Грешник (ЛП)

Я похлопал своей рукой по его плечу.

коул сен-клер: Ладно, я выхожу. Спасибо, что пригласил меня на свое шоу, Мартин.

f♮ live: Леон идет с тобой?

коул сен-клер: Не похоже на то. В следующий раз, возможно. Леон, счастливого пути. Счет согласован, верно? Хорошо.

f♮ live: Коул Сен-Клер, бывший вокалист Наркотики. Были рады, как всегда.

коул сен-клер: Теперь это то, что я слышал ранее.

f♮ live: Мир рад, что ты вернулся, Коул.

коул сен-клер: Это сейчас он так говорит. Ладно. Пора идти.

Повесив трубку, я открыл дверь. Машина позади нас издала самый мелодичный из гудков, когда я выбрался наружу. Жара… ох, эта жара. Эта эмоция. Она овладела мной. Воздух пах сорока миллионами автомобилей и сорока миллионами цветов. Я почувствовал прилив чистого адреналина, воспоминание обо всем, что которое я когда-либо делал в Калифорнии и ожидание всего, что могло быть сделано.

Леон печально наблюдал, так что я быстро наклонился к нему.

— Никогда не поздно передумать, — сказал я.

— Я не могу передумать, — ответил он. Это давило на него.

— Заводись и поезжай, Леон. — сказал я.

Я бросил свой рюкзак через плечо, идя перед заглушенным черным мерседесом и направился к самому близкому выходу.

Кто-то закричал, «Наркотика навсегда!»

Я послал ему воздушный поцелуй и затем перепрыгнул через бетонное ограждение. Когда я приземлился, то был уже в Калифорнии.

Глава 2

ИЗАБЕЛ•

В Лос-Анджелесе всегда найдется место для новых монстров.

— Изабел, дорогая. Время работать, — сказала Сьерра.

Я уже работала, поливая нелепые растения Сьерры. «Блаш» — крошечный магазин с бетонным полом, где размещалась линия одежды Сьерры (просто без фамилии), и в котором всегда было больше растений, чем одежды. Сьерре нравились папоротники, пальмы и орхидеи, но она никогда не хотела прикладывать усилия, чтобы о них заботиться. Ее талант заключался больше в пытке мертвых вещей и неодушевленных объектов. Вещи, в которые вы могли всунуть иглу, не рассердив их. Вещи, которые могли висеть на стеллаже без нарушения прав человека.

— Я уже работаю, — сказала я, вкалывая удобрения в почву. — Я поддерживаю жизнь в твоих растениях.

Сьерра вставила две высушенные веточки пальмы в свои волосы, цвет которых был еще несколькими оттенками белее, чем мои блондинистые локоны. Украшение работало на нее; большинство вещей работают на кого-то вроде нее. Она была бывшей супермоделью. «Бывшей» значит до прошлого года. Это семь лет собачьей жизни или время в Л.А.

— Растения живут на солнце, дорогая.

— Сьерра, — сказала я, — родители когда-то объясняли тебе, что такое фотосинтез? Что-то вроде, если растение и солнце очень любят друг друга…

— Кристина уже в пути, — прервала меня Сьерра. — Пожалуйста, Изабел. Бесконечные объятия. Спасибо.

Ах, Кристина. Сама Кристина. Она была очень хорошей расточительницей, когда была в настроении, и ей нравилось, когда ее ждут. Ну, ей действительно нравилось знать, что ее ждут, если она хотела этого. Она не хотела, чтобы ее превозносили. Она не хотела покровительства. Она не хотела, чтобы кто-то держал пару леггинсов для нее. Она не хотела, чтобы ее спрашивали, хочет ли она увидеть это в цвете шампанского. Она хотела, чтобы обслуживающий персонал всегда присутствовал, чтобы она могла не спрашивать у них ничего.

Так что Сьерра расставила нас у пяти разных предметов мебели, проверила наши ногти и написала нашим парням. Все мы — блондинистые маленькие монстры. Неровные белоснежные челки, глаза подведены черно-зловещим карандашом, губы цвета жвачки или вишни, притягательны, как авиакатастрофа.

