Срубить Дерево - английский и русский параллельные текст

Robert F. Young	Роберт Янг
To Fell a Tree	Срубить дерево
The First Day	ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Just before the treeman's lift began to rise, Strong swung it around so that his back would be toward the trunk.	В последнюю минуту перед подъемом Стронг повернул древолифт с таким расчетом, чтобы оказаться спиной к стволу.
The less he saw of the tree during the initial phase of his ascent, the better.	Чем меньше он будет сейчас смотреть на дерево, тем лучше.
But the lift was little more than a triangular steel frame suspended vertically from a thread-thin winch cable, and before it had risen a hundred feet it swung back to its original position.	Но лифт был немногим сложнее треугольной стальной рамы, подвешенной за один из углов на тонком, как нить, тросе, и поэтому, не пройдя и ста футов, он вернулся в исходное положение.
Whether he liked it or not, the tree was going to be with him right from the start.	Нравилось это Стронгу или нет, дерево с самого начала решило навязать ему свое общество.
The trunk was about fifteen feet away.	Ствол находился от него футах в пятнадцати.
What it made Strong think of most was a cliff, a convex, living cliff, with bark-prominences eight to ten feet long and fissures three to four feet deep-an arboreal precipice rising into a green and majestic cloud of foliage.	Более всего он напоминал Стронгу скалу, огромную живую скалу с буграми коры длиной от восьми до десяти футов и с трещинами глубиной до четырех - этакую древесную стену, уходящую ввысь, в величественное зеленое облако листвы.
He hadn't intended to look up, but his eyes had followed the sweep of the trunk of their own volition.	Он не собирался смотреть вверх, но взгляд его сам собой поднялся вдоль ствола.
Abruptly he lowered them.	Он быстро опустил глаза.
To reassure himself, he looked down into the shrinking village square at the familiar figures of his three companions.	Чтобы обрести внутреннее равновесие, он взглянул вниз, туда, где на постепенно уменьшавшейся деревенской площади виднелись знакомые фигуры трех компаньонов.
Suhre and Blueskies were standing on one of the ancient burial mounds, smoking morning cigarettes.	Сухр и Блюскиз, покуривая свои первые утренние сигареты, стояли на древнем могильном холме.
Strong was too high to see the expressions on their faces, but he knew that Suhre's stolid features were probably set in stubborn resentment and that Blueskies was probably wearing his "buffalo-look."	Стронг находился слишком высоко, чтобы рассмотреть выражение их лиц, но он почти не сомневался, что тупые черты Сухра дышат упрямством и злобой, а Блюскиз клокочет от бессильной ярости, как затравленный буйвол.
Wright was about a hundred feet out from the base of the tree, operating the winch.	Райт стоял приблизительно в тридцати футах от подножия дерева, у пульта управления лебедкой.
His face would be essentially the same as it always was, a little pinched from worry, perhaps, but still embodying that strange mixture of gentleness and determination, still unmistakably a leader's face.	Лицо его наверняка оставалось таким же как всегда, разве что чуточку напряглось от волнения, однако по-прежнему выражая странную смесь доброты и решительности, - лицо, по которому безошибочно угадывался руководитель.
Strong raised his eyes to the houses surrounding the square.	Стронг перевел взгляд на окружавшие площадь домики.
They were even more enchanting seen from above than from below.	Сверху они выглядели еще очаровательнее.

Omicron Ceti's red-gold radiance lay colorfully on chameleon rooftops, danced brightly on gingerbread facades.	В золотисто-багровом сиянии Омикрона Сети яркими красками переливались коньки крыш, многоцветные зайчики танцевали на пряничных фасадах.
The nearer houses were empty now, of course-the village, within a three hundred yard radius of the tree, had been vacated and roped off-but looking at them, Strong got the fanciful impression that pixies had moved in during the night and were taking over the household chores while the villagers were away.	В ближайших домиках сейчас, естественно, никого не было - деревня в радиусе трехсот футов от подножия дерева опустела, и эту часть ее огородили веревкой. Но когда Стронг взглянул на домки, ему вдруг пришла в голову фантастическая мысль: ночью в них поселились феи теперь хозяйничают там вовсю.
The thought amused him while it lasted, but it did not last long.	Эта мысль развлекла его, но не надолго.
The convoy of huge timber-carriers that moved into the square and parked in a long waiting line sent it scurrying.	Ее вспугнула процессия огромных транспортировщиков древесины, которые въехав на площадь, выстроились в длинную очередь.
Once again he confronted the tree.	Перед ним вновь было дерево.
He was higher now, and the trunk should have become smaller.	Сейчас он поднялся еще выше, и стволу уже пора было уменьшаться в объеме.
It had not-at least not perceptibly.	Но ствол не стал тоньше - во всяком случае этого не было заметно.
It still resembled a convex cliff, and he felt more like a mountain climber than he did a treeman.	Он все еще напоминал огромную скалу, и Стронг чувствовал себя скорее альпинистом, чем древорубом.
Looking up, he saw the first limb.	Взглянув вверх, он увидел первую ветвь.
All he could think of was a horizontal sequoia growing on the vertical slope of a dendritic Everest.	Ее можно было сравнить с секвойей, растущей параллельно земле на вертикальном склоне древовидного Эвереста.
Wright's crisp voice sounded over the tree-to-ground radio hookup, the receiver and minuscule batteries of which were attached to Strong's left ear lobe:	Из приемника радиосвязи "земля-дерево", который вместе с миниатюрными батарейками был прикреплен к мочке левого уха Стронга, раздался твердый голос Райта:
"Seen any dryads yet?"	- Уже видели дриаду?
Strong tongued on the tiny transmitter attached to his lower lip.	Стронг включил языком прикрепленный к его нижней губе крохотный передатчик.
"Not yet."	- Пока нет.
"If you do, let me know."	- Если увидите, дайте мне знать.
"Like hell!	- Черта с два!
That long blade of grass I drew gave me exclusive treerights, remember?	Вы разве забыли, что я вытащил длинную травинку, которая дала мне исключительные права на дерево?
Whatever I find up here is mine!"	Чтобы я здесь ни нашел, все принадлежит мне одному.
Wright laughed.	Райт рассмеялся.
"Just trying to help out."	- Я только хотел вам помочь.

"I don't need any help, thanks.	- Благодарю, в помощи я не нуждаюсь.
What's my height?"	На какой я сейчас высоте?
There was a pause.	Пауза.
Strong watched the cigarette-size figure of Wright bend over the winch-control panel.	Стронгу была хорошо видна маленькая как сигарета, фигурка Райта, который склонился над контрольной панелью лебедки.
Presently:	И, спустя немного:
"One hundred and sixty-seven feet.	- Сто шестьдесят семь футов.
Another hundred and twenty more and you'll be even with the first limb . . . How do you feel?"	Еще сто двадцать, и вы поравняетесь с первой ветвью... Как вы себя чувствуете?
"Not bad."	- Вполне прилично.
"Good.	- Хорошо.
Let me know if anything goes wrong.	Сообщите, если возникнут какие-нибудь неполадки.
The least little thing."	Даже самые незначительные.
"Will do."	- Обязательно.
Strong tongued off.	Стронг выключил передатчик.
It was growing darker.	Становилось все сумрачнее.
No, not darker, Greener.	Нет. Не сумрачнее. Зеленее.
The little sunlight that filtered down through the countless strata of foliage in a pale, chlorophyllic glow deepened in hue in ratio to his ascent.	Чем выше он поднимался, тем глубже становился оттенок бледного хлорофиллового сияния, в которое, с трудом просвечиваясь сквозь бесчисленные наслоения листвы, превращался солнечный свет.
Tree-fright touched him, but he dispelled it by applying an antidote he'd learned in treeschool.	В нем шевельнулся страх дерева, но он поборол его, прибегнув к способу, которому его научили еще в школе древорубов.
The antidote was simple: concentrate on something, anything at all.	Способ этот был очень прост: займитесь чем-нибудь, чем угодно.
He took inventory of the equipment attached to the basebar of the lift: tree-pegs, tree-rations, blankets; tree-tent, heating unit, peg-hammer; cable-caster, cutter, first-aid pack; climbing belt, saddle-rope, limb line (only the ringed end of the limb line was attached to the bar-the line itself trailed down to a dwindling coil at the tree's base), Timkin-unit, tree-tongs, canteen ...	И он произвел инвентаризация оборудования, прикрепленного к металлической полосе основания лифта: дреколья, древорацион, одеяла; древопалатка, обогревательный прибор, молоток для забивания кольев; тросомет, резак, санитарная сумка; пояс альпиниста, веревочное седло, шнур для ветвей (к основанию лифта был прикреплен лишь конец шнура, сам же шнур спускался вниз, к подножию дерева, где лежал постепенно уменьшавшийся молоток); агрегат Тимкина, древощипцы, фляжка...
At length the lift drew him into the lower foliage.	Наконец лифт втянул его в нижние слои листвы.

He had expected the leaves to be huge, but they were small and delicate, reminiscent of the leaves of the lovely sugar maple that once had flourished on Earth.	Он ожидал, что листья будут огромными, но они оказались маленькими и изящными и напомнили ему листья красивого сахарного клена, который когда-то в изобилии произрастал на Земле.
Presently he came opposite the first limb, and a flock of scarlet hahaha birds derided his arrival with a chorus of eldritch laughter.	Вскоре перед ним возникла первая ветвь, и стайка алых птиц-хохотушек встретила его прибытие жутким издевательским смехом.
They circled around him several times, their little half-moons of eyes regarding him with seeming cynicism, then they spiraled out of sight into the upper branches.	Несколько раз они облетели вокруг Стронга, бесцеремонно разглядывая его своими серповидными глазками, потом спираль. Взвились к верхним ветвям и исчезли.
The limb was like a ridge that had torn itself free from a mountain range to hover high above the village.	Эта ветвь была подобна хребту, который вырвавшись из горной цепи, навис над деревней.
Its branches were trees in their own right, each capable, were it to fall, of demolishing at least one of the houses the colonists loved so dearly.	Ее боковые отростки сами по себе были настоящими деревьями, и каждое из них, упав, могло бы разрушить по крайней мере один из этих домиков, столь милых сердцу колонистов.
Why, Strong wondered for the dozenth time, had the original inhabitants of Omicron Ceti 18's major continent built their villages around the bases of such arboreal monsters?	В который уже раз Стронг с недоумением спросил себя, почему коренные обитатели 18-й планеты Омикрона Сети строили свои деревни вокруг основания подобных древесных чудовищ.
The Advance Team had stated in its report that the natives, despite their ability to build beautiful houses, had really been very primitive.	Разведывательный Отряд в своем докладе отметил, что местные жители. Не смотря на умение строить красивые здания, на самом деле были очень примитивны.
But even so, they should have realized the potential threat such massive trees could pose during an electrical storm; and most of all they should have realized that excessive shade encouraged dampness and that dampness was the forerunner of decay.	Но даже если так, все равно они должны были знать, какую потенциальную опасность таили эти гигантские деревья во время гроз; и прежде всего они должны были понимать, что избыток тени ведет к сырости, а сырость - предвестник гниения.
Clearly they had not.	Совершенно очевидно, что они до этого не додумались.
For, of all the villages they had built, the present one was the only one that had not rotted into noisome ruin, just as the present tree was the only one that had not contracted the hypothetical blight that had caused the others to wither away and die.	Потому что из всех построенных ими в свое время деревень только одна эта не сгнила и не превратилась в отвратительные зловонные развалины; так же, как это дерево было единственным, не заболевшим той странной болезнью, от которой, как предполагали, засохли и погибли все остальные.
It was the Advance Team's contention that the natives had built their villages close to the trees because the trees were religious symbols.	Разведывательный Отряд утверждал, что местные жители строили свои селения вблизи деревьев потому, что деревья эти являлись для них объектами религиозного поклонения.
But, while the fact that they had migrated en masse to the "death-caves" in the northern barrens when the trees began to die certainly strengthened the contention, Strong still found it difficult to accept.	И хотя эта гипотеза, несомненно подтверждалась тем, что, когда деревья начали умирать, местные жители все без исключения, ушли в Пещеры Смерти, расположенные в северных пустынях, Стронг все же не мог до конца согласиться с ней.

The architecture o the houses suggested a practical as well as an artistic race of people, and a practical race of people would hardly commit self-genocide just because their religious symbols turned out to be susceptible to disease.	Судя по архитектуре домов, аборигены отличались практичностью и большим художественным вкусом, а практичные мыслящие существа вряд ли бы пошли на массовое самоуничтожение только потому, что их религиозные символы оказались подверженными болезням.
Moreover, Strong had removed trees on a good many newly-opened planets, and he had seen the Advance Team proved wrong on quite a number of occasions.	К тому же Стронгу и раньше приходилось рубить деревья на многих заново открытых планетах, и он неоднократно убеждался, что Разведывательный Отряд достаточно часто ошибается.
The foliage was below him now, as well as above and around him.	* * * Листва окружала его со всех сторон.
He was in a world apart, a hazy, greenish-gold world stippled with tree-flowers (the month was the Omicron Ceti 18 equivalent of June and the tree was in blossom), inhabited only by himself and the hahaha birds, and the insects that constituted their diet.	Он находился теперь в совершенно обособленном, туманном, золотисто-зеленом мире, усыпанном цветами (на Омикрон Сети-18 этот месяц соответствовал июню, и дерево было в цвету), в мире, единственными обитателями которого были он сам, птицы-хохотушки да насекомые.
He could see an occasional jigsaw-patch of the square through the intervening leaves, but that was all.	Иногда сквозь ажурные просветы в листве он видел небольшие участки площади внизу, но ничего больше.
Wright was out of sight; so were Suhre and Blueskies. About fifteen feet below the limb over which he had made his original cable-cast, he told Wright to halt the winch.	Когда до ветви, на которую он, еще будучи на земле, забросил трос, оставалось около пятнадцати футов, он попросил Райта остановить лебедку.
Then he detached the cable-caster from the base-bar, fitted the butt to his shoulder and started the lift swinging back and forth.	Отцепив от основания лифта тросомет, он прижал приклад к плечу и принялся раскачивать лифт взад и вперед.
He selected the highest limb he could see, one about eighty feet up, and at the extremity of one of his swings on the winch side of the tree, he aimed and squeezed the trigger.	Стронг выбрал самую верхнюю из видимых ему отсюда ветвей, которая нависала над ним примерно в восьмидесяти футах, и во время одного из взлетов лифта, в тот момент, когда он находился в самой крайней точке амплитуды, прицелился и спустил крюк.
It was like a spider spitting a filament of web.	Тросомет, словно паук, выплюнул бесконечно длинную нить.
The gossamer cable drifted up and over the chosen limb, and its weighted end plummeted down through leaf and flower to dangle inches from his outstretched fingers.	Тонкий, осенняя паутина, трос взметнулся вверх, полетел вниз сквозь листья и цветы и закачался в нескольких дюймах от протянутой руки Стронга.
He caught it on the next swingback and, still swinging, pressed it against the apex of the lift-triangle till its microscopic fibers rooted themselves in the steel; then he snipped the "new" cable free from the caster with his pocket-snips and returned the caster to the base-bar.	Он поймал его во время следующего взлета и, продолжая раскачиваться, прижал трос только тогда, когда его микроскопические волокна проникли в сталь, срослись с ней.

Finally he increased the arc of his swing till he could grasp the original cable, which slanted down through the foliage to the winch. He held on to it long enough to squeeze together the two cables-the "old" and the "new"-till they automatically interspliced, and to sever the bypassed section. The slack in the "new" cable caused the lift to drop several feet. He waited till the swing diminished sufficiently, then told Wright to start the winch again. The infinitesimal Timkens coating the thread-thin cable began rolling over the "new" limb, and the lift resumed its upward journey.	Теперь можно было подниматься выше. Стронг попросил Райта снова пустить в ход лебедку. Покрытый тончайшим слоем Тимкина нитевидный трос заскользил через "новую" ветвь, и подъем возобновился.
Strong leaned back in his safety belt and lit a cigarette.	Стронг откинулся назад, насколько позволял спасательный пояс. Закурил сигарету...
That was when he saw the dryad.	И увидел дриаду.
Or thought he did.	Или это ему почудилось...
The trouble was, the dryad talk had been a big joke.	Дело в том, что все их разговоры о дриадах были шуткой.
The kind of a joke that springs up among men whose relationships with real women are confined to the brief intervals between assignments.	Одной из тех шуток, что рождаются в беседах между мужчинами, когда их общение с женщинами ограничено короткими перерывами в работе.
You didn't believe it, you told yourself; you knew damned well that no matter what tree you climbed on whatever planet, no lovely lady elf was going to come skipping down some leaf-trellised path and throw herself into your yearning arms.	Вы убеждали себя, что это не более чем шутка; вам было чертовски хорошо известно, что никогда ни на каком дереве, ни на какой планете не спустится к вам по устланной листьями тропе прекрасная фея.
And yet all the while you were telling yourself that such a thing was never going to happen, you kept wondering in the dark outlands of your mind where common sense had never dared set foot, whether some day it might happen.	И хотя вы непрестанно повторяли себе, что этому никогда не бывать, в самом дальнем, темном уголке вашего сознания, к которому не отважился приблизиться здравый смысл, постоянно жила мысль о том, что, быть может, это все-таки когда-нибудь произойдет.
All during the voyage in from Earth and all during the ride from the spaceport to the village, they had tossed the joke back and forth.	Этой шуткой они перебрасывались во время полета с Земли и пока ехали из космопорта в деревню.
There was-if you took credence in Suhre's and Blueskies' and Wright's talk . . . and in his own talk too -at least one dryad living in the last giant tree on Omicron Ceti 18, and what a time they were going to have catching her!	Если верить болтовне Сухра, Блюскиза, Райта... и его собственной, на последнем гигантском дереве Омикрона Сети-18 должна жить по крайней мере одна дриада. И вот будет потеха, когда они ее поймают!
All right, Strong thought.	Что ж, подумал Стронг.
You saw her.	Ты ее увидел.
Now let's see you catch her.	А теперь посмотрим. Как ты ее поймаешь.

It had been the merest glimpse-no more than a suggestion of curves and color and fairy-face-and as the image faded from his retina, his conviction faded too.	Видение мелькнуло и исчезло - лишь слабый намек на контуры тела, вспышку красок, волшебное лицо, - и вслед за растаявшим образом постепенно растаяла и его уверенность в том, что он видел ее.
By the time the lift pulled him up into the bower where he'd thought she'd been, he was positive she would not be there.	К тому времени, когда лифт внес его в шатер из листьев, где, как ему казалось, она только что была, он уже не сомневался, что ее там не будет.
She was not.	Ее не было.
He noticed that his hands were trembling.	Он заметил, что у него дрожат руки.
With an effort he steadied them.	Усилием воли он вернул им твердость.
It was ridiculous to become upset over a prankish play of sunlight on leaf and limb, he told himself.	Смешно так волноваться из-за причуд солнечных бликов на листьях и ветвях, сказал он себе.
Then, at 475 feet, he thought he saw her again.	А на 475-м футе подъема ему показалось, что он ее увидел снова.
He had just checked his elevation with Wright when he happened to glance toward the trunk.	Только что выяснив у Райта, на какой он находится высоте, Стронг случайно взглянул в сторону ствола.
She appeared to be leaning against the bark, her long leg braced on the limb he had just come abreast of.	Она стояла там прислонившись спиной к коре, и ее длинные стройные ноги опирались на ветвь, с которой он в этот момент поравнялся.
Tenuous of figure, pixyish of features, golden of hair.	Тонкая фигура, сказочное лицо феи, золото волос.
She couldn't have been over twenty feet away.	До нее было не более двадцати футов.
"Hold it," he told Wright in a low voice.	- Выключите лебедку, - тихо сказал он Райту.
When the lift stopped rising, he unfastened his safety belt and stepped out upon the limb.	Когда лифт остановился, он расстегнул спасательный пояс и ступил на ветвью.
The dryad did not move.	Дриада не шелохнулась.
He walked toward her slowly.	Он медленно направился к ней.
Still she did not move.	Она по-прежнему была неподвижна.
He rubbed his eyes to clear them, half-hoping she would not.	Он протер глаза, втайне надеясь, что она не исчезнет.
She went on standing where she was, back propped against the trunk, long legs braced on the limb; immobile, statuesque.	Она стояла на том же месте, застывшая подобно статуе, спиной к стволу. И ее длинные ноги опирались на ветвь.
She wore a short tunic woven of leaves, held in place by a strap looped over her shoulder; delicate sandals, also woven of leaves, interlaced halfway to her calves.	На ней была короткая, сотканная из листьев туника, которая держалась на перекинутой через плечо ленте; изящные сандалии, тоже из листьев, оплели ее ноги до середины икр.
He began to think she was real.	Ему начало казаться, что она действительно существует.
Then, without warning, she twinkled out of sight.	И в этот самый миг она вдруг угасла.
There was no other phrase for it.	Никакое другое слово не могло передать того, что произошло.

