Небо - английский и русский параллельные тексты

R. A. Lafferty	Р. А. Лафферти
Sky	Небо (Перевод Сергея Гонтарева)
The Sky-Seller was Mr. Furtive himself, fox-muzzled, ferret-eyed, slithering along like a snake, and living under the Rocks.	Небом торговал лично мистер Фуртиф, с лицом лисы, глазами хорька, скользящий, словно змея, и живущий под Скалами.
The Rocks had not been a grand place for a long time.	Скалы давно перестали быть символом процветания.
It had been built in the grand style on a mephitic plot of earth (to transform it), but the mephitic earth had won out.	Грандиозный комплекс построили на вредном участке земли (чтобы преобразить его), но вредная земля одержала победу.
The apartments of the Rocks had lost their sparkle as they had been divided again and again, and now they were shoddy.	Апартаменты Скал теряли свой блеск по мере того, как их делили, вновь и вновь, на каморки.
The Rocks had weathered.	Скалы выветрились.
Its once pastel hues were now dull grays and browns.	Их прежние пастельные тона сменились на скучно-серые и коричневые.
The five underground levels had been parking places for motor vehicles when those were still common, but now these depths were turned into warrens and hovels.	Пять подземных уровней, служивших в лучшие времена парковкой для автомобилей, теперь были превращены в перенаселенные клети и ниши.
The Sky-Seller lurked and lived in the lowest and smallest and meanest of them all.	Продавец неба жил в самой нижней, самой маленькой и самой дальней из них.
He came out only at night.	Он выходил исключительно ночью.
Daylight would have killed him; he knew that.	Дневной свет убил бы его: мистер Фуртиф это знал.
He sold out of the darkest shadows of the night.	Он торговал под покровом самых темных ночных теней.
He had only a few (though oddly select) clients, and nobody knew who his supplier was.	У него было всего несколько (причем странно подобранных) клиентов, и никто не знал, кто его поставщик.
He said that he had no supplier, that he gathered and made the stuff himself.	Сам он утверждал, что не имеет поставщика, что собирает и производит товар сам.
Welkin Alauda, a full-bodied but light-moving girl (it was said that her bones were hollow and filled with air), came to the Sky-Seller just before first light, just when he had become highly nervous but had not yet bolted to his underground.	Велкин Алауда, пышная, но легкая в движениях девушка (говорили, что ее кости пустотелые и заполнены гелием), пришла к торговцу небом перед самым рассветом, когда он уже начал нервничать, но еще не сбежал в подземелье.
"A sack of Sky from the nervous mouse.	- Мешочек неба от слабонервной мыши.
Jump, or the sun will gobble your house!" Welkin sang-song, and she was already higher than most skies.	Беги, или солнце поглотит твой дом! - пропела Велкин. Она была уже выше самих небес.
"Hurry, hurry!" the Sky-Seller begged, thrusting the sack to her while his black eyes trembled and glittered (if real light should ever reflect into them he'd go blind).	- Скорее, скорее! - поторопил торговец небом, протягивая ей мешочек. Его черные глаза дрожали и поблескивали (если бы настоящий свет когда-нибудь отразился в них, он бы ослеп).

Welkin took the sack of Sky, and scrambled money notes into his hands which had furred palms. (Really?	Велкин взяла мешочек с небом и сунула купюры в мохнатые ладони продавца. (Правда?
Yes, really.)	Да, правда.)
"World be flat and the Air be round, wherever the Sky grows underground," Welkin intoned, taking the sack of Sky and soaring along with a light scamper of feet (she hadn't much weight, her bones were hollow).	- Будь плоским, мир, будь мягким, воздух, там, где небо растет под землей, - пропела речитативом Велкин, пряча мешочек и упархивая вприпрыжку (у нее не было излишка веса, ее кости были полые).
And the Sky-Seller darted headfirst down a black well-shaft thing to his depths.	А продавец неба ринулся головой вперед в черный колодец шахты.
Four of them went Sky-Diving that morning, Welkin herself, Karl Vlieger, Icarus Riley, Joseph Alzarsi; and the pilot was-(no, not who you think, he had already threatened to turn them all in; they'd use that pilot no more)-the pilot was Ronald Kolibri in his little crop-dusting plane.	Этим утром на скай-дайвинг пришли четверо: сама Велкин, Карл Влигер, Икарус Райли и Джозеф Олзарси. Плюс пилот - нет, не тот, на кого вы подумали, тот уже пригрозил сдать их всех; они больше не пользовались его услугами, -плюс пилот Рональд Колибри со своим маленьким самолетом для опыления посевов.
But a crop-duster will not go up to the frosty heights they liked to take off from.	Но самолет-опылитель не поднимется к морозным высотам, откуда они любили прыгать.
Yes it will - if everybody is on Sky.	Да нет же, он поднимется - если все на небе.
But it isn't pressurized, and it doesn't carry oxygen.	Но он не герметичен и не оснащен запасом кислорода!
That doesn't matter, not if everybody is on Sky, not if the plane is on Sky too.	Не имеет значения, если все на небе, если самолет на небе тоже.
Welkin took Sky with Mountain Whizz, a carbonated drink.	Велкин приняла небо с газированным "Маунтин Весс".
Karl stuffed it into his lip like snuff.	Карл втер его в губу, как нюхательный табак.
Icarus Riley rolled it and smoked it.	Икарус Райли скатал и засмолил.
Joseph Alzarsi needled it, mixed with drinking alcohol, into his main vein.	Джозеф Олзарси вколол, смешав с алкогольным напитком, в самую большую вену на пенисе.
The pilot, Ronny, tongued and chewed it like sugar dust.	Пилот Ронни - слизывал и жевал, словно сахарную пудру.
The plane named Shrike took it through the manifold.	Самолет по имени Сорокопут принял небо через топливопровод.
Fifty thousand feet - you can't go that high in a crop-duster.	Пятьдесят тысяч футов - вам не подняться так высоко на кукурузнике.
Thirty below zero - Ah, that isn't cold!	Тридцать ниже нуля - ах, это не холодно!
Air too thin to breathe at all - with Sky, who needs such included things as air?	Воздух слишком разрежен, чтобы дышать вообще, - с небом кому нужны такие дополнительные услуги, как воздух для дыхания?
Welkin stepped out, and went up, not down.	Велкин шагнула наружу - и полетела вверх, не вниз.
It was a trick she often pulled.	Она часто демонстрировала этот фокус.

She hadn't much weight; she could always get higher than the rest of them.	Она мало весила и всегда могла подняться выше, чем остальные из ее компании.
She went up and up until she disappeared.	Она поднималась все выше и выше, пока не растворилась в небе.
Then she drifted down again, completely enclosed in a sphere of ice crystal, sparkling inside it and making monkey faces at them.	Потом она спустилась обратно, полностью замкнутая в сферу из ледяного кристалла, сверкая внутри него и строя рожи остальным.
The wind yelled and barked, and the divers took off.	Ветер завывал и обжигал кожу, и дайверы прыгнули.
They all went down, soaring and gliding and tumbling; standing still sometimes, it seemed; even rising again a little.	Они все пошли вниз, планируя, скользя по воздуху и кувыркаясь; иногда замирая неподвижно - так казалось; даже поднимаясь немного вверх.
They went down to clouds and spread out on them; dark-white clouds with the sun inside them and suffusing them both from above and below.	Они спустились к облакам и рассыпались по ним; темно-белые облака с солнцем внутри, покрывающим их румянцем и сверху, и снизу.
They cracked Welkin's ice-crystal sphere and she stepped out of it.	Они раскололи ледяную сферу Велкин, и она выбралась наружу.
They ate the thin pieces of it, very cold and brittle and with a tang of ozone.	Они ели тонкие кусочки льда, очень холодные, хрупкие, с запахом озона.
Alzarsi took off his shirt and sunned himself on a cloud.	Олзарси снял футболку и загорал на облаке.
"You will burn," Welkin told him.	- Сгоришь, - крикнула ему Велкин.
"Nobody burns so as when sunning himself on a cloud."	- Нигде так не сгорают, как на облаке.
That was true.	Это точно.
They sank through the black-whiteness of these clouds and came into the limitless blue concourse with clouds above and below them.	Они провалились сквозь темную белизну облаков и вылетели на безграничный голубой простор с облаками сверху и снизу.
It was in this same concourse that Hippodameia used to race her horses, there not being room for such coursers to run on earth.	Это было то самое место, которое использовала Гипподамия[15] для забегов на колесницах ввиду отсутствия подобного простора на земле.
The clouds below folded up and the clouds above folded down, forming a discrete space.	У горизонта нижние облака загибались вверх, а верхние облака загибались вниз, образуя замкнутое пространство.
"We have our own rotundity and sphere here," said Icarus Riley (these are their Sky-Diver names, not their legal names), "and it is apart from all worlds and bodies.	- Здесь у нас собственная область неба, - сказал Икарус Райли (это были их ненастоящие, скай-дайверские имена), - и она обособлена от всех миров и людей.
The worlds and bodies do not exist for as long a time as we say that they do not exist.	Миры и люди не существуют до тех пор, пока мы утверждаем, что они не существуют.
The axis of our present space is its own concord.	Ось нашего нынешнего пространства - его собственная гармония.
Therefore, it being in perfect concord, Time stops."	Следовательно, пока оно в идеальной гармонии, время не движется.

All their watches had stopped, at least.	По крайней мере, все их часы остановились.
"But there is a world below," said Karl.	- Однако внизу есть мир, - сказал Карл.
"It is an abject world, and we can keep it abject forever if we wish.	- Жалкий мир, и мы можем сохранять его таким вечно, если пожелаем.
But it has at least a shadowy existence, and later we will let it fill out again in our compassion for lowly things.	Хоть и призрачно, но он существует, и мы из сострадания позволим ему позже стать реальным.
It is flat, though, and we must insist that it remain flat."	Пока же он - плоский, и мы должны настаивать, чтобы он таким и оставался.
"This is important," Joseph said with the deep importance of one on Sky.	- Это важно, - произнес Джозеф с глубокой значительностью человека, вещающего на небе.
"So long as our own space is bowed and globed, the world must remain flat or depressed.	- До тех пор пока наше собственное пространство искривлено и замкнуто, мир должен оставаться плоским или вогнутым.
But the world must not be allowed to bow its back again.	Нельзя позволить ему выгнуть спину обратно.
We are in danger if it ever does.	Если это случится, мы в опасности.
So long as it is truly flat and abject it cannot crash ourselves to it."	До тех пор пока он истинно плоский и жалкий, разбиться о него невозможно.
"How long could we fall," Welkin asked, "if we had not stopped time, if we let it flow at its own pace, or at ours?	- Как долго могли бы мы падать, - спросила Велкин, - если бы не остановили время, если бы позволили ему течь в его собственном темпе или в нашем?
How long could we fall?"	Как долго могли бы мы падать?
"Hephaestus once tumbled through space all day long," Icarus Riley said, "and the days were longer then."	- Гефест однажды падал сквозь пространство целый день, - ответил Икарус Райли, - и дни были более чем длинные.
Karl Vlieger had gone wall-eyed from an interior-turned sexual passion that he often experienced in diving. Icarus Riley seemed to be on laughing gas suddenly; this is a sign that Sky is not having perfect effect.	Карл Влигер вышел окосевшим из внутренней сексуальной страсти, которую он часто испытывал во время дайвинга; Икарус Райли как будто надышался веселящим газом - явные признаки окончания действия неба.
Joseph Alzarsi felt a cold wind down his spine and a series of jerky little premonitions.	Джозеф Олзарси почувствовал спиной холодный ветер и серию отрывистых коротких предчувствий.
"We are not perfect," Joseph said.	- Мы не совершенны, - сказал Джозеф.
"Tomorrow or the next day we may be, for we do approach perfection.	- Завтра или послезавтра мы такими станем, ибо приближаемся к совершенству.
We win a round. And we win another.	Мы выигрываем раунд за раундом.
Let us not throw away our victory today through carelessness.	Давайте не упустим нашу сегодняшнюю победу из-за легкомыслия.
The earth has bowed his old back a little bit, and we make ready for him!	Земля немного выгнула старую спину, поэтому приготовьтесь!
Now, guys, now!"	Теперь, парни, теперь!

Four of them (or maybe only three of them) pulled the rings.	Четверо (или, может быть, только трое) дернули за кольца.
The chutes unpeeled, flowered, and jerked.	Парашюты вышелушились, распустились и рванули стропы вверх.
They had been together like a sheaf in close conversation.	Во время беседы они держались рядышком, как пучок.
But suddenly, on coming to earth, they were spread out over five hundred yards.	Но, внезапно, на подходе к земле, их разбросало на расстояние свыше пятисот ярдов.
They assembled.	Они снова собрались вместе.
They packed their chutes.	Упаковали парашюты.
That would be all the diving for that day.	Дайвинг на сегодня закончился.
"Welkin, how did you pack your chute so quickly?" Icarus asked her suspiciously.	- Велкин, как ты смогла упаковать парашют так быстро? - спросил Икарус с подозрением.
"I don't know."	- Я не знаю.
"You are always the slowest one of us, and the sloppiest.	- Ты же самая медлительная из нас и самая неаккуратная.
Someone always has to re-roll your chute for you before it is used again.	Кому-то все время приходится перепаковывать твой парашют.
And you were the last one to land just now.	Плюс ко всему ты приземлилась последней.
How were you the first one to be packed?	Как ты умудрилась сложить парашют быстрее всех?
How did you roll it so well?	При этом свернуть его так хорошо?
It has the earmarks of my own rolling, just as I rolled it for you before we took off this morning."	Он выглядит, как моя укладка, именно так я свернул его тебе перед сегодняшним вылетом.
"I don't know, Icarus.	- Я не знаю, Икарус.
Oh, I think I'll go up again, straight up."	Ой, кажется, я поднимусь еще раз, прямо вверх.
"No, you've sailed and dived enough for one morning.	- Нет, ты плавала и ныряла достаточно для одного утра.
Welkin, did you even open your chute?"	Велкин, ты точно раскрывала парашют?
"I don't know."	- Я не знаю.
High on Sky, they went up again the next morning.	Они снова поднялись следующим утром, уже будучи высоко на небе.
The little plane named Shrike flew up as no plane had ever flown before, up through Storm.	Маленький самолет, носивший имя Сорокопут, летел ввысь, как ни один самолет не летал раньше, вверх сквозь бурю.
The storm-shrouded Earth shrank to the size of a pea-doogie.	Охваченная бурей земля съежилась до размера горошины.
"We will play a trick on it," said Welkin.	- Мы проделаем с ней фокус, - сказала Велкин.
"When you're on Sky you can play a trick on anything and make it abide by it.	- Будучи на небе, ты можешь проделывать этот трюк с любым объектом, подчиняя его себе.

I will say that the pea-doogie that was the world is nothing.	Я скажу, что горошина, которая была миром, -ничто.
See, it is gone.	Смотрите, она исчезла.
Then I will select another pea-doogie, that one there, and I will call it the world.	Потом я выберу другую горошину, вон ту например, и назову ее миром.
And that is the world that we will come down to in a little while.	И это мир, в который мы скоро спустимся.
I've switched worlds on the world, and it doesn't know what happened to it."	Я переключила миры в мире, и он не понимает, что случилось с ним.
"It's uneasy, though," Joseph Alzarsi spoke through flared nostrils.	- Все же он встревожен, - Джозеф Олзарси говорил, раздувая ноздри.
"You shook it.	- Ты встряхнула его.
No wonder the world has its moments of self-doubt."	Неудивительно, что у мира бывают моменты неуверенности в себе.
They were one million feet high.	Они поднялись до уровня миллион футов.
The altimeter didn't go that high, but Ronald Kolibri, the pilot, wrote out the extended figure in chalk to make it correct.	Альтиметр не был рассчитан на такую высоту, но пилот Рональд Колибри подрисовал дополнительные деления мелком.
Welkin stepped out.	Велкин шагнула наружу.
Karl and Icarus and Joseph stepped out.	Карл, Икарус и Джозеф - следом.
Ronald Kolibri stepped out, but only for a while. Then he remembered that he was the pilot and got back in the plane.	Рональд Колибри тоже шагнул наружу, но вовремя вспомнил, что он пилот, и вернулся в самолет.
They were so high that the air was black and star-filled instead of blue.	На такой высоте небо черное и звездное, а не голубое.
It was so cold that the empty space was full of cracks and potholes.	От сильного холода пустое пространство было полно трещин и выбоин.
They dived half a million feet in no time at all. They pulled up laughing.	Они нырнули на полмиллиона футов вниз за долю секунды и остановились со смехом.
It was invigorating, it was vivifying.	Прыжок бодрил тело и дух.
They stamped on the clouds, and the clouds rang like frosty ground.	Они топтали облака, и те звенели как мерзлый грунт.
This was the ancestral country of all hoarfrost, of all grained-snow and glare-ice.	Это была родина всего заиндевевшего, снежно-зернистого и сверкающе-ледяного.
Here was weather-maker, here was wind-son.	Место, где обитали создатель погоды и ветер-сын.
They came into caves of ice mixed with moraine; they found antler hatchets and Hemicyon bones; they found coals still glowing.	Они вошли в пещеру изо льда, смешанного с мореной;[16] они нашли топоры из оленьих рогов и кости хемициона;[17] они нашли угли, еще горячие.
The winds bayed and hunted in packs through the chasms.	Ветры лаяли и стаями охотились по ущельям.
These were the cold Fortean clouds, and their location is commonly quite high.	Это были холодные мезосферные облака, а их местоположение обычно очень высоко.

They came down below Storm, finding new sun and new air.	Они спустились ниже бури в поисках нового солнца и нового воздуха.
It was pumpkin-summer, it was deep autumn in the sky.	Здесь было бабье лето, глубокая небесная осень.
They dropped again, miles and millennia, to full Sky-summer: the air so blue that it grew a violet patina on it to save the surface.	Они нырнули еще ниже, сквозь мили и тысячелетия, в настоящее небесное лето: воздух здесь был настолько голубой, что покрылся фиолетовой патиной.
Their own space formed about them again, as it did every day, and time stopped.	И снова вокруг них образовалось их собственное пространство, как это происходило каждый раз, и время остановилось.
But not motion!	Но не движение!
Motion never stopped with them.	Движение для них не прекращалось.
Do you realize that nothingness in a void can still be in motion?	Или вы не в курсе, что ничто в пустоте все же может двигаться?
And how much more they of the great centrality!	А уж тем более они в собственном пространстве!
There was Dynamic; there was sustaining vortex; there was the high serenity of fevered motion.	Там была динамика; был поддерживающий вихрь; там была полная безмятежность стремительного перемещения.
But is not motion merely a relationship of space to time?	Но разве движение не является простым взаимоотношением пространства и времени?
No.	Нет.
That is an idea that is common to people who live on worlds, but it is a subjective idea.	Это общая идея для людей, живущих в мирах, но это субъективная идея.
Here, beyond the possible influence of any worlds, there was living motion without reference.	Здесь, за пределами возможного влияния любых миров, существовало безотносительное движение.
"Welkin, you look quite different today," Joseph Alzarsi spoke in wonder.	- Велкин, ты выглядишь сегодня как-то иначе, -удивленно произнес Джозеф Олзарси.
"What is it?"	- Почему?
"I don't know.	- Я не знаю.
It's wonderful to be different and I'm wonderful."	Чудесно быть иной, и я чудесная.
"It is something missing from you," said Icarus.	- Как будто чего-то не хватает, - сказал Икарус.
"I believe it is a defect missing."	- Думаю, не хватает какого-нибудь изъяна.
"But I hadn't any, Icarus."	- Но я лишена изъянов, Икарус.
They were in central and eternal moment, and it did not end, it could not end, it goes on yet.	Они были в главном, вечном моменте, и он не кончался, не мог кончиться, он все длился и длился.
Whatever else seems to happen, it is merely in parentheses to that moment.	Если бы теперь что-то и случилось, то только в скобках к данному моменту.
"It is time to consider again," Icarus mused after a while. There is no time or while in the Moment, but there is in the parentheses. "I hope it is the last time we will ever have to consider.	- Пора обсудить еще раз, - задумчиво произнес Икарус спустя некоторое время. (Нет времени или промежутка времени в моменте, есть только в скобках.) - Надеюсь, это последнее обсуждение.

We, of course, are in our own space and beyond time or tangent.	Мы, разумеется, находимся в нашем собственном пространстве вне времени и его касательной.
But the earth, such as it is, is approaching with great presumption and speed."	Однако земля, какой бы она ни была, приближается с большой вероятностью и скоростью.
"But it's nothing to us!" Karl Vlieger suddenly raged out in a chthonic and phallic passion.	- Но она ничто для нас! - внезапно взорвался Карл Влигер изнутри хтонической и фаллической страсти.
"We can shatter it!	- Мы можем расколотить ее вдребезги!
We can shoot it to pieces like a clay pigeon!	Мы можем разнести ее на куски, как глиняную мишень!
It cannot rush onto us like a slashing dog.	Она не может мчаться на нас, как бешеная собака.
Get down, world!	Стоять, мир!
Heel, you cur!	Рядом, ты, шавка!
Heel, I say!"	Рядом, я сказал!
"We say to one world 'rise' and it rises, and to another one 'heel' and it heels," Icarus Sky-spoke in his dynamic serenity.	- Мы приказываем одному миру "Восходи!", и он восходит, а другому "Рядом!", и он следует по пятам, - небо-высказался Икарус в своей динамичной безмятежности.
"Not yet," Joseph Alzarsi warned.	- Пока еще нет, - предупредил Джозеф Олзарси.
"Tomorrow we will be total.	- Завтра будем готовы абсолютно.
Today we are not yet.	Сегодня пока нет.
Possibly we could shatter the world like a clay pigeon if we wished, but we would not be lords of it if we had to shatter it."	Возможно, мы могли бы разбить мир, как глиняную мишень, если бы пожелали, но мы не станем его хозяевами, если разобьем.
"We could always make another world," said Welkin reasonably.	- Мы всегда можем создать другой мир, - разумно заметила Велкин.
"Certainly, but this one is our testing.	- Безусловно, но этот - наш тест.
We will go to it when it is crouched down.	Мы пойдем к нему, когда он склонит перед нами голову.
We cannot allow it to come ravening to us.	Мы не можем позволить ему наброситься на нас.
Hold!	Стоять!
Hold there, we order you!"	Стоять там, тебе говорят!
And the uprushing world halted, cowed.	И стремительно приближающийся мир испуганно замер.
"We go down," said Joseph.	- Мы спускаемся, - сказал Джозеф.
"We will let it come up only when it is properly broken."	- Мы позволим ему подняться, только когда он будет как следует разрушен.
("And they inclined the heavens and came down.")	("И наклонили они небеса и сошли".)
Once more, three of them pulled the rings.	И снова трое из них дернули за кольца.

