Аид. Любимец судьбы

или мой мир, черную, как было там, в начале.

Я размыкаю губы, позволяя дару Мнемозины2 владеть

мною безраздельно.

– Как будто это было вчера.

* * *

Крик выворачивал легкие. Резал уши. Ввинчивался в

виски.Тонул в непроглядной тьме без остатка. Уходил в без-

временье.

Больше крику некуда было деваться.

Здесь есть только тьма – вязкая, душная, липнущая к

лицу и телу. И безвременье.

Еще пустота.

Все это мальчик знал – но все же кричал, пока не

почувствовал, как растет в груди болезненное ощуще-

ние разрыва.

Тогда, поняв, что не может больше издавать звуков,

умолк.

1 Ихор – в древнегреческой мифологии прозрачная,

благоуханная кровь богов.

2 Мнемозина – богиня памяти.

5

Голос, который он пытался заглушить криком, явился

тут же – мягкий, идущий со всех сторон, а может, звучащий

изнутри.

«Только не плачь, хороший мой. Хочешь послушать

сказку, маленький?»

Проклятый голос раздавался неизменно и преследо-

вал неумолимо: заткнешь уши, а он все равно звучит.

И никогда не слушал, что ему говорят в ответ.

«Нет, не хочу! Я не хочу! Уходи, я не хочу! !»

«Вначале был только великий Хаос – бескрайний,

плодоносный, содержащий в себе вся и все… И явились

из Хаоса Эреб – предвечный мрак, Эрос-Любовь, и Нюкта-

Ночь, и Гея-Земля, и много чего еще, много кого еще…»

Тяжело дыша, мальчик смотрел во тьму широко от-

крытыми глазами. А может, глаза были закрыты – это не

играло никакой роли.

«Уран-Небо воцарился в мире и взял в жены Гею-

Землю, и она родила. Первых ее детей – Гекатонхейров-

Сторуких и Циклопов – Уран вверг обратно в материнскую

утробу, устрашенный их мощью. И они томились в Тартаре

– глубочайшей бездне – и корчи мук сотрясали Землю…»

Из глаз вытекало что-то холодное, щекотало и склеи-

вало ресницы, бежало по горячим щекам, застывая на них

кристалликами соли. Это по каплям выходила ненависть, по-

селившаяся внутри, – когда успела? Это бежало к подбородку

и капало с него жгучее осознание того, что последует дальше.

«Затем Мать-Земля родила титанов – новое племя,

прямодушное и могучее, владеющее горами и морями. Она

подстрекала своих детей свергнуть Урана, но титаны знали

мощь отца и не решались пойти против него. Осмелился

лишь один – Крон Криводушный, Повелитель Времени.

Взяв адамантовый серп, выплавленный матерью-Геей, Крон

оскопил своего отца Урана и воцарился над титанами и над

другими племенами…»

6

Появился и нарастал жалобный детский вой в груди

– не дальше, пожалуйста, не надо дальше…

«Крон взял в жены свою сестру – Звездоглазую

Рею… – голос печален. Голос прерывается вздохом. – И

они жили… да, мой мальчик, они хорошо жили, только

сначала у них не было детей. Наверное, хорошо, что у них

не было детей, мой мальчик, потому что Уран предска-

зал сыну: его ждет та же участь. Усмехаясь, лишенный

плодородия Уран прошамкал: «Судьба-Ананка, рожден-

ная из Хаоса прежде всех, не минует тебя. Придет час – и

тебя свергнет сын». И Крон поверил – зачем только он

поверил?!»

Мальчик извивался и бился, силясь освободиться от

сладкой сети голоса. Вместе с голосом в полубеспамятство

приносился неясный шум моря, облизывающего скалы, и

запах молока, и мягкие руки касались лба…

«Когда прозвучало это предсказание, жена Крона Рея

ждала ребенка. Ей так хотелось – пусть будет девочка. Она

даже придумала ей хорошее имя – Гестия… Но родился

мальчик. Наследник».

«Это не я».

Крика больше не было, но пересохшие губы двига-

лись, пытаясь привнести в неизменную сказку хоть что-ни-

будь свое.

Подумаешь – был какой-то там Повелитель Времени

Крон. И жена у него была. И родился у них какой-то маль-

чик – мне-то что?

«На свет появился мальчик с волосами чернее смоли

и глазами, впитавшими темноту ночного неба. И тогда Крон

приказал принести младенца ему…»

И принесли. Какого-то там мальчика. Не меня – слы-

шите?! Этот Крон приказал – он зараза, вот и приказал, – а

его глупая жена все выполнила и принесла ему того младен-

ца, а я тут совсем ни при чем, это он, это не я…

7

Сказка обрывается рыданиями, долетающими при-

глушенно – из памяти. Плач женщины настойчиво меша-

ется с младенческим ревом, переходящим в разрывающий

грудь крик.

Мальчик кричал, словно стремясь разорвать окутав-

шую его душную тьму, и секунды-годы мешались со столе-

тиями-мигами. Потом кричать запретило распухшее горло.

Тогда он встал и побрел. А может, пополз – сквозь густую

тьму, раздвигая ее плечами и грудью. Ползти было нужно,