She did not walk away or run away or fly away.	Она не ушла, не убежала и не улетела.
In the strict sense of the word, she did not even disappear.	Строго говоря, она даже не исчезла.
She was simply there one second and not there the next second.	Просто она там была, а в следующую секунду ее там не стало.
Strong stood still.	Стронг остановился.
The exertion he had expended to gain the limb and walk along it had been negligible, and yet he was sweating.	Усилие, потраченное им на то, чтобы взобраться на ветвь и пройти по ней несколько шагов, было ничтожно малым, однако он весь покрылся испариной.
He could feel sweat on his cheeks and forehead and neck; he could feel it on his chest and back, and he could feel the sweated dampness of his tree-shirt.	Он ощущал пот на щеках, на лбу и шее; он ощущал его на груди и спине, он ощущал влажное прикосновение взмокшей от пота древорубашки.
He pulled out his handkerchief and wiped his face.	Он достал носовой платок и вытер лицо.
He took one step backward.	Сделал шаг назад.
Another.	Другой.
The dryad did not re-materialize.	Дриада не материализовалась.
There was a cluster of leaves where she had been, a patch of sunlight.	Там, где она только что стояла была лишь густая листва. И солнечный блик.
Wright's voice sounded in his eareceiver:	Из приемника раздался голос Райта:
"Everything all right?"	- У вас все в порядке?
Strong hesitated a moment.	Стронг секунду колебался.
"Everything's fine," he said presently.	- Все отлично, - наконец проговорил он.
"Just doing a little reconnaissance."	- Произвожу небольшую разведку.
"How's she look?"	- Как она выглядит?
"She-" He realized just in time that Wright was referring to the tree.	- Она... - Стронг вовремя сообразил, что Райт спросил о ветви.
He wiped his face again, wadded up the handkerchief and replaced it in his pocket. "She's big," he said, when he could trust his voice.	Он снова вытер лицо, скомкал платок и засунул его в карман - Она огромна, - ответил он, когда уже смог положиться на свой голос.
"Real big."	- В самом деле огромна.
"We'll take her all right.	- Ничего, мы его одолеем, это дерево.
We've had big ones before."	Нам и раньше попадались и не маленькие.
"Not this big we haven't."	- Но не такие гиганты, как это.
"We'll take her anyway."	- И все-таки мы с ним справимся.
"I'll take her," Strong said.	- С ним справлюсь я один, - заявил Стронг.
Wright laughed.	Райт усмехнулся.
"Sure you will.	- Не сомневаюсь.
But we'll be here to help you, just in case ... Ready to 'climb' again?"	И все же мы будем поблизости на тот случай, если... Вы готовы к подъему?

"In a minute."	- Одну минуту.
Strong hurried back to the lift.	Стронг поспешил к лифту.
"Let her go," he said.	- Пускайте, - сказал он.
He had to cable-cast again at around 500 feet, and again at around 590.	На пятисотфутовой высоте ему снова пришлось забросить трос, потом еще раз, когда он поднялся до пятисот девяноста.
At about 650 the foliage thinned out temporarily and he was able to make a cast of better than one hundred and fifty feet.	В шестистах пятидесяти футах от земли листва поредела, и он смог метнуть трос более, чем на сто пятьдесят.
He sat back to enjoy the ride.	Он уселся поудобнее, чтобы насладиться подъемом.
In the neighborhood of 700 feet, he dropped off his tree-tent, blankets and heating unit on a wide limb, and tied them down.	На высоте около семисот футов он оставил на одной из особенно толстых ветвей древопалатку, одеяла и обогревательный прибор и все это крепко к ней привязал.
The sleeping was always better in the big branches.	Всегда лучше ночевать на больших ветвях.
As his height increased, he caught occasional glimpses of the village.	По мере того, как он поднимался, ему лишь изредка удавалось увидеть деревню.
Foliage below, but he could see the outermost ones, and beyond them the chemically enriched fields that stretched away to the horizon.	Основную часть ее скрывала листва, но порой перед его взором возникали крайние домики, за которыми до самого горизонта простирались обогащенные химикатами поля.
The fields were at low ebb now-gold-stubbled with the tiny shoots of recently sown wheat, an endemic variety unequalled elsewhere in the galaxy.	Растительность едва только пробивалась, и поля были покрыты золотистой щетиной крохотных стебельков недавно посеянной пшеницы -эндемической разновидности, которая росла только на Омикроне Сети-18 и нигде больше во всей галактике.
But by mid-summer the tide would be full and the colonists would reap another of the fabulous harvests that were turning them into first-generation millionaires.	К середине лета пшеница созреет, и колонисты снимут еще один из тех сказочно обильных урожаев, которые постепенно превращали первое поколение поселенцев в миллионеров.
He could see the specks of housewives puttering in backyards, and gyro-cars crawling like beetles through the streets.	Он мог разглядеть снующие на задних двориках крохотные фигурки домохозяек и жуками ползущие по улицам жирокары.
He could see children the apparent size of tad-poles swimming in one of the artificial lakes that were a feature of each block.	Он мог разглядеть детей, которые казались отсюда величиной с головастиков, - они плавали в одном из бассейнов.
All that was missing from the scene was a painter painting a house or a roofer repairing a roof.	Для полноты картины не хватало только маляра, красящего дом, или чинящего крышу кровельщика.
And for a good reason: these houses never ran down.	Их отсутствие объяснялось очень просто: эти домики никогда не требовали ремонта.
Or hadn't, up till now.	Во всяком случае. Так было до сегодняшнего дня.
The wood and the carpentry that had gone into their construction was without parallel.	Дерево, которое пошло на их строительство и качество работы не имело себе равных.

Strong had been inside only one building-the native church that the colonists had converted into a hotel-but the owner, who was also mayor of the village, had assured him that the hotel, basically, was no more than a larger and more ornate counterpart of the other buildings.	Стронг побывал только в одном из домов - в местной церкви, которую колонисты превратили в отель, но хозяин отеля (он же мэр деревни) заверил его, что, в сущности, отель представляет собой лишь увеличенную и чуть богаче декорированную копию других зданий.
Strong had never seen such flawless woodwork before, such perfect paneling.	Нигде раньше Стронг не видел такой безукоризненной отделки дерева, такой совершенной панельной обшивки.
Everything was in perfect balance, unified to a degree where it was impossible to tell where foundation and underpinning left off and floor and wall began.	Все было идеально продумано, и сливалось в единый ансамбль, и невозможно было определить границу между фундаментом и полом, между опорными балками и стенами.
Walls blended into windows and windows blended into walls.	Стены переходили в окна, окна переходили в стены.
Stairways didn't simply descend: they rippled down like wood-grained rapids.	Лестницы не просто спускались: они словно струились окрашенными под дерево потоками.
As for artificial lighting, it emanated from the very wood itself.	Что же касается искусственного освещения, то свет испускало само дерево.
The Advance Team, in classifying the natives as primitive, had based its conclusion largely-and perhaps stupidly, Strong thought-on the fact that they had not learned how to use metals till late in their ethnological tenure.	Разведывательный Отряд, признав аборигенов примитивными, основывал это заключение главным образом на том, что (и это, по мнению Стронга, было в корне ошибочно), что они научились обрабатывать металлы только на позднем этапе своего существования.
But, the eagerness of the colonists to preserve the one remaining village (which the Department of Galactic Lands had permitted) indicated that the miracles the natives had been able to perform with wood more than compensated for the miracles they had been unable to perform with iron and bronze.	Но пыл, с которым колонисты мечтали сохранить эту единственную уцелевшую деревню (на что было получено разрешение Департамента Г алактических Земель), красноречиво свидетельствовал о том, что неумение местных жителей творить чудеса из железа и меди с лихвой возмещалось их способностью творить чудеса из дерева.
He made three more cable-casts before abandoning the lift, then, standing on the limb beneath the one over which he had made the final cast, he buckled on his climber's belt and attached the articles he would need to its snap-locks.	Перед тем, как покинуть лифт, Стронг еще три раза забрасывал трос; теперь, стоя на ветви, он надел пояс верхолаза и с помощью специальных замков-защелок прикрепил к нему нужные инструменты.
Finally he transferred the end of the limbline from the base-bar to the snap-lock nearest his right hip.	Потом он отцепил от основания лифта конец шнура и защелкнул карабин у правого бедра.
His approximate height now was nine hundred and seventy feet, and the tree had tapered to the proportions of the long extinct American elm.	Он находился сейчас примерно в девятистах семидесяти футах от земли, и дерево уже уменьшалось до размеров стройной американской сосны.
He moved in on the limb to the trunk, fashioned a safety belt out of his saddle-rope and snubbed himself into "walking" position.	Стронг прицепил к концу шнура с кольцом древощипцы.

Then, leaning back at a forty-five degree angle, he "walked" around the trunk till he could obtain a clear view of the overhead branches.	Покончив с этим, он огляделся, отыскивая глазами подходящую для седла развилку.
He chose a centrally located crotch, about seventeen feet up, for the limbline, then coiled the first nine or ten feet of the line into a lineman's loop and pulled up about thirty feet of slack. He had to turn sideways on the trunk to make the throw, but he got it off perfectly, and the coil, which comprised the nucleus of the loop, soared through the crotch and unwound down to where he could easily reach the ringed end. He returned to the limb, untied his safety belt, and climbed the double line to the crotch. Omicron Ceti 18's lighter gravity had reduced his 180 pounds Earth-weight to a feathery 157 1/2 : he did not even draw a deep breath. After notifying Wright, he settled himself comfortably, detached the V-shaped Timken-unit from his belt and clamped it into place in the crotch. He opened the unit and laid the limb line over the near-frictionless bearings, then closed the unit and locked it. Although he could not see what was taking place on the ground, he knew that Wright was directing the relocating of the winch, the sinking of new winch-anchors, and the substitution of the limbline for the winch-cable. The winch-cable, unneeded for the moment, would be secured to the base of the tree by means of a tree-peg. After testing the Timken-unit by pulling the limbline back and forth several times, Strong attached the tree-tongs to the line's ringed end. Then he looked around for a good saddle-crotch. He found one presently. It was about fifteen feet above him and its location promised him excellent access to the area he was concerned with-the section ninety feet down from the top of the tree where the limbs began exceeding the one hundred foot limit Wright had set as maximum crest-length.	Он нашел ее почти сразу. Она находилась над ним в пятнадцати футах, и ее положение обещало ему удобный доступ к интересующей его сейчас части дерева - к последним девяносто футам.
After making the throw, he "snaked" the rope down till he could reach it, and tied his saddle. The instruction manual they gave you at treeschool had a lot to say about saddles: about the double bowline tied on the shorter length that provided you with a seat, and the tautline hitch-tied round the longer length with the slack from the bowline-that gave you maneuverability. The manual had a lot to say about saddle-technique, too: told you how to descend by putting your weight in the seat and exerting pressure on the top of the hitch; warned you always to feed the slack through the hitch after you climbed to a higher level or when you were walking in from a tonging. If you used it right, the manual said, your saddle was your best friend.	Забросив веревку, он поймал другой ее конец, змеей скользнувший вниз, и сплел седло.
Strong didn't slip into the seat right away.	Стронг сел в седло не сразу.
He declared a ten-minute break instead.	Он устроил себе десятиминутную передышку.

Leaning back in the limbline crotch, he tried to close his eyes; but the sun got in them, the sun and the leaves and the tree flowers, and the bright blue patches of sky.	Откинувшись назад в развилке, через которую проходил шнур, он закрыл глаза; но сквозь веки все равно проникало солнце; солнце, и листья, и цветы, и ярко-голубые кусочки неба.
The saddle-rope hung down like a silvery liana from the lofty crotch of his choosing, swayed gently in the morning breeze.	С расположенной выше развилки, слегка колыхаясь в порывах утреннего ветерка, точно серебристая лиана, свивала длинная седельная веревка.
The crotch was about twenty feet below the highest point of the tree, or over a thousand feet above the ground.	Развилка находилась на двадцать футов ниже самой верхней точки дерева и более, чем в тысяче футов от земли.
The figure was hard to assimilate.	Эта цифра не укладывалась в сознании.
He had climbed a good many tall trees; some of them had even run as high as five hundred feet.	Ему не раз приходилось подниматься на высокие деревья; некоторые из них достигали даже пятисот футов.
But this one made them seem insignificant.	Но по сравнению с этим они казались пигмеями.
This one was over a thousand feet high.	Это возвышалось над землей более, чем на тысячу.
A thousand feet! ...	Тысяча футов.
The swaying saddle-rope took on a new meaning.	Седельная веревка приобрела новое значение.
He reached over and touched its knurled surface.	Он потянулся к ней и коснулся рукой ее неровной поверхности.
He glanced up along its double length.	Проследовал глазами вдоль ее двух серебристых полосок.
Almost before he knew it, he was climbing; hand over hand at first, then intertwining his feet in the rope and letting it glide between them as he raised his body, "standing" in it while he obtained new hand-holds.	И, еще до конца не осознав, что он делает, полез вверх.
Enthusiasm joined his exertion; his blood coursed warmly through his body; his senses sang.	Переполнявший его восторг умножил силы; горячими волнами разливалась по телу кровь; пело все его существо.
He climbed leisurely, confidently.	Поднимался он неторопливо и уверенно.
When he reached the crotch, he pulled himself into it and looked upward.	Добравшись до развилки, он влез на ветку и глянул вверх.
The trunk rose into a final bifurcation some ten feet above.	До последнего разветвления осталось каких-нибудь десять футов.
He pressed the tiny studs that released the steel spurs contained in the insteps of his tree-boots and stood up. He placed his hands on the dark gray bark.	Нажав маленькие кнопки, он освободил вмонтированные в подошвы древоботинок стальные шипы и, распрямившись, приложил ладони к темно-серой коре.
At this height the trunk was less than a foot in diameter and was as smooth as a woman's throat.	На этой высоте диаметр ствола был меньше фута, и поверхность его была гладкой, как шея женщины.
He raised his left foot and brought it down on an angle.	Стронг поднял левую ногу и опустил ее под углом к стволу.

Hard.	Надавил.
The spur sank deep into the wood.	Шипы глубоко вонзились в дерево.
He put his weight on his left foot and raised his right. He sank the second spur.	Он перенес тяжесть на левую ногу, наступил правой.
He began to climb.	И полез вверх.
Even if you closed your eyes, you could tell when you were nearing the top of a tree.	Даже закрыв глаза, вы безошибочно можете определить, что приближаетесь к вершине дерева.
Any tree.	Любого дерева.
The crest swayed more and more as your height increased; the trunk grew smaller beneath your hands; the warmth of the sun intensified as the foliage thinned out around you; your heart beat in ever faster cadence ...	Чем выше вы поднимаетесь, тем сильнее раскачивается ствол, который под вашими руками становится все тоньше; по мере ого как вокруг редеет листва, все ярче светит солнце; все быстрее и быстрее бьется ваше сердце...
When he reached the final crotch, Strong slipped one leg through it and looked down upon the world.	Добравшись до последней развилки, Стронг уселся верхом на ветку и посмотрел вниз, на раскинувшийся перед ним мир.
The tree was a green cloud, seen from above now rather than from below-a vast green cloud that obscured most of the village.	Отсюда листва еще больше напоминала зеленое облако - огромное зеленое облако, которое скрывало почти всю деревню.
Only the outlying houses were visible along the lacy periphery.	За его кружевными краями были видны только самые дальние домики.
Beyond them the "Great Wheat Sea"-as he had come to call it in his mind-rolled soundlessly away to the horizon.	А за ними бесшумно катилось к горизонту Великое Пшеничное Море, как он мысленно называл поля.
"Archipelago" would have been a better metaphor than "sea."	Хотя более уместным здесь было бы слово "архипелаг".
For there were "islands" wherever you looked.	Потому что, куда бы он ни бросил взгляд, повсюду виднелись острова.
"Islands" of rotted villages, sometimes surmounted by the gaunt gray lighthouse of a dead tree, sometimes littered with the gray debris of a fallen one.	Острова сгнивших деревень; одни - увенчанные зловещими серыми маяками мертвых деревьев, другие - заваленные серыми обломками упавших.
"Islands" of storage bins built of durable steel-foil; "islands" of equipment sheds built of the same material and filled with the sowing-copters and lightweight combines the colonists had leased from the Department of Galactic Lands.	Острова контейнеров с отбросами из прочной стальной фольги, острова ангаров из того же материала, в которых стояли сеялки-геликоптеры и облегченные комбайны, взятые колонистами в аренду у Департамента Галактических Земель.
Nearer the village there were other, smaller "islands": the sewage disposal plant; the incinerator; the crematory.	Вблизи деревни виднелись острова поменьше: завод по обеззараживанию сточных вод, мусоросжигательная печь, крематорий.
Finally there was the brand new "island" of the lumber mill, where the colonists hoped to salvage the wood from this tree.	И наконец, еще один, новенький, с иголочки, остров - лесопильный завод, на котором колонисты собирались обработать древесину этого дерева.
In a way the tree would be a harvest in itself, for wood was dear on Omicron Ceti 18-almost as dear as it was on Earth.	В некотором смысле дерево уподоблялось урожаю, потому что на Омикроне Сети-18 высоко ценилась древесина - почти также, как на Земле.

But they wouldn't be getting it for nothing, Strong thought; not if you figured the goodly sum they were going to have to shell out to Tree Killers, Inc. for the tree's removal.	Но даром они ее не получат, подумал Стронг; им таки придется раскошелится и отвалить компании "Убийцы деревьев, инкорпорейтел" кругленькую сумму.
He laughed.	Стронг расхохотался.
He had little sympathy for the colonists.	Он не очень-то симпатизировал колонистам.
He knew as well as Blueskies what they were doing to the soil, what Omicron Ceti 18 would look like half a century in the future.	Как и Блюскиз, он отлично понимал, что они творят с почвой и как будет выглядеть Омикрон Сети-18 через пятьдесят лет.
Sometimes he hated them	Временами он их ненавидел...
But he found it hard to hate them now.	Но не сейчас.
He found it difficult to hate at all, with the morning wind fluttering his tree-shirt and the morning sun fingering his face and the vast blue sky spread out around his shoulders and the whole world spread out beneath his feet.	Сейчас, когда утренний ветерок вздувал его древорубашку и утреннее солнце касалось его лица, когда над его головой распростерлось необъятное небо, а у ног раскинулся весь мир, в его душе не было места для ненависти.
He lit and smoked a cigarette, and it tasted good on the top of the world, in the wind and the alien sun.	Он зажег и выкурил сигарету. На вершине мира под чужым ветром и солнцем, она показалась ему особенно приятной.
He smoked it down till it stung his fingers, then ground it out on the instep of his boot.	Он докурил ее до основания, пока она не обожгла ему пальцы, потом загасил окурок о подошву ботинка.
When he raised his hand, there was blood on his forefinger and thumb.	Когда он поднял руку, на его указательном и большом пальцах была кровь.
At first he thought he had cut himself, but when he wiped the blood away there was no sign of a cut or even a scratch.	Сперва он решил, что порезался, но, когда стер кровь, на руке не оказалось ни малейшего пореза, ни царапины.
He frowned.	Он нахмурился.
Could he possibly have injured his foot?	Быть может, он поранил себе ногу?
He leaned forward . . . and saw the redness of his instep and the bloody, dripping spur.	Он наклонился... и увидел окровавленную подошву ботинка и кровь, каплями стекавшую с шипов.
He leaned farther forward . . . and saw the bloody trail his spurs had left on the smooth gray trunk.	Он наклонился еще ниже... и увидел кровавый след, оставленный шипами на гладкой серой поверхности ствола.
Finally he realized that it wasn't his blood at all	Наконец он понял в чем дело. Кровь была не его.
It was the tree's.	Это была кровь дерева.
The foliage twinkled in the sun and the wind, and the trunk swayed lazily back and forth.	* * * Искрилась на солнце дрожавшая под ветром листва, и лениво раскачивался из стороны в сторону ствол.
And back and forth and back and forth	Из стороны в сторону. Из стороны в сторону...
Sap!	Сок!

He had begun to think that the word would never assert itself, that its false synonym would pre-empt his mind forever.	Ему уже началось казаться, что этому слову никогда не отстоять своих прав и что его сознанием навеки завладел его ложный синоним -кровь.
Sap . . .	Сок...
It didn't have to be transparent.	Ведь ему совсем не обязательно быть прозрачным.
If the right pigments were present, it could be any color-any color under the sun.	При наличии соответствующих пигментов он мог быть любого цвета, любого цвета под солнцем.
Purple.	Пурпурного.
Green.	Зеленого.
Brown. Blue.	Коричневого.
Red-	Красного...
Blood-red . . . .	Кроваво-красного...
There was no reason to assume that, simply because a certain characteristic was present in ordinary trees, it necessarily had to be present in this one.	Ведь из того, что обычные деревья обладали определенными особенностями, вовсе не следовало, что те же особенности должны быть свойственны и этому дереву.
There was no arboreal law that said a tree's juice had to be colorless.	Нет такого закона, по которому сок дерева обязательно должен быть бесцветным.
He began to feel better.	Ему стало немного легче.
Red sap, he thought.	Красный сок, подумал он.
Wait'll I tell Wright!	Надо поскорее сообщить Райту!
But he didn't say a word about it to Wright when, a moment later, Wright contacted him.	Но когда через минуту Райт связался с ним, он не сказал ему об этом ни слова.
"Almost ready?" Wright asked.	- Вы готовы? - спросил Райт.
"Not-not quite.	- Нет... не совсем.
Doing a little reconnaissance."	Произвожу небольшую разведку.
"Quite a favorite occupation of yours this morning."	- Как я погляжу, это сегодня ваше любимое занятие.
"In a way."	- Отчасти.
"Well, since you're going to keep the dryads all to yourself, I won't try to muscle in.	- Ладно, раз уж вы решили оставить дриад себе, не буду вам мешать.
Too high for a middle-aged treeman like myself to be climbing, anyway.	Тем более что вы слишком высоко, и такому немолодому древорубу, как я, взобраться к вам не под силу.
The reason I called was to tell you we're knocking off for chow.	Я хотел только сказать вам, что мы собираемся устроить перерыв и немного перекусить.
I suggest you do the same."	Советую вам сделать тоже самое.
"Will do," Strong said.	- Слушаюсь, - сказал Стронг.
But he didn't.	Но есть он не стал.