Невзирая на то, что я была здесь всего несколько недель, мне нравилась эта работа. Не то чтобы другие монстры Сьерры не разбирались в изящных туниках или танк-топах[4] с вешалок. Просто они не знали, что секрет продажи одежды Сьерры был в том, чтобы бездельничать на диванчиках рядом со входом, не проявляя интереса, тем самым демонстрируя потенциальным клиентам, как будет выглядеть на них одежда, если они ее приобретут.

Остальные монстры не были так хороши в этом, потому что они проявляли интерес.

Я была главным образом сосредоточена на открытии моих глаз утром, перемещении моих ног и потреблении достаточного количества еды, чтобы не закрывать глаза и перемещать ноги. Этого было достаточно. Если я добавила бы что-либо еще к своей эмоциональной нагрузке, я стала бы злой, и если бы это произошло, то я испортила бы реально отличные вещи.

Приехала Кристина. На этот раз ее волосы были гофрированы.

— Это новое растение? — спросила она.

— Да, — ответила Сьерра. — Разве это не самое пышное из пышных?

Кристина дотронулась к листочку наманикюренным ногтем.

— Что это? — Сьерра также коснулась его, но то, как она это сделала, говорило о том, что она думала, как это будет выглядеть в ее волосах. — Прекрасно.

В то время, как Кристина осматривалась в магазине, я растянулась на диванчике на животе, вводя имена известных нейрохирургов в поиске «Google изображения» в своем телефоне. На мне были надеты два низких, прозрачных танк-топа Сьерры с низко сидящим поясом из сизаля и мои любимые леггинсы. Метал и переливы радуги, это красиво до тех пор, пока вы не посмотрите достаточно близко, чтобы увидеть черепа. Это не в стиле Сьерры. Леггинсы были несколько отвратительны, до того, как вы поймете, насколько они прекрасны.

Я прекратила смотреть на хирургов и напечатала определение дружелюбия. Моя мать, у которой не было друзей, продолжала говорить мне, что у меня нет никаких подруг, кроме моей кузины Софии и Грэйс, которая жила в Миннесоте. Она не ошибалась. У моего одиночества был ряд причин. Для начала, я была в здешней школе только на протяжении последних пяти месяцев моего четвертого года обучения. И во-вторых, оказалось, что было намного труднее познакомиться с людьми, как только вы получили высшее образование. В-третьих, большинство девушек в «Блаш» были старше, чем я, и им было больше двадцати, и мне было наплевать на их жизни и проблемы.

И наконец, я не была дружелюбной.

— Все, что на ней, — сказала Кристина.

Ее голос прозвучал очень близко, но я не обернулась. Я подозревала, однако, что она говорила обо мне, из-за того, как она сказала это. Это напоминало то, как когда в моем классе было две Изабел. Они называли нас Изабел К. и Изабел Д., но я знала, которую Изабел имели в виду прежде, чем они произносили инициал в конце.

Я подняла взгляд лишь после продолжительной паузы, чтобы увидеть, как Кристина недоверчиво уставилась на меня. Другие пресмыкались и ползали, чтобы получить ее танк-топы и ремни, не подозревая, что для того, чтобы действительно выглядеть, как я, необходимо добавить смерть в семье и общее горе. Басы музыки наверху пульсировали и шептали. Я начала закрывать окна в своем телефоне. Так много нейрохирургов странно выглядели. Причина или результат?

— Изабел, — сказала Сьерра, — Кристина хочет твои леггинсы.

Я не оторвала взгляд от экрана.

— Мне это не интересно.

— Изабел, дорогая. Она хотела бы купить их.

Я стрельнула взглядом туда, где стояла сама Кристина. Некоторые звезды на самом деле не выглядят, как знаменитости. Они немного более пыльные или низкие, когда нет камер. Но Кристина не была одной из них. Вы точно знаете, что она была кем-то, даже если не узнаете ее лицо. Поскольку ее взгляд был целеустремленным.

Это может быть невероятно пугающе, даже в этом городе.

Ее выражение лица давало понять, что она очень привыкла к подобному.

Но я переводила взгляд со своего ждущего босса на красивую Кристину, и думала, что я целовала более известные губы, чем ее.

Я пожала плечами и вернулась к своему телефону. Я вбила в поисковике «лобатомия». Автоисправление. Получается, вы не можете произнести «лоботомия» без ooo.

— Изабел.

Я не подняла взгляд.

— Леггинсы Артемиды в темно-сером цветк похожи на эти.

Когда никто не сдвинулся с места, я мягко подняла руку и указала ею в направлении коллекции Артемиды.

Пятнадцать минут спустя Кристина купила два танк-топа, пояс из сизаля и две пары леггинсов Артемиды, все вместе это стоило немного меньше тонзиллэктомии[5].

После того, как она ушла, Сьерра сказала мне:

— Ты такая сучка, — и шлепнула меня по заднице.

Мне действительно не нравилось, кода люди прикасались ко мне.

Я поднялась со своего диванчика и повернулась к ней спиной.

— Я собираюсь недолго побыть рядом с орхидеями.

— Ты заслужила это.

То, что я заслужила, было трофеем за полную незаинтересованность. Как будто потребовалась вся моя энергия, чтобы выражать откровенное безразличие.

Когда я открыла шторку в кладовку, то услышала, как входная дверь снова открылась. Если это была Кристина, вернувшаяся, чтобы во второй раз попробовать заполучить мои леггинсы, я была бы вынуждена повысить голос, что мне не нравилось.

Но голос, доносившийся из магазина, принадлежал не Кристине.

Вместо этого я услышала, как знакомый мне голос произнес:

— Нет, нет, я ищу кое-что очень особенное. О, подождите, я только что увидел это.

Я обернулась.

Коул Сен-Клер лениво улыбнулся мне.

Глава 3

ИЗАБЕЛ•

Я произнесла «черт» уже столько раз, что это фактически причиняло боль.

Было невозможно принять реальность происходящего. Во-первых потому, что Коул Сен-Клер был схож с Кристиной в том, что в большинстве случаев представлялся известным и нереальным, и не присутствующим здесь и сейчас. Было некое разногласие между ним и его окружением, как будто он плавно и красиво проектировался издалека.

И во-вторых, Коул был волком.

Я не знала, была рада или напугана, увидев его. Я видела его лежащим на полу с иглой в руке; я была свидетелем его превращения в волка прямо передо мной; я помню его просьбу помочь ему умереть.

И в-третьих, он видел меня плачущей. Не уверена, что могу жить с этим.

Почему ты здесь? Ради меня?

— Хей, — сказал он. Он все еще улыбался мне той слабой, беспечной улыбкой. У него была лучшая улыбка в мире, и много людей говорили ему об этом. Осознание того факта, что его улыбка прекрасна, должно было бы уменьшить его мужественность, но привычное высокомерие было частью его славы.

Но я была привита несколько месяцев назад, и с того времени растила сопротивление. У меня выработался иммунитет.

Мы стояли в двух шагах друг от друга. Был буфер истории между нами, и все остальное, притягивающее нас друг к другу.

— Ты мог позвонить, — сболтнула я глупо. Он усмехнулся шире. Он величественно указал на себя, пытаясь не свалить при этом стойки покрытых пленкой рубашек.

— Тогда бы я уничтожил это.

Весь магазин выглядел по-другому с ним, стоящим здесь. Как если бы он притащил послеобеденное солнце вместе с собой.

— Что ты подразумеваешь под «это»? — Спросила я.

— Та-даам.

Он действительно пытался сохранять свою улыбку Коула Сен-Клера вместо настоящей. Каждый раз, когда она была готова вот-вот прорваться, мое сердце разрывалось.

Я знала, что у нас были зрители. Они не пялились во всю, а пытались быть вежливыми, но любопытство было заметно. Я хотела выйти на задний дворик, или вернуться обратно, или по крайней мере посмотреть на свои руки, чтобы удостовериться, что они не дрожат так, как это чувствовалось, но я не могла разумно соединить все это.

Ясно было одно: я влюблена в Коула.

Или была. Или собиралась быть. Я не видела разницы.

Я не знала, был ли он здесь ради меня, тем не менее, я не могла принять обратное. Фактически, не было ни единого шанса, что он проделал этот путь из Миннесоты ради меня. Возможно он просто пришел сказать привет, после переезда сюда для чего-то еще. Вот почему он не позвонил сначала.

— Идем, — резко сказала я. — На улицу. У тебя есть время?

То, что он пришел ко мне, говорило о том, что есть. Когда он входил в кладовку, то поднял бровь в сторону Сьерры, показывая, что он привык к моему тону.

Это происходило на самом деле?

Я провела его через кладовку, которая была загромождена новыми леггинсами и порванными туниками всех оттенков хаки.