Помоги проекту - поделись книгой:
Кто бы ни утверждал, что жизнь справедлива, должно быть, меня в расчет не брал. В детстве я была мечтательницей. Маленькая девочка с черными, как вороново крыло, подпрыгивающими косичками, которая была убеждена, что в один прекрасный день Джуд Макинтайр, мое увлечение со второго класса, обратит на меня внимание и поймет, что я девочка, а не один из мальчишек. Я надеялась, что однажды он обратит на меня свои бледно-голубые глаза и весь мой мир перевернется. Он будет носить меня на руках на закате солнца, вместе мы проживем удивительную жизнь и родим от двух до пяти малышей.
Но это была всего лишь сказка, а сказки не становятся явью. Во всяком случае, не для таких людей, как я.
К тому времени, когда мне исполнилось восемь, мой мир, каким я его знала, начал рушиться, а мечты о мальчиках, замужестве и детях испарились. Единственной моей заботой было делать счастливым папу и молить Бога о том, чтобы он послал нам еще один хороший день.
За две недели до моего восьмого дня рождения врач диагностировал маме неоперабельную опухоль головного мозга. Он дал ей два года. Она же ушла менее чем через шесть месяцев.
После этого ничего не имело значения, кроме как проживание каждого последующего дня. Если Джуд Макинтайр или любой другой из мальчишек вообще замечали мое существование, я не знала об этом. Я была слишком занята тем, чтобы человек, который носил меня на плечах и рассказывал глупые анекдоты за обеденным столом, не зачах. После маминой смерти отец ушел в себя. Он ходил на работу только потому, что нужно было оплачивать счета. Он ел только по привычке, и его пустой взгляд, который никогда не исчезал, заставлял меня задуматься, пробовал ли он то, что я клала перед ним.
Отец умер от естественных причин вскоре после моего восемнадцатилетия.
Я бы сказала, что это из-за разбитого сердца.
Он продержался достаточно долго лишь для того, чтобы убедиться, что я уже повзрослела, а затем отпустил это все, чтобы быть с мамой. Я не могу сказать, что виню его. Я тоже скучаю по ней. Я скучаю по ним обоим. Но сейчас не время для слез. Что сделано, то сделано. Теперь моя единственная забота — пробить себе путь сквозь минное поле под названием "жизнь", и я достигаю цели единственным известным мне способом.
Шторы от потолка до пола скрывают мою фигуру от любопытных глаз, как и выбранная мной песня, что звучит в динамиках, но я могу чувствовать их: касания, страстное желание, томление... Все для меня.
Это чувство пугало меня до смерти. Уязвимость. Разоблачение. Но все это уже давно прошло. Теперь единственное, что я чувствую, — это напряжение.
Быть стриптизершей не было моей целью в жизни. Отнюдь нет. Если бы родители увидели меня сейчас, они бы точно не гордились той, кем стала их дочь, но эта работа — ключ к моему выживанию. Обслуживая столики, много не заработаешь, но, снимая одежду, я уверенна, что оплачу счета и не окажусь на улице. Как ни крути, а студенческое общежитие не дешевое. В качестве бонуса, благодаря чаевым, которые я поднакопила, я оплачу свое обучение в полном размере, пока получу свою ученую степень.
В данный момент, стриптиз — это решение, которое я приняла, так как ничто другое не имеет смысла. И, честно говоря, мне нравится быть частью этого.
Чувственный ритм "I feel perfect" группы "Porcelain and the Tramp" гласит, что шоу вот-вот начнется. Я стою в центре сцены, ноги слегка расставлены, и фокусирую свой взгляд на темных шторах. На один длительный момент я по-прежнему окутана покровом темноты. Когда вступительная часть заканчивается, меня освещает ярко-красный прожектор, и мои ноги начинают двигаться. Пока я медленно двигаюсь вперед, волоча за собой свои длинные ноги, у меня нет возможности видеть зрителей, но я могу чувствовать их.
Так я это и проделываю. Я застенчива от природы, но рано поняла, что если смогу не замечать взглядов, наблюдающих за мной, то смогу полностью отдаться во власти танца. В конце выступления я хватаюсь за мерцающий серебряный шест и вращаюсь, прижавшись к нему спиной. Фигуры, укрытые тенью, наблюдают за каждым моим движением, когда я начинаю кружиться в темноте, я в недосягаемости для них, но они умоляют меня продолжать. Медленно я скольжу вниз по металлическому шесту, мои ноги согнуты в коленях и широко разведены, открывая взгляду блестящую золотую полоску, которая служит барьером между взглядами окружающих и наиболее интимной частью меня.
Есть что-то волнующее в том, что я обнажаюсь для посторонних глаз. Это — уверенность, что все их взгляды сосредоточены на мне, на каждом моем движением, сколь бы мало оно ни было, и что я воздействую на них. Все это дает мне чувство контроля, власти. Я толкаю этих людей на грань, испытывая пределы их силы воли, ведь единственное, что они могут, — это наблюдать.
И дать мне свои деньги.
Опускаясь на колени, я ползу по сцене. Я одета в золотистый эластичный наряд, от чего с каждым движением моя грудь качается, создавая гипнотический эффект. Мужчины в восторге от груди, и, к счастью, у меня уж точно есть, что выставить напоказ.
В нескольких футах от конца сцены, оценивая нужное расстояние, я скольжу руками крест-накрест по жесткой прохладной поверхности, как кошка. Встречаясь глазами с темнотой, я знаю, что любой, кто находится на противоположной стороне, встречает мой взгляд с напряженным желанием. Расслабляя спину, я поднимаю руки над головой и вытягиваю свои длинные ноги вверх, широко раздвинув их, а затем снова плотно сжимая. Моя спина выгибается дугой, поднимая грудь вверх. Представление того, как, должно быть, я выгляжу со стороны — почти обнаженная, убогая и нуждающаяся, мое тело двигается и выгибается, призывая взять меня прямо здесь и сейчас — заставляет меня испытывать бессмысленную тревогу. Как будто той немногой одежды, что сейчас на мне, становится слишком много, и она хочет задушить меня.
Нет, я не эксгибиционистка, но бывают ситуации, как эта, когда почти непреодолимая необходимость отойти от своих собственных границ угрожает уничтожить меня. Мне приходится прикладывать все усилия, чтобы остановиться.
Поворачиваясь на живот, я становлюсь на колени, затем вновь тянусь к шесту и подтягиваюсь. Опираясь обеими руками, я поднимаюсь с пола и поднимаю вверх обе ноги, рисуя ими полный круг. Сцену заваливают деньгами, и я чувствую, как моя улыбка расширяется — медленно и соблазнительно.
Это происходит, когда я начинаю ощущать Его присутствие.
Я заметила Его в свой первый рабочий вечер около пяти месяцев назад, прежде чем осознала важность освещения. Он придерживается передней части комнаты, занимая каждый раз один и тот же столик в одном и том же неосвещенном углу. Из того, что я все же могу сказать: у него длинные ноги, он высокий, и у него темные, почти черные волосы. Аура влиятельности, которая его окутывает, помогает мне распознать в нем знатока. Не смотря на то, что он бывает то в джинсах, то в широких брюках, в поло или джемперах на кнопках, помнится, мне он кажется похожим на тип парней, которым стоит носить деловые костюмы — строгие, дорогие и сшитые на заказ.
Он обычно не задерживается надолго, но он, безусловно, человек привычки. В общей сложности я видела его четыре раза, прежде чем комната начинала погружаться во тьму, я лишь немного чувствовала его присутствие, но никогда не упускала из виду небольшой стакан чистого виски, наполненный на два пальца. Мой желудок трепещет, вспоминая его темные, проницательные глаза, сосредоточенные лишь на мне, на каждом моем движении, каждом шаге, читающие мое тело как книгу. Никогда в жизни я не была более возбужденной, чем в тот день, когда увидела его — идеального незнакомца.
Он является причиной того, почему сейчас я выступаю под покровом темноты. Я знаю, что если увижу его глаза, устремленные на меня, то никогда не смогу пережить свое выступление без возбуждения.
Временами, как сейчас, мне хочется станцевать приватный танец. Шанс личной и близкой встречи с моим загадочным незнакомцем, хотя незнание только возбуждает мой интерес.
