На Краю Земли. Дилогия [СИ]

— На кого?

— На богатую путешествующую стерву и её верную телохранительницу. Фигурка-то у тебя плотная такая, спортивная.

— Спортивная, — улыбнулась Илзе.

— Вот, и я про то же… Слушай, есть насквозь деловое, прагматичное и взаимовыгодное предложение.

— Какое?

— Давай, всё так и разыграем? Мол, я богатенькая, вздорная и взбалмошная зараза, а ты — моя профессиональная охранница? А также, по совместительству, горничная и видеооператор? Ну, очень надо. Соглашайся, пожалуйста…

— Мне-то от этого — какой прок?

— Будет прок, — пообещала новая знакомая. — Обязательно и всенепременно. Я девушка непростая. Многое знаю. В том числе, и про места всякие — тайные, загадочные и знаковые… А если найду пропавшую родственницу, то обязательно поделюсь с тобой эксклюзивной информацией. Такой репортаж получится — пальчики оближешь. Обещаю. Все твои коллеги от зависти с ума сойдут и сдохнут… Так как?

— Считай, что согласилась.

— Вот, и замечательно. Хватай свою видеокамеру и пошли…

На западе — медленно и печально — разгорался яркий медно-малиновый закат. Разгорался, тлел, жил, творил…

На специальной смотровой площадке, оборудованной на полубаке судна, кроме них никого не было.

— Многие пассажиры добирались до Плимута на самолётах, причём, с несколькими пересадками. То бишь, притомились в дороге и завалились спать, — пояснила рассудительная Ильзе. — Молодые пары, естественно, поспешили предаться активным любовным утехам, чему лёгкая морская качка только способствует. Ну, а третьи — с превеликим удовольствием — отправились в корабельный бар. Мол, существует такая устойчивая многовековая традиция — каждое новое плавание начинать крепкой и вдумчивой пьянкой. Бред горячечный, понятное дело… Красотища, конечно, здесь неописуемая. Западная часть неба так и пылает — всеми оттенками красного, багрового, пурпурного, жёлтого и оранжевого…

— Красотища, понятное дело, — согласилась Мэри. — А чего это ты, подруга латышская, ворон ртом ловишь? Давай, расчехляй свою видеокамеру и усердно снимай всё вокруг. Типа — начало полноценного морского репортажа. А я, так и быть, буду развёрнуто и красочно комментировать… Закатное небо засняла? Молодец. Плавно перемещай камеру за корму, перемещай… Ну, что там?

— Спитгедский рейд примутского порта. Кораблики-яхты всякие. Серьёзные, в том числе.

— А что наблюдается за корабликами?

— Берег.

— Какой он из себя — берег?

— Как тебе сказать, — засомневалась Ильзе. — Такой, э-э-э… Чётко изумрудно-зелёный. Очень приятный для глаза.

— А теперь камерой-то повращай немного. В том смысле, что по обратной дуге… Ну, что наблюдаешь?

— В двух боковых сторонах — скучный жёлто-скалистый берег, а ещё всякие грязно-зелёные пятна неправильной формы. А на юго-западе, и вовсе, загадочно маячит какой-то длинный-длинный остров. Призрачный такой. Низкий. Серый. Серее не бывает. Так и веет от него — не пойми и чем…

— Серее не бывает? — одобрительно хмыкнула Мэри. — Сильный эпитет. Однозначно, сильный… Ладно тебе, подруга. Обыкновенный остров. Называется — «Вайтом»… Хотя, может быть, ты и права. Непрост этот островок. Ох, не прост… Рассказываю, мол, почему сзади всё зелено, а по бокам и впереди — жёлто-скучно и серо. Климат в Плимуте и его ближайших окрестностях — просто удивительный, самое тёплое и комфортное место во всей благословенной Англии. Здесь даже самые настоящие пальмы растут. А какие гигантские тыквы вызревают по осени — с места не стронуть. Почему? Точно не знаю. Тёплые течения, приходящие со стороны экватора, скорее всего, виноваты в этом. То есть, благодаря им… Весь же этот низкий берег называется — полуостров Корнуолл. А мы сейчас плывём (то есть, идём), по знаменитому заливу Плимут-Саунд. В него, как раз, и впадает небольшая речка Плим, которая и дала название всему городу.

— А плимутский порт, он очень большой, — старательно водя видеокамерой из стороны в сторону, известила Илзе. — Суда всякие и разные, ремонтные доки, складские комплексы, корабельные верфи…

— Очень большой? Ха-ха-ха… По сравнению со славным голландским Амстердамом, Плимут — ерунда полная и законченная, а не солидный и полноценный морской порт. Но именно отсюда — в мутные прошлые века — и отплывали многочисленные английские корабли к берегам обеих Америк. И, как выяснилось уже задним числом, добрая треть из них была — с кровавыми пиратами на бортах. Причём, у многих из тех заскорузлых и безжалостных морских разбойников на руках имелись охранные королевские грамоты. Да, тёмные дела…

— Кха-кха, — вкрадчиво послышалось за их спинами.

Илзе обернулась и мысленно восхитилась: — «Самый настоящий, взаправдашний и патентованный морской волк! Форма с иголочки, модельные ботиночки нестерпимо блестят, фуражка стильная-стильная — до полной невозможности. Естественно, высок, широкоплеч и украшен седой благородной бородкой. Лет пятьдесят с гаком субчику. Сейчас, девяносто девять процентов из ста, начнёт активно „клеиться“…».

— Джон Грэй, капитан «Везунчика», — улыбнувшись мужественной белозубой улыбкой, представился «взаправдашний морской волк».

Улыбнулся, представился, ещё раз солидно откашлялся и начал активно «клеиться». То есть, травить-рассказывать различные цветастые морские байки — про страшные шторма, безумные ураганы, далёкие тропические и заполярные острова, фатальные кораблекрушения, морских кровожадных чудищ и, понятное дело, про собственный беспримерный и безграничный героизм. А потом, как и полагается, пригласил «прекраснейших дам» в свою каюту — «дабы отведать бесподобного и неповторимого кофе, приготовленного по старинным, заветным и секретным пиратским рецептам…».

— Пожалуй, зайдем, — манерно поджав губы, согласилась Мэри. — Как думаешь, телохранительница?

— Как скажете, мадам, — изобразила неуклюжий книксен Илзе. — Почему бы, собственно, и нет? Обожаю — хороший кофе…

Капитанская каюта, как и ожидалось, была отделана и обставлена с откровенно-пижонским шиком: стены, облицованные прямоугольными панелями красного и розового дерева, пышный и мохнатый антикварный ковёр на полу, изящная мебель, заставленная всевозможными безделушками-сувенирами.

— Присаживайтесь, милые девушки, на диванчик, — доставая из высокого шкафчика примус, работающий на газовых баллончиках, медную прямоугольную ёмкость, наполовину заполненную бело-жёлтым песком, элегантные фарфоровые чашечки и прочие необходимые причиндалы, любезно предложил Джон Грэй. — Чувствуйте себя как дома. То есть, как у доброй и любимой бабушки. Я быстро…

Кофе оказался просто бесподобным — ароматным, душистым, духовитым, с лёгкой ванильной ноткой.

— Великолепный напиток, — искренне одобрила Илзе и, поставив на сервировочный столик на колёсиках пустую чашку, попросила: — Капитан, а расскажите-ка нам о Шпицбергене.

— Охотно, моя рыженькая мисс, охотно… Итак. Шпицберген — это архипелаг в западной части Северного Ледовитого океана, в него входит более тысячи больших, средних, маленьких и откровенно-крошечных островов. Общая площадь? А Бог её знает. Может, пятьдесят тысяч квадратных километров, а может, и все семьдесят пять тысяч. Лично я не считал… Да и как можно точно сосчитать, если больше половины архипелага покрыто тысячелетним льдом? А что под ним? Каменистая земля? Или извилистые фьорды и широкие морские заливы? Сколько не считай, всё равно ошибёшься, право слово… Считается, что первым нанёс архипелаг на карту — в конце шестнадцатого века — знаменитый Виллем Баренц. Ну, тот самый, в честь которого и названо суровое Баренцево море. А вообще, о существовании этих дальних заполярных островов русские и норвежские мореходы знали еще в Средние века… Долгое время эта территория считалась «ничейной». И только в феврале 1920-го года в Париже был подписан — США, Великобританией, Францией, Италией, Японией, Норвегией, Нидерландами и Швецией — так называемый «Шпицбергенский трактат». Все страны-участники «трактата», признавая за Норвегией частичный суверенитет над островами, сохраняли за собой право на добычу и разработку полезных ископаемых на архипелаге. А в 1935-ом году к «трактату» присоединились и русские, уже и без того имевшие на Шпицбергене несколько полноценных рабочих посёлков. Местная столица — Longyearbyen. По крайней мере, так пишется. А называют этот посёлок — кто во что горазд: Лонгьир, Лонгйир, Лонгербюйн, Лонгербин, Лонгербен, ну, и так далее… Климат же в этих заполярных краях достаточно дружелюбный и мягкий. Есть на Свете острова и похолоднее. Шпицберген же — архипелаг очень и очень тёплый. В относительном понимании, конечно же. Среднегодовая температура составляет около плюс пяти-шести градусов по Цельсию. Зимой редко, когда столбик термометра опускается ниже отметки минус пятнадцать-шестнадцать градусов, а летом плюс десять-двенадцать — абсолютно нормальная среднесуточная температура. Поэтому побережье всех этих островов и островков летом покрывает густая зеленая трава, везде расцветают яркие полярные цветы. Очень красивое и бесподобное зрелище, могу доложить… А, вот, видов животных на архипелаге насчитывается не так и много: белые медведи, песцы, горные бараны, лемминги (в ограниченных количествах), и овцебыки, завезённые из Гренландии. Но главное украшение Шпицбергена — это его замечательные и очень шумные птичьи базары. Миллионы самых разных птиц, клянусь честью, миллионы… Ещё кофе, чаровницы? Если жарко, то можете пуговки на блузках расстегнуть…

Послышался тревожно-надменный шорох, и из-под широченной кровати, установленной возле дальней стены капитанской каюты, выбрался упитанный сиамский кот.

— Мяу! — мерзко и насмешливо промяукал котяра, мол: — «Расстёгивайте девочки, расстёгивайте пуговки. И кофеёк пейте. А потом снова — расстёгивайте. Пока всё-всё не расстегнёте…».

— Что, уважаемый, ты имеешь в виду? — насторожилась Мэри. — Не почти за тяжкий труд — объяснить. В том смысле, что — пожалуйста и будь так любезен.

— Мяу-у, — мол: — «Вежливая попалась. Надо же. Ну-ну. Объясню и поясню, так и быть… Мой хозяин — записной и идейный бабник, каких ещё поискать. А особенно он, зараза седобородая, групповой секс обожает… Понятно излагаю?».

— Только в общих чертах, — призналась честная Илзе. — Может, ваше кошачье благородие, добавите конкретики?

— Мяу? Мяу-у-у! — незамедлительно отреагировал кот, мол: — «Сразу две разговорчивых попалось? Невиданный случай в моей долгой практике! Невиданный! Офигеть можно запросто… Значится так. В этот кофейный напиток подмешана всякая хитрая химия. То бишь, некие химические вещества, возбуждающие женское либидо. Ну, в том смысле, что жгучее и необузданное сексуальное желание. Возбуждающие такие вещества, коварно туманящие голову и полностью парализующие хрупкую женскую волю… Неужели требуются дополнительные комментарии?»

— Не требуются, — расстроено покачала головой Мэри. — Вот же, сукин сын в фуражке… Спасибо тебе, дружище… Э-э…

— Мяу.

— Спасибо тебе, Максик.

— Что, собственно, происходит? — забеспокоился Джон Грей. — О чём это вы, барышни?

— Ничