Я - хищная. Ваниль и карамель

Глаза Влада смотрят прямо в душу, и слова застревают у меня в глотке. Он сидит напротив и делает вид, что ничего не произошло. Ест. Улыбается Даше. И следит за мной. Но удовольствия я ему не доставлю.

Улыбка вышла вымученной.

— Голова болит.

Я не врала — голова и правда разболелась. Мыслей было слишком много. Воспоминаний, которые, я думала, мертвы. Они ожили. Напали стаей и загнали в угол.

Страх. Сильные руки на плечах, и я падаю на колени, а затем заваливаюсь набок в хрустящий снег. Ползу, упираясь локтями, и ладони покрываются липким. Тошнотворный запах.

— Давай, помогу. — Снова голос из реальности. Успокаивающий, тихий. Мой якорь, не дающий потеряться в огромном океане сомнений. Почему все так вышло? Почему всегда все так выходит?

— Не здесь, хорошо?

Я встала, и Эрик поднялся следом. Извинился и попрощался с атли. Я ждала. Мне хотелось поскорее уйти. А еще больше хотелось забыть: и прошлое, и внезапный разговор с Владом. Если бы я не знала, можно было бы смириться… потом. А теперь снова нужно выбирать.

В комнате стало легче. Не было испытывающих взглядов, и напряжение отпустило. Не то, чтоб совсем, но немного.

Привычным движением одна ладонь Эрика легла мне на лоб, а вторая — на затылок. И боль ушла.

— Ты тревожишься. — Он смотрел в глаза и, хоть и не задал вопроса, ответа ждал. Чувствовал, наверное. Он всегда чувствует, когда я сомневаюсь. Возможно, у меня есть для этого отдельная маска. Характерный прищур или же складка на лбу. А может, мой кен говорит Эрику.

— Тревожусь, — кивнула. — Мне сегодня сказали, что Юлиана приезжает. Вот я и…

За окном сгущались тучи. Минута — и рванет. Треснет небо, и из трещинок польется. Не ливень — грозы ушли — тихий, успокаивающий, надежный дождь. Затяжной. Надо бы на улицу выйти, но дождусь, когда атли уедут.

— Приезжает, — честно признался Эрик. — Это имеет такое значение?

— Шутишь? Она сломала Глебу жизнь. Чуть не убила Влада, и если бы не его реакция и мое невероятное везение, я, возможно, была бы мертва.

— Ты? — Удивлен. Не знает. Никто не известил? Даша не сказала, а Влад, тем более, не стал. Зачем, если можно сорвать посвящение? Хотя о посвящении он не знал, а вот Даша — Даша была в курсе. И снова применила свою излюбленную тактику — выжидание. Что ж, на этот раз я буду умнее.

— Я была там. Мы приехали… — Я запнулась. — Неважно.

— Собирались пожениться, — криво улыбнулся Эрик. — Мне говорили о сорвавшемся венчании.

— Нет, не собирались. Влад собирался, а я вообще не знала, куда еду. — Я почесала лоб и вздохнула. — Я и не знала, что она скади. До сегодня. А теперь…

— Теперь из-за нее ты сомневаешься. — Эрик отвернулся и посмотрел в окно. Накрапывал дождь. Он оставлял на стекле кляксы, стекающие вниз неровными дорожками. И просторная комната, минуту назад еще бывшая уютной, нависала идеально ровным потолком и сжимала стенами. — Зачем она сделала это?

— Тебе лучше знать — ты ее вождь. Я с ней не разговаривала, не до того было. Думаю, она ревновала. Ну, или психопатка твоя Юлиана. Только выяснять это не хочется, извини.

— И поэтому ты не посвятишься, верно? — Обида в голосе. Еле заметная, разбавленная пониманием и мудростью. Та, которую хотелось сдержать, но не вышло. И я понимаю его эту обиду. Мне и самой обидно.

Что я могла ответить? Мало времени. Чертовски мало, чтобы подумать. Но ведь посвящение можно и отложить. А Даша не сказала, когда я еще правила. Не хотела шокировать? Берегла, как аргумент? А что? С помощью Юлианы она легко помогла бы Владу сманить меня обратно в атли.

Все же хорошо, что Эрик вернулся. Я в интригах ничего не понимаю.

В дверь мягко постучали. К счастью, наверное, потому как молчание понемногу начинало напрягать. Эрик ждал ответа, ответ не рождался. Ничего не рождалось, кроме желания сбежать. Это инерция. Привычка из прошлого, которую необходимо искоренить. Мне некуда бежать да и незачем. Если я откажусь от посвящения, Эрик поймет и не станет давить. Расстроится, но решение мое примет. Только вот… он радовался, и я была счастлива. Все складывалось хорошо, пока я не узнала о Юлиане.

В проем двери осторожно просунула голову Лина.

— Я забыла спросить… — Она замялась и глаза опустила.

— Сейчас вернусь, — шепнул мне Эрик и вышел.

Кислорода больше стало. Как и места для маневров. Я подошла к окну и потянула ручку, впуская внутрь прохладный, влажный воздух и мелкие капли дождя. Закрыла глаза и попыталась избавиться от плохих мыслей. Вышло не очень.

— Ты и правда приболела или от Влада сбежала?

Я вздрогнула и резко повернулась. И когда Глеб успел войти? Еще и пугает. Знает же, что нельзя ко мне подкрадываться. Отголоски прошлого…

Прошлое Глеба оставило отпечаток на его лице. Безрадостное.

— Я не знала, что Юлиана скади, — сказала я и вновь посмотрела в окно. Дождь заштриховал серым двор. Ивы склонились и, казалось, хотят напиться из луж, которые пузырились и ширились, растекаясь.

— Тогда было пофигу, а потом забылось. Эрик не говорил мне, что хочет… ну, ты поняла. А когда сказал, было пофигу уже мне.

— Тебе правда все равно? Потому что я теперь не знаю, что делать… Она скади, и я… смогу ли?

— Брось, Полевая! Ты счастлива? Эрика любишь? Вот что должно быть главным. А она вообще не должна тебя волновать. — Он провел пальцем по подоконнику, размазывая воду. Пытался казаться безразличным, но выходило плохо.

— А тебя?

— А что я?

— Ты мой друг.

— И останусь им. Поверь, если ты станешь скади, ничего не изменится. Она столько лет жизни мне испортила, чуть не угрохала Влада, а теперь еще и ты из-за нее счастливой не будешь? Ну уж нет! Не позволяй ей влиять на твое будущее. Все же ты сильнее, Полевая. В сто раз. Поэтому решай, как будет лучше тебе.

— Я хочу в скади, — честно призналась я.

— Тогда забей и посвятись. Убьешь нескольких зайцев. Влад погорюет и успокоится. Перебесится. Вернет Диркову, ну или женится еще на ком. А так ты его невольно держишь. Нехорошо.

— Я его не держу. Он сам держится.

— Да пофигу. Вам нужно отпустить друг друга. Иначе так и будете мучиться. Все ведь перегорело, верно?

Я вздохнула, вытянула руку и подставила ладони под живительные капли. Жила откликнулась сразу, по первому зову. И кен закипел в венах. Или то была кровь атли?

— Верно, — прошептала я в открытое окно.

Эрик вернулся, впустив сквозняк. Августовский воздух пах приближающейся осенью, сыростью и прелой листвой. Зябко стало, и я обняла себя за плечи. Глеб встряхнулся, и тут же стал обычным моим, беззаботным Глебом. Маска. Та, которую просто необходимо носить на людях. Заиметь себе, что ли? С масками жить проще. Нацепил, и никто не видит, что у тебя внутри творится. Никто не достает, а главное, не сможет это использовать против тебя.

Они с Эриком говорили о чем-то. О вещах, не настолько важных в данный момент, но подходящих, чтобы заполнить неловкое молчание. А меня окутало странное спокойствие. Сомнения ушли, их растворила вода, льющаяся с неба, или же уверения Глеба.

А потом Глеб ушел, поцеловав меня в лоб, и мы с Эриком снова остались вдвоем. Он подошел и закрыл окно. Обнял меня сзади и положил подбородок мне на затылок. Теплый. А у меня кожа от холода мурашками покрылась.

— Хочу, чтобы ты осталась, — сказал он тихо. — Со мной. Навсегда. Знаю, ты не веришь в «навсегда», потому и бежишь. Но я эгоист, и все равно хочу…

— Ты прав, не верю.

Голос, пропитанный горечью прошлого, как заварным кремом. Только крем этот невкусный, прелый и вызывает тошноту. Жаль, что прошлое нельзя стереть и снова научиться быть наивной.

— Как вождь, я часто принимал непростые решения. А сейчас не знаю, что делать. Веришь?

— Верю, — кивнула.

— Но если судить объективно, отбросив эмоции, картина вырисовывается следующая. У меня есть защитница. Скади по крови. Достаточно сильная, но не суперталант. У Юлианы есть дар, но развивать его она не стремится, ей хватает, да и мне, по сути, тоже. А еще у меня есть пророчица. Сильная. Это особенно волнительно, потому что в скади пророчицы никогда не было. Защитницы были — их много. А вот с пророчицей не сложилось. К тому же, ты — мать наследника, а это обязывает меня заботиться о тебе.

— Это ни к чему тебя не обязывает, — возразила я, но он резко меня перебил:

— Помолчи. Обязывает. И как вождя, и как мужчину. Так вот если соединить все эти факторы, а так же тот факт, что Юлиану никогда особенно в скади не любили… Племя — сложный организм, и мало чем отличается от обычного человеческого коллектива. Так вот если все это учесть, то выбирать-то мне, по сути, не надо.

— Не надо? — Я удивленно развернулась к нему, позабыв о запрете на звуки.

— Не надо, — повторил Эрик. — Скади любят тебя, они присягали тебе на верность, Полина. Понимаешь, что это значит? Они признали тебя, несмотря на кровь. И я… при других обстоятельствах, наверное, расстроился бы. Мне и нужно расстраиваться — ты ведь чужая, а закон крови я ценю превыше всех остальных законов.

— А ты не расстроился? — Замерла в ожидании ответа. Дождь размеренно стучал по стеклу, просился внутрь, но его не пускали. В этой комнате было место лишь для двоих.

Эрик покачал головой. Улыбнулся. Улыбка у него, как солнышко — сразу теплее становится. И ты жмуришься, выпрашивая еще…

— Нет. Мне обидно, что ты сейчас отстраняешься, будто для тебя это был всего лишь долг.

— Сначала так и было, — честно призналась я.

— А теперь?

— А теперь я их полюбила.

— Они тебя тоже. Поэтому если ты будешь настаивать, мне придется оставить Юлиану там, где она сейчас. Одну. В чужом городе, вдали от племени, в котором она рождена. По мере возможности я буду заботиться о ней и защищать — она ведь скади. И меня поймут. Как вождя.

— Но ты не хочешь, — продолжила я.

— Кроме того, что я вождь, я еще и человек. Я вообще считаю, мы мало отличаемся от людей. Кеном разве. И укладом жизни, который этот кен диктует. В остальном все мы — люди. И, как люди, привязываемся к другим людям. Это нормально. Даже если отбросить кровь… да все отбросить к черту! Я знаю ее с детства. Мы росли вместе, взрослели. Ну, некоторые из нас взрослели, а некоторые… некоторым не суждено стать мудрыми. В силу характера или обстоятельств. Или собственного желания. Юлиана, бесспорно, импульсивна и во многом еще ребенок. Капризный ребенок — красивая кукла, которой привыкли восхищаться. Она стервозна и даже меркантильна, но ты удивишься, узнав, сколько в мире меркантильных женщин. И это неплохо, наверное… Все же иногда нужно напоминать мужчинам, что они добытчики и защитники. — Он вздохнул и помолчал, словно потерял мысль и изо всех сил старался ее найти. — У всех есть недостатки. Но кроме них, у этой девочки есть и положительные стороны. Она добрая и умеет сострадать. Сильная. И ошибки свои признает. Кроме того, ее родители… Они погибли, когда она ребенком была. И их кен — он вот тут. — Эрик взял мою ладонь и положил себе на живот. — Бьется во мне. Как и частички их душ.

— Я не прошу ее прогонять. Но мне сложно после того… Я испугалась, Эрик. Черт, я так испугалась тогда! Я маленькой была еще, многого не знала, и не понимала, зачем она… почему…

— Понимаю. Не хочешь спросить ее об этом? Уверен, она не будет против поговорить.

— Пока я не хочу с ней разговаривать, — честно призналась я.

— Хорошо. Но я прошу — не как вождь, нет, на это у меня пока права нет. Как твой мужчина. Дай ей шанс, ведь каждый из нас заслуживает второго шанса. Но это просьба — не более. И я пойму, если откажешь.

— Не откажу.

— Правда?

— Правда. — Я обхватила его руками за талию и прижалась так крепко, как только смогла.

Из своей жизни и горького опыта прошлого я вынесла одну простую вещь. Счастье хрупко. Быстротечно. Пугливо, как дикая лань. И больше всего боится оно именно гордыни и нежелания идти на компромиссы.

А Эрик… он мой. Я давно это решила. Даже тогда, когда думала, что он не вернется, понимала, что никогда не забуду, не сотру его из памяти. И готова была этой памятью жить — она была ярче и красочнее любого настоящего дня.

Эрик не давил на меня, и это безумно подкупало. Побуждало доверять. А скади… я и правда привыкла к ним. И Алан, независимо от того, посвящусь я или нет, останется скади. Лучше я буду присматривать за ним изнутри.

К тому же… Я никому не говорила, но чем больше находилась рядом с Эриком, тем больше хотелось, забыв о сомнениях, принять другое, полузапретное, дикое и притягательное предложение.

Сбежать от мира.

Поехать к источнику.

И соединиться навсегда, слиться в одно, раствориться в Эрике, растворить его в себе.

Это желание я гнала от себя, но оно возвращалось с каждым днем все чаще. В такие минуты я позволяла себе немного помечтать. И захлебывалась счастьем, полностью тебя теряя.

Глава 3. Изнутри

Свечи были повсюду. На полу — полукругом, очерчивающим священное место, на стенах — в массивных чугунных подсвечниках, покрытых оплавившимся воском. Огромная низкая люстра насчитывала, казалось, штук сто свечей.

Огонь плясал на верхушках фитилей, словно хотел взлететь, но у него не выходило. В унисон танцевали тени, удлиненные, причудливые, словно первобытные люди, или не люди даже — хищные древнего племени ар — отдавали дань богам этим ритуальным танцем.

Стены исчезали, растворялся потолок, обрастая высоким, звездным небом. И я буквально слышала, как шумели огромные вековые дубы и кричали совы. Представляла костер — высокий, яркий, пышущий пламенем. От него во все стороны, словно фейерверк, разлетались искры. А Херсир грел огрубевшие от кочевой жизни ладони и улыбался, глядя на извивающихся в танце женщин.

Но, конечно же, все было не так.

Стены остались и потолок, с которого свисала огромная люстра. Просторная комната — единственная в этом доме. Он строился специально еще прапрадедом Эрика для ритуалов скади.

Место силы. И силы тут много. Строение пропиталось кеном и кровью, преображая их в дикую, почти первобытную энергетику, буквально заставляющую дрожать колени. Благоговеть. Место пьянило, подчиняло и заставляло жить по его правилам. Неправда, что у дома нет души. У места силы племени хищных она есть всегда. Сплетенная из кусочков душ каждого посвященного, каждого погребенного в этой земле, каждого принесенного в жертву. Незримый призрак, нашептывающий на ухо легенды, давно похороненные и забытые.

И скади слушали. Стояли у стен, склонив головы, отрешенные и сосредоточенные. И на их плечах тоже плясали тени.

Меня привезла Тамара. Сначала долго готовила — заставила два часа отмокать в ванной с эфирными маслами, и у каждого из них было свое влияние на ауру, которое, как убеждала Тома, поможет мне легче войти в семью. Лимон — привыкнуть к новому. Лаванда подарит спокойствие. Розовое дерево снимет психологические барьеры. Сандал позволит раскрыться…

После ванны воительница до красноты растирала мне кожу спиртовой настойкой, и тело горело изнутри, а жила ныла в предвкушении.

Ритуалы. Они важны для скади. Важны для Эрика. И для меня.

На моем плече Тамара нарисовала хной птицу. Ласточку в полете. Символ перемен и новых свершений. Воительница удивительно хорошо рисовала, я даже залюбовалась.

А потом она облачила меня в бесформенное, мешковатое одеяние до колен. Белое. Цвет чистоты и новизны. Сама же Тома оделась в красное. Что символизировал ее цвет, я не спросила. Воинственность? Страсть? Кровь? Красный я не любила.

Роберт выглядел торжественно. Белый плащ с золотыми оборками на широких рукавах застегивался на плече большой пряжкой в виде головы тигра и струился длинным шлейфом. Голову жреца украшал венок из высушенных листьев дуба. Дуб символизировал мощь и силу, и почитался скади как родовое дерево. Когда мы вошли, Роб приветливо улыбнулся. Остальные скади тоже подняли головы.

Я задыхалась. От торжественности обстановки, от запаха сандала и мирры, растекающегося по воздуху и смешивающегося с ароматом воска. От волнения, которое сдавило грудь.