Расспрашивать о Нем — не вариант. Я дала себе установку не сближаться с персоналом. Это не то место, в котором мне бы хотелось заводить друзей. Я здесь, чтобы станцевать, получить быстрые деньги и пойти домой. Нет, люди, которых я выбираю для своего окружения, стильные, умные, и их точно не найдут мертвыми в таком месте, как это. Если бы кто-то узнал, на что я иду для того, чтобы жить... Я не уверенна, что произошло бы, но проверять не хочу.
Чувствуя, как Он наблюдает за мной, я ощущаю знакомый трепет, что щекочет мои внутренние органы. Настоящее тепло проходит сквозь мои конечности, наполняя живот, и проходит вниз, когда я представляю те темные глаза. О чем Он думает сейчас? Воображает ли Он меня так же, как я воображаю его: его руки на моих бедрах, его горячий рот пробует на вкус мою кожу? Прижимаясь грудью к шесту, я рисую круг вовнутрь, молча посвящая этот танец Ему.
Я собрала много сил с тех пор, как начала танцевать, и сейчас использую эту силу, чтобы подтянуться всем телом на шест. Ухватившись за него ногами, я зажимаю ноги в лодыжках и отпускаю свои руки. Выгибаясь дугой назад, мое тело скользит вниз до тех пор, пока я не вишу вниз головой, держась одними лишь ногами. Мои длинные черные волосы метут пол, нежный изгиб шеи обнажен, гравитация притягивает мою полную грудь, округляя ее, результат является ничем другим, как эротичным. Когда я рукой провожу по своей возбужденной коже, представляю, что это его рука ласкает меня, и ловлю себя на мысли, что надеюсь, будто он делает то же самое.
Когда танец окончен, я собираю деньги и спешу за сцену как раз до того, как загораются огни. Перед тем как нырнуть за занавес, я быстро бросаю взгляд в угол комнаты. И начинаю задыхаться, когда его глаза — темные озера — встречаются с моими. Мои ноги продолжают нести меня в безопасное место, но я не пропускаю соблазнительного изгиба его губ, равно как и многообещающее подмигивание, которое он посылает мне.
Я дважды стучусь в дверь костяшками пальцев — два быстрых стука. Это наш сигнал. Иногда я притворяюсь, что эта маленькая игра, в которую мы играем, помогает сохранить интимность нашей жизни, но в действительности мужчина за дверью скорее одержим секретностью. Не сложно догадаться почему.
Черт дернул меня принять Его приглашение, но я прихожу сюда каждый второй вторник и каждое первое воскресенье месяца с тех пор, как он заинтересовался моим графиком. Он не знает обо мне ничего, я не знаю о Нем ничего, за исключением того, что он любит контроль, время от времени выпить стакан виски и что трахается он как бог.
Если бы мне пришлось разъяснять это, то звучало бы все как сумасшествие. По правде говоря, я понятия не имею, как здесь очутилась. Так случилось однажды и теперь происходит постоянно. И я не собираюсь останавливаться в ближайшее время.
Он может быть женат. У него могут быть дети. Он может быть наркоторговцем. У меня нет возможности узнать этого, но я точно знаю, что те несколько часов, которые я провожу в его постели, — одни из лучших и самых волнующих моментов в моей жизни. По крайней мере, когда я стану старой и седой, я смогу сказать, что жила.
Дверь приоткрывается, не показывая ничего, кроме темноты, и меня затягивает внутрь сильная, неподатливая рука. Волнение уходит, когда я оборачиваюсь и спиной прижимаюсь к двери, закрывая ее.
Меня сокрушают жесткие, настойчивые губы, а горячий, влажный язык протискивается сквозь мои зубы. Я стону без капли стыда, когда роняю свой клатч на пол, а руками погружаюсь в короткие тонкие волосы, которые, я точно знаю, черны, как ночное небо.
Мой мужчина-загадка всегда чувствует голод после того, как наблюдает за моим танцем.
Расстегнув пуговицу на моих джинсах, он просовывает руку в трусики и стонет, когда его пальцы раздвигают влажные складочки моей киски.
— Черт возьми. Всегда такая влажная, — бормочет он, кусая мою челюсть, и продвигается вниз к шее.
Я всегда готова к подобному для Него. Может быть это потому, что он — мой единственный источник сексуальной разрядки, не считая моих пальцев, после того как я порвала с Эли в прошлом семестре, а может потому, что он так находчив в постели. Но правда в том, что часть меня получает огромное удовольствие от таинственности. Наш секс — это просто секс. Дикий и грязный, страстный и откровенный. Отбрось таинственность — и ты все это теряешь. Быть может, не прямо сейчас, но однажды.
Отношения почти всегда имеют свой срок. Я не настолько наивна, чтобы думать, что наше соглашение это минует, но, по крайней мере, я ничего не потеряю в процессе. Когда я наскучу своему мужчине-загадке, полагаю, я просто не увижу его вновь.
Я должна быть сосредоточенной на том, что он делает со мной прямо сейчас. Мы не так много времени проводим вместе, и я не хочу пропустить ни секунды.
Я чувствую, как Он опускается на колени, я сбрасываю свои туфли. Я наслаждаюсь чувством, когда его сильные руки поглаживают меня, терпеливо продвигаясь вниз по бокам к моим бедрам, стягивая при этом вниз мои джинсы. Затем мои штаны оказываются стянутыми вниз с лодыжек и с громким шлепком падают где-то в комнате. Мои трусики следуют за ними, и, в мгновение ока, я ощущаю волшебный жар его рта, что накрывает меня.
Запустив пальцы ему в волосы, я прижимаю Его к себе, в то время как он посасывает мой клитор, дотрагиваясь до него губами, и наслаждается происходящим. Ему нравится это. Это первое, с чего он начинает, всегда, и кто я такая, чтобы отказывать ему в этом удовольствии?
Когда его пальцы толкаются вверх внутри меня, я закатываю глаза и приподнимаю таз, стараясь поднести ближе ту маленькую частичку себя, которая нуждается в Его внимании. Но он не в настроении сегодня играть долго. Должно быть, тяжелая неделя. Разумеется, это всего лишь мои догадки, так как мы никогда не разговариваем. Ни о чем.
Я даже не знаю его имени, а он не знает моего. Как я уже говорила, мы практически ничего не знаем друг о друге. Секс — это все, что связывает нас. Фантастический, меняющий жизнь секс.
Я хныкаю, протестуя, когда его пальцы и рот покидают мое тело и он поднимается. В косых отблесках света, идущих через окно в другом конце комнаты с видом на реку, я вижу, что он по-прежнему сильно возбужден. На нем темный костюм свободного кроя. Я хочу сорвать его и пробежаться руками по каждой его точеной мышце, скрытой под костюмом.
Свет падает на его хищную улыбку с белыми зубами, будто светящимися в темноте, когда он вытирает пальцами свой рот.
— Раздевайся и залезь на кровать, задом к верху.
Я вздрагиваю от грубых ноток в его голосе и спешу сделать, как он говорит. Этот голос преследует меня в моих фантазиях — темных и гладких, словно ликер, который он пьет. Я буду делать все, что он хочет до тех пор, пока он будет этого требовать.
Стоя с поднятой задницей кверху, смотрю через плечо, как он снимает свою одежду и становится позади меня. Когда он тыльной стороной своей ладони проводит от основания моего позвоночника к затылку, у меня по всей коже бегут мурашки, затем наматывает часть моих длинных черных волос себе на кулак и дергает мою голову назад.
Хватая меня за бедро другой рукой, он толкается мне в спину своей напряженной эрекцией.
— Я соскучился по этому заду. Тебе понравилось дразнить меня на сцене?
Я вскрикиваю, когда его рука со свистом обрушивается на меня, а кожа начинает саднить от силы его удара.
— Да, — выпаливаю я, толкая бедра выше.
Он шлепает меня еще раз, и, клянусь, голова у меня идет кругом. Как я уже говорила, между нами дикая страсть. Мы знаем, что не преданы друг другу, но ему нравится поддразнивать, будто мы являемся таковыми. Это игра, в которую мы играем.
— Тебе нравится трясти этими сиськами и этой задницей перед всеми теми потными, похотливыми засранцами, не так ли? Ты балдеешь от этого.
— Да, — стону я, когда его рука скользит между моих ног, теребя мою киску.
Если бы он не так сильно держал меня за волосы, то я бы уже давно уронила голову на кровать. Мои ноги дрожат, когда я чувствую, как он проводит головкой члена от клитора к попке.
— Осмелишься ли ты сегодня, детка?
Я напрягаюсь, понимая, о чем он меня просит. Это единственное, что до сих пор я еще не позволяла ему сделать, и я не уверенна, что готова попробовать. Просто это бы означало другой уровень для наших грязных секс-вечеринок, хоть я и так уже продвинулась на ступеньку выше с его последнего визита после того, как позволила ему трахнуть себя у окна среди бела дня, чтобы весь город видел нас. И если мы сбавим темп, боюсь, мы с ним расстанемся.
Его низкий смех врывается в мои мысли.
— Ты слишком долго думаешь. Значит, я все решу за тебя. Сегодня без анала, но в следующий раз я хочу в эту тугую дырочку.
Я все еще не оправилась от его слов, когда он резко входит в меня, толкаясь со всей силы.
Секс с моим мужчиной-загадкой всегда грубый. Он жестокий, быстрый, и иногда после него на моем теле остаются метки. Например, я знаю, что завтра кожа головы будет болеть. Он оседлывает меня, как ковбой своего жеребца, дергая и дергая меня за волосы так сильно, что трудно сосредоточиться на его твердом члене у меня между ног. От его хватки на бедре, думаю, тоже останутся синяки. Хотя я всегда наслаждаюсь тем, как сила его тела врезается в меня. Это наша связь. До тех пор, пока он глубоко внутри меня, я могу притворяться, что он мой.
— Потрогай себя, — приказывает он сквозь стиснутые зубы.
Он близок к тому, чтобы кончить, и если я не поиграю со своей киской, то останусь ни с чем. Я поняла довольно быстро, что это он выбирает, когда и как мне испытать оргазм. Иногда он уделяет мне дополнительное время и проявляет желание подарить мне наслаждение. В остальное же время, как и сегодня, он играет и затем входит в меня. Он не ждет. Если я не позабочусь об этом сейчас, то сделаю это позже, когда буду одна в своей постели.
Дело в том, и ни один роман не поведает вам об этом, что иногда женщина просто не способна кончить, как бы сильно она ни пыталась. Она может концентрироваться на этом до посинения или расслабиться и ждать, пока он настанет, но это все шутки. Оргазм — это как "ловля яблок"1. Иногда вам удается выловить одно, но в большинстве случаев, вы просто остаетесь с мокрыми волосами, размазанной косметикой и болью в спине.
И сегодня, независимо от того, как сильно я стараюсь, не могу кончить. Таким образом, я делаю то, что бы сделала любая женщина для своего мужчины, которая хочет порадовать его, — я притворяюсь.
— Ооо... дааа, — издаю я стон в простынь, в самом деле хватаясь за край, когда сжимаю внутренние стенки влагалища.
Он кончает почти сразу, при этом бормочет что-то, когда входит в меня. Спасибо, бл*ть, за контроль рождаемости и презервативы. Он настолько велик и мощен, что было бы глупо не согнуться в три погибели.
Он обрушивается сверху на меня, мои руки бессильно падают под его весом. Единственным звуком в комнате в течение нескольких минут после этого является наше учащенное дыхание и стук моего сердца, отдающийся в ушах из-за борьбы за достаточное количество кислорода.
Наконец, давление отступает, так как мой мужчина-загадка откатывается в сторону. Из ниоткуда я слышу громкий шлепок и сразу чувствую резкое жжение на своей заднице.
— Твою ж мать! — визжу я, не будучи уже в своем сексуально-затуманенном бреду.
В этот раз он хлестнул со всей силы. Соскакивая с кровати, я держусь за ягодицы и смотрю на него взглядом, полным ненависти.
Его улыбка выражает непокорность и вызов.
Поделиться книгой: