю, что это богатый старый доктор Хардинг, дядя подруги, которую она поехала навестить, у нее было огромное количество неприятностей из-за него, кроме того, она потратила много времени бесцельно. Когда она уезжала на другой день, то говорила, что это будет в последний раз. Я полагаю, ты не знаешь, ни что за особенное дело у нее в Чичестере, ни что могло бы заставить ее уехать из Стэнтона как раз тогда, когда ты вернулась домой после многолетнего отсутствия».

— «Разумеется нет, у меня нет ни малейшего подозрения относительно этого. Я считала, что ее приглашение к миссис Шоу именно в это время было для меня большим несчастьем. Я надеялась найти дома всех своих сестер, чтобы немедленно подружиться со всеми».

— «Я полагаю, у доктора должно быть случился приступ астмы, и поэтому она поспешила уехать, все Шоу были на ее стороне. По крайней мере, я так думаю, но она мне ничего не сказала. Она предпочитает хранить в тайне свои намерения, она говорит, и достаточно верно, что «много кухарок только испортят похлебку» («у семи нянек дитя без глазу»).

— «Мне жаль, что у нее столько неприятностей», — сказала Эмма, — «но мне не нравятся ее планы и ее убеждения. Я боюсь за нее. У нее должно быть такой мужеподобный и жесткий характер. Быть так помешанной на замужестве, ради этого преследовать мужчин — все это меня поражает, я не могу этого понять. Бедность — большое зло, но для женщины с образованием и умеющей чувствовать, она не должна, не может значить слишком много. Лучше я буду преподавать в школе (а хуже я ничего не могу представить), чем выйду замуж за человека, который мне не нравится».

— «Я бы сделала все, что угодно, лишь бы не быть школьной учительницей», — сказала ее сестра. — «Я была в школе, Эмма, и знаю, какую жизнь они ведут, а ты там не была. Мне бы не больше, чем тебе понравилось выйти замуж за неприятного человека, но я не думаю, что очень неприятных мужчин много; мне кажется, я способна примириться с любым добродушным человеком с приличным доходом. Я полагаю, наша тетушка воспитала тебя достаточно утонченной».

— «Этого я, разумеется, не знаю. Мое поведение покажет тебе, как меня воспитали. Сама я не могу об этом судить. Я не могу сравнивать метод моей тети с другими, потому что я другого не знаю».

— «Но я вижу по множеству признаков, что ты очень утонченная. Я увидела это сразу, как только ты приехала домой, и боюсь, что это не принесет тебе счастья. Пенелопа будет сильно над тобой смеяться».

— «Это точно не принесет мне счастья. Если мои убеждения неправильны, я должна их изменить, если они не подходят к моему положению, я должна попытаться скрыть их. Но я сомневаюсь, чтобы это было смешно. Пенелопа очень остроумна?»

— «У нее острый ум, и она никогда не заботится о том, что говорит».

— «Маргарет более вежливая, как мне кажется?»

— «Да, особенно в компании, когда кто-нибудь рядом — она сама воспитанность и кротость. Но с нами она немного капризна и упряма. Бедняжка! Ей владеет мысль, что Том Масгрейв влюблен в нее серьезнее, чем был влюблен в кого-то еще, и постоянно ждет, что он объяснится. Уже второй раз за последний год она уезжает, чтобы провести месяц у Роберта и Джейн и расшевелить его своим отсутствием, но я уверена, она ошибается, и нынче он не больше собирается следовать за ней в Кройдон, чем в прошлом марте. Он никогда не женится иначе, чем на какой-нибудь очень знатной особе, возможно на мисс Осборн, или на ком-то в этом роде».

— «Твое мнение о Томе Масгрейве, Элизабет, оставляет у меня очень мало желания с ним знакомиться».

— «Ты боишься его, я этому не удивляюсь».

— «Вовсе нет, мне он не нравится, и я его презираю».

— «Тебе не нравится Том Масгрейв, и ты его презираешь! Нет, тебе это не удастся. Я уверена, что тебе не будет неприятно, если он обратит на тебя внимание. Я надеюсь, что он будет танцевать с тобой, и, пожалуй, он это сделает, если только Осборны не приедут большой компанией, и тогда он не сможет разговаривать с кем-либо еще».

— «Кажется, у него самые привлекательные манеры», — сказала Эмма. — «Ну, посмотрим, как неотразимый Том Масгрейв и я найдем друг друга. Я полагаю, что узнаю его, как только войду в бальную комнату, у него на лице должно быть написано его обаяние».

— «Могу сказать тебе, что ты не найдешь его в бальной комнате, вы приедете раньше, чтобы миссис Эдвардс смогла занять удобное место у огня, а он всегда опаздывает, а если прибывают Осборны, он будет ждать их в холле и войдет с ними. Мне бы хотелось взглянуть на тебя, Эмма. Если с нашим отцом будет все в порядке, я бы закуталась, а Джеймс отвез бы меня, как только я сделаю для отца чай, и я бы была с тобой в то время, как начнутся танцы».

— «Что?! Ты бы поехала так поздно в этом фаэтоне?»

— «Конечно, поехала бы. Я же говорила, что ты очень утонченная особа, — и вот пример этого».

Эмма на мгновение не нашлась с ответом, наконец, она сказала:

— «Я хочу, Элизабет, чтобы ты не придавала большого значения моей поездке на бал, я хочу, чтобы ты поехала туда вместо меня. Это тебе доставит больше удовольствия, чем мне. Я здесь никому не известна, и не знаю никого, кроме Эдвардсов, поэтому, получу ли я удовольствие — очень сомнительно. Твое же, среди твоих знакомых — не подлежит сомнению. Еще не поздно все изменить. Эдвардсам достаточно принести самые незначительные извинения, они будут рады твоей компании больше, чем моей, а я с готовностью вернусь к отцу, и меня вовсе не пугает править этим одром. Я бы изыскала возможность переправить тебе твое платье».

— «Моя милая Эмма!» — воскликнула Элизабет с теплотой. — «Неужели ты думаешь, что я это сделаю? Ни за что на свете, но я никогда не забуду, как ты была добра, что предложила это. У тебя в самом деле должно быть милый характер. Я никогда не встречала ничего подобного. А ты действительно отказалась бы от бала, чтобы я могла туда поехать! Поверь мне, Эмма, я не настолько глупа, чтобы так поступить. Нет, хотя я на девять лет старше тебя, я бы не стала препятствовать твоему появлению в обществе. Ты очень хорошенькая, и было бы очень бессердечно лишить тебя шанса найти свое счастье, который был у всех нас. Нет, Эмма, если кто и останется дома этой зимой, это будешь не ты. Я уверена, что когда мне было девятнадцать, я никогда не простила бы того, кто помешал бы мне отправиться на бал».

Эмма выразила свою благодарность, и несколько минут они тряслись молча. Элизабет заговорила первой:

— «Обрати внимание, с кем будет танцевать Мери Эдвардс».

— «Если смогу, я запомню ее партнеров, но ты знаешь, что я ведь ни с кем не знакома».

— «Только посмотри, будет ли она танцевать с капитаном Хантером больше одного раза, у меня есть опасения, что тут что-то есть. Не то, чтобы ее отец с матерью предпочитали офицеров, но если она это сделает, то для бедного Сэма это будет чересчур. А я обещала черкануть ему слово, с кем она будет танцевать».

— «Сэм увлечен мисс Эдвардс?»

— «Ты этого не знаешь?»

— «Откуда бы я это узнала? Как мне было узнать в Шропшире, что в этом роде происходит в Суррее? Вряд ли такие деликатные обстоятельства заняли бы часть той скудной переписки, которая существовала между мной и тобой последние четырнадцать лет».

— «Удивляюсь, что я никогда не упоминала об этом, когда писала. С тех пор, как ты дома, я так занята нашим бедным отцом и большой стиркой, что у меня не было досуга рассказать тебе что-либо, но я решила, что ты все знаешь. Он был очень сильно влюблен в нее эти два года, и для него является большим разочарованием невозможность всегда присутствовать на наших балах, но мистер Кёртис не может часто обходиться без него, а как раз сейчас в Гилфорде часто болеют».

— «Ты полагаешь, мисс Эдвардс питает к нему склонность?»

— «Я боюсь, нет. Ты знаешь, она единственный ребенок, и у нее будет по меньшей мере десять тысяч фунтов».

— «Но до сих пор наш брат ей нравился».

— «О, нет! Эдвардсы метят намного выше. Ее отец с матерью никогда не согласятся на это. Ты знаешь, Сэм всего лишь хирург. Иногда мне кажется, что он ей нравится. Но Мэри Эдвардс такая чопорная и скрытная, я не всегда догадываюсь, что с ней».

— «Пока Сэм не будет уверен в чувствах самой этой леди, очень жалко, что его поощряют вообще думать о ней».