He had tree-rations in his pocket, but he had no appetite to go with them.	Лежавший у него в кармане древорацион не возбуждал аппетита.
Instead, he sat quietly in the crotch and smoked another cigarette, then he descended the trunk to the saddle-rope crotch.	Посидев еще немного на развилке, он выкурил вторую сигарету и спустился по стволу до ветви, через которую проходила седельная веревка.
Quite a bit of the sap got on his hands and he had to wipe it off on his handkerchief.	Руки его обагрились кровью, и ему пришлось вытереть их носовым платком.
He retracted his spurs, intertwined his feet in the middle-rope and "skinned" down to the limbline-crotch.	Убрав шипы, он обвил ногами веревку и слетел вниз на развилку, через которую проходил шнур.
He paused there long enough to slip into his saddle, then he "burned" down to the end of the limbline, and attached the tongs to his belt.	Пробыв там ровно столько времени, сколько требовалось, чтобы сесть в седло, он молниеносно спустился к концу шнура и прикрепил к поясу щипцы.
The first one hundred-footer was about twenty feet below him.	Первая стофутовая ветвь находилась под ним футах в двадцати.
He "burned" the rest of the way down to it, the limbline trailing behind him, and started walking out. The limb was quite large at its juncture with the trunk, but it tapered rapidly.	Увлекая за собой шнур, он в секунду преодолел это расстояние и встал на ветвь.
When he judged he had covered two thirds of its length, he affixed the pointed tongs into the wood, adjusting them so that when the limbline tightened, they would get a firm bite on the limb.	Пройдя две трети ее длины, он приладил к ветви щипцы таким образом, чтобы, когда шнур натянется, они глубоко вгрызлись в дерево.
The action had a calming effect, and when he tongued on his transmitter, he was his usual tree-self, and automatically lapsed into the mock-formal mode of address he and Wright sometimes used in their tree-to-ground exchanges:	Эта работа подействовала на него успокаивающе, и, включив языком передатчик, он машинально заговорил в том шутливо-официальном тоне, в котором они с Райтом иногда беседовали по линии "земля-дерево".
"Ready when you are, Mr. Wright."	- Теперь дело за вами. Мистер Райт. Я готов.
There was a pause.	Молчание.
Then:	И наконец:
"You don't believe in long noonings, do you, Mr. Strong?"	- Вас, мистер Стронг, не очень-то устраивают длинные обеденные перерывы, а?
"Not when there's a tree the size of this one staring me in the face."	- Во всяком случае не тогда, когда у меня под носом маячит такое огромное дерево.
"I'll turn on the winch.	- Включаю лебедку.
Sound off when the slack is out."	Дайте знать, когда шнур затянется.
"Will do, Mr. Wright."	- Слушаюсь, мистер Райт.
In its present position the limbline straggled back along the limb to the trunk, then up the trunk to the limbline-crotch. When the winch went into action, it rose into a sagging arc ... a less pronounced arc ... a straight line.	Заработала лебедка, шнур приподнялся и повис дугой... дуга начала сглаживаться... превратилась в прямую линию.
The limb quivered, creaked-	Ветвь вздрогнула, затрещала...

"Hold it, Mr. Wright."	- Включите лебедку, мистер Райт.
He walked back to the trunk, feeding his saddle-slack through the tautline hitch.	Стронг направился к стволу., сел в седло и достал резак, с виду похожий на пистолет.
At the trunk, he put his weight into the seat and "burned" down till he was even with the underside of the limb.	Настроив резак на десятифутовый луч, он направил дуло на основание ветви.
Then he leaned back in the saddle and drew his pistol-shaped cutter. He set the beam for ten feet and directed the muzzle at the bottom of the limb. He was about to squeeze the trigger when he caught a hint of curves and color on the periphery of his vision.	Он уже совсем было собрался нажать курок, когда у самой границы его поля зрения мелькнули контуры тела и цветовое пятно.
He glanced out to where the limb's leaf-laden branches brushed the noonday sky	Он перевел взгляд туда, где отягощенные листьями боковые ветки ласкали полуденное небо...
And saw the dryad.	И увидел дриаду.
"We're waiting for the word, Mr. Strong."	- Мы ждем вашей команды, мистер Стронг.
Strong swallowed.	Стронг судорожно глотнул.
Sweat had run down from his forehead into his eyes.	Выступивший на лбу пот потек вниз и залил ему глаза.
He wiped them on his shirtsleeve.	Он вытер их рукавом рубашки.
He still saw the dryad.	Дриада не исчезала.
She was half sitting, half reclining, on a bough too small to support her weight, and her wispy garment blended so flawlessly with her leafy surroundings that if it had not been for her pixy-face and golden limbs, and her gentle shock of yellow hair, he would have sworn he was not really seeing her at all; and even as it was, he almost would have sworn, because her face could have been a newly-opened flower, her limbs graceful patterns of golden wheat showing through the foliage, and her hair a handful of sunlight.	Опершись на локоть, она полулежала на ветке. Слишком тонкой. Чтобы выдержать ее тяжесть, а ее легкое платье настолько слилось с окружающей листвой, что, если бы не волшебное лицо, не золотистые руки и ноги и не пушистая копна желтых волос, он мог бы поклясться, что ее там нет, ибо лицо ее могло быть только что распустившемся цветком, ее руки и ноги -золотистой пшеницей, проглядывавшей через просветы в листве, а волосы - горстью солнечного света.
He wiped his eyes again.	Он снова протер глаза.
But she refused to disappear.	Но она не желала исчезать.
He waved to her, feeling like a fool.	Чувствуя себя дураком, он помахал ей рукой.
She made no movement.	Она даже не шевельнулась.
He waved to her again, feeling even more like a fool.	Он опять помахал ей, чувствуя себя уже полнейшим идиотом.
He tongued off his transmitter.	Потом выключил передатчик.
"Get out of there!" he shouted.	- Уйди оттуда! - крикнул он.
She paid no attention.	Она и глазом не моргнула.
"What's the holdup, Strong?"	- Почему задерживаетесь, Стронг?

Wright's impatience was evident both in his tone of voice and in his dropping of the mock-formal "Mr."	Тон Райта и его отказ от насмешливо-официального обращения "мистер" говорили о его нетерпении.
Listen, Strong said to himself: You've climbed hundreds of trees and there wasn't a single dryad in any of them.	"Послушай, - сказал себе Стронг, - ведь до этого ты взбирался на сотни деревьев и ни на одном из них не увидел ни одной дриады.
Not one.	Ни одной.
There's no such thing as a dryad.	На свете вообще нет никаких дриад.
There never was such a thing.	Никогда не было.
There never will be.	И никогда не будет.
In this tree or any other tree.	Ни на этом дереве и ни на каком другом.
And there's no more dryad out there on that limb than there's champagne in your canteen!	И сидящая на этой ветке дриада не более реальна, чем шампанское в твоей фляжке!"
He forced his eyes back to the underside of the limb towards which his cutter still pointed. He forced himself to squeeze the trigger.	Он с трудом перевел взгляд на нижнюю часть ветви, куда все еще был нацелен резак, и заставил себя нажать курок.
A slit appeared in the wood; he could almost feel pain.	Дерево рассекла узкая щель; он почувствовал почти физическую боль.
He tongued on his transmitter.	Стронг включил передатчик.
"Up," he said.	- Поднимайте, - произнес он.
The limbline twanged as it tightened; the limb sighed.	Струной зазвенел натянувшийся шнур; вздохнула ветвь.
He deepened the undercut.	Он углубил разрез.
"Up," he said again.	- Поднимайте. - повторил он.
This time the limb rose perceptibly.	На этот раз ветвь приподнялась уже заметно.
"Now keep a steady strain, Mr. Wright," he said, and brought the invisible beam of the cutter slowly up through the wood tissue, freezing the molecular structure inch by inch.	- А теперь натяните шнур равномерно, мистер Райт, - сказал он и медленно поднял невидимый луч резака, вонзая его в ткань ветви, дюйм за дюймом замораживая молекулярную структуру древесины.
The limb rose up and back, separating from the stud.	Ветвь поднялась и откинулась назад, отделяясь от своего основания.
By the time he finished the cut, it was hanging parallel to the trunk and was ready to be lowered.	Когда он отрезал ее полностью, она повисла параллельно стволу, готовая к спуску.
"Take her down, Mr. Wright!"	- Принимайте ее, мистер Райт!
"Will do, Mr. Strong!"	- Слушаюсь, мистер Стронг!
He remained where he was while the limb passed, severing the larger subsidiary branches so that there would be less chance of its hanging up.	Он остался на прежнем месте, и пока ветвь проходила мимо него, срезал ее самые большие боковые ветки, чтобы она не застряла по дороге.
When the final section came opposite him, he scrutinized it closely.	Когда с ним поравнялся ее последний отрезок, он внимательно осмотрел его.
But he saw no sign of a dryad.	Но дриады не было и в помине.

He noticed that his hands were trembling again, and looking past them he saw something that made them tremble more: the cutter-beam had temporarily frozen the stub, but the sun was shining full upon it now, and blood was already beginning to ooze from the wound	Он заметил, что у него снова дрожат руки, а взглянув на ствол, увидел такое, от чего они задрожали еще сильнее: луч на некоторое время заморозил поверхность среза. Но сейчас, когда на срез упало солнце, из раны начала сочиться кровь.
No, not blood.	Нет, не кровь.
Sap.	Сок.
Red sap.	Красный сок!
My God, what was the matter with him?	Господи боже, что это с ним происходит?
All the while he kept his eyes on the limbline so that he could notify Wright in case the limb became hungup.	Однако, несмотря ни на что, он продолжал следить глазами за шнуром, чтобы успеть предупредить Райта, если ветвь застрянет.
But the limb proved to be co-operative: it slipped smoothly through the lower branches and after a while, he heard Wright say,	Но ветвь оказалась очень покладистой: она беспрепятственно прошла сквозь нижние ветки, и вскоре он услышал голос Райта:
"She's down, Mr. Strong.	- Она уже внизу, мистер Стронг.
I'm raising the line again."	Я возвращаю вам шнур.
And then, in a shocked voice: "Did you cut yourself, Tom?"	- И тут же испуганное: - том, вы что, порезались?
"No," Strong said.	- Нет. - ответил Стронг.
"That's sap you're looking at."	- Это сок дерева.
"Sap!	- Сок!
I'll be damned!"	Будь я проклят!
Then: "Suhre says it looks pink to him.	- И немного погодя: - Сухр говорит, что он кажется ему розовым.
Blueskies, though, says it's a deep crimson. What does it look like to you, Strong?"	Но Блюскиз утверждает, что он темно-красный, а каким видите его вы, Стронг?
"It looks like blood," Strong said.	- Он похож на кровь, - ответил Стронг.
He swung around to the other side of the trunk, out of sight of the stub, and waited for the end of the line to come within reach. While he waited, he gave the next limb down a good reconnaissance, but he saw no dryad lurking in any of its bowers. By the time he was set-up for the next cut, some of his confidence had returned and he had half forgotten about the "blood." And then the second limb began its downward journey, and he saw the new "blood" oozing from the new wound, and he was sick all over again.	А потом вниз отправилась вторая ветвь, и он снова увидел "кровь", сочившуюся из новой раны, ему опять стало плохо.
But not quite so sick this time: he was becoming inured.	Но не так плохо, как прежде: он уже начал привыкать.

He severed and sent four more limbs down in quick succession. He was lucky on all of them: not a single one became hung up. You needed luck when you delimbed a tree from the top down rather than from the bottom up and for that reason the top-to-bottom method was never used except in rare cases such as the present one, where the nearest houses were so close that the utmost care had to be taken in removing the lower, longer limbs. As the utmost care could not be taken if overhead growth interfered with their being drawn straight back against the trunk, the easier bottom-to-top method was out for Strong. He was able to remove eight limbs before it became necessary to move the winch to the opposite side of the tree.	До того как понадобилось переместить лебедку, ему удалось срезать восемь ветвей.
After the winch-shift he removed eight more.	А когда лебедку установили с другой стороны дерева, он снял еще восемь.
An excellent afternoon's work in any treeman's book. At quitting time Wright made the traditional offer:	Когда подошло время кончать работу, Райт сделал ему традиционное предложение:
"Want to come down for the night?"	- Хотите провести ночь на земле?
Strong made the traditional refusaname = "note"	И Стронг ответил традиционным отказом:
"Like hell!"	- Черта с два!
"The custom of staying in a tree till it's finished shouldn't apply to a tree the size of this one," Wright said.	- Обычай не покидать дерево. Пока с ним не покончено, может не соблюдаться, если имеешь дело с таким великаном.
"Just the same, it does," Strong said.	- И тем не менее я не нарушу его, - возразил Стронг.
"What's for chow?"	- Что там на ужин?
"The mayor's sending you over a special plate.	- Мэр посылает вам особое блюдо, приготовленное специально для вас.
I'll send it up in the lift.	Я переправлю его наверх.
In the meantime, climb in, and as soon as we change cables, you can ride down as far as your tree-tent."	А пока садитесь в лифт. Как только мы поменяем трос, вы сможете спуститься до ветви, на которой вы оставили древопалатку.
"Will do."	- Слушаюсь.
"We're going to sleep at the hotel.	- Мы собираемся переночевать в отеле.
I'll keep my eareceiver on in case you need anything."	Я не стану выключать свой приемник - вдруг вам что-нибудь понадобится.
The mayor didn't arrive for half an hour, but the plate he brought proved to be worth waiting for.	Мэр появился только через полчаса, но блюдо, которое он привез, стоило времени, потраченного на его ожидание.
Strong had spent the time setting up his tree-tent, and he ate, now, sitting cross-legged before it.	Стронг успел установить палатку и теперь сидел перед ней, поджав по-турецки ноги, и ел.
The sun had set, and the hahaha birds were wearing scarlet patterns in the foliage and screaming a raucous farewell to the day.	Солнце скрылось, и листву алыми узорами расцветили птицы-хохотушки, хрипло крича вслед уходящему дню.

The air grew noticeably colder, and as soon as he finished eating, he got out his heating unit and turned it on.	В воздухе заметно похолодало, и, покончив с едой, он сразу же достал и включил обогревательный прибор.
The manufacturers of outdoor heating units took a camper's morale as well as his physical comfort into consideration.	Фабриканты обогревательных приборов, предназначенных для пользования под открытым небом, учитывали не только удобство выезжающего за город потребителя, но и его настроение.
This one was shaped like a small campfire and by adjusting a dial you could make its artificial sticks glow bright yellow, deep orange, or cherry-red.	Прибор Стронга был выполнен в виде небольшого костра, и с помощью регулятора можно было заставить искусственные дрова гореть ярко-желтым, темно-оранжевым или вишневым цветом.
Strong chose cherry-red, and the heat emanating so cheerfully from the tiny atomic batteries drove away some of his loneliness.	Стронг выбрал вишневый, и бодрящее тепло, заструившееся из крохотных батареек, отчасти разогнало его одиночество.
After a while the moons-Omicron Ceti 18 had three of them-began to rise, and their constantly changing patterns on leaf and limb and flower had a lulling effect.	Вскоре начали всходить луны - у Омикрона Сети-18 их было три, и непрерывно меняющийся узор лунных бликов на листьях ветви и цветах действовали усыпляюще.
The tree, in its new mood, was lovely.	В своем новом обличии дерево было прекрасно.
The hahaha birds had settled down for the night, and as there were no singing insects in the vicinity, the quiet was absolute.	Птицы-хохотушки на ночь угомонились, а так как поблизости не было никаких поющих насекомых, стояла полная тишина.
It grew rapidly colder.	* * * Становилось все холоднее.
When it was so cold he could see his breath, he withdrew into his tent and pulled his "campfire" into the triangular doorway.	Когда похолодало на столько, что изо рта у него пошел пар, Стронг забрался в палатку и втащил в нее через треугольный вход свой костер.
He sat there cross-legged in cherry-red solitude.	Так он и сидел там в своем вишневом одиночестве, поджав ноги.
He was very tired.	Он очень устал.
Beyond the fire, the limb stretched out in silver-patterned splendor, and silver-etched leaves hung immobile in the windless night ...	За костром, сверкая серебристым узором простиралась ветвь, и в безветрии ночи неподвижно висели разные серебряные листья.
He saw her only in fragments at first: an argent length of leg, a shimmering softness of arm; the darkness where her tunic covered her body; the silvery blur of her face.	В начале он увидел только отдельные штрихи: сияющую белизну ног, нежное мерцание рук; тьму, где его тело скрывала туника; расплывчатое серебристое пятно лица.
Finally the fragments drew together, and she was there in all her thin pale loveliness.	Наконец все это соединилось, и она возникла там во всей своей бледной призрачной красоте.
She walked out of the shadows and sat down on the opposite side of the fire.	Она вышла из мрака и села по другую сторону костра.
Her face was much clearer now than it had been those other times-enchanting in its fairy-smallness of features and bluebird-brightness of eyes.	Сейчас лицо ее виделось гораздо отчетливей, чем днем, - очаровательное сказочное миниатюрностью черт и яркой синевой глаз

For a long while she did not speak, nor did he, and they sat there silently on either side of the fire, the night all around them, silver and silent and black.	Она долго хранила молчание, молчал и он, и они тихо сидели по обе стороны костра, а вокруг была ночь, серебряная, безмолвная и черная.
And then he said:	И наконец он произнес:
You were out there on the limb, weren't you? . . .	- Это ты была там, на ветви, правда?..
And you were in the bower, too, and leaning against the trunk.	И в шатре из листьев тоже была ты, и это ты стояла, прислонившись к стволу.
In a way, she said. In a way I was.	- В некотором смысле, - сказала она, - в некотором смысле это была я.
And you live here in the tree	- И ты живешь на этом дереве...
In a way, she said again.	- В некотором смысле, - повторила она.
In a way I do.	- В некотором смысле я живу на нем.
And then: Why do Earthmen kill trees?	- И потом: - Почему земляне убивают деревья?
He thought a moment.	Он на мгновенье призадумался.
For a variety of reasons, he said.	- По очень многим причинам, - сказал он.
If you're Blueskies, you kill them because killing them permits you to display one of the few heritages your race bequeathed you that the white man was unable to take away-your disdain for height.	- Если ты - Блюскиз, ты убиваешь их потому, что это дает тебе возможность проявить одну из тех немногих унаследованных тобою черт, которую белый человек не смог отнять у твоей расы, -презрение к высоте.
And yet all the while you're killing them, your Amerind soul writhes in self-hatred, because what you're doing to other lands is essentially the same as what the white man did to yours ...	Но сколько бы ты ни убивал их, твоя душа, душа американского индейца, корчится от ненависти к самому себе, ибо, по сути дела, ты причиняешь другим землянам то же самое, что белый человек причинил своей собственной.
And if you're Suhre, you kill them because you were born with the soul of an ape, and killing them fulfills you the way painting fulfills an artist, the way creating fulfills a writer, the way composing fulfills a musician.	Если же ты Сухр, ты убиваешь их потому, что был рожден с душей обезьяны, и, умерщвляя деревья, ты испытываешь такое же удовлетворение, какое художнику приносит живопись, писателю - литературное творчество, композитору - создание музыкального произведения.
And if you're you?	- А если ты - это ты?
He discovered that he could not lie: You kill them because you never grew up, he said.	Он почувствовал, что не сможет солгать. -Тогда ты убиваешь их потому, что тебе не дано стать взрослым, - произнес он.
You kill them because you like to have ordinary men worship you and pat you on the back and buy you drinks.	- Ты убиваешь их потому, что тебе нравится поклонение обывателей, тебе нравится, когда они хлопают по спине и угощают выпивкой.
Because you like to have pretty girls turn around and look at you on the street.	Потому, что тебе приятно, когда на улице хорошенькие девушки оборачиваются и глядят тебе вслед.

You kill them because shrewd outfits like Tree Killers, Inc. know your immaturity and the immaturity of the hundreds of others like you, and lure you by offering to provide you with a handsome green uniform, by sending you to treeschool and steeping you in false tradition, by retaining primitive methods of tree-removal because primitive methods make you seem almost like a demigod to someone watching from the ground, and almost like a man to yourself.	Ты убиваешь их потому, что хитроумные компании вроде "Убийц деревьев инкорпорейтед" отлично понимают твою незрелость и незрелость сотен других таких, как ты, и они соблазняют тебя красивой зеленой униформой, соблазняют тебя тем, что посылают в школу древорубов и воспитывают там в надуманных традициях; тем, что сохраняют примитивные способы уничтожения деревьев, - ведь благодаря этим примитивным способам ты кажешься почти полубогом тому, кто наблюдает снизу, и почти мужчиной самому себе.
Take us the Earthmen, she said, the little Earthmen, that spoil the vineyard; for our vineyards are in blossom.	Так сорвите же нас, земляне, - произнесла она, -маленькие земляне, которые губят виноградники; ведь наши виноградник в цвету.
You stole that from my mind, he said.	- Ты похитила это из моего сознания, - сказал он.
But you said it wrong.	- Но ты обмолвилась.
It's 'foxes,' not 'Earthmen.'	Там говорится "лисы", а не "земляне".
Foxes have no frustrations.	- Лисы не переживают крушения надежд.
I said it right.	Я сказала так, как нужно.
. . . Yes, he said, you said it right.	- ...Да, - согласился он. - Ты сказала так, как нужно.
Now I must go.	- А теперь мне пора идти.
I must prepare for tomorrow.	Я должна подготовиться к завтрашнему дню.
I'll be on every limb you cut.	Я буду на каждой ветви, которую ты срезаешь.
Every falling leaf will be my hand, every dying flower my face.	Каждый упавший лист будет казаться тебе моей рукой, каждый умирающий цветок моим лицом.
I'm sorry, he said.	- Мне очень жаль, - сказал он.
I know, she said.	- Я знаю, - сказала она.
But the part of you that's sorry lives only in the night.	- Но та часть твоей души, которая испытывает жалость, живет только ночью.
It dies with every dawn.	Она всегда умирает на рассвете.
I'm tired, he said.	- Я устал, - произнес он.
I'm terribly tired.	- Я ужасно устал.
I've got to sleep.	Мне нужно выспаться.
Sleep then, little Earthman. By your little toy fire, in your little toy tent . . . Lie back, little Earthman, and cuddle up in your warm snug bed	- Так спи, маленький землянин, у своего маленького игрушечного костра, в своей маленькой игрушечной палатке... Ложись, маленький землянин, и свернись калачиком в своей теплой уютной постели...
Sleep . . .	Спи...
The Second Day	ДЕНЬ ВТОРОЙ

The singing of hahaha birds awakened him, and when he crawled out of his tent, he saw them winging through arboreal archways and green corridors; through leaf-laced skylights, and foliaged windows pink with dawn.	Его разбудили крики птиц-хохотушек, и, выбравшись из палатки, он увидел, как они порхают над древесными сводами, проносятся по зеленым коридорам, стремительно вырываются наружу сквозь ажурные отверстия в листве, розовые в свете зари.
He stood up on the limb, stretched his arms and filled his chest with the chill morning air.	Стоя на ветви, он выпрямился во весь рост, потянулся и полной грудь вдохнул прохладный утренний воздух.
He tongued on his transmitter.	Потом включил передатчик.
"What's for breakfast, Mr. Wright?"	- Что у вас на завтрак, мистер Райт?
Wright's voice came back promptly:	Райт отозвался немедленно.
"Flapjacks, Mr. Strong.	- Оладьи, мистер Стронг.
We're at table now, stashing them away like mad.	Мы сейчас уничтожаем их, как голодные волки.
But don't worry: the mayor's wife is whipping up a whole batch just for you ...	Но пусть это вас не волнует: жена мэра уже готовит изрядную порцию специально для вас.
Sleep good?"	Хорошо выспались?
"Not bad."	- Неплохо.
"Glad to hear it.	- Рад это слышать.
You've got your work cut out for you today.	Сегодня вам придется попотеть.
Today you'll be getting some of the big ones.	Ведь вам достанутся ветви побольше.
Line up any good dryads yet?"	Уже заарканили какую-нибудь симпатичную дриаду?
"No.	- Нет.
Forget the dryads and bring around the flapjacks, Mr. Wright."	Забудьте о дриадах, мистер Райт, переправьте-ка лучше сюда оладьи.
"Will do, Mr. Strong."	- Слушаюсь, мистер Стронг.
After breakfast he broke camp and returned tent, blankets and heating unit to the lift.	После завтрака он свернул лагерь и убрал в лифт палатку, одеяла и обогревательный прибор.
Then he rode the lift up to where he'd left off the preceding day.	Покончив с этим, он поднялся на лифте к тому месту, где прервал работу накануне.
He had to lower both the saddle-rope and the limbline; the saddle rope because of its limited length, the limbline because its present crotch was, too high to permit maximum leverage. When he finished, he started out on the first limb of the day. He paced off ninety feet and knelt and affixed the tongs.	Он отмерил шагами девяносто футов и, опустившись на колени, закрепил щипцы.
Then he told Wright to take up the limbline slack.	Потом попросил Райта натянуть шнур.
Far below him he could see houses and backyards.	Далеко внизу виднелись домики и задние дворы.
At the edge of the square the timber-carriers were drawn up in a long line, ready to transport the new day's harvest to the mill.	На краю площадки выстроилась длинная очередь транспортировщиков древесины, готовых везти на лесопильный завод новый дневной урожай.

When the line was taut, he told Wright to ease off, then he walked back to the trunk and got into delimbing position.	Когда шнур натянулся, Стронг попросил Райта приостановить лебедку, пошел назад к стволу и, сев в седло, приготовился срезать ветвь.
He raised the cutter, pointed it.	Поднял резак, прицелился.
He touched the trigger.	Прикоснулся к курку.
I'll be on every limb	Я буду на каждой ветви...
The dream rushed back around him and for a while he could not free himself.	В сознании его вдруг вспыхнули видения прошлой ночи и на какой-то миг парализовали его волю.
He looked out to the limb's end where the leaf-embroidered subsidiary branches twinkled in the sun and the wind.	Он взглянул на конец ветви, где, поблескивая на солнце, трепетали под ветром убранные листьями тонкие боковые ветки.
This time he was surprised when he did not see a dryad.	На этот раз он даже удивился не увидев там дриады.
After a long while he brought his eyes back to where they belonged, and re-aimed the cutter.	Прошла не одна минута, пока он заставил себя перевести взгляд туда, куда ему сейчас положено было смотреть. И заново нацелил резак.
For all men kill the thing they love, he thought, and squeezed the trigger.	"Возлюбленных все убивают, - подумал он и нажал курок.
By all let this be heard.	- Так повелось в веках".
"Take her up, Mr. Wright," he said.	- Поднимайте ее, мистер Райт.
When the limb was being lowered, he moved out of the way and severed the larger subsidiary branches as it passed.	Когда ветвь стала спускаться, он отодвинулся в сторону и, пока она проходила мимо, срезал самые длинные боковые ветки.
Most of them would hang up in the foliage below, but eventually they would end up on the ground as he worked his way down the tree.	Большая часть этих веток все равно застревала в нижних слоях листвы, но, по мере того, как он сам будет спускаться, все они в конце концов упадут на землю.
The end branches were too small to bother with and when they came opposite him, he turned away to inspect the next limb.	Последние веточки были очень коротки и не вызывали беспокойства, и он отвернулся, чтобы осмотреть следующую ветвь.
Just before he did so, one of the soft leaves brushed his cheek.	В ту же секунду он почувствовал на щеке нежное прикосновение листа.
It was like the touch of a woman's hand.	Его лица словно коснулась рука женщины.
He recoiled. He wiped his cheek furiously.	Он отпрянул и с яростью потер щеку.
His fingers came away red.	Отведя руку, он увидел на пальцах красную влагу.
It was some time before he realized that there had been blood-no, not blood, sap-on his fingers before he had wiped his cheek; but he was so shaken by then that the realization did little good, and the little good it did do was cancelled when he moved back to check the limbline and saw the "blood" welling out of the new stub.	Он не сразу сообразил, что кровь, нет, не кровь -сок был на них еще до того, как он потер щеку; однако он был настолько потрясен, что, даже когда понял это, ему стало немногим легче; но и от этого минутного облегчения не осталось и следа, когда он повернулся, чтобы проверить, плавно ли идет шнур, и увидел струившуюся из свежего среза кровь.

For an insane moment all he could think of was the stump of a woman's arm.	Обезумев, какое-то мгновение он видел там только обрубок женской руки.
Presently he became aware of a voice in his mind.	Немного погодя до него дошло, что в его мозгу уже давно звучит чей-то голос:
"Tom," the voice said.	- Том, - настойчиво повторял голос.
"Tom!	- Том!
Are you all right, Tom?"	У вас все в порядке?
It dawned on him that it was Wright's voice and that it wasn't in his mind at all, but emanating from his eareceiver.	Он понял, что голос принадлежит Райту и звучит не в его мозгу, а доносится из приемника.
"Yes?"	- Что такое?
"I said, 'Are you all right?' "	- Я спрашиваю, все ли у вас в порядке?
"Yes . . . I'm all right."	- Да... у меня все в порядке.
"It took you long enough to answer!	- Слишком уж долго вы не отвечали!
I wanted to tell you that the lumber mill superintendent just sent word that all the wood we've removed so far is half-rotten.	Я хотел вам сказать, что только что пришло сообщение от директора лесопильного завода: по его словам, древесина всех ветвей, которые мы срезали, наполовину сгнила.
He's afraid they won't be able to salvage any of it.	Он боится, что им не удастся спасти ни кусочка.
So watch your step, and make sure your limbline crotches are solid."	Поэтому передвигайтесь с осторожностью и, прежде чем перебросить шнур, хорошенько проверяйте прочность развилок.
"The tree looks healthy enough to me," Strong said.	- Лично мне дерево кажется вполне здоровым, -возразил Стронг.
"Maybe so, but don't trust it any further than you have to.	- Как бы там ни было, не доверяйтесь ему в тех случаях, когда можно без этого обойтись.
It doesn't add up in more ways than one.	Как ни крути, а конец тут один.
I sent several samples of the sap to the village lab, and they say that in its crude state-that's before it goes through the photosynthesis process-it contains an unusually high concentration of nutrients, and in its elaborated stage-that's after it goes through the photosynthesis process-it consists of twice as many carbohydrates and twice as much oxygen as even a healthy thousand-foot tree needs to sustain itself.	Я отослал несколько проб сока в местную лабораторию.
And not only that, they say that there's no pigment present that could possibly account for the sap's unusual color.	Они там утверждают, что в соке нет никакого красящего пигмента, наличием которого можно было бы объяснить его странный цвет.
So maybe we just imagine we're seeing 'blood'."	Так что, возможно, нам только кажется. Что мы видим кровь.
"Or maybe the tree induces us to imagine we're seeing 'blood,' " Strong said.	- А может, это само дерево заставляет нас видеть кровь?
Wright laughed.	Райт расхохотался.

"You've been consorting with too many dryads, Mr. Strong.	- На вас, видно, здорово подействовало общение с дриадами, мистер Стронг.
Watch yourself now."	Теперь смотреть в оба!
"Will do," Strong said, tonguing off.	- Слушаюсь, - сказал Стронг, выключая передатчик.
He felt better.	Он с облегчением перевел дух.
At least he wasn't the only one who was bothered by the "blood."	По крайней мере, эта "кровь" встревожила не его одного.
The next cut did not bother him nearly so much, even though the stub "bled" profusely.	Срезая следующую ветвь, он уже чувствовал себя намного спокойнее, хотя новый обрубок "кровоточил" еще обильнее.
He "burned" down to the next limb and started out upon it.	Он слетел на следующую ветвь и, повернувшись спиной к стволу, пошел к ее противоположному стволу.
Suddenly he felt something soft beneath his foot.	Внезапно он почувствовал под ногой что-то мягкое.
Glancing down, he saw that he had stepped on a flower that had fallen either from the crest or from one of the limbs he had just removed.	Опустив глаза, он увидел, что наступил на цветок, упавший не то с верхушки дерева, не то с одной из только что срезанных им веток.
He stooped over and picked it up.	Он нагнулся и поднял его.
It was crushed and its stem was broken, but even dying, it somehow managed to convey a poignant suggestion of a woman's face.	Цветок был раздавлен, стебель его сломан, но, даже умирая, он каким-то необъяснимым образом мучительно напоминал женское лицо.
He attacked the tree, hoping that action would blunt his perceptions.	Он набросился на дерево, надеясь, что усталость притупит раздиравшие его душу чувства.
He worked furiously.	Работал он с остервенением.
Sap got on his hands and stained his clothing, but he forced himself to ignore it.	Сок обагрил его руки, запятнал одежду, но Стронг заставил себя не думать об этом.
He forced himself to ignore the tree-flowers, too, and the leaves that sometimes caressed his face.	Он заставил себя не думать о цветах, о листьях, которые порой ласково касались его лица.
By noon he had cut his way down past the limb where he had spent the night, and above him nearly three hundred feet of stubbed trunk rose into the foliaged crest.	К полудню он уже спустился ниже той ветви, на которой провел ночь, и над ним уходила ввысь, в листву вершины, трехсотфутовая колонна изувеченного ствола.
He made a few swift calculations: the crest represented about ninety feet; the distance from the ground to the first limb was two hundred and eighty-seven feet; he had de-limbed nearly three hundred feet. Roughly, then, he had about three hundred and fifty feet to go. After a brief lunch of tree-rations, he went back to work.	Достав свой древорацион, он наспех перекусил и снова взялся за работу.
The sun was blistering now, and he missed the limbs and leaves that had shaded him yesterday. He had to keep moving his saddle-rope to lower and lower stub-crotches, but the length of the lower limbs made moving the limbline unnecessary.	Солнце палило нещадно, и сейчас он остро ощущал отсутствие ветвей и листьев, которые давали ему тень вчера.

He was a little awed, despite himself, at their size.	Своими размерами нижние ветви внушали ему благоговейный страх.
Even when you knew that the line you were using couldn't break, it was unnerving to watch so thin a cable pull a two- to three-hundred-foot limb from a horizontal to a vertical position and then support if while it was being lowered to the ground.	Даже если точно знаешь, что шнур, которым пользуешься, никогда, ни при каких условиях не разорвется, ты все равно не можешь спокойно наблюдать, как такая тонкая нить поднимает в вертикальное положение двухсот- или трехсотфутовую ветвь и, приняв на себя всю ее тяжесть, плавно опускает на землю.
The tree "bled" more and more as his downward progress continued.	Чем ниже он спускался, тем сильнее кровоточило дерево.
The "blood" from the upper stubs kept dripping down into the lower branches, smearing limbs and leaves and making his work a nightmare of incarnadine fingers and red-splotched clothing.	Кровь, сочившаяся из обрубков, каплями стекала вниз, заливая ветви и листья и превращая его работу в какой-то кошмар из окровавленных пальцев и пропитанной красным одежды.
Several times he came close to giving up, but each time he reminded himself that if he did not finish the job, Suhre, who had drawn the second longest blade of grass, would; and somehow the thought of Suhre's insensitive fingers manipulating the cutter beam was even more unendurable than the "blood."	Временами у него уже совсем опускались руки, но каждый раз он напоминал себе, что, если он прервет работу, его место займет Сухр, который вытянул вторую по длине травинку; и почему-то мысль о жестких руках Сухра, вонзающих в дерево луч резака, была для него еще невыносимее, чем этот кровавый потоп.
So he persisted, and when the day was done, he had less than two hundred feet to go.	Поэтому он с упорством продолжал делать свое дело, и когда кончился день, ему уже осталось пройти меньше двухсот футов.
He pitched his tent on the topmost lower limb, some five hundred feet down from the crest, and asked Wright to send up water, soap and towels.	Он установил палатку на самой верхней из оставшихся ветвей и попросил Райта прислать ему воды, мыло и полотенце.
When Wright complied, he stripped, soaped himself thoroughly, and rinsed the soap suds away.	Когда Райт выполнил его просьбу, он разделся догола, хорошенько намылился и смыл пену водой.
After drying himself, he washed out his clothes in the remaining water and hung them over the campfire.	Вытершись насухо, он в остатке воды выстирал свою одежду и развесил ее над костром.
He felt better.	Ему стало легче.
When Wright sent up his supper-another special plate prepared by the mayor's wife-he ate cross-legged before his tent, a blanket wrapped around his shoulders.	Когда Райт прислал ему ужин - еще одно блюдо, специально для него приготовленное женой мэра, - он набросил на плечи одеяло и, усевшись по-турецки у костра, принялся за еду.
By the time he finished, his clothes were dry, and he put them on.	К тому времени, как он покончил с ужином, платье уже высохло, и он оделся.
The stars came out.	На небе высыпали звезды.
He opened the thermo-cup of coffee that had accompanied his meal and smoked a cigarette between sips.	Он открыл чашку-термос, которую ему прислали вместе с едой, и, потягивая кофе, выкурил сигарету.
He wondered if she would come tonight.	Он думал о том, придет ли она сегодня ночью.
The night grew chill.	Становилось все холоднее.

At length the first moon rose, and before long her two silvery sisters came too.	Поднялась первая луна, и вскоре к ней присоединились две ее серебристые сестры.
Their argent radiance transformed the tree.	Их белоснежное сияние преобразило дерево.
The limb on which he sat seemed part of a huge configuration of limbs that formed the petals of a massive flower.	Ветви, в том числе и та, на которой он сидел, казались лепестками огромного цветка.
And then he saw the stubbed and ugly trunk rising out of the flower's center and the metaphorical illusion collapsed.	Но иллюзия эта вмиг развеялась, когда его взгляд упал на поднимавшийся из самой середины этого цветка изуродованный, весь в бугорках ствол.
But he did not turn his eyes away.	Но он не отвел глаз.
He stood up instead and faced the trunk and looked up at the cruel caricature he had created.	Встав во весь рост, он повернулся лицом к стволу и взглянул вверх на эту беспощадную карикатуру, созданную его собственными руками.
Up, up he looked, to where the crest showed dark and lustrous against the sky, as lovely as a woman's hair ... There was a flower tucked in her hair, he noticed; a lonely flower glowing softly in the moonlight.	Выше и выше поднимался его взгляд, все выше и выше, туда, где прекрасная, как волосы женщины, блестела в темноте шапка вершины... Он вдруг заметил, что к волосам этим был приколот цветок, одинокий цветок слабо мерцавший в лунном свете.
He rubbed his eyes and looked again.	Он протер глаза и снова посмотрел туда.
The flower was still there.	Цветок не исчез.
It was an unusual flower, quite unlike the others: It bloomed just above the highest crotch-the crotch where he had first seen her blood.	Это был какой-то странный цветок не похожий на остальные: он цвел над самым близким к вершине обрубком ветви - над тем самым обрубком, где он впервые увидел кровь дерева.
The moonlight grew brighter.	Лунный свет становился все ярче.
He located the limbline-crotch up there, and followed the limbline down with his eyes to where he had secured it after the day's operations.	Он нашел глазами развилку, через которую проходил шнур, и скользнул по шнуру взглядом вниз, до того места, где укрепил его, покончив с дневной работой.
He reached out and touched it and it felt good to his fingers, and presently he began climbing in the moonlight.	Протянув руку, он коснулся шнура: прикосновение это было приятным, и через мгновение, облитый лунным светом, он уже лез наверх.
Up, up he went, his biceps knotting, his laterals swelling against his shirt.	Выше и выше поднимался он, играя узлами бицепсов, натягивая напрягшимися мускулами спины рубашку.
Up into moonlight, into magic.	Все выше и выше к лунному свету, к волшебству.
The lower branches dwindled into a silvery mass beneath him.	А ветви под ним постепенно уменьшались, сливаясь в сплошную серебристую массу.
When he came to the saddle-rope crotch, he pulled the rope free and coiled and slung it over his shoulder.	Добравшись до развилки, через которую проходила седельная веревка, он снял ее, смотал и перебросил через плечо.
He felt no tiredness, knew no shortness of breath.	Дыхание его было ровным и легким, он не чувствовал никакой усталости.

It wasn't until he reached the limb line-crotch that his arms became weary and his breathing rapid.	И лишь когда он добрался до развилки, через которую проходил шнур, он начал задыхаться, и утомлением налились его руки.
He coiled a lineman's loop and threw it through a stub-crotch some fifteen feet above his head.	Сделав на конце веревки петлю, он сложил ее витками и забросил на обрубок ветви, торчавший над ним примерно футах в пятнадцати.
Eight more throws brought him up to the original saddle-rope crotch.	Так он забрасывал еще восемь раз, пока наконец не достиг развилки, через которую вчера впервые добросил седельную веревку.
His chest was tight, and his swollen muscles throbbed with pain.	Грудь его теснило, вздувшиеся мускулы содрогались от боли.
He released his spurs and started up the final section of the trunk.	Он выпустил шипы и полез вверх, преодолевая последние футы ствола.
When he reached the highest crotch, he saw her sitting on an overhead bough, and the flower was her face.	Добравшись до самой высокой развилки, он поднял голову и увидел ее, сидящую на суку, и цветок был ее лицом.
She made room for him on the bough, and he sat down beside her, and far below them the tree spread out like a huge upended umbrella, the lights of the village twinkling like colored raindrops along its leaf-embroidered edges.	Она пододвинулась, освобождая для него место, и он сел рядом с ней, а далеко внизу, подобно гигантскому перевернутому зонтику, раскинулись нижние ветви дерева и, обрамляя его убранными листьями краями, словно многоцветные капли дождя, мерцали огоньки деревни.
She was thinner, he saw, and paler, and there was a sadness in her eyes.	Он увидел, что она стала еще тоньше, еще бледнее и в глазах ее была грусть.
You tried to kill me, didn't you? he said, when his breath came back.	- Ты пыталась убить меня, правда? -отдышавшись, спросил он.
You didn't think I could make it up here.	- Ведь ты не верила, что я смогу взобраться сюда.
I knew you could make it, she said.	- Я знала, что ты с этим справишься, - сказала она.
Tomorrow is when I'll kill you.	- Это завтра я убью тебя.
Not tonight.	Не сегодня.
How?	- А как ты сделаешь это?
I-I don't know.	- Я... я не знаю.
Why should you want to kill me?	- Но почему тебе захотелось убить меня?
There are other trees-if not here, then in some other land.	Есть же на свете другие деревья - если не здесь, то где-нибудь в иных землях.
For me there is only one, she said.	- Для меня существует одно-единственное, -ответила она.
We always make jokes about dryads, he said.	- Дриады были нашей выдумкой, шуткой, -произнес он.
Myself and the others.	- Моей и остальных.