And the chutes unpeeled, flowered, and jerked.	Парашюты вышелушились, распустились и рванули стропы вверх.
They had been like a sheaf together in their moment; but now, coming to earth, they were suddenly scattered out over five hundred yards.	Все были вместе, как пучок, в их главном, вечном моменте; но теперь, на подходе к земле, их внезапно разбросало на расстояние более пятисот ярдов.
"Welkin, you didn't have your chute at all today!"	- Велкин, сегодня у тебя вообще нет парашюта!
Icarus gaped with some awe when they had assembled again.	- Икарус глазел на нее с некоторым благоговением, когда они собрались снова вместе.
"That is what was different about you."	- Вот чем ты отличалась от нас.
"No, I guess I didn't have it.	- Да, кажется, у меня его не было.
There was no reason to have it if I didn't need it.	Зачем брать с собой парашют, если он не нужен?
Really, there was never any reason for me to have used one at all, ever."	На самом деле у меня никогда не было причин таскать с собой подержанный парашют.
"Ah, we were total today and didn't know it," Joseph ventured.	- Али, мы были сегодня абсолютно готовы и не знали этого, - Джозеф осмелел.
"Tomorrow none of us will wear chutes.	- Завтра никто не надевает парашюты.
This is easier than I had believed."	Это проще, чем я думал.
Welkin went to the Sky-Seller to buy new Sky that night.	Ночью Велкин пришла к продавцу неба, чтобы купить новую порцию.
Not finding him in the nearer shadows of the Rocks, she went down and down, drawn by the fungoid odor and the echoing dampness of the underground.	Не найдя его в тени Скал, она пошла вниз. Она спускалась все ниже и ниже, окруженная фунгоидным запахом и гулкой сыростью подземелья.
She went through passages that were man-made, through passages that were natural, through passages that were unnatural.	Она шла по проходам, сделанным руками человека, по проходам естественного происхождения и по проходам неестественного происхождения.
Some of these corridors, it is true, had once been built by men, but now they had reverted and became most unnatural deep-earth caverns.	Некоторые из этих коридоров - это правда - были когда-то построены людьми, но потом обветшали и стали самыми неестественными подземными пещерами.
Welkin went down into the total blackness where there were certain small things that still mumbled out a faint white color; but it was the wrong color white, and the things were all of a wrong shape.	Велкин спускалась в абсолютную темноту, туда, где росли маленькие создания, которые безмолвно выжимали из себя бледный белый цвет; но это был неправильный белый цвет, и создания все были неправильной формы.
There was the dead white shape of Mycelium masses, the grotesqueness of Agaricus, the deformity of Deadly Amanita and of Morel.	Мертвенно-белая призрачность ткани мицелия, гротескность шампиньона, деформированность бледной поганки и сморчка.
The gray-milky Lactarius glowed like lightless lanterns in the dark; there was the blue-white of the Deceiving Clitocybe and the yellow-white of the Caesar Agaric.	Серо-розовый млечник светился фонариками в темноте; голубовато-белым отсвечивали говорушки и желто-белым - кесарев мухомор.

There was the insane ghost-white of the deadliest and queerest of them all, the Fly Amanita, and a mole was gathering this.	Нездоровый призрачно-белый свет исходил от самого опасного и эксцентричного из всех из них - мухомора, и его собирал крот.
"Mole, bring Sky for the Thing Serene, for the Minions tall and the Airy Queen," Welkin jangled.	- Крот, принеси неба для ржавого Безоблачного Неба, для гордых фаворитов и королевы воздуха, -нарушила тишину Велкин.
She was still high on Sky, but it had begun to leave her a little and she had the veriest touch of the desolate sickness.	Она была все еще высоко на небе, но оно уже начало покидать ее, и Велкин испытывала все более реальное прикосновение опустошающей слабости.
"Sky for the Queen of the buzzing drones, with her hollow heart and her hollow bones," the Sky-Seller intoned hollowly.	- Неба для королевы жужжащих трутней с ее пустотелым сердцем и пустотелыми костями, -произнес нараспев глухим голосом продавец неба.
"And fresh, Oh I want it fresh, fresh Sky!" Welkin cried.	- И посвежее. О, я хочу свежего, свежего неба! -воскликнула Велкин.
"With these creatures there is no such thing as fresh," the Sky-Seller told her.	- Для этих созданий не существует такого понятия, как свежесть, - возразил продавец неба.
"You want it stale, Oh so stale!	- Ты хочешь его плесневелый. О, такой плесневелый!
Ingrown and aged and with its own mold grown moldy."	Проросший, старый, с плесенью внутри.
"Which is it?" Welkin demanded.	- Который из них? - требовательно спросила Велкин.
"What is the name of the one you gather it from?"	- Как называется тот, из которого ты добываешь небо?
"The Fly Amanita."	- Мухомор.
"But isn't that simply a poisonous mushroom?"	- Но разве это не просто ядовитый гриб?
"It has passed beyond that.	- Не совсем.
It has sublimated.	Он сублимирован.
Its simple poison has had its second fermenting into narcotic."	Его простой яд при повторном брожении образует наркотик.
"But it sounds so cheap that it be merely narcotic."	- Но это же так банально - просто "наркотик".
"Not merely narcotic.	- Не просто наркотик.
It is something very special in narcotic."	Это что-то особое в самом наркотике.
"No, no, not narcotic at all!" Welkin protested.	- Да нет же, совсем не наркотик! - запротестовала Велкин.
"It is liberating, it is world-shattering.	- Это освобождение, это сокрушение мира.
It is Height Absolute.	Это абсолютная высота.
It is motion and detachment itself.	Это движение и сама отрешенность.
It is the ultimate.	Это венец.
It is mastery."	Это мастерство.
"Why, then it is mastery, lady.	- В таком случае это мастерство, леди.

It is the highest and lowest of all created things."	Это самое высшее и самое низшее из всего созданного.
"No, no," Welkin protested again, "not created.	- Нет, нет, - снова запротестовала Велкин, - не созданного.
It is not born, it is not made.	Это не рождено и не сделано.
I couldn't stand that.	Не могу выразить словами.
It is the highest of all uncreated things."	Это наилучшее из несозданного.
"Take it, take it," the Sky-Seller growled, "and be gone.	- Бери, бери, - проворчал продавец неба, - и уходи.
Something begins to curl up inside me."	Что-то мне совсем плохо.
"I go!" Welkin said, "and I will be back many times for more."	- Иду! - воскликнула Велкин - И вернусь еще много раз!
"No, you will not be.	- Не вернешься.
Nobody ever comes back many times for Sky.	Никто не возвращался за небом много раз.
You will be back never.	Ты больше не вернешься.
Or one time.	Максимум еще разок.
I think that you will be back one time."	Думаю, ты вернешься еще один раз.
They went up again the next morning, the last morning.	Они вновь поднялись в небо на следующее утро. Последнее утро.
But why should we say that it was the last morning?	Ну зачем говорить, что это было последнее утро?
Because there would no longer be divisions or days for them.	Потому что больше не будет никаких времен суток для них.
It would be one last eternal day for them now, and nothing could break it.	А будет один последний вечный день, который ничто не сможет прервать.
They went up in the plane that had once been named Shrike and was now named Eternal Eagle.	Они поднялись на самолете, который некогда носил имя Сорокопут, а теперь назывался Вечный Орел.
The plane had repainted itself during the night with new name and new symbols, some of them not immediately understandable.	Самолет перекрасил за ночь борта и нанес новое имя и новые символы, часть из которых не сразу можно было понять.
The plane snuffled Sky into its manifolds, and grinned and roared. And the plane went up!	Самолет всосал небо через топливопровод, ухмыльнулся, взревел и поднялся в воздух.
Oh! Jerusalem in the Sky! How it went up!	О, святой Иерусалим небесный! Как он пошел вверх!
They were all certainly perfect now and would never need Sky again.	Они, несомненно, стали совершенными, им больше не требовалось небо.
They were Sky.	Они сами были небо.
"How little the world is!" Welkin rang out.	- Какой крошечный мир! - прозвенела Велкин.
"The towns are like fly-specks and the cities are like flies."	- Небольшие городки как пятнышки мушиных фекалий, а мегаполисы как мухи.

"It is wrong that so ignoble a creature as the Fly should have the exalted name," Icarus complained.	- Несправедливо, что такое низкое существо, как муха, носит такое возвышенное имя, -пожаловался Икарус.
"I'll fix that," Welkin sang.	- Это исправимо, - пропела Велкин.
"I give edict: That all the flies on earth be dead!"	- Повелеваю: все мухи на земле, умрите!
And all the flies on earth died in that instant.	И все мухи на земле умерли в один момент.
"I wasn't sure you could do that," said Joseph Alzarsi.	- Не думал, что ты справишься, - сказал Джозеф Олзарси.
"The wrong is righted.	- Несправедливость устранена.
Now we ourselves assume the noble name of Flies.	Теперь благородное имя мух принимаем мы.
There are no Flies but us!"	Нет больше мух кроме нас!
The five of them, including the pilot, Ronald Kolibri, stepped chuteless out of the Eternal Eagle.	Все пятеро, включая пилота Рональда Колибри, выпрыгнули из Вечного Орла без парашютов.
"Will you be all right?" Ronald asked the rollicking plane.	- У тебя все будет в порядке? - спросил Рональд у бесшабашного самолета.
"Certainly," the plane said.	- Как пить дать, - ответил кукурузник.
"I believe I know where there are other Eternal Eagles.	- Мне кажется, я знаю, где летает еще один Вечный Орел.
I will mate."	У меня будет пара.
It was cloudless, or else they had developed the facility of seeing through clouds.	Было безоблачно, а может, они изобрели способ видеть сквозь облака.
Or perhaps it was that, the earth having become as small as a marble, the clouds around it were insignificant.	Или из-за того, что земля превратилась в такой маленький кусочек мрамора, облака вокруг нее стали несущественны.
Pure light that had an everywhere source! (The sun also had become insignificant and didn't contribute much to the light.) Pure and intense motion that had no location reference. They weren't going anywhere with their intense motion (they already were everywhere, or at the super-charged center of everything).	Чистый свет со всех сторон! (Солнце тоже стало несущественным и светило еле-еле.) Чистое стремительное движение, которое не имело привязки к местоположению и никуда их не перемещало (они уже были везде, или в суперзаряженном центре всего).
Pure cold fever.	Чистая лихорадка от холода.
Pure serenity.	Чистая безмятежность.
Impure hyper-space passion of Karl Vlieger, and then of all of them; but it was purely rampant at least.	Аморальная гиперпространственная страсть Карла Влигера, а потом и всех их; но это было во всяком случае чистое неистовство.
Stunning beauty in all things along with a towering cragginess that was just ugly enough to create an ecstasy.	Потрясающая красота всего окружающего наряду со вздымающейся скалистостью, которая была как раз достаточно уродлива, чтобы вызвать исступление.
Welkin Alauda was mythic with nenuphars in her hair.	Велкин Алауда превратилась в мифическое существо с кувшинками в волосах.

And it shall not be told what Joseph Alzarsi wore in his own hair.	И не обязательно говорить, что носил в своих волосах Джозеф Олзарси.
An always-instant, a million or a billion years!	Всегда мгновенные миллион или миллиард лет!
Not monotony, no!	И никакой монотонности, нет!
Presentation!	Представление!
Living sets!	Живые съемочные площадки!
Scenery!	Декорации!
The scenes were formed for the splinter of a moment; or they were formed forever.	Сцены создавались для осколка момента; но они создавались навсегда.
Whole worlds formed in a pregnant void: not spherical worlds merely, but dodeka-spherical, and those much more intricate than that.	Целые миры, созревшие в беременной пустоте: не только сферические миры, но и додекасферические, и еще гораздо более сложные.
Not merely seven colors to play with, but seven to the seventh and to the seventh again.	Не просто семь цветов, чтобы поиграться, а семью семь и еще раз на семь.
Stars vivid in the bright light.	Звезды, ясные в ярком свете.
You who have seen stars only in darkness be silent!	Вы, которые видели звезды только в темноте, молчите!
Asteroids that they ate like peanuts, for now they were all metamorphic giants.	Астероиды, которые они поедали как арахис, теперь превратились в метафорических гигантов.
Galaxies like herds of rampaging elephants.	Галактики как стадо буйных слонов.
Bridges so long that both ends of them receded over the light-speed edges.	Мосты, такие длинные, что оба их конца выступали за края скорости света.
Waterfalls, of a finer water, that bounced off galaxy clusters as if they were boulders.	Водопады чистейшей воды, которая отскакивала от скоплений галактик, словно те были валунами.
Through a certain ineptitude of handling, Welkin extinguished the old sun with one such leaping torrent.	Из-за некоторой неумелости в обращении Велкин погасила старое Солнце одним таким отскакивающим потоком.
"It does not matter," Icarus told her.	- Ну и фиг с ним, - сказал ей Икарус.
"Either a million or a billion years had passed according to the time-scale of the bodies, and surely the sun had already come onto dim days.	- Миллион или миллиард лет минул, считая по временной шкале людей, и, естественно, Солнце уже начало гаснуть.
You can always make other suns."	Ты всегда можешь создать другое.
Karl Vlieger was casting lightning bolts millions of parsecs long and making looping contact with clustered galaxies with them.	Карл Влигер отливал молнии-болты миллионы парсеков длиной и скреплял галактики скоплений в форме спирали.
"Are you sure that we are not using up any time?" Welkin asked them with some apprehension.	- Вы уверены, что мы не тратим время? - спросила Велкин с некоторым опасением.
"Oh, time still uses itself up, but we are safely out of the reach of it all," Joseph explained.	- О, время по-прежнему тратится само, но мы в безопасности, вне досягаемости всего этого, -объяснил Джозеф.
"Time is only one very inefficient method of counting numbers.	- Время - всего лишь неэффективный метод подсчета.

It is inefficient because it is limited in its numbers, and because the counter by such a system must die when he has come to the end of his series.	Он неэффективный, потому что ограничен в своих числах и потому что счетчик такой системы должен умереть, когда достигнет конца серии.
That alone should weigh against it as a mathematical system; it really shouldn't be taught."	Один этот аргумент доказывает бессмысленность времени как математической системы.
"Then nothing can hurt us ever?"	- Значит, нам ничто не угрожает?
Welkin wanted to be reassured.	- Велкин желала определенности.
"No, nothing can come at us except inside time and we are outside it.	- Нет, ничто не может добраться до нас, кроме как внутри времени, а мы - вне его.
Nothing can collide with us except in space and we disdain space.	Ничто не может столкнуться с нами, кроме как в пространстве, а мы пренебрегли пространством.
Stop it, Karl!	Стоп, Карл!
As you do it that's buggery."	Когда ты делаешь так, это содомия.
"I have a worm in my own tract and it gnaws at me a little," the pilot Ronald Kolibri said.	- У меня червь в моем собственном тракте, и он грызет меня слегка, - сказал пилот Рональд Колибри.
"It's in my internal space and it's crunching along at a pretty good rate."	- Он в моем внутреннем пространстве и движется с приличной скоростью.
"No, no, that's impossible.	- Нет, нет, это невозможно.
Nothing can reach or hurt us," Joseph insisted.	Ничего не может достичь нас или нанести нам вред, - повторил Джозеф с настойчивостью в голосе.
"I have a worm of my own in a still more interior tract," said Icarus, "the tract that they never quite located in the head or the heart or the bowels.	- У меня червь в моем собственном еще более внутреннем тракте, - сказал Икарус, - тракт, который не найти ни в голове, ни в сердце, ни в кишечнике.
Maybe this tract always was outside space.	Может быть, этот тракт всегда был вне пространства.
Oh, my worm doesn't gnaw, but it stirs.	Да, мой червь не грызет меня, но он шевелится.
Maybe I'm tired of being out of reach of everything."	Может быть, я устал от того, что я вне досягаемости всего.
"Where do these doubts rise from?" Joseph sounded querulous.	- Откуда эти сомнения? - произнес Джозеф недовольным тоном.
"You hadn't them an instant ago, you hadn't them as recently as ten million years ago.	- У тебя их не было мгновение назад, у тебя их не было недавние миллионы лет.
How can you have them now when there isn't any now?"	Как они могут быть у тебя сейчас, когда нет никаких "сейчас"?
"Well, as to that-" Icarus began - (and a million years went by) - "as to that I have a sort of cosmic curiosity about an object in my own past" - (another million years went by) - "an object called world."	- Ну, что до этого... - начал Икарус (и миллион лет минул), - что до этого, то у меня что-то типа огромного любопытства по поводу объекта в моем прошлом, - (и еще один миллион лет минул), - объекта под названием "мир".
"Well, satisfy your curiosity then," Karl Vlieger snapped.	- Ну тогда удовлетвори свое любопытство, -огрызнулся Карл Влигер.

"Don't you even know how to make a world?"	- Или ты не знаешь, как сотворить мир?
"Certainly I know how, but will it be the same?"	- Конечно, знаю, но будет ли он тем же самым...
"Yes, if you're good enough.	- Будет, если хорошенько потрудиться.
It will be the same if you make it the same."	Он будет тем же самым, если ты сделаешь его тем же самым.
Icarus Riley made a world.	Икарус Райли сотворил мир.
He wasn't very good at it and it wasn't quite the same, but it did resemble the old world a little.	Он недостаточно потрудился, и мир не был полностью тем же самым, но чуточку походил на старый мир.
"I want to see if some things are still there," Welkin clamored.	- Я хочу посмотреть, есть ли там кое-какие вещи, -потребовала Велкин.
"Bring it closer."	- Придвинь его поближе.
"It's unlikely your things are still there," Joseph said,	- Вряд ли то, что ты ищешь, все еще там, - сказал Джозеф.
"Remember that billions of years may have passed."	- Вспомни, сколько миллионов лет прошло.
"The things will be there if I put them there," Icarus insisted.	- Они будут там, если я помещу их туда, -возразил Икарус.
"And you cannot bring it closer since all distance is now infinite," Karl maintained.	- И ты не сможешь придвинуть его ближе, поскольку все расстояния теперь бесконечны, -поддержал Джозефа Карл.
"At least I can focus it better," Icarus insisted, and he did.	- По крайней мере, я могу изменить фокус и навести резкость, - возразил Икарус и так и сделал.
The world appeared quite near.	Мир оказался совсем рядом.
"It remembers us like a puppy would," Welkin said.	- Он помнит нас, как щенок, - сказала Велкин.
"See, it jumps up at us."	- Смотрите, он прыгает на нас.
"It's more like a lion leaping for a treed hunter just out of reach," Icarus grudged.	- Скорее, как лев, старающийся допрыгнуть до охотника, который сидит высоко на дереве вне пределов досягаемости льва, - сказал Икарус, испытывая недоброе предчувствие.
"But we are not treed."	- Но мы-то не на дереве.
"It can't ever reach us, and it wants to," Welkin piqued.	- Он никогда не достигнет нас, а он хочет, -Велкин вошла в пике.
"Let's reach down to it."	- Давайте спустимся к нему.
("And they inclined the heavens and went down.")	("И наклонили они небеса и сошли".)
A most peculiar thing happened to Ronald Kolibri as he touched Earth.	Очень странная вещь приключилась с Рональдом Колибри, когда он коснулся земли.
He seemed to have a seizure.	Казалось, у него начался припадок.
He went slack-faced, almost horror-faced, and he would not answer the others.	Его лицо обмякло, потом на нем появился ужас. Он не отвечал остальным.
"What is it, Ronald?"	- Что случилось, Рональд?

Welkin begged in kindred anguish.	Ответь! - умоляла Велкин со сходным выражением страдания на лице.
"Oh, what is it?	- Ой, что это?
Somebody help him!"	Кто-нибудь, помогите ему!
Then Ronald Kolibri did an even more peculiar thing.	Потом с Рональдом Колибри стала происходить еще более странная вещь.
He began to fold up and break up from the bottom.	Он начал складываться и ломаться, снизу вверх.
Bones slowly splintered and pierced out of him and his entrails gushed out.	Кости медленно раскалывались и протыкали кожу изнутри, его внутренности хлынули наружу.
He compressed.	Он плющился.
He shattered.	Он дробился.
He splashed.	Он расплескивался.
Can a man splash?	Как может человек расплескиваться?
The same sort of seizure overtook Karl Vlieger: the identical slack-face horror-face, the same folding up and breaking up from the bottom, the same hideous sequence.	Такой же припадок настиг Карла Влигера: идентичная вялость и ужас на лице, идентичное разрушение снизу, та же самая отвратительная последовательность.
And Joseph Alzarsi went into the same sundering state, baffled and breaking up.	Потом очередь дошла до Джозефа Олзарси.
"Icarus, what's happened to them?" Welkin screamed.	- Икарус, что с ними произошло? - завопила Велкин.
"What is the slow loud booming?"	- Что это за медленный громкий "бум"?
"They're dead.	- Они мертвы.
How could that be?"	Как такое возможно?
Icarus puzzled trembling.	- Икарус лихорадочно соображал, трясясь от страха.
"Death is in time, and we are not."	- Ведь смерть - во времени, а мы - вне его.
Icarus himself passed through time as he crashed Earth, breaking up, spilling out more odiously than any of them.	Икарус сам испытал течение времени, когда врезался в землю, разрушаясь и разливаясь более одиозно, чем любой из них.
And Welkin touched Earth, crashed, then what?	И Велкин коснулась земли, врезалась, и что потом?
She heard her own slow loud booming as she hit.	Она слышала свой собственный замедленный громкий "бум", пока сплющивалась о землю.
(Another million years went by, or some weeks.)	(Еще один миллион лет минул. Или несколько недель.)
A shaky old woman on crutches was going down the middle-of-the-night passages that are under the Rocks.	Трясущаяся старуха на костылях ковыляла вниз темными проходами в глубине Скал.
She was too old a woman to be Welkin Alauda, but not too old for a Welkin who had lived millions of years outside of time.	Слишком старая, чтобы быть Велкин Алауда, но не слишком старая для Велкин, которая прожила миллионы лет вне времени.

She had not died.	Она не погибла.
She was lighter than the others, and besides she had done it twice before unscathed.	Она была легче, чем остальные, и, кроме того, она делала это уже дважды, прежде без каких-либо последствий.
But that was before she had known fear.	Но это было до того, как она познала страх.
Naturally they had told her that she would never walk again; and now most unnaturally she was walking with crutches.	Естественно, ей сказали, что она больше никогда не будет ходить; и теперь очень неестественно она передвигалась с помощью костылей.
Drawn by the fungoid odor and the echoing dampness she went down in the total dark to where small things were growing with the wrong color white and were all of the wrong shape.	Сопровождаемая фунгоидным запахом и гулкой сыростью, она ковыляла в абсолютную темноту, туда, где маленькие создания неестественной формы источали неестественный свет.
She wanted one thing only, and she would die without it.	Она желала только одного, без чего не могла жить.
"Sky for salving the broken Crone!	- Неба ради спасения старой разбитой карги!
Sky for the weal of my hollow bone!" she crackled in an old-woman voice.	Неба на благо моих пустотелых костей! потрескивала она старушечьим голосом.
But it was only her own voice that echoed back to her.	Но только ее собственный голос возвращался к ней эхом.
Should a Sky-Seller live forever?	Разве должен продавец неба жить вечно?