— «Молодой человек должен о ком-нибудь думать», — сказала Элизабет, — «и почему бы ему не посчастливилось, как Роберту, который получил хорошую жену и шесть тысяч фунтов?»

— «Мы не должны желать счастья каждый для себя», — ответила Эмма. — «Счастье одного члена семьи это общее счастье».

— «Я уверена, мое все прошло», — сказала Элизабет, еще раз вздыхая при воспоминании о Пёрвисе. — «Я была достаточно несчастна, но не могу сказать тебе многого, так как тетя вышла снова замуж так глупо. Ну, ладно, надеюсь, что тебя ждет чудесный бал. Следующий поворот приведет нас к главной дороге. За изгородью видна церковная башня, она закрывает «Белый Олень». Я жажду узнать, что ты подумаешь о Томе Масгрейве».

Таковы были последние слова, произнесенные мисс Ватсон перед тем, как они миновали Главные ворота и въехали на мостовую городка, тряска и шум которой сделали дальнейшую беседу совершенно невозможной. Старая кобыла резво рысила дальше, не нуждаясь в поводьях, чтобы не сбиться с правильного пути, и допустила только один промах, попытавшись остановиться у лавки модисток перед тем как подъехать к двери м-ра Эдвардса.

М-р Эдвардс жил в лучшем на этой улице доме, и, возможно, лучшем в этой местности, если бы м-ра Томлинсона, банкира, можно было бы порадовать, называя его нововозведенный в конце городка дом с кустарниковой аллеей и подъездной дорогой лучшим в графстве. Дом м-ра Эдвардса был выше, чем все соседние, с двумя окнами с каждой стороны от дверей, окна были защищены цепью, протянутой между столбами, к двери вел ряд каменных ступеней.

— «Ну, вот», — сказала Элизабет, когда их повозка перестала двигаться, — «мы добрались без приключений, и по рыночным часам, мы ехали только тридцать пять минут, которые, я думаю, прошли достаточно приятно, хотя и не для Пенелопы. Разве это не красивый город? Ты видишь, что Эдвардсы владеют внушительным домом, и их образ жизни отличается пышностью. Я могу тебе заранее сказать, что дверь откроет человек в ливрее и с напудренной головой».

Эмма видела Эдвардсов только однажды утром в Стэнтоне, поэтому они были ей совсем незнакомы, и хотя ее дух не был невосприимчив к ожидаемым удовольствиям вечера, она ощущала небольшое беспокойство, думая о том, что им будет предшествовать. Ее беседа с Элизабет, также добавив несколько очень неприятных ощущений, вместе с уважением к собственной семье, сделала ее более восприимчивой к неприятным впечатлениям, происходящим от других источников, и увеличила чувство неловкости от вторжения в частную жизнь чужих людей после очень короткого знакомства.

В манерах миссис и мисс Эдвардс не было ничего, чтобы такое настроение сразу поменялось, мать, хотя и очень добропорядочная женщина, была крайне сдержана, а ее чрезмерная любезность носила официальный характер, что касается ее дочери, вежливой девушки двадцати двух лет, с волосами, накрученными на бумажки, то естественно, что в ней было что-то от матери, которая ее вырастила.

Эмму скоро оставили одну узнавать, что они собой представляют, так как Элизабет должна была спешить назад, и очень, очень скупые замечания относительно ожидаемого великолепия бала были единственным, что нарушало периоды молчания в течение получаса, перед тем как к ним перед обедом присоединился хозяин дома. М-р Эдвардс имел намного более легкий и общительный характер, чем дамы его семьи, он пришел с улицы бодрый, и был готов рассказать что-нибудь, что могло даже показаться интересным. После сердечного приветствия Эммы, он обернулся к дочери со словами:

— Ну, Мери, я принес тебе хорошие новости. Сегодня вечером Осборны совершенно точно будут на бале. В «Белом Олене» заказаны лошади для двух карет, которые должны быть у Осборн Кастла к девяти».

— «Я этому рада», — заметила миссис Эдвардс, — «потому что их приезд придаст вес нашей ассамблее. Зная, что Осборны будут на первом балу, многие пожелают посетить и второй. Но их превозносят больше, чем они заслуживают, ибо они ничего не делают, чтобы увеличить удовольствие, получаемое от вечера, приезжают слишком поздно, а уезжают слишком рано. Но в знатных особах всегда есть свое обаяние».

М-р Эдвардс продолжил рассказывать все мелкие подробности новостей, которыми снабдила его утренняя прогулка, и они болтали с большим оживлением, пока не пришло время миссис Эдвардс одеваться, и молодым леди очень заботливо порекомендовали не терять времени. Эмму проводили в очень удобные апартаменты, и как только любезности миссис Эдвардс позволили ей остаться одной, началось первое блаженное счастье предвкушения бала. Девушки, одеваясь до некоторой степени вместе, неизбежно знакомятся ближе, Эмма обнаружила в мисс Эдвардс проявления разумности, скромный непритязательный ум, и большое желание быть полезной, и когда они вернулись в гостиную, где сидела миссис Эдвардс прилично наряженная в одно из атласных платьев, которые были приобретены для зимы, и новую шляпку от модистки, их сердца и улыбки были более естественными, чем когда они уходили. Их наряды немедленно были подвергнуты тщательному исследованию, и хотя миссис Эдвардс считала себя слишком старомодной, чтобы поощрять все эти новомодные причуды, но их одобрила, и самодовольно отметив, что ее дочь хорошо выглядит, выразила, тем не менее, заслуженное восхищение Эммой, а м-р Эдвардс не менее довольный Мери, сделал ей комплименты, полные добродушной галантности, оценив ее усилия.

В ходе этого обсуждения перешли к более откровенным замечаниям, и мисс Эдвардс вежливо спросила Эмму, действительно ее считают очень похожей на младшего брата.

Эмма подумала, что ей понятен слабый румянец, сопровождающий этот вопрос, а тон, с которым м-р Эдвардс продолжил эту тему, был очень подозрителен.

— «Я думаю, Мери, это неудачный комплимент Эмме», — сказал он поспешно. — «М-р Сэм Ватсон очень хороший молодой человек, и, могу смело сказать, очень умный хирург, но его наружность так сильно подверглась воздействию всяческой непогоды, что сравнение с ним вряд ли польстит».

Мери извинилась в некотором смущении. «Она не думала, что большое сходство вовсе несовместимо с очень разной степенью красоты. Может быть сходство в лице, а внешний вид и даже черты очень отличаться».

— «Я ничего не знаю о красоте моего брата», — сказала Эмма, — «так как я не видела его с тех пор, как ему исполнилось семь лет, но мой отец находит нас похожими».

— «М-р Ватсон!» — вскричал м-р Эдвардс. — «Ну, вы меня и удивили. Во всем свете не найти меньшего сходства, глаза вашего брата серые, а ваши — коричневые, у него удлиненное лицо и широкий рот. Моя дорогая, разве тут есть хоть какое-то сходство?»

— «Ни малейшего. Мисс Эмма приводит мне на ум ее старшую сестру, иногда я вижу выражение лица мисс Пенелопы, а один или два раза я заметила взгляд м-ра Роберта, но не нахожу никакого сходства с м-ром Сэмюэлем».

— «Я вижу очень сильное сходство между ней и мисс Ватсон», — ответил м-р Эдвардс, — «но не чувствую его с другими. Я не знаю, похожа ли она на кого-нибудь еще из своей семьи, кроме мисс Ватсон, но я совершенно уверен в отсутствии сходства между ней и Сэмом».

Это обстоятельство было установлено, и они отправились обедать.

— «Ваш отец, мисс Эмма, один из моих самых старых друзей», — сказал м-р Эдвардс, наливая ей вино, когда они расселись вокруг огня, чтобы отдать должное десерту, — «мы должны выпить за то, чтобы он поправился. Меня очень беспокоит, уверяю вас, что он так нездоров. Я никого не знаю, кто бы любил играть в карты в обществе больше него, и очень немногие способны сыграть более замечательный роббер. Тысяча сожалений, что он лишен этого удовольствия. Ибо теперь у нас создался тихий маленький вист-клуб, который собирается три раза в неделю в «Белом Олене», и если бы не его здоровье, сколько бы удовольствия он получил».

— «Смею сказать, сэр, что, наверное, получил бы, и я всем сердцем желаю, чтобы у него была такая возможность».

— «Ваш клуб лучше бы подходил для больных», — сказала миссис Эдвардс, — «если бы вы не задерживались так поздно».

Это была привычная жалоба.

— «Так поздно, моя дорогая, о чем это ты говоришь?» — шутливо вскричал м-р Эдвардс. — «Мы всегда попадаем домой до полуночи. В Осборн Кастле посмеялись бы, услышав, что ты называешь это поздно, они в полночь только поднимаются из-за стола».

— «Это не имеет значения», — невозмутимо отпарировала леди. — «Осборны нам не указ. Вы бы лучше встречались каждый вечер, а заканчивали на два часа раньше».

Эта тема уже очень часто затрагивалась, но м-р и миссис Эдвардс были так благоразумны, что никогда не упускали возможность коснуться ее вновь, но сейчас м-р Эдвардс решил поговорить о чем-либо еще. Он уже достаточно жил в праздности в этом городке и поэтому слегка увлекался сплетнями, и любопытствуя узнать об обстоятельствах, касающихся их молодой гостьи и уже дошедших до него, он начал так:

— «Я думаю, мисс Эмма, что я около тридцати лет назад очень хорошо знал вашу тетю, я совершенно уверен, что танцевал с ней в Бате в старых залах за год до того, как женился. Она была прекрасной женщина в то время, но, полагаю, что подобно другим, она несколько постарела за это время. Я надеюсь, что она, насколько это можно ожидать, должно быть счастлива своим вторым выбором».

— «Я надеюсь на это, я верю, что это так, сэр», — сказала Эмма в некотором волнении.

— «М-р Тёрнер не так давно умер, я думаю?»

— «Около двух лет назад, сэр».

— «Я забыл, как теперь ее фамилия?»

— «О’Брайен».

— «Ирландская! Ах! Я вспоминаю, она собиралась обосноваться в Ирландии. Я не удивляюсь, что вы не пожелали поехать с ней в эту страну, мисс Эмма, но это должно быть для нее огромная потеря, бедная леди! После того, как она воспитывала вас как собственное дитя».

— «Я не была такой неблагодарной, сэр», — сказала Эмма с теплотой, — «чтобы желать быть где-нибудь еще, а не с ней. Это им было неудобно, капитана О’Брайена не устраивало, что я жила с ними».

— «Капитана!», — повторила миссис Эдвардс, — «Значит, джентльмен служит в армии?»

— «Да, мэм».

— «А, нет ничего невероятного в том, что эти офицеры очаровывают дам, молодых или старых. Кокарде, моя дорогая, невозможно сопротивляться».

— «Наверное это так», — со значением сказала миссис Эдвардс, бросив взгляд на свою дочь, и Эмма пришла в себя от волнения как раз вовремя, чтобы заметить румянец на щеках мисс Эдвардс, и, вспомнив, что Элизабет сказала о капитане Хантере, пожелать узнать и предаться сомнениям: чье влияние сильнее — капитана или ее брата?

— «Немолодые леди должны быть осмотрительны, выбирая мужа во второй раз», — заметил м-р Эдвардс.

— «Обстоятельность и осторожность не должны быть привилегией только пожилых леди, или вторых замужеств», — добавила его жена. — «Это совершенно необходимо молодым леди при их первом выборе».

— «Намного больше, моя дорогая», — ответил он, — «так как молодые леди пожинают плоды этого дольше. Когда немолодая леди совершает глупость, природа не позволяет ей страдать от нее много лет».

Эмма закрыла глаза руками, и миссис Эдвардс, заметив это, сменила тему на менее всех беспокоящую. За неимением других занятий, кроме ожидания выезда, вторая половина дня для двух молодых леди тянулась медленно, и хотя мисс Эдвардс сильно расстраивалась из-за того, что ее мать всегда выезжала очень рано, этот ранний час ожидался с некоторым нетерпением.

Появление чайных принадлежностей в семь часов принесло небольшое облегчение, и, к счастью, м-р и миссис Эдвардс имели обыкновение пить чаю больше обычного и есть дополнительные кексы, если они собирались засиживаться допоздна, что растянуло эту церемонию почти до желанного момента.

Незадолго до восьми послышался звук кареты Томлисонов, что служило для миссис Эдвардс обычным сигналом приказать подать к дверям свою, и в течение нескольких минут компания была перемещена из спокойной теплоты уютной гостиной в суматоху, шум и сквозняк гостиничного холла. Миссис Эдвардс, тщательно оберегая свое платье и с еще большим беспокойством следя за тем, чтобы плечи и горло ее юных подопечных были надежно защищены, прокладывала путь вверх по широкой лестнице, когда первый скрежещущий звук единственной скрипки осчастливил слух ее сопровождающих, и на беспокойный вопрос мисс Эдвардс много ли людей уже приехало, официант ответил, как она и ожидала, что «семья мистера Томлисона уже в зале». Когда они проходили короткой галереей к сияющей перед ними огнями ассамблейной зале, их приветствовал молодой человек, в утренней одежде и обуви, появившийся, очевидно, чтобы их увидеть в дверном проеме комнаты для постояльцев.