It's funny though: it never occurred to any of us that if there was such a thing as a dryad, we'd be the most logical people in the galaxy for her to hate.	И как это ни странно, никому из нас и не приходило в голову, что если бы они и впрямь существовали, то по логике вещей из всего населения галактики они должны были бы ненавидеть именно нас.
You don't understand, she said.	- Ты ничего не понимаешь, - сказала она.
But I do understand.	- Нет понимаю.
I know how I'd feel if I had a home of my own and somebody came around and started tearing it down.	Ведь я могу представить, что бы чувствовал, если бы у меня был свой дом и в один прекрасный день кто-нибудь принялся разрушать его.
It isn't really like that at all, she said.	- Это совсем не то, - сказала она.
Why isn't it like that?	- Но почему же?
The tree is your home, isn't it?	Разве дерево - не твой дом?
Do you live in it all alone?	Ты живешь на нем одна?
. . . Yes, she said.	- ...Да, - ответила она.
I'm all alone.	- Я одинока.
I'm all alone, too, he said.	- Я тоже одинок, - сказал он.
Not now, she said.	- Но не сейчас, - возразила она.
You're not alone now.	- Сейчас ты не одинок.
No.	- Нет.
Not now.	Сейчас нет.
Moonlight washed down through the foliage, spattering their shoulders with silver drops.	Лунный свет, стекая с листьев, осыпал их плечи брызгами серебристых капель.
The Great Wheat Sea was silver now, instead of gold, and a dead tree in the distance showed like the silver mast of a sunken ship, its dead branches empty booms where foliage sails had fluttered, in summer sunlight and warm winds, on spring mornings when the first breeze came up, on autumn afternoons before the frosts ...	Из золотого серебряным стало Великое Пшеничное Море, и серебряной мачтой затонувшего корабля казалось видневшееся вдали мертвое дерево с голыми перекладинами мертвых ветвей, на которых когда-то вздувались паруса листвы; искрясь на солнце, они полоскались под теплыми летними ветрами, трепетали весной в порывах предрассветного бриза, дрожали осенними вечерами от холодного дыхания первых заморозков.
What did a dryad do, he wondered, when her tree died?	"Интересно, что происходит с дриадой, когда умирает ее дерево?" - подумал он.
She dies, too, she answered, before he had a chance to ask.	- Она тоже умирает, - ответила она, прежде, чем он успел произнести это вслух.
But why?	- А почему?
You wouldn't understand.	- Ты этого не поймешь.
He was silent. Then: Last night I thought I dreamed you.	- Прошлой ночью мне показалось, что ты мне приснилась, - помолчав немного, сказал он.
After I awoke this morning, I was sure I dreamed you.	- А сегодня утром, проснувшись, я уже не сомневался, что видел тебя во сне.

You had to think you dreamed me, she said.	- Но ты ведь не мог подумать иначе, - сказала она.
Tomorrow you'll think you dreamed me again.	- И завтра ты вновь будешь думать, что я тебе приснилась еще раз.
No, he said.	- Нет, - возразил он.
Yes, she said.	- Да, - сказала она.
You'll think so because you have to think so.	- Ты опять сочтешь меня сновидением, потому что у тебя нет другого выхода.
If you think otherwise, you won't be able to kill the tree.	Ведь иначе ты не сможешь бить дерево.
You won't be able to stand the sight of the 'blood.' You won't be able to accept yourself as sane.	Иначе ты не выдержишь вида крови и самому себе покажешься безумцем.
Perhaps you're right.	- Может ты и права.
I know I'm right, she said.	- Я знаю, что я права, - произнесла она.
Horribly right.	- Как это ни ужасно.
Tomorrow you'll ask yourself how there can possibly be such a thing as a dryad, especially one that speaks English, especially one that quotes poetry out of my mind; especially one that has the power to entice me into climbing over five hundred feet, at the risk of my life, just so I can sit on a moonlit limb talking to her.	Завтра ты спросишь себя, а может ли вообще на свете существовать дриада, да еще такая, которая говорит по-английски, да еще такая, которая цитирует стихи, прочтя их в твоих мыслях; да еще такая, которая силой своих чар способна заставить тебя преодолеть почти пятьсот футов ствола для того только, чтобы поболтать с тобой, сидя на залитой лунным светом ветке.
Come to think of it, how can there be? he said.	- А если и вправду вдуматься, разве может быть такое на самом деле? - спросил он.
There, you see?	- Вот видишь?
It isn't even morning yet, and already you're beginning not to believe.	Еще не наступило утро, а ты уже сомневаешься.
You're beginning to think again that I'm nothing more than a play of light on leaves and limbs; that I'm nothing more than a romantic image out of your loneliness.	Тебе снова начинает казаться, что я - это всего лишь игра света на листьях и ветвях; что я - это всего лишь романтический образ, рожденный твоим одиночеством.
There's a way to tell, he said, and reached out to touch her.	- Есть способ проверить это, - сказал он и, протянув руку, попытался коснуться ее.
But she eluded his hand and moved farther out on the bough.	Но она выскользнула из-под его руки и отодвинулась к краю сука.
He followed, and felt the bough sag beneath him.	Он последовал за ней и тут же почувствовал, как сук под ним согнулся.
Please don't, she said.	- Не нужно, - попросила она.
Please don't.	- Не нужно.
She moved farther away, so pale and thin now that he could hardly see her against the starred darkness of the sky.	Она отодвинулась еще дальше, такая тонкая и бледная, что он едва мог различить ее сейчас на фоне затканной звездами небесной тьмы.

I knew you weren't real he said.	- Я знал, что ты мне только привиделась, - сказал он.
You couldn't have been real.	- Ты не можешь быть настоящей.
She did not answer.	Она не отозвалась.
He strained his eyes-and saw leaf and shadow and moonlight, and nothing more.	Он напряг глаза - и увидел лишь листья и тени и лунный свет.
He started moving back toward the trunk, and suddenly he felt the bough bend beneath him and heard the sound of fibers parting.	Он начал медленно двигаться обратно к стволу, как вдруг почувствовал, что сук под ним гнется все больше и услышал треск ломающейся древесины.
The bough did not break all at once.	Но сук обломился не сразу.
Instead it bent in toward the tree and he was able, just before it snapped free, to throw both his arms around the trunk and to cling there long enough to sink his spurs.	Вначале он пригнулся к дереву, и за какую-нибудь секунду до того, как сук сломался окончательно, Стронг успел охватить руками ствол и, прильнув к нему всем телом, повис так, пока ему не удалось вонзить в дерево шипы.
For a long time he did not move.	Долгое время он не шевелился.
He listened to the diminishing swish of the bough's passage, heard the prolonged whisper of its journey through the foliage far below, the faint thud as it hit the ground.	Он слышал как постепенно замирает свист рассеченного падающим суком воздуха, слышал, как далеко внизу зашелестела листва, через которую он пробивал себе путь, и слабый стук его падения о землю.
At last he started down.	Стронг двинулся вниз.
The descent was unreal, seemed endless.	Спуск был каким-то совершенно нереальным. Казалось ему не будет конца.
He crawled into the tent and pulled the campfire in after him.	Он вполз в палатку и втащил за собой костер.
His tiredness buzzed in his brain like a sleepy swarm of bees.	Сонным пчелиным роем жужжала в его мозгу усталость.
He wanted desperately to have done with the tree.	Он иступлено мечтал отделиться от дерева.
To hell with tradition, he thought.	Пропади она пропадом эта традиция, подумал он.
He'd finish the delimbing, then Suhre could take over.	Он только срежет ветви, а потом пусть его сменит Сухр.
But he knew he was lying in his teeth; that he'd never let Suhre touch a cutter beam to so much as a single branch.	Но он знал, что бесстыдно лжет самому себе, что никогда не допустит, чтобы Сухр коснулся лучом резака хоть одной ветки.
Felling this tree was no job for an ape.	Это дерево не для обезьяны.
Felling this tree was a job for a man.	Это дерево должен срубить человек.
Presently he fell asleep, thinking of the last limb.	Вскоре он заснул с мыслью о последней ветви.
The Third Day	ДЕНЬ ТРЕТИЙ
It was the last limb that nearly got him.	И именно эта последняя ветвь едва не убила его.
Noon had arrived by the time he had severed the others, and he stopped to eat.	Когда он срезал все остальные, наступил полдень, и он приостановил работу, чтобы позавтракать.

He had hardly any appetite.	Есть ему не хотелось.
The tree, limbless and graceful for the first two hundred and eighty-seven feet, stubbed and grotesque for the next six hundred and forty-five, green and symmetrical for the remaining ninety, made him sick just to look at it.	Его мутило от одного вида дерева, гладкого и стройного на протяжении первых двухсот восьмидесяти футов, чудовищно искалеченного на протяжении следующих шестисот сорока пяти и симметричного там, где еще зеленели нетронутые девяносто футов вершины.
Only the thought of Suhre climbing into those dying branches made it possible for him to go on.	Только мысленно представляя себе, как к тем умирающим ветвям взбирается не он, а Сухр, Стронг находил в себе силы продолжать работу.
If the thing you loved had to be killed, then it were best for you yourself to do it; for if mercy could be a part of murder, certainly a lover was best qualified to bestow it.	Если вашей любимой суждено быть убитой, пусть уж лучше она погибнет от вашей собственной руки: ибо, если в убийстве может крыться какое-то милосердие, разве не естественно, что право даровать его в первую очередь принадлежит возлюбленному?
The first limb had finally become the last limb, and extended almost five hundred incongruous feet over the square and the village.	И вот наступил момент, когда первая ветвь стала последней и ее пятьсот футов нелепо нависли над площадью и деревней.
After he finished eating, he started walking out on it. When he had paced off three hundred and thirty feet, he affixed the tongs. They were the largest pair the company owned, and, while light, were extremely unwieldy. But he finally got them set up the way he wanted them, and he paused a moment to rest. The limb was narrow enough at this point for him to see over its edge.	В том месте, где он стоял, относительно небольшая толщина ветви позволяла ему заглянуть через ее край.
He had quite an audience: Wright and Suhre and Blueskies of course, and the timber-carrier drivers; and in addition there were hundreds of colonists, clustered in the streets beyond the roped off area, looking up with wondering faces.	Он собрал солидную аудиторию: там внизу были, конечно, Райт, Сухр и Блюскиз и водители транспортировщиков древесины, а на улицах за веревочным заграждением толпились сотни колонистов, которые, задрав головы, с жадным любопытством смотрели в его сторону.
Somehow their presence failed to give him the gratifying thrill amateur audiences usually gave him.	Но сейчас их присутствие почему-то не вызывало в нем того волнующего вдохновения, которое он обычно испытывал, работая на глазах у зрителей.
Instead he found himself wondering what they would do if he were to drop the limb straight down.	Он вдруг поймал себя на мысли о том, что бы они стали делать, если бы он нечаянно уронил отрезанную ветвь.
It would be good for at least a score of houses, and if he were to jump-cut it, it would be good for half that many more.	Она вполне могла бы разрушить не менее двадцати домиков, а если бы ее удалось еще и подтолкнуть, число их возросло бы раз в полтора.
Abruptly he realized his apostasy and tongued on his transmitter:	Внезапно осознав, что это мысли предателя, он поспешил включить передатчик:
"Take her up, Mr. Wright."	- Поднимайте ее, мистер Райт.
The tightened limbline lent the effect of a suspension bridge supported by a single cable.	Туго натянутый шнур придавал сейчас ветви сходство с висячим хвостом, держащимся на одном-единственном тросе.

He walked back to the trunk, and when he reached it, got into delimbing position.	Стронг направился обратно к стволу и, дойдя до него, приготовился срезать ветвь.
He drew and aimed his cutter.	Поднял и нацелил резак.
As he squeezed the trigger, a flock of hahaha birds erupted from the foliage at the limb's end.	Едва он нажал курок, из листвы на другом конце ветви выпорхнула стайка птиц-хохотушек.
"Take her up some more, Mr. Wright."	- А теперь еще выше, мистер Райт.
The limb groaned, rose slightly.	Застонав, ветвь слегка приподнялась.
The hahaha birds flew three times around the trunk, then soared up into the crest and out of sight.	Птицы-хохотушки трижды облетели вокруг ствола, молниеносно взмыли к вершине и исчезли из виду.
He cut again.	Он резанул снова.
It was the sunward side of the tree, and the sap began to ooze out of the slit and trickle down the trunk.	Эта сторона дерева была обращена к солнцу; из образовавшейся щели выступил сок и тонкими струйками потек вниз по стволу.
He shuddered, cut some more.	Стронг внутренне содрогнулся, но резанул еще.
"Keep a steady strain, Mr. Wright."	- Не ослабляйте напряжение, мистер Райт.
The limb rose, inch by inch, foot by foot. Awesomely, monstrously.	Ветвь постепенно поднималась все выше, дюйм за дюймом, фут за футом, внушая ужас своим чудовищным размером.
Some of the others had been giants; this one dwarfed them.	Среди ране срезанных им ветвей попадались настоящие гиганты, но рядом с этой они выглядели карликами.
"A little faster, Mr. Wright.	- Чуть быстрее, мистер Райт.
She's twisting my way." The limb steadied, rose back, back toward the trunk.	Ветвь стала постепенно откидываясь назад к стволу.
He stole a glance below.	Он бросил быстрый взгляд вниз.
Suhre and Blueskies had finished cutting the last limb he had sent down into sections small enough for the carrier-winches to handle, and were watching him intently.	Сухр и Блюскиз, разрезав последнюю из посланных Стронгом ветвей на части, своей величиной походившие для погрузки на транспортировщики, следили за ним с напряженным вниманием.
Wright was standing by the tree-winch, his eyes focused on the rising limb.	Райт стоял у главной лебедки, не спуская глаз с поднимавшейся ветви.
The square down there had a reddish cast.	Площадь отливала красным.
So had the three men's clothing.	Как и одежда стоявших внизу мужчин.
Strong wiped his face on his stained shirtsleeve and returned his attention to the cut. He tried to concentrate on it.	Стронг вытер лицо окровавленным рукавом рубашки, снова взглянул на срез и постарался сконцентрировать на нем все внимание.
The limb was almost perpendicular now, and the critical moment had arrived.	Ветвь уже стояла почти вертикально - наступил критический момент.
He wiped his face again.	Он опять вытер лицо.
Lord, the sun was hot!	Господи, как же палило солнце!

And there was no shade to protect him.	И никакой тени, чтобы укрыться от его жгучих лучей.
No shade whatsoever.	Ни малейшей тени.
Not a vestige, not a mote, not an iota of shade . . .	Ни клочка, ни пятнышка, ни самой ничтожной крупицы тени...
He wondered what price tree-shade would bring if there were an acute shortage of it throughout the galaxy.	Его вдруг заинтересовало, по какой бы цене шла тень дерева, если б в галактике обнаружилась ее острая нехватка.
And how would you sell it if you had some to sell?	И как бы вы ее продавали, если б она у вас была?
By the cubic foot?	Кубическими футами?
By the temperature?	В зависимости от температуры?
By the quality?	Качества?
Good morning, madam I'm in the tree-shade business.	Доброе утро, мадам. Мой бизнес - тени деревьев.
I deal in rare tree-shades of all kinds: in willow-shade, oak-shade, appletree-shade, maple-shade, to name just a few.	Я специалист по продаже всевозможных редких теней: к примеру, я торгую тенями плакучей ивы, дуба. Яблоневого дерева, клена и многих других деревьев.
Today I'm running a special on a most unusual kind of tree-shade newly imported from Omicron Ceti 18.	Но сегодня я могу предложить нечто исключительное - совершенно необычную тень дерева, только что доставленную с Омикрона Сети-18.
It's deep, dark, cool and refreshing-just the thing to relax you after a day in the sun-and it's positively the last of its kind on the market.	Она глубока, темна, прохладна и великолепно освежает; короче, это именно та тень, в которой лучше всего можно отдохнуть после дня, проведенного на солнце, - кстати, это последний экземпляр такого рода, поступивший в продажу.
You may think you know your tree-shades, madam, but you have never known a tree-shade like this one.	Вам, мадам, наверное. Кажется, что вы хорошо разбираетесь в тенях и вас ничем не удивишь, но, поверьте, вам никогда в жизни не попадалось ничего похожего на эту тень.
Cool winds have blown through it, birds have sung in it, dryads have frolicked in it the day long-	Ее продували прохладные ветры, в ней пели птицы и день-деньской резвились дриады...
"Strong!"	- Стронг!
He came out of it like a swimmer coming out of the depths of the sea.	Он очнулся с быстротой пловца, вынырнувшего из глубины моря на поверхность.
The limb was swinging darkly towards him, twisting free from the stub along the uneven line of his undercut.	На него надвигалась темная громада ветви, которая обламывалась по линии надреза, отделялась от своего основания.
He could hear the loud ripping of wood tissue and the grinding sound of bark against bark.	Он услышал громкий треск древесины и скрежет трения коры о кору.
He saw the "blood."	Он увидел кровь.

He tried to leap out of the way, but his legs had turned to lead and all he could do was watch the relentless approach and wait till those tons and tons of solid fiber broke completely free and descended upon him and blended his blood with their own.	Он хотел было метнуться в сторону, но ноги его словно налились свинцом, и, застыв на месте, он мог только смотреть, как неумолимо приближалась ветвь, и ждать, пока, окончательно освободившись, эти тонны древесины не обрушаться на него и его кровь не смешается с кровью дерева.
He closed his eyes.	Он закрыл глаза.
Tomorrow is when I'll kill you, she had said.	"Это завтра я убью тебя, - сказала она.
Not tonight.	- Не сегодня" .
He heard the heavy thungg as the limbline tautened beneath the full weight of the limb, and he felt the tree shudder.	Банг! - загудел шнур. Приняв на себя всю тяжесть отломившейся ветви, и он почувствовал, как задрожало дерево.
But he knew no crushing impact, no scraping of smashed body against the trunk.	Но удара почему-то не последовало, тело его не было раздавлено и размазано по стволу.
He knew nothing but the darkness of his closed eyelids and the feeling that time had ceased to pass.	Сейчас для него существовала только тьма с опущенными веками и ощущение, что время остановилось.
"Strong!	- Стронг!
For God's sake get out of there!"	Бога ради, да убирайтесь же наконец оттуда!
He opened his eyes then.	Только тогда он открыл глаза.
The limb, at the last moment, had swung the opposite way.	В последний момент ветвь качнулась в другую сторону.
Now it was swinging back.	А теперь она пошла обратно.
Life returned to his legs, and he scrambled and clawed his way around the trunk.	Ноги его ожили; отчаянно карабкаясь и цепляясь ногами за кору, он перебрался на другую сторону ствола.
The tree was still shuddering and he was unable to brace himself in his saddle, but he managed to cling to the bark-prominences till the shock-waves died away.	Дерево все еще содрогалось, и это мешало ему сесть в седло, но, прижавшись к выпуклостям коры, он ухитрился продержаться так, пока не стихла вибрация.
Then he worked his way back around the trunk to where the limb was swinging gently back and forth on the end of the limb-line.	Когда дерево успокоилось, он вернулся по стволу обратно, туда, где на конце шнура покачивалась ветвь.
"All right, Strong.	- Все, Стронг.
That's all for you.	С вас хватит.
I'm grounding you right now!"	Я приказываю вам спуститься на землю!
Looking down, he saw Wright standing by the winch, hands on hips, gazing angrily up at him.	Взглянув вниз, он увидел стоявшего у лебедки Райта, который, подбоченясь. Сердито смотрел на него.
Blueskies had taken over the winch-controls, and Suhre was buckling on his climber's belt.	Блюскиз возился у пульта управления лебедки, а Сухр уже застегивал на себе пояс верхолаза.
The limb was rapidly nearing the ground.	Ветвь быстро приближалась к земле.

So I'm grounded, Strong thought.	"Итак, значит, меня снимают с дерева", - подумал Стронг.
He wondered why he didn't feel relieved.	Он подивился, что не чувствует от этого ни какого облегчения.
He'd wanted to be grounded, hadn't he?	Разве совсем недавно не мечтал он о том, чтобы очутиться на земле?
He lay back in his saddle and looked up at his handiwork: at the macabre stubs and the disembodied crest.	Откинувшись в седле, он задрал голову и взглянул на дело своих рук: ужасные обрубки ветвей и какую-то бесплотную вершину.
There was something beautiful about the crest, something unbearably beautiful.	Что-то удивительно прекрасное было в этой вершине, невыносимо, до боли прекрасное.
It was more gold than green, more like a woman's hair than limbs and leaves	Она была скорее золотистой, чем зеленой, и больше походила на женские волосы, чем на переплетение листьев и ветвей...
"Did you hear me, Strong?	- Вы слышите меня, Стронг!
I said you were grounded!"	Я приказываю вам спуститься на землю.
Suddenly he thought of Suhre climbing up into those lovely golden tresses, defiling them with his brutal hands; raping them, destroying them.	Внезапно он представил себе, как к этим прелестным золотистым косам подбирается Сухр, как он оскверняет их своими грубыми руками, насилует, разрушает.
If it had been Blueskies he wouldn't have cared.	Будь это Блюскиз, он бы с этим смирился.
But Suhre!	Но Сухр!
He lowered his eyes to the limbline-crotch.	Он посмотрел на развилку, через которую проходил шнур.
The last limb had reached the ground by now, and the limbline was no longer in motion.	Последняя ветвь была уже на земле, и шнур больше не двигался.
His eyes traced its silvery length down the trunk to where it hung several feet away, and he reached out and grasped it and climbed it to the top of the stub he had just created.	Его глаза проследовали вдоль серебристой нити до того места, где шнур висел в нескольких футах от ствола. Протянув руку, он ухватился за него и влез на только что созданный им обрубок.
He slipped out of his saddle, pulled the rope down, coiled and slung it over his shoulder	Освободившись от седла, он стянул вниз веревку, смотал ее кольцами и перебросил через плечо.
"I'm telling you for the last time, Strong!"	- Стронг, я предупреждаю вас в последний раз!
"To hell with you, Wright," Strong said.	- Идите вы к черту, Райт, - сказал Стронг.
"This is my tree!"	- Это мое дерево!
He started up the limbline.	* * * Он полез вверх по шнуру.
Wright cursed him steadily for the first hundred feet, changed to a more conciliatory tone when he passed the halfway mark.	Первые сто футов Райт, ни на секунду не умолкая, осыпал его проклятиями. А когда он уже преодолел более половины пути, тон Райта несколько смягчился.
Strong paid no attention.	Но Стронг словно бы оглох.
"All right, Tom," Wright said finally, "finish it then.	- Ладно уж, Том, - сдался наконец Райта, - раз так, кончайте с деревом сами.

But don't try to climb all the way to the crest.	Только не вздумайте лезть по шнуру до вершины.
Use the lift."	Поднимитесь в лифте.
"Shove the lift," Strong said.	- К дьяволу лифт! - огрызнулся Стронг.
He knew he was being unreasonable, but he didn't care.	Он сознавал, что поступает неразумно, но ему было наплевать на все.
He wanted to climb; he wanted to use his strength; he wanted to hurt his body; he wanted to know pain.	Он хотел добраться до вершины именно так, хотел выжать из себя все силы, хотел истерзать свое тело, хотел испытать боль.
He began to know it some two hundred feet down from the limbline-crotch.	Боль пришла, когда до развилки, через которую проходил шнур, оставалось футов двести.
By the time he reached the crotch he knew it well.	Когда он достиг ее, боль уже разгулялась вовсю.
But not as well as he wanted to know it, and, without pausing, he coiled a lineman's loop, threw it through an overhead stub-crotch, and continued his ascent.	Но это была еще не та боль, которой он жаждал, и, не передохнув ни секунды, он сделал на конце веревки петлю, забросил ее на торчавший выше обрубок ветви и полез дальше.
It took him three more throws to make the first crest-limb, and he pulled himself gratefully into leafsweet coolness.	Еще три раза забрасывал он веревку, пока не добрался до первой ветви вершины, и, очутившись под сенью листвы, с благодарностью окунулся в живительную прохладу.
His muscles screamed and his lungs burned and his throat felt like caked mud.	Боль раздирала его мышцы, легкие жгло огнем, в горле словно спекся ком дорожной грязи.
When some of his strength returned, he drank sparingly from his canteen, then he lay quietly in the coolness, not thinking, not moving, not feeling.	Немного отдышавшись, он отхлебнул из фляжки и лег в прохладу тени, без мыслей, без чувств, без движения.
Vaguely he heard Wright's voice-"You're a damned fool, but you're a good treeman, Mr. Strong!"	Откуда-то сквозь туман забытья донесся до него голос Райта: - Хоть вы и полнейший болван, Стронг, но древоруб вы отличный!
But he was too exhausted to answer.	Он был слишком измучен, чтобы ответить.
Gradually the rest of his strength returned, and he stood up on the limb and smoked a cigarette.	Постепенно, по капле к нему возвращались силы; он встал на ветви и выкурил сигарету.
He looked up into the foliage, located his original saddle-rope crotch, and threw for it.	Закинув голову, он посмотрел вверх, на листву, нашел глазами развилку и перебросил через нее седельную веревку.
From the crotch he began a systematic scrutiny of the crest.	Взобравшись повыше, он принялся внимательно осматривать ветви.
He didn't really expect to find her; but before he made the first topping he had to know that she wasn't there.	В общем-то он и не ждал, что найдет ее там, но, прежде чем приняться за вершину, он должен был знать, что ее там нет.
Hahaha birds eyed him with half-moon eyes.	Птицы-хохотушки таращили на него свои глаза-полумесяцы.
Tree-flowers bloomed in bowers.	Зеленые беседки были усыпаны цветами.
Sun-dappled leaves quivered in a little breeze.	Под слабым ветерком тихо дрожали обрызганные солнцем листья.

He wanted to call out to her, but he didn't know her name.	Он хотел позвать ее, но не знал ее имени.
If she had a name.	Если оно вообще у нее было.
Funny he'd never thought to ask her.	Странно, что он не догадался спросить, как ее зовут.
He stared at unusual twists of limbs, at unique patterns of leaves.	Он разглядывал причудливые изгибы ветвей, невиданные узоры из листьев.
He looked long at tree-flowers.	С трудом оторвал он взгляд от цветов.
If she was not here, she was nowhere	Если ее не было здесь, ее не было нигде...
Unless, during the night, she had left the tree and hidden herself in one of the vacated houses.	Разве что этой ночью она покинула дерево и укрылась в одном из опустевших домиков.
But he did not think she had.	Но он в это не верил.
If she was real and not his fancy, she would never leave her tree; and if she wasn't real and was his fancy, she couldn't leave her tree.	Если она не была игрой его воображения, а существовала на самом деле, она никогда не покинула бы свое дерево; а если она только пригрезилась ему, она не могла покинуть его.
Apparently she was neither: the crest was empty-empty of her flower-face, her leafy tunic, her wheat-hued length of leg and arm; her sunny hair.	Как видно, она не была ни тем ни другим; верхушка дерева пустовала - нигде не было ее лица, подобного цветку, ее сотканной из листьев туники, ее тонких ног и рук цвета спелой пшеницы, ее золотых, как солнце волос.
He sighed. He didn't know whether to be relieved or disappointed.	Он не мог сказать, что он почувствовал, не найдя ее, - облегчение или разочарование.
He had dreaded finding her because if she'd been in the crest, he wouldn't have known what to do.	Он боялся найти ее, - ведь, окажись она на вершине дерева, он не знал бы тогда, что делать.
But now he knew that he had dreaded not finding her, too.	Но теперь он понял, что точно также боялся ее не найти.
"What are you doing up there, Mr. Strong?	- Что вы там делаете, мистер Стронг?
Saying good bye to your dryad?"	Прощаетесь со своей дриадой?
Startled, he looked down into the square.	Вздрогнув, он посмотрел вниз на площадь.
Wright and Suhre and Blueskies were a trio of almost indistinguishable specks.	Трио - Райт, Сухр и Блюскиз казались отсюда микроскопическими, едва различимыми точками.
"Just looking her over, Mr. Wright," he said.	- Осматриваю ее, - ответил Стронг.
"The crest, I mean.	- Я имею ввиду вершину.
There's about ninety feet of her, think you can handle that much all at once?"	Здесь ее около девяносто футов: вы справитесь с ней, если я срежу ее целиком?
"I'll take a chance, Mr. Strong.	- Рискнем, мистер Стронг.
But I want the rest in fifty-foot sections, as long as the diameter of the trunk permits."	И еще я хочу, чтобы вы, пока позволит диаметр, разрезали верхнюю часть ствола на бревна длиной по пятьдесят футов каждое.
"Stand by then, Mr. Wright."	- Тогда готовьтесь, мистер Райт.

The crest, when it fell, seemed to bow goodbye to the sky.	Ему показалось, что падая, вершина склонилась перед небом в прощальном поклоне.
Hahaha birds erupted from it, streaked in a scarlet haze toward the horizon.	Птицы-хохотушки выпорхнули из листвы и алой искоркой мелькнули к горизонту.
It floated down to the ground like a green cloud, and the swish of its leaves was like the pattering of a thousand summer raindrops.	Вершина поплыла к земле точно зеленое облако, и летним ливнем зашумел рассекаемый листьями воздух.
The tree shook like the shoulders of a woman sobbing.	Дерево затряслось, как плечи рыдающей женщины.
"Well done, Mr. Strong," Wright said presently.	- Блестящая работа, мистер Стронг - услышал он немного погодя голос Райта.
"Now as nearly as I can estimate, you can get about eleven fifty-footers before the increasing diameter of the trunk rules them out.	- По моему приблизительному подсчету, вы сможете теперь нарезать одиннадцать пятидесятифутовиков - больше не получится из-за возрастающего диаметра ствола.
Then you'll have to take two one hundred-footers.	Потом вы должны будете отрезать два бревна по сто футов.
If you drop them right, they shouldn't give us any trouble.	Если вы сделаете это как следует, то они не доставят нам никаких хлопот.
That'll leave some two hundred feet for the base-cut, and you'll have to fell it so that the last fifty feet comes down in one of the village streets; we'll figure that out when you get down here.	А потом вам останется только свалить оставшиеся двести футов основания, но так, чтобы его верхняя часть легла на одну из улиц деревни; когда вы спуститесь, мы обмозгуем, как это сделать получше.
So in all, then, you've got fourteen more cuts to make.	Таким образом, вам предстоит поработать резаком еще четырнадцать раз.
Think you can finish up today?"	Как, по-вашему, вы успеете кончить сегодня?
Strong looked at his watch.	Стронг взглянул на часы.
"I doubt it, Mr. Wright."	- Сомневаюсь, мистер Райта.
"If you can, fine.	- Если успеете - прекрасно.
If you can't, we've got all day tomorrow.	Если нет - в нашем распоряжении еще целый завтрашний день.
Just don't take any chances, Mr. Strong."	Пожалуй, не стоит испытывать судьбу, мистер Стронг.
The first fifty-footer nosed into the black soil of the square, paused a moment, then toppled on its side.	Первое пятидесятифутовое "бревно", спикировав, ударилось о черную землю площади и, секунду вертикально постояв, завалилось набок.
The second followed in its wake-	За ним последовало второе...
And the third and the fourth-	Потом третье, четвертое...
It was funny, Strong thought, the way physical activity kept everything sane and in place.	Ну не забавно ли, подумал Стронг, насколько физический труд ставит все на свои месте и излечивает рассудок.
He found it hard to believe now that less than half an hour ago he had been looking for a dryad.	Сейчас ему трудно было поверить, что каких-нибудь полчаса назад он искал дриаду.

That less than twenty-four hours ago he had been talking to one . . .	Что не прошло и суток с того времени, когда он с ней разговаривал...
And the fifth and the sixth-	Пятое, шестое...
On the seventh, his pace began to slow.	После седьмого работа пошла медленнее.
He was nearing the half-way mark and the diameter of the trunk had increased to nearly thirty feet.	Стронг приближался к отметке, сделанной им раньше на середине ствола, и диаметр его уже достиг почти тридцати футов.
Snubbing himself to it was no longer possible, to get into topping position, he had to drive tree-pegs and run his improvised safety-belts through the slot in their end.	Ему теперь приходилось вбивать в ствол древоколья и протягивать через отверстия на их концах импровизированные спасательные пояса.
But the slower pace gave Suhre and Blueskies a chance to cut the increasingly larger sections into suitable dimensions for the carriers.	Но зато благодаря замедлившемуся темпу работы Сухр и Блюскиз успевали теперь на транспортировщики.
They had fallen behind; now they were beginning to catch up.	В начале они отставали, а сейчас начали его догонять.
The colonists, according to Wright, had given up hope of salvaging the wood and were piling it in a cleared area well away from the mill, preparatory to burning it.	Как сообщил Райт, колонисты окончательно распростились с надеждой спасти древесину и складывали ее штабелями на открытой местности, подальше от лесопилки, чтобы потом сжечь все сразу.
Earlier in the afternoon a wind had sprung up.	После полудня поднялся ветер.
Now it began to die.	Но сейчас он уже почти стих.
The sun grew hotter; the tree "bled" more and more.	Снова стало припекать солнце; еще сильнее "закровоточило" дерево.
Strong kept glancing down into the square.	Стронг то и дело бросал взгляд на площадь.
With its red-tinted grass and stub-gored sod, it had some of the aspects of a charnel house; but he was hungry for the feel of earth beneath his feet, and even "blood"-stained ground looked good to him.	Залитая красным и местами начисто вытоптанная и вырванная с корнем трава придавала ей сходство со скотобойней; но он так изголодался по ощущению твердой земли под ногами, что даже окровавленная почва показалась ему вожделенной.
He squinted repeatedly at the sun.	Стронг искоса поглядывал на солнце.
He'd been in the tree nearly three days now, and did not relish spending another night in its branches.	Он пробыл на дереве почти три дня, и ему совсем не улыбалось провести еще одну ночь на его ветвях.
Or rather, in its stubs.	Или, вернее, на их обрубках.
But he had to admit after he finished the final fifty-footer, that he was going to have to.	Однако, разделавшись с последними пятидесятифутовиками, он вынужден был признать, что ему этого не миновать.
By then the sun was almost out of sight beyond the Great Wheat Sea, and he knew he couldn't possibly drop even the first hundred-footer before darkness fell.	Солнце уже почти скрылось за Великим Пшеничным Морем, и он знал, что ему вряд ли удастся до наступления темноты сбросить вниз хотя бы одно стофутовое бревно.

The lowest stub upon which he now stood was roomy enough for twenty tree-tents.	На обрубке, где он сейчас стоял, уместилось бы двадцать древопалаток.
Wright cable-cast over it (the lift had been lowered earlier in the afternoon, and the winch-cable reeled in), and sent up his supplies and supper.	Райт перебросил через этот обрубок шнур (лифт был спущен еще днем, и трос лебедки смотан) и отправил наверх кое-какие припасы и ужин.
Supper turned out to be another of the mayor's special plates.	Оказалось, что на ужин мэр снова послал специально для него приготовленное блюдо.
After setting up his tree-tent, Strong picked at the food indifferently; his appetite of yesterday was gone.	Установив палатку, Стронг без особой охоты принялся за еду; от вчерашнего аппетита не осталось и следа.
He was so tired that he didn't even wash-though Wright had sent up soap and water, too-and when he finished eating, he lay back on the coarse bark and watched the silver rising of the moons and the pale whispering into life of the stars.	Он был настолько измучен, что даже не умылся, хотя Райт прислал ему помимо еды воду и мыло, и, поужинав, растянулся на грубой коре и принялся наблюдать за серебристым восходом лун и робким пробуждением бледных звезд.
This time when she came, she tiptoed up and sat down beside him and gazed into his face with her blue sad eyes.	На этот раз она приблизилась к нему на цыпочках и, сев рядом, устремила на него печальный взгляд своих голубых глаз.
The whiteness of her skin shocked him, and the thinness of her cheeks made him want to cry.	Его потрясла бледность ее лица, и он чуть не зарыдал, увидев, как впали ее щеки.
I looked for you this morning, he said.	- Сегодня утром я искал тебя, - сказал он.
I couldn't find you.	- Но так и не нашел.
Where do you go when you disappear?	Где ты скрываешься, когда исчезаешь?
Nowhere, she said.	- Нигде, - ответила она.
But you must go somewhere	- Но должна же ты где-нибудь находиться.
You don't understand, she said.	- Ты ничего не понимаешь, - сказала она.
No, he said.	- Правда, - согласился он.
I guess I don't.	- Пожалуй, я действительно не понимаю.
I guess I never will.	Пожалуй, я не пойму никогда.
Yes you will, she said.	- Нет, ты поймешь, - сказала она.
Tomorrow you'll understand.	- Ты поймешь завтра.
Tomorrow will be too late.	- Завтра будет слишком поздно.
Tonight is too late.	- Сегодня уже слишком поздно.
Yesterday was too late.	Слишком поздно было вчера.
It was too late before you even climbed into the tree.	Слишком поздно было уже до того, как ты поднялся на дерево.
Tell me, he said. Are you a member of the race that built the village?	- Скажи, - произнес он, - ты из тех, кто построил деревню?
In a way, she said.	- В некотором смысле, - ответила она.
How old are you?	- Сколько тебе лет?
I don't know, she said.	- Не знаю.

Did you help to build the village?	- Ты помогала строить деревню?
I built the village alone.	- Я выстроила ее одна.
Now you're lying, he said.	- А вот сейчас ты лжешь, - сказал он.
I never lie, she said.	- Я никогда не лгу, - возразила она.
What happened to the original race?	- Что произошло с коренными жителями этой планеты?
They grew up.	- Они возмужали.
They ceased to be simple.	Утратили простоту.
They became complex and sophisticated, civilized.	Стали цивилизованными.
And as they became civilized, they began ridiculing the customs of the ancestors as being all ignorance and superstition, and they set up new customs.	И принялись осмеивать обычаи своих предков, обвинив их в невежестве и суеверии, и создали новые обычаи.
They made things of iron and bronze, and it took them less than one hundred years to destroy an ecological balance that not only had helped to keep them alive but had supplied them with a reason to live-a reason so strong that it was almost a life-force.	Они начали изготовлять предметы из железа и бронзы и меньше, чем за сто лет полностью нарушили экологический баланс, который не только поддерживал их существование, но и стимулировал его - в такой степени, что стимул этот был чуть ли не главной движущей силой их бытия.
When they discovered what they had done, they were horrified; but they made the discovery too late.	Поняв, что они наделали, они пришли в ужас; но было уже слишком поздно.
And so they died?	- И поэтому они погибли?
You've seen their villages.	- Ты видел их деревни.
Yes, I've seen their villages, he said.	- Да, я видел их деревни, - проговорил он.
And I've read in the Advance Team's report about the death-caves in the northern barrens into which they crawled with their children to die.	- И я читал в отчете Разведывательного отряда о Пещерах Смерти в северных пустынях, куда они притащились со своими детьми умирать.
But what about this village?	А эта деревня?
They could have saved this one in the same way we are by removing the tree.	Ведь они могли бы спасти ее, срубив дерево, как это делаем мы.
She shook her head.	Он покачала головой.
You still don't understand, she said.	- Ты все еще ничего не понимаешь, - сказала она.
In order to receive, one must also give: that was the law they broke.	- Для того чтобы получать, нужно и давать; это закон, который они нарушили.
Some of them broke it sooner than others, but eventually all of them broke it and had to pay the penalty.	Некоторые из них нарушили его раньше, другие -позже, но со временем его нарушили все и поплатились за это.
You're right, he said.	- Ты права, - согласился он.
I don't understand.	- Я этого не понимаю.
Tomorrow you will.	- Ты поймешь это завтра.
Tomorrow everything will be clear.	Завтра все станет ясным.

Last night you tried to kill me, he said.	- Прошлой ночью ты пыталась меня убить, -сказал он.
Why?	- Зачем?
I didn't try to kill you.	- Ты ошибаешься.
You tried to kill yourself.	Прошлой ночью ты хотел убит себя сам.
Today was when I tried to kill you.	Я пыталась убить тебя сегодня.
With the limb?	- Ветвью?
With the limb.	- Да
But how?	- Но как?
It doesn't matter.	- Неважно.
All that matters is, I didn't.	Важно то, что я этого не сделала.
Couldn't.	Не смогла.
Where will you go tomorrow?	- Куда ты уйдешь завтра?
Why should you care where I go?	- Почему тебя это беспокоит, куда я уйду?
I do.	- Просто так.
You couldn't possibly be in love with me	- Вряд ли ты полюбил меня...
How do you know I couldn't be?	- Почему ты думаешь, что я не могу тебя полюбить?
Because- Because	- Потому что... Потому что...
Because I don't think you're real?	- Потому что я не верю, что ты существуешь?
You don't, do you? she said.	- А разве не так? - спросила она.
I don't know what to think, he said.	- Не знаю, - сказал он.
Sometimes I think you are, some times I think you aren't.	- Порой мне кажется, что ты реальна. Порой я в это не верю.
I'm as real as you are, she said.	- Я также реальна, как и ты, - сказала она.
Though in a different way.	- Только по-иному.
He reached up abruptly, and touched her face.	Внезапно он протянул руку и коснулся ее лица.
Her skin was soft and cold.	Кожа ее была нежной и холодной.
As cold as moonlight, as soft as a flower.	Холодной, как лунный свет, нежной. Как лепесток цветка.
It wavered before his eyes; her whole body wavered.	Лицо ее заколебалось, заколебалось все ее тело.
He sat up, turned towards her.	Он сел и повернулся к ней.
She was light and shadow, leaf and flower; the scent of summer, the breath of night.	Она была светом и тенью, листьями и цветами; она была ароматом лета, дыханием ночи.
He heard her voice.	Он услышал ее голос.
It was so faint he could hardly make out her words: You shouldn't have done that.	Голос этот был настолько тих, что ему с трудом удалось разобрать слова: - Тебе не следовало этого делать.

You should have accepted me for what I was.	Ты должен был принять меня такой, какой я тебе казалась.
Now you've spoiled it.	Теперь ты погубил все.
Now we must spend our last night together, alone.	Теперь нам придется провести нашу последнюю ночь друг без друга, в одиночестве.
So you weren't real after all, he said.	- Значит, ты все-таки не существуешь, - сказал он.
You were never real.	- Тебя не было никогда.
No answer.	Никакого ответа.
But if you weren't real, I must have imagined you, he said.	- Но если тебя никогда не было, значит, ты мне пригрезилась.
And if I imagined you, how could you tell me things I didn't know?	А если ты мне пригрезилась, как могла ты рассказать мне о том, чего я не знал раньше?
No answer.	Никакого ответа.
He said: You make what I'm doing seem like a crime.	- Из-за тебя моя работа выглядит преступлением.
But it isn't a crime.	Но ведь это не преступление.
When a tree becomes a menace to a community, it should be removed.	Когда дерево начинает угрожать обществу, его следует срубить.
No answer.	Никакого ответа.
Just the same, I'd give anything if it didn't have to be this way, he said.	- И тем не менее я отдал бы все на свете, чтобы этого не было, - добавил он.
Silence.	Молчание.
Anything at all	- Все на свете.
The space beside him remained empty.	Вокруг по-прежнему никого не было.
He turned, finally, and crawled into his tent and drew his campfire in after him.	Наконец он повернулся, вполз в палатку и втащил в нее костер.
His tiredness had turned him numb.	Он отупел от усталости.
He fumbled with his blankets with numb fingers, wrapped them around his numb body. He drew up his numb knees and hugged them with his numb arms.	Онемевшими пальцами он кое-как разворошил одеяла, обернул ими свое онемевшее тело, согнул онемевшие колени и обхватил их онемевшими руками.
"Anything at all," he murmured.	- Все на свете, - пробормотал он.
"Anything at all . . ."	- Все на свете...
The Fourth Day	ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
Sunlight seeping through the tent-wall awoke him.	Его разбудил солнечный свет, просочившийся сквозь стенку палатки.
He kicked free of his blankets and crawled out into the morning.	Он отшвырнул одеяла и выбрался наружу, навстречу утру.
He saw no scarlet winging of hahaha birds; he heard no morning birdsong.	Он не увидел алого порхания птиц-хохотушек; не услышал их щебетания.
The tree was silent in the sunlight.	Дерево, залитое солнцем, безмолвствовало.

Empty.	Одинокое.
Dead.	Мертвое.
No, not quite dead.	Нет не совсем мертвое.
A cluster of leaves and flowers grew green and white and lovely by the entrance of the tent.	У входа в палатку переплелись прелестные зеленые ветки, усыпанные цветами.
He could not beat to look at them.	Ему стало невыносимо больно от одного их вида.
He stood up on the stub and breathed deeply of the morning air.	Он выпрямился во весь рост на обрубке ветви, полной грудью вдыхая утренний воздух.
It was a gentle morning.	Стояло тихое утро.
Mist was rising from the Great Wheat Sea and a scattering of cirrus clouds hung in the bright blue sky like new-washed laundry.	Над Великим Пшеничным Морем поднимался туман, и в ярко-голубом небе, словно только что выстиранное белье, висели обрывки перистых облаков.
He walked to the end of the stub and looked down.	Он подошел к краю обрубка и посмотрел вниз.
Wright was oiling the winch.	Райт смазывал лебедку.
Suhre was cutting up the last fifty-footer.	Сухр резал на части последнее пятидесятифутовое бревно.
Blueskies was nowhere in sight.	Блюскиза нигде не было видно.
"Why didn't you wake me, Mr. Wright?"	- Почему вы не разбудили меня, мистер Райт?
Wright looked up, located his face.	Райт поднял голову, нашел глазами его лицо.
"Thought you could stand a few extra winks, Mr. Strong."	- Я подумал, что вам не вредно поспать несколько лишних минут, мистер Стронг.
"You thought correctly ... Where's the Amerind?"	- Это была неплохая мысль... Где наш индеец?
"The buffalo caught up to him again.	- На него снова напали буйволы.
He's drowning them at the hotel bar."	Топит их в баре отеля.
A two-wheeled gyro-car pulled into the square and a plump man carrying a basket got out.	На площадь въехал двухколесный жирокар, и из него вылез плотный мужчина с корзинкой в руке.
The mayor, Strong thought.	Мэр, подумал Стронг.
Breakfast.	Завтрак.
He waved, and the mayor waved back.	Он помахал рукой, и мэр помахал ему в ответ.
The contents of the basket proved to be ham and eggs and coffee.	Как вскоре выяснилось, в корзинке была ветчина, яйца и кофе.
Strong ate hurriedly, then collapsed his tent, folded it, and sent it down on the lift along with his blankets and campfire.	Стронг быстро позавтракал, сложил палатку и вместе с одеялами и костром отправил ее в лифте вниз.
He got ready for the first cut.	И приготовился срезать первое бревно.
It would be considerably less than one hundred feet because the stub was centered on the three hundred foot mark. It came off perfectly, and he "burned" down in his saddle for the second.	Бревно легко отделилось от ствола, и он слетел в седле вниз, чтобы приняться за следующее.

This one would have to go at least one hundred and twenty feet in order to leave the maximum of two hundred for the base-cut. He estimated the distance carefully. After notching the section on the side Wright wanted the fall, he worked his way around toward the opposite side of the trunk, playing out his saddle-rope as he went.	Сделав надрез с той стороны, куда, как распорядился Райт, должно было упасть бревно, он перебрался на противоположную сторону ствола.
The bark-prominences and the fissures made the operation relatively simple, and he even paused now and then to look down into the square.	Благодаря буграм и трещинам коры это оказалось делом сравнительно несложным, и время от времени он даже останавливался, чтобы бросить взгляд на площадь.
The square was closer now than it had been for days, and it and the houses and the streets looked strange from his new perspective, as did the hordes of colonists watching from beyond the vacated area.	Площадь сейчас была ближе, чем во все предыдущие дни, и с этой новой позиции она выглядела как-то непривычно; такими же странными казались отсюда дома, улицы и толпы наблюдавших за ним колонистов, которые собрались за пределами огороженной о опустевшей части деревни.
Wright informed him when he was directly opposite the center of the notch, and he drove a tree-peg. It took but a moment to transfer his saddle from the overhead stub-crotch to the peg-slot.	Райт остановил Стронга, когда тот, перебравшись на другую сторону ствола, оказался как раз напротив первого надреза; Стронг забил древокол.
He leaned back in the seat, braced his feet against one of the bark-prominences, and began the cut.	Он откинулся в седле, оперся ногами об одну их выпуклостей коры и взялся за резак.
He began it gingerly.	Начал он очень осторожно.
He was working with thousands of tons and the least miscalculation could bring those thousands of tons down upon him.	Ведь просчитайся он хоть на самую малость, на него могли обрушиться тысячи тонн древесины.
The trouble was, he had to cut above the tree-peg, and to do so he had to hold the cutter at arm's length above his head, at the same time keeping the line of the beam at right angles to the trunk.	Трудность состояла в том, что ему приходилось делать надрез над колом. И поэтому он вынужден был, подняв руки, держать резак над головой, одновременно следя за тем, чтобы луч шел к стволу под нудным углом.
It was a tricky operation and demanded good eyesight and excellent judgment.	Для это сложной операции требовалось отличное зрение и безошибочный глазомер.
Ordinarily Strong possessed both, but today he was tired.	Стронг обладал и тем и другим, но сегодня его сковывала усталость.
He didn't have any idea quite how tired till he heard Wright shout.	Насколько он устал, он понял лишь тогда, когда до него донесся отчаянный крик Райта.
It was the bark-prominences that had thrown him off. He realized that instantly.	Тут только он понял, что подвели бугры на коре.
Instead of using the whole of the visible trunk in estimating his beam-angle, he had used only a limited area and the prominences in that area weren't true.	Вместо того, чтобы рассчитать угол луча, исходя из всей видимой ему поверхности ствола. Он учел лишь его ограниченный участок - эти бугры сбили его с толку.

However, the realization did him no good: the one hundred and twenty foot section was already toppling towards him, and there was nothing he could do to stop it.	Но было поздно что-либо изменить: на него уже валилось стодвадцатифутовое бревно и он ничем не мог этому воспрепятствовать.
It was like clinging to the face of a cliff and seeing the entire top section start falling outward in a slow but inevitable arc that would eventually enclose him between earthen jaws. The jaws were wood in this case, but the analogy was basically accurate: the fate of a gnat squeezed between two handfuls of earth differs but little from the fate of a gnat squeezed between two sticks.	Он находился в положении человека, который прильнув к поверхности скалы, видит, как на него начинает падать огромная глыба, отделившаяся от каменного массива, и вот-вот на его теле неизбежно сомкнутся каменные челюсти.
He felt nothing; terror had not yet had time to take root.	Он не почувствовал страха, он просто не успел осознать весь ужас происходящего.
He watched wonderingly while the falling section blotted out the sun and turned the fissures between the bark-prominences into dark caves.	С недоумением наблюдал он за тем, как падающая глыба закрыла от него солнце превратив трещины между буграми коры в темные пещеры.
He listened wonderingly to a voice that he was sure was emanating from his own brain, but which could not be emanating from his own brain because it was too sweet and poignant to have his mind as a source-place.	Он с удивлением прислушивался к голосу, который явственно звучал в его мозгу и вместе с тем никак не мог быть порожден его собственным сознанием - слишком уж много было в этом голосе нежности и муки.
Into the fissure.	Прячься в трещину.
Hurry!	Быстрее!
He could not see her; he wasn't even sure it was her voice.	Он не видел ее; он даже не был уверен, что голос принадлежал ей.
But his body responded, squeezing itself into the nearest fissure, squirming back as far as it could go.	Но тело его мгновенно откликнулось на эти слова, и он судорожно начал протискиваться в ближайшую трещину, стараясь забиться как можно глубже.
Another second and the effort would have been wasted, for the moment his shoulder touched the backwall of the fissure, the upended butt of the section came thundering down tearing his tree-peg out by the steel roots; roaring, crashing, splintering, finally passing from sight.	Еще мгновение - и все эти усилия пропали бы даром: едва его плечо коснулось внутренней стенки, надрезанный кусок ствола с грохотом обломился и ринулся вниз. Оглушительный грохот, треск, летящие во все стороны щепки - и, промчавшись мимо, бревно исчезло из виду.
The fissure filled with sunlight.	Трещину залил солнечный свет.
Except for himself, it was empty.	Кроме Стронга, в ней никого не было.
Presently he heard the heavy thud as the section struck the ground.	Вскоре он услышал тяжелый удар - это бревно упало на землю.
Another, more prolonged, thud followed, and he knew that it had landed head-on and then fallen lengthwise into the square.	За ним последовал другой удар, более продолжительный, и он понял, что оно приземлилось вертикально. А потом завалилось набок.

He waited almost hopefully for the sounds of splintering wood and breaking glass and the other sundry sounds houses make when a heavy object drops upon them, but he heard nothing.	Он почти с надеждой ждал, что за этим последует треск ломающегося дерева, звон разбитого стекла и прочие звуки, которые раздаются, когда на дома обрушивается что-то невероятно тяжелое, но ничего не услышал.
The fissure had no floor. He was holding himself in position by pressing his knees against one wall while pressing his back against the other.	В трещине не было пола, и он держался в ней, прижав колени к одной ее стенке, а спину - к другой.
Now he inched his way to the mouth and peered down into the square.	Теперь. Когда все кончилось, медленно пододвинулся к отверстию и глянул вниз, на площадь.
The section had landed on an angle, plowing a huge furrow in the earth, gouging out ancient burial artifacts and bits of human bones.	Бревно упало под углом, пропахав в земле глубокую борозду и выбросив на поверхность предметы древних погребальных обрядов и человеческих костей.
Afterwards it had toppled back away from the nearer houses.	Потом оно вытянулось во всю длину на площади. По счастливой случайности даже не задев ближайших домиков.
Wright and Suhre were running up and down its length, looking for his mangled body.	Райт и Сухр бегали вдоль бревна в поисках его изувеченного тела.
He heard himself laughing.	Внезапно он услышал хохот.
He knew it was himself; not because he recognized his voice, but because there was no one else in the fissure.	И понял, что это смеется он сам; но не потому, что узнал свой голос, просто в трещине, кроме него, больше никого не было.
He laughed till his chest hurt and he could barely breathe, till there was no more hysteria left in him.	Он хохотал до боли в груди, пока не стал задыхаться, пока не выплеснул из себя всю истерию.
Then, when his breath came back, he tongued on his transmitter and said:	Отдышавшись, он включил передатчик и сказал:
"Are you looking for me, Mr. Wright?"	- Уж не меня ли вы ищете, мистер Райт?
Wright went rigid. He turned, looked up.	Райт напрягся и, круто повернувшись, взглянул наверх.
Suhre followed suit.	Вслед за ним повернулся и Сухр.
For a moment no one said a word.	Какое-то время все молчали.
At last Wright raised his arm and wiped his face on his shirtsleeve.	Наконец Райт поднял руку и вытер рукавом лицо.
"All I got to say, Mr. Strong," he said, "is that you got a good dryad watching over you."	- Я только могу сказать, мистер Стронг, -произнес он, - и то здесь не обошлось без вашей доброй дриады.
And then: "Come down, man.	- И добавил: - Спускайтесь же, дружище.
Come down.	Спускайтесь поскорее.
I want to shake your hand!"	Мне не терпится пожать вам руку.
It got through to Strong finally that he could go down; that his work, except for the base-cut, was finished.	Стронг наконец понял, что теперь он может спуститься на землю; что его работа, если не считать рубки основания ствола, закончена.

He pulled up his dangling tree-peg, re-drove it, and "burned" down the saddle-rope in fifty foot spurts.	Сев в седло. Он полетел вниз, через каждые пятьдесят футов заново укрепляя седельную веревку.
He cut the last spurt short, slipped out of the seat, and leaped the final few feet to the ground.	В нескольких футах от земли он остановился. Выскользнул из седла и прыгнул на площадь.
The sun was at meridian.	Солнце стояло в зените.
He had been in the tree three and one half days.	Он провел на дереве три с половиной дня.
Wright came up and shook his hand.	Подошел Райт и пожал ему руку.
So did Suhre.	Его примеру последовал Сухр.
At length he became aware that he was shaking hands with a third party.	Стронг не сразу сообразил, что обменивается рукопожатием еще с кем-то третьим.
The mayor had returned, bringing special plates for everybody this time plus a set of collapsible tables and chairs.	Это был мэр, который привез особые яства уже для всех, не забыв прихватить складной стул и стулья.
"We'll never forget you, my boy," he was saying, his dew-lapped jaws jiggling. "We'll never forget you!	- Мы никогда не забудем вас, мой мальчик, -говорил мэр, подрагивая дряблым подбородком. -мы никогда вас не забудем!
I called a special meeting of the board last night on your behalf, and we voted unanimously to erect a statue of you in the square after the stump had been burned out.	В вашу честь я созвал вчера вечером внеочередное совещание Правления, и мы единодушно проголосовали за то, чтобы, как только будет сожжен последний пень, воздвигнуть на площади вашу статую.
We're going to inscribe the words,	На ее пьедестале мы вырежем слова:
'The Man Who Saved Our Beloved Village' at its base.	"Человек, Который Спас Нашу Обожаемую Деревню".
Quite a heroic inscription, don't you think?	Не правда ли, это звучит весьма героически?
But it's no more than you deserve.	Однако такая надпись отнюдь не преувеличивает ваши заслуги.
However, today-tonight, I want to express my gratitude in a more tangible way. I want you-and your friends, too, of course-to be my guests at the hotel.	А сегодня, сегодня вечером я желал бы выразить свою благодарность в более осязаемой форме: мне хотелось бы видеть вас - вместе с вашими друзьями, конечно, - у себя в отеле.
Every thing will be on the house."	Все угощение за свет заведения.
Suhre said: "I've been waiting to hear those words!"	- Я ждал, когда вы это скажете, - брякнул Сухр.
Wright said: "We'll be there."	- Мы придем, - сказал Райт.
Strong didn't say anything.	Стронг промолчал.
Finally the mayor released his hand, and the four of them sat down to dinner.	Наконец мэр выпустил его руку, и все четверо сели обедать.
Steaks brought all the way from the southern hemisphere, mushrooms imported from Omicron Ceti 14, tossed salad, green peas, fresh bread, apricot pie, coffee.	Бифштексы, привезенные с Южного Полушария, грибы, доставленные с Омикрона Сети-14, наскоро приготовленный салат, свежий хлеб. Абрикосовый торт, кофе.
Strong forced the food down.	Стронг насильно запихивал в себя пищу.

He had no appetite.	Ему совершенно не хотелось есть.
What he really wanted was a drink.	Ему хотелось только выпить.
Many drinks.	Напиться до бесчувствия.
But it was too soon.	Но для этого еще не пришло время.
He still had one more cut to go.	Ведь ему предстояло сейчас свалить основание ствола.
Then he could drink.	Только потом он сможет пить.
Then he could help Blueskies drown the buffalo.	Потом-то он поможет Блюскизу утопить буйвола.
On the house.	За счет заведения.
"The Man Who Saved Our Beloved Village."	"Человек, Который Спас Нашу Обожаемую Деревню".
Fill her up, bartender.	Налей-ка, бармен.
Fill her up again.	Налей еще.
I did not wear my scarlet cloak, bartender.	Он больше не был в ярко-красном, бармен.
For blood and wine are red, bartender. And blood and wine were on my hands when they found me with the dead, the poor dead woman whom I loved and murdered in her bed ...	Но он обрызган был вином багряным, кровью алой и тот час, когда убил, - ту женщину убил в постели, которую любил...[1]
The mayor had an excellent appetite.	У мэра был прекрасный аппетит.
His beloved village was safe now.	Теперь его обожаемая деревня спасена.
Now he could sit by his fire and count his credits in peace.	Теперь он может, расположившись у камина, спокойно пересчитывать свои кредитки.
He wouldn't have to worry any more about the tree.	Ему больше не придется трепать себе нервы из-за дерева.
Strong felt like the little Dutch boy who had thrust his hand in the hole in the dike and saved the burghers' houses from the sea.	Стронг чувствовал себя тем самым маленьким голландцем, который заткнув дыру в плотине, спас от моря дома бюргеров.
He was glad when the meal was over, glad when Wright leaned back in his chair.	Он обрадовался, когда кончился обед, обрадовался, когда откинувшись на спинку стула, Райт произнес:
"What do you say, Mr. Strong?"	- Что вы теперь нам скажете, мистер Стронг?
"I say let's get it over with, Mr. Wright."	- Скажу, что пора с ним покончить, мистер Райт.
They got up.	Все встали.
The mayor took his table and chairs, climbed in his gyro-car and joined the other colonists beyond the danger area.	Мэр забрал свой стол и стулья, сел в жирокар и присоединился к остальным колонистам, столпившимся за пределами опасной зоны.
The village sparkled in the sunlight.	Деревня сверкала в лучах солнца.
The streets looked as though they had just been scrubbed, and the houses with their elaborate decor, looked like gingerbread fresh from the oven.	Улицы были только что подметены, а домики с их искусно выполненными украшениями напоминали свежие, только что из печи. Пряники.

Strong stopped feeling like the little Dutch boy and started to feel like Jack the Giant-Killer.	Стронг чувствовал себя уже не маленьким голландцем, а Джеком - Убийцей Великанов.
It was time to chop down the bean-stalk.	Настало время для последнего удара.
He took up his position at the base of the trunk and began the notch.	Он занял позицию у подножия ствола и начал делать надрез.
Wright and Suhre stood just behind him.	Райт и Сухр стояли за его спиной.
He cut the notch carefully so that the trunk could not fail to fall in the direction Wright had designated.	Работал он очень внимательно - ведь нужно было, чтобы ствол упал именно в том направлении, которое наметил Райт.
He cut it deep and true, and when he finished, he knew the trunk would obey him. He walked around to its opposite side, Wright and Suhre following. No one spoke. It felt strange to be walking on solid ground. He kept expecting to feel the tug of the saddle-seat against his buttocks, the drag of the limb-line on his belt.	Он резал глубоко и добросовестно и, кончив, уже знал точно, что на этот раз ствол покорится ему.
The tips of his boots were red, he noticed.	Он заметил что носки его ботинок стали красными.
Red from the "blood"-drenched grass.	Красными от залитой кровью травы.
He took up his final position and raised his cutter.	В последний раз стал он в нужную позицию и поднял резак.
He squeezed the trigger.	Нажал курок.
The coward does it with a kiss, he thought, the treeman with a sword.	"Возлюбленных все убивают, так повелось в веках... - подумал он. - Кто трус - с коварным поцелуем, кто смел - с клинком в руках"1 .
A slit appeared in the fissured trunk.	На стволе образовалась щель.
Its edges began to redden.	По краям ее выступила красная жидкость.
The most modern of swords, manufactured in New America, Venus, and guaranteed never to become dull-	Самые современные клинки. Изготовленные в Нью-Америке, Венера. Стропроцентная гарантия, что они никогда не затупятся...
Never to show mercy.	И всегда беспощадны.
"Blood" ran down the bark, discoloring the grass.	Кровь текла по стволу, окрашивая траву.
The invisible blade of the cutter swung back and forth and back and forth.	Невидимое лезвие резака неумолимо двигалось из стороны в сторону, из стороны в сторону.
The two hundred foot stub that once had been a tall proud tree shuddered. Slowly it began its passage to the ground.	Двухсотфутовый обрубок, некогда бывший высоким и гордым деревом, задрожал и начал медленно клониться к земле.
There was the prolonged swishing sound of the descent; the thick and thunderous sound of the descent's end; the quick brief trembling of the earth ...	Был долгий свистящий звук падения; глухой, подобный грому завершающий удар; содрогнулась земля.
The surface of the massive stump grew bright red in the sunlight.	Поверхность гигантского пня стала ярко-красной под лучами солнца.
Strong let the cutter fall to the ground.	Стронг уронил резак на землю.

