Кажется, еще запил чем-то пахучим. Зараза.
– Никто меня не зовет. Меня некому звать. Ты зовешь:
Аид-невидимка…
–
– На меня посмотреть, только не видишь почему-то.
–
– Другие видят?
–
Голос у нее невеселый. Как будто ее тоже во младен-
честве сожрали. Или, например, ее колыбелью тоже стали
тьма и безвременье.
– Значит, они тебя слышат?
–
– Почему?
–
4 Имя «Аид» восходит к древнегреческому «невидимый,
незримый».
11
Помолчали. Безвременье вокруг смешивалось с
тьмой, тьма душила безвременье. Им не надоедает быть
частями единого целого.
– Значит, у него – тоже Судьба?
–
– И он хочет с тобой бороться?
–
– А что с тобой делать тогда? Любить? Поклоняться?!
–
– Ну и что тогда? Ты станешь мягче, что ли?
–
– Тогда какая ты – моя?
–
– И будешь – у меня за плечами?
–
Как будто я такой дурак – прогонять.
* * *
Наверное, ей тоже было здорово скучно.
Или даже вообще делать нечего.
Вот и наведывалась раз за разом к сыну Крона, запер-
тому в утробе своего отца.
Так, подавала голос из-за спины. Роняла фразы.
По делу и не по делу.
В любом случае я смаковал их подолгу, словно материн-
ское молоко, и безвременье казалось не таким томительным.
12
–
– Ври больше.
–
– И что тогда?
–
– В чем? И с чего все началось? Ты что, опять за свое?!
Смеется только. Мол, ты еще маленький, невидимка,
занимай себя другими разговорами.
Какая разница, чем занимать. Тут же тьма и безвре-
менье, безвременье и тьма… Разве что только разбежаться
– и на стенку броситься, послушать, как там отец меня ко-
стерит.–
Ну, точно делать ей больше нечего. А врет, мол, ось
эту самую вращаю…
– Еще могу стоять. Или лежать. Все равно ж ни зги не
видно.–
13
– Я не понимаю. Я не вижу.
–
Тьма обиженно колыхнулась в такт голосу Судьбы.
Подзатыльник отвесила – или это все-таки Ананка развле-
кается? Тьма – липкая, жаркая – обволакивала и, кажется,
пыталась успокоить. А что? Она же мне – колыбель. Родные
друг другу, можно сказать.
Оттенки черного явились первыми.
Не просил и не искал, даже и вглядываться не ста-
рался, а они пришли: черно-угольный, по-ночному черный,