Только одно существо могло нанести такую рану. Инвиглио опустился на колено рядом с трупом, для проформы проверил пульс и повернулся к Тиэлю.
— Освободившийся.
Инвиглио уже дважды доводилось сражаться с ними и, по всей видимости, суждено было сразиться и в третий.
— Сколько еще нам страдать из-за них? — подумал он вслух.
Тиэль не ответил, но выглядел он мрачно. Убрав пистолет, он вытащил оба оружия ближнего боя: великолепной работы полуторный меч, в который он тут же направил энергию, и короткий гладий для колющих ударов — замена отданному Нумеону.
— Он демон? — спокойно спросил он у Саламандр. — Нарек одержим? Несущие Слово называют таких Освободившимися — это значит, что у него нет души.
Нумеон едва заметно покачал головой:
— Уверен, что некоторые его союзники на Траорисе были затронуты. Но он… не знаю.
— Взгляните сюда, — сказал Вар’кир, отошедший взглянуть на открытую камеру.
Внутри лежал второй легионер, тоже мертвый, но облаченный в грязно-белую с синим броню. Его убили так же неаккуратно, как Ультрамарина. Стены покрывали кровь и ошметки плоти.
Инвиглио поднялся и вытащил меч; Тиэль же, осмотрев труп, помрачнел еще больше и двинулся вперед.
— Держитесь вместе.
По пути к Бартусе Нареку обнаружилось еще три открытых камеры с убитыми заключенными. Одного порвали на части, раскидав конечности по залу, как мякину во время кровавой молотьбы. Другого повесили на собственных кишках. От третьего осталась только лужа свернувшейся крови.
Кровавости картине прибавляли останки стражников. Их застали врасплох, так что некоторые даже не успели вытащить оружие, но на самом нижнем этаже бастиона стены покрывали следы от болтерных снарядов, немые свидетели того, что легионеры погибли сражаясь, а не были зарезаны на постах.
Сирены предупреждения не выли. Резня в тюрьме закончилась быстро.
— Все не так просто, как кажется, — сказал Нумеон, когда они приблизились к последней камере с Бартусой Нареком.
— Согласен, — отозвался Тиэль на очевидное замечание.
Длинный коридор вел в самую глубокую и темную дыру в цитадели. Пол был слегка покатый, и кровь медленно стекала к ней, словно указывая им путь. Теплый, душный воздух имел металлический привкус.
— Что вы видите? — спросил Нумеон.
— Конец допросам на Макрагге, — ответил Инвиглио.
Тиэль едва заметно сбавил шаг, формулируя теорию.
— След.
— Который ведет в камеру Нарека, — сказал Нумеон, мотнув подбородком в конец коридора.
Они побежали, громыхая тяжелыми ботинками.
Тиэль обнаружил, что камера не заперта, и проговорил:
— За каждой дверью новый кошмар…
Затем пинком распахнул ее.
Перед ними стоял легионер в багровой броне, укрытый тенями и склонивший голову. С появлением Ультрамаринов он выпрямился, словно вынужденный оборвать какой-то разговор, но в камере больше никого не было.
— Можете мне не верить, — сказал он, — но я не думал, что все так обернется.
Тиэль сделал три медленных шага вперед, смотря, нет ли засады по бокам.
— Нарек от Слова, — спокойно объявил он стоящему спиной воину, когда вступил в камеру. — Ты ответишь за это.
Нумеон встал слева, Инвиглио — справа. Вар’кир охранял дверь, чтобы предатель не сбежал.
Когда Несущий Слово поднял голову, Нумеон стиснул рукоять гладия.
— Ты не Бартуса Нарек, — удивился он, узнав предателя. — Где он?
Несущий Слово нахмурился.
— Хороший вопрос, — сказал Ксенут Сул и атаковал.
Он был быстр, невозможно быстр для легионера в доспехах. Вот только он не был легионером в нормальном смысле слова. Строго говоря, он даже не был человеком.
Тиэль отпрыгнул, когда Освободившийся бросился на них, но других воинов раскидало в стороны, а Вар’кира выбросило сквозь дверной проем обратно в коридор. Затем Несущий Слово развернулся лицом к остальным, забыв про лежащего позади Саламандра.
Теперь было ясно, что побег никогда не входил в планы Ксенута Суда. У него была какая-то задача, с которой он не справился, и теперь все закончится смертью.
Он начал меняться, становясь больше, сильнее, раздуваясь так, что доспехи едва выдерживали. Из кончиков латных перчаток выступили когти с кинжал длиной. Когда-то человеческие глаза сменились бездонными черными дырами, влажно поблескивающими в сумраке.
Под их взглядом легионеры на мгновение окоченели…
…Пока не раздался крик Тиэля:
— Убить его!
Он снес запястье руки, потянувшейся к его горлу, и Освободившийся зарычал от боли. Из обрубка тут же вылезли мясистые отростки, извивающиеся неестественно живо. Один обвился вокруг выставленной ноги Тиэля и швырнул его через всю камеру. Тот ударился в стену с такой силой, что керамит пошел трещинами, и больше не встал. Два других щупальца как кулаком ударили Инвиглио в грудь, опрокинув его на пол.
Нумеон вышел вперед, доставая из-за спины Драукорос, а во второй держа гладий. Его голос отдался эхом в небольшой камере:
— Вулкан жив!
Ксенут Сул издал мерзкий, диссонирующий смех, ножом прошедшийся по нервам Нумеона. Стремительно мутирующие щупальца сплелись в круглую булаву из плоти. Несущий Слово махнул ею, как шаровым тараном, задев стену, отчего в стороны полетели куски камня, а воздух наполнила пыль, но Саламандра вовремя пригнулся, и булава пронеслась чуть выше его головы.
Нумеон сделал выпад, но попал в неподатливый керамит. Не отступив, он парировал удар когтей и атаковал опять. На этот раз ему удалось найти щель, где пластины брони не защищали раздувшееся тело Ксенута Сула. Кожа и плоть разошлись, и из раны хлынула кровь.
Ксенут Сул взревел.
Теперь они знали, что его можно ранить.
Оставив гладий в груди Освободившегося, Нумеон рубанул его по плечу Драукоросом. Тот вошел глубоко, жадно впился в плоть, совсем как во времена, когда эти зубы принадлежали живому существу. Нумеон пилящим движением двинул меч к себе и от себя. Броню забрызгал какой-то гнусный аналог обычной крови, едва не оглушив Саламандру мощью вони.
Это была вонь варповой скверны, мира за завесой, разложения в людских душах, гнили злых поступков, обретших плоть и сознание.
Нумеон горько пожалел, что у него нет огнемета и он не может сжечь эту тварь, отправив ее обратно в ад. Придется обойтись мечом.
— Крепко впивается, совсем как мой гнев! — прорычал он, когда зазубренное лезвие нашло на кость и остановилось.
Обезумев от боли, Ксенут Сул поднял Нумеона в воздух и впечатал его в полуразрушенную стену камеры, но Саламандра с мрачным видом держался. Он оставил Драукорос глубоко в плоти Ксенута Сула, но выдернул обеими руками гладий и вогнал его в открытую шею предателя.
Тот погрузился в тело по рукоять, а латные перчатки Нумеона стали скользкими и черными.
Освободившийся отшатнулся, выпустив Нумеона, и тот упал, но успел схватиться за рукоять зазубренного меча. Рука по инерции скользнула дальше и между бритвенно-острыми зубьями остались куски алой плоти.
Инвиглио быстро пришел в себя и уже был на ногах. Нумеон увидел Ультрамарина периферийным зрением, но его радость превратилась в ужас, когда Ксенут Сул отреагировал первым. Освободившийся бросился к Инвиглио, а тот на мгновение замер, вспомнив, как Леарга разрезали надвое на «Темной клятве».
Ксенут Сул вырвал из него все эти воспоминания.
— Воин не должен так умирать, — прошипел он и вонзил когти уцелевшей руки в незащищенную грудь Инвиглио.
Ультрамарин забулькал, из вокс-решетки пошли маленькие кровавые пузыри, а потом он уронил оружие и повис на когтях-кинжалах Ксенута Сула.
Жажда мести дала Нумеону силы подняться, но Ксенут Сул был к этому готов.
Щупальца обвили шею Саламандра, как змеи, сдавливая горло. Перед глазами замаячило черное забытье, пока Нумеон не разрубил щупальца усталой, но твердой рукой. Он закашлялся и сплюнул желчь, потекшую по подбородку.
Ответная атака взбешенного Ксенута Сула уронила его на колени. Лязг Драукороса, выпавшего из ослабевшей руки, прозвучал погребальным звоном.
Они нанесли Освободившемуся серьезные увечья, глубоко его ранили, но он все не умирал, только становился опаснее, как зверь, загнанный в угол и дерущийся за свою жизнь.
— Я не успокоюсь, пока не убью всех легионеров в этой дыре! — крикнула тварь звериным голосом. — Смертей никогда не будет достаточно!
У Нумеона шла кровь из носа и рта, а тупая боль от нескольких трещин в реберном каркасе и правом плече жгла и отвлекала, но он не сводил глаз с противника.
Во взгляде Ксенута Сула не было ни намека на человечность. Его лицо почти не изменилось, в отличие от гротескно раздувшегося тела и мутировавших конечностей, но Нумеону пришлось напомнить себе, что это лицо не человека, а демона.
Опираясь на пол одной рукой, он протянул вторую к Василиску, который все это время лежал в кобуре, но пальцы наткнулись на печать Вулкана и сжали ее, как будто к ней крепилась нить его жизни.
В древние времена — до имперской эры просвещения и науки — люди приписывали суевериям силу. Они говорили, что вера может породить чудо. Для благочестивого человека вера в великое и чистое была мечом в борьбе с Древней ночью.
Нумеон не верил во все мифы Ноктюрна, но он верил в Вулкана, а потому поднял печать примарха над головой, как очистительный огонь.
Остро чувствуя важность этого жеста и этого момента, он взревел:
— Вулкан жив!
Увидев печать, Ксенут Сул замер. Как и в случае с несчастным Инвиглио, эта пауза оказалась решающей.
Камеру огласило эхо трех мощных взрывных выстрелов, и Ксенут Сул дернулся, когда масс-реактивные снаряды сдетонировали в его изуродованном теле.
Рыча от боли, он вышел из транса и наконец обратил внимание на противников.
Зитос, Вар’кир и два Ультрамарина из караульного помещения стояли, направив болтеры на Освободившегося.
— Вниз! — крикнул Зитос.
Нумеон из последних сил бросился в сторону, а в Ксенута Сула ударил шторм снарядов, сдирая с него куски плоти, кости и брони. Освободившийся покачнулся под этим мощным обстрелом, но не погиб.
В воздухе, пропитавшемся дымом и вонью кордита, разнесся презрительный смех Ксенута Сула, чья плоть уже начала срастаться.
Но Зитос не закончил.
— Перезаряжай!
Понимая, что сейчас будет еще один залп, Ксенут Сул приготовился бежать на воинов, ведущих стрельбу из коридора.
Но Тиэль уже был на ногах. И в его руке потрескивал электромагнитный меч.
— Давай попробуем еще раз, за Инвиглио, — сказал он монстру и вонзил клинок прямо туда, где должно было находиться сердце Ксенута Сула.
В Освободившегося ударил второй град снарядов. Извиваясь и осыпая их проклятиями, он медленно распадался на части.
Когда буря снарядов утихла, Нумеон тяжело поднялся на ноги. Он был ранен, но ему хватит сил покончить с этим.
— Ты слаб, — сказал он, вновь поднимая Драукорос, — потому что нечист. И слишком глуп, чтобы осознать это. Я покажу тебе…
Он взмахнул мечом.
Ксенут Сул округлил глаза, человеческое лицо исказилось от страха, и его голова слетела с плеч.
Обезглавленный труп упал на колени и завалился вперед.
— Трон, ну и уродливый ублюдок, — сплюнул Тиэль, вытирая окровавленный клинок выключенного меча.
Он перевел взгляд на Инвиглио. Тот не был первой потерей среди Отмеченных Красным, но каждая смерть ранила его, как ножом.
— Нужно перекрыть все выходы из Восточной цитадели, — сказал Нумеон.
— Толку будет немного, — ответил Тиэль, но кивнул двум Ультрамаринам из караула, чтобы те занялись этим.
Нумеон же произнес вслух то, о чем думали все они.
— Бартуса Нарек исчез, но не по вине врага.
Глава 14
Смыкая ряды
В оружейном зале тьму нарушали небольшие островки света вокруг тихо потрескивающих костров. У подножия жаровен собрался серый пепел: остатки углей и сожженные подношения. Даже воздух почернел, пропитавшись сажей и резким запахом золы. Жара сгущала его, тени дрожали в мареве, а собравшихся укрывала удушливая дымка.