He circled the stump, stumbling now and then, till he came to the building-high length of the fallen stub.	То и дело спотыкаясь, он побрел вокруг пня, пока не уперся в высокий, как многоэтажный дом, бок только что сваленного обрубка.
It had dropped just as he had wanted it to, its uppermost section landing neatly between two of the rows of houses.	Он упал, как это было рассчитано, - верхняя часть его аккуратно улеглась между двумя рядами домиков.
But he did not care about the houses any more.	Но домики больше не волновали Стронга.
He had never cared about them really.	Честно говоря, они не когда не волновали его по-настоящему.
He continued walking, gazing steadfastly at the ground.	Он пошел вдоль обрубка, не отрывая глаз от земли.
He found her presently, near the edge of the square.	Он нашел ее на краю площади.
He had known he would find her if he looked hard enough.	Он знал, что найдет ее, если будет смотреть повнимательнее.
She was sunlight and meadow flower, a transient pattern of grass.	Она была солнечным светом и полевым цветком, переменчивым рисунком травы.
He could not see all of her-only her waist and breasts and arms and lovely dying face.	Он видел ее не всю - только талию, груди, руки и прекрасное умирающее лицо.
The rest of her was crushed beneath the stub: her hips, her legs, her small, leaf-sandaled feet-"Forgive me," he said, and saw her smile and nod her head, and saw her die; and the grass come back, and the meadow flower, and the sun.	Остальное было раздавлено упавшим обрубком -ее бедра, ноги, ее маленькие, обутые в сандалии из листьев ступни... - Прости меня, - сказал он и увидел, как она улыбнулась и кивнула головой, увидел, как она умерла; и снова были трава, и полевой цветок, и солнце.
Epilogue	ЭПИЛОГ
The man who had saved the beloved village placed his elbows on the bar that had once been an altar, in the hotel that had once been a church.	Человек, спасший обожаемую деревню, положил локти на стойку бара. Который некогда был алтарем. В отеле, который некогда был церковью.
"We've come to drown the buffalo, mayor," he said.	- Мы пришли топить бизона, мэр. - произнес он.
The mayor, who in honor of the occasion had taken over the duties of bartender, frowned.	Мэр, который в честь такого события взял на себя обязанности бармена, нахмурился.
"He means," Wright said, "that we'd like a round of drinks."	- Он хочет сказать. Что мы не прочь выпить, -пояснил Райт.
The mayor beamed.	Мэр просиял.
"May I recommend," he said, "our finest Martian bourbon, distilled from the choicest maize of the Mare Erythraeum?"	- Позвольте предложить вам наше лучшее марсианское виски, приготовленное из отборнейших сортов кукурузы, которые выращивают в Эритрейском Море.
"Bring it forth from your cob-webbed crypt and we'll try it," Strong said.	- Тащите его сюда из вашего паутинного склепа, и посмотрим что это такое, - ответил Стронг.
"It's an excellent bourbon," Blueskies said, "but it won't drown buffalo.	- Это шикарное виски, - сказал Блюскиз, - но оно не топит Бизона.
I've been on it all afternoon."	Я уже полдня глотаю его.

"You and your damned buffalo!" Suhre said.	- Провались ты со своим проклятым Бизоном! -рявкнул Сухр.
The mayor set glasses before Wright and Strong and Suhre, and filled them from a golden bottle.	Мэр поставил перед Райтом, Стронгом и Сухром стаканы и наполнил их из золотой бутылки.
"My glass is empty also," Blueskies said, and the mayor filled his, too.	- Мой стакан пуст, - сказал Блюскиз, и мэр налил ему тоже.
The townfolk, out of deference, let the treemen have the bar to themselves.	Из уважения к древорубам местные жители предоставили в их распоряжение весь бар.
However, all the tables were occupied, and every so often one of the colonists would stand up and propose a toast, to Strong in particular, or to the treemen in general, and all of them-men and women alike-would stand up and cheer and empty their glasses.	Однако все столики были заняты, и время от времени кто-нибудь из колонистов поднимался и произносил тост за Стронга или за древорубов вообще, и все остальные вставал тоже и с радостными возгласами осушали свои бокалы.
"I wish they'd go home," Strong said.	- Как же мне хочется, чтобы они убрались отсюда,- сказал Стронг.
"I wish they'd leave me alone."	- Чтобы они оставили меня в покое.
"They can't leave you alone," Wright said.	- Они не могут оставить вас в покое, - возразил Райт.
"You're their new culture-god."	- Ведь вы теперь стали их новым богом.
"Another bourbon, Mr. Strong?" the mayor asked.	- Еще виски, мистер Стронг? - спросил мэр.
"Many more," Strong said. "'To drug the memory of this insolence-'	- Мне нужно еще много виски, - ответил Стронг. -Чтобы заглушить воспоминания об этой гнусности...
"What insolence, Mr. Strong?"	- Какой это гнусности, мистер Стронг?
"Yours for one, you little earthman, you. You fat contemptible little earthman!"	- Хотя бы вашей, маленький землянин, вашей, презренный жирный маленький землянин!..
"You could see them coming out of the horizon beneath the cloud of the dust their hooves threw up," Blueskies said, "and they were beautiful in their shaggy majesty and as dark and magnificent as death."	- Было видно, как они возникли на горизонте, в облаке пыли, поднимавшейся из-под копыт, -сказал Блюскиз, - и они были прекрасны в своем косматом величии и мрачны и грандиозны, как смерть.
"Take us the earthmen," Strong said, "the fat little earthmen, that spoil the vineyard; for our vineyards are in blossom-"	- Так сорвите же нас, земляне. - сказал Стронг, -маленькие жирные земляне, которые губят виноградники; ведь наши виноградники в цвету...
"Tom!" Wright said.	- Том! - воскликнул Райт.
"May I take this opportunity to tender my resignation, Mr. Wright?	- Вы разрешите мне воспользоваться случаем и подать в отставку, мистер Райт?
I shall never murder another tree.	Я никогда больше не убью ни одного дерева.
I am finished with your putrescent profession!"	Я сыт по горло вашей вонючей профессией!
"Why, Tom?"	- В чем дело, Том?
Strong did not answer.	Стронг не ответил.
He looked down at his hands.	Он посмотрел свои руки.

Some of his bourbon had spilled on the bar and his fingers were wet and sticky.	Часть виски из его стакана пролилась на стойку. И пальцы его стали влажными и липкими.
He raised his eyes to the backbar.	Потом он поднял глаза на заднюю стенку бара.
The backbar was the rear wall of the reconverted native church and contained a number of exquisitely carved niches formerly used to display religious articles.	Некогда она была стеной местной церкви, которую колонисты превратили в отель, и в этой стене сохранилось несколько украшенных изысканной резьбой ниш, в которых раньше выставлялись атрибуты религиозных обрядов.
The niches contained bottles of wine and whiskey now-all save one.	Сейчас ниши были заполнены бутылками вина и виски - все, кроме одной.
That one contained a little doll.	В этой единственной, незанятой бутылками нише стояла маленькая кукла.
Strong felt a throbbing in his temples.	У Стронга застучало в висках.
He pointed to the niche.	Он указал на нишу.
"What-what kind of a doll is that, mayor?"	- Что...что это за кукла, мэр?
The mayor faced the backbar.	Мэр повернулся к задней стенке бара.
"Oh, that.	- О, эта?
It's one of the carved figurines which the early natives used to keep over their hearths to protect their houses."	Это одна из тех разных статуэток, которые в ранний период своей истории местные жители ставили над очагами, - по поверью, эти фигурки охраняли их дома.
He took the figurine out of the niche, carried it over to where Strong was standing, and set it on the bar.	Он взял статуэтку из ниши и, подойдя к Стронгу, поставил ее перед ним на стойку.
"Remarkable workmanship, don't you think, Mr. Strong? . . .	- Дивная работа, мистер Стронг, не правда ли?..
Mr. Strong?"	Мистер Стронг!
Strong was staring at the figurine-at its graceful arms and long slim legs; at its small breasts and slender throat; at its pixy-face and yellow hair; at the green garment of delicately carved leaves adorning it.	Стронг впился глазами в фигурку; он не мог оторвать взгляд от ее изящных рук и длинных стройных ног; от ее маленьких грудей и тонкой шеи; от ее волшебного лица и золотистых волос; от тончайшей резьбы листьев ее зеленой одежды.
"The correct term is 'fetish,' I believe," the mayor went on. "It was made in the image of their principal goddess.	- Если я не ошибаюсь, эта фигурка называется фетишем, - продолжал мэр. - она была сделана по образу их главной богини.
From the little we know of them, it appears that the early natives believed in her so fanatically that some of them even claimed to have seen her."	Из того немногого, что мы знаем о них, можно заключить, что в древности аборигены верили в нее настолько фанатично, что кое-кто из них якобы даже видел ее.
"In the tree?"	- На дереве?
"Sometimes."	- Иногда и на дереве.
Strong reached out and touched the figurine.	Стронг протянул руку и коснулся статуэтки.
He picked it up tenderly.	Он с нежностью поднял ее.

Its base was wet from the liquor he had spilled on the bar.	Основание фигурки было влажным от пролитого м на стойку виски.
"Then-then she must have been the Goddess of the Tree."	- Тогда...тогда она должна была быть Богиней Дерева.
"Oh, no, Mr. Strong.	- О нет, мистер Стронг.
She was the Goddess of the Hearth.	Она была Богиней Очага.
The Home.	Домашнего Очага.
The Advance Team was wrong in assuming that the trees were religious symbols.	Разведывательный отряд ошибся, считая, что деревья были объектами религиозного поклонения.
We've lived here long enough to understand how the natives really felt.	Мы прожили здесь достаточно долго, чтобы понять истинные чувства аборигенов.
It was their houses that they worshipped, not the trees."	Они поклонялись своим домам, а не деревьям.
"Goddess of the Hearth?" Strong said.	- Богиня Очага? - повторил Стронг.
"The Home? ...	- Домашнего Очага?
Then what was she doing in the tree?"	А что же она в таком случае делала на дереве?
"I beg your pardon, Mr. Strong?"	- Что вы сказали, мистер Стронг?
"In the tree.	- На дереве.
I saw her in the tree."	Я видел ее на дереве.
"You're joking, Mr. Strong!"	- Вы шутите, мистер Стронг!
"The hell I'm joking!	- Провались я на этом месте, если я шучу!
She was the tree!"	Она была на дереве!
Strong brought his fist down on the bar as hard as he could.	- Стронг изо всех сил стукнул кулаком по стойке.
"She was the tree, and I killed her!"	- Она была на дереве. И я убил ее!
"Get hold of yourself, Tom," Wright said.	- Возьмите себя в руки, Том, - сказал Райт.
"Everybody's staring at you."	- На вас все смотрят.
"I killed her inch by inch, foot by foot.	- Я уничтожал ее дюйм за дюймом, фут за футом.
I cut her down arm by arm, leg by leg.	Расчленял, отрезая ей руки и ноги.
I murdered her!"	Я убил ее!
Strong paused.	Внезапно Стронг остановился.
Something was wrong.	Что-то было не ладно.
Something that should have happened had failed to happen.	Что-то должно было произойти и не произошло.
Then he saw the mayor staring at his fist, and he realized what the wrongness was.	Тут он увидел, что мэр пристально смотрит на его руку. И понял, в чем дело.
When his fist had struck the bar, he should have felt pain.	Ударив кулаком по стойке, он должен был почувствовать боль.

He had not.	Но боли не было.
He saw why: his fist had not rebounded from the wood-it had sunk into the wood.	И теперь он понял почему: его кулак не отскочил от стоки, а вошел в дерево.
It was as though the wood were rotten.	Будто оно сгнило.
He raised his fist slowly.	Он медленно поднял руку.
A decayed smell arose from the ragged dent it had made.	Из вмятины, оставшейся после удара, потянуло запахом разложения.
The wood was rotten.	Дерево действительно сгнило.
Goddess of the Hearth.	Богиня Очага.
The Home.	Домашнего Очага.
The Village.	Деревни.
He swung away from the bar and made his way across the table-crowded floor to the street-wall. He threw his fist as hard as he could at the polished, exquisitely grained wood.	Круто повернувшись, он быстрыми шагами направился между столиками к выходившей на улицу стене и с размаху ударил кулаком по тщательно отделанной поверхности дерева.
His fist went through the wall.	Его кулак прошел сквозь стену.
He gripped the lower edge of the hole he had made, and pulled.	Он схватился за край пробитой им дыры и потянул.
A whole section of the wall broke free, fell to the floor.	Кусок стены отвалился и упал на пол.
The stench of decay filled the room.	Помещение наполнилось смрадом гниения.
The colonists were watching with horrified eyes.	В глазах наблюдавшись за ним колонистов застыл ужас.
Strong faced them.	Стронг повернулся к ним лицом.
"Your whole hotel is rotting away," he said.	- Весь ваш отель прогнил до основания, -произнес он.
"Your whole goddam village!"	- Вся ваша проклятая деревня!
He began to laugh.	Он захохотал.
Wright came over and slapped his face.	К нему подошел Райт и ударил по лицу.
"Snap out of it, Tom!"	- Придите в себя, Том!
His laughter died.	Смех его замер.
He took a deep breath, expelled it.	Он набрал полные легкие воздуха, выдохнул
"But don't you see it, Wright?	- Неужели вы не понимаете, Райт?
The tree?	Дерево!
The village?	Деревня!
What does a species of tree capable of growing to that size need to perpetuate its growth and to maintain itself after it has attained its growth?	В чем нуждается дерево этого вида, чтобы вырасти до такого колоссального размера и существовать дальше когда приостановится его рост?
Nourishment.	В питании.

Tons and tons of nourishment.	Во многих тоннах питания.
And what kind of soil!	И в какой почве!
Soil enriched by the wastes and the dead bodies, and irrigated by the artificial lakes and reservoirs that only a large community of human beings can provide.	В почве, удобренной отбросами и трупами умерших. Орошаемой с помощью искусственных озер о водохранилищ, то есть оно нуждается в условиях. Которые могут быть созданы лишь большими поселениями человеческих существ.
"So what does such species of tree do?	Что же происходит с подобным деревом?
Over a period of centuries, maybe even millenia, it learns how to lure human beings to its side.	Веками, а может, и тысячелетиями оно постепенно познает, чем можно заманить к себе людей.
How?	Чем?
By growing houses.	Выстроив дома.
That's right.	Правильно.
By growing houses right out of its roots, lovely houses that human beings can't resist living in.	Выстроив, вернее вырастив дома из своих собственных корней; домики, настолько очаровательные, что человеческие существа не могли устоять перед соблазном поселиться в них.
You see it now, don't you, Wright?	Теперь-то вы понимаете. Райт?
You see now, don't you, why the crude sap carried more nutrients than the tree needed, why the elaborated sap was so rich in oxygen and carbohydrates. The tree was trying to sustain more than just itself; it was trying to sustain the village, too.	Дерево старалось поддержать не только себя, оно пыталось поддержать и существование деревни.
But it couldn't any longer-thanks to the eternal selfishness and the eternal stupidity of man."	Но это ему уже не удавалось из-за низменной человеческой глупости и эгоизма.
Wright looked stunned.	Райт был потрясен.
Strong took his arm and they walked back to the bar together.	Стронг взял его за руку, и они вместе вернулись к бару.
The faces of the colonists were like gray clay.	Лица колонистов казались вылепленными из серой глины.
The mayor was still staring at the ragged dent in the bar.	Мэр по-прежнему тупо смотрел на вмятину в стойке.
"Aren't you going to buy the man who saved your beloved village another drink?" Strong asked.	- Может вы поднесете еще стаканчик человеку, который спас вашу обожаемую деревню? -спросил Стронг.
The mayor did not move.	Мэр не шелохнулся.
Wright said: "The ancients must have known about the ecological balance-and converted their knowledge to superstition.	- Должно быть, древние знали об экологическом балансе и облекли свои знания в форму суеверия,- сказал Райт.
And it was the superstition, not the knowledge, that got handed down from generation to generation.	- И именно суеверие, а не знание переходило из поколения в поколение.

When the race matured, they did the same thing all races do when they grow up too fast: they completely disregarded superstition.	Возмужав, они поступили точно также, как все слишком быстро развивающиеся человеческие общества: они полностью пренебрегли суевериями.
And when they eventually learned how to use metals, they built sewage disposal systems and incinerators and crematories.	Научившись со временем обрабатывать металлы, они выстроили заводы по обеззараживанию сточных вод, мусоросжигательные печи и крематории.
They spurned whatever systems the trees had provided and they turned the ancient burial grounds at the trees' bases into community squares.	Они отвергли все системы ликвидации отходов, которыми их когда-то обеспечивали деревья, и превратили древние кладбища у подножия деревьев в деревенские площади.
They upset the ecological balance."	Они нарушили экологический баланс.
Strong said: "Without knowing it.	- Они не ведали, что творят, - сказал Стронг.
And when they finally found out, it was too late to restore it.	- А когда они поняли, к чему это привело, восстанавливать его было уже слишком поздно.
The trees had already begun to die, and when the first tree did die and the first village started to rot away, they were appalled.	Деревья уже начали умирать, и когда окончательно погибло первое дерево и начала гнить первая деревня, их обуял ужас.
Probably the love of their houses had been inbred in them so strongly that without their houses they were lost.	Быть может, привязанность к своим домам настолько вошла в их плоть и кровь, что они потеряли голову.
And apparently they couldn't even bear to see their houses die.	И не исключено, что они просто не смогли вынести, как эти дома умирали у них на глазах.
That's why they migrated to the northern barrens.	Поэтому они ушли в северные пустыни.
That's why they either starved or froze to death in the death-caves or committed mass-suicide ..."	Поэтому они умерли от голода или замерзли в Пещерах Смерти, а может, все вместе покончили жизнь самоубийством...
Blueskies said: "Fifty million of them there were, the great, shaggy, magnificent beasts, dwelling on the fertile plains where now the Great North American Desert lies.	- Их было пятьдесят миллионов, пятьдесят миллионов косматых величественных животных, обитавших в тех плодородных долинах, где ныне простирается Великая Северо-Американская пустыня, - сказал Блюскиз.
And the grass that sustained them was green, and they returned the grass to the earth in their dung, and the grass grew green again.	- Трава, которой они питались, была зеленой - они возвращали ее земле в своем помете, и трава, зеленела вновь.
Fifty million!	Пятьдесят миллионов!
And when the white men finished the slaughter, five hundred remained."	А к концу бойни, устроенной белыми людьми, их осталось пятьсот.
Wright said: "This must have been one of the last villages to go 'modern.'	- Как видно, из всех деревень, эта модернизировалась последней, - сказал Райт.
Even so, the tree must have been dying for years before the colonists came.	- И все же дерево начало умирать за много лет до прихода колонистов.
That's why the village is rotting away so fast now."	Поэтому-то деревня теперь гниет с такой быстротой.

Strong said: "The tree's death accelerated the deterioration-process.	- Гибель дерева ускорила процесс разложения, -сказал Стронг.
There probably won't be a house standing in another month . . . But the tree might have lived another hundred years if they hadn't been so anxious to preserve their damned real estate.	- Вряд ли хоть один домик простоит больше месяца... Но дерево могло бы прожить еще лет сто, если бы они так не тряслись за свою проклятую недвижимую собственность.
It takes a long time for a tree the size of that one to die ... And the color of the sap-I think I understand that now, too.	Деревья таких размеров умирают очень медленно... А цвет сока - думаю, что я теперь понял и это.
Our consciences provided the pigment ... In a way, though, I think she ... I think it wanted to die."	Его окрасила наша совесть... Однако мен кажется, что в каком-то смысле она... оно хотело умереть.
Wright said: "The colonists will still exploit the land.	- И все же несмотря ни на что, колонисты будут возделывать землю, - сказал Райт.
But they'll have to live in mud huts while they're doing it."	- Но теперь им придется жить в землянках.
Strong said: "Perhaps I performed an act of mercy-" Suhre said: "What're you two talking about?"	- Кто знает, может быть я совершил акт милосердия... - сказал Стронг. - О чем это вы оба толкуете? - спросил Сухр.
Blueskies said: "Fifty million of them.	- Их было пятьдесят миллионов, - сказал Блюскиз.
Fifty Million!"	- Пятьдесят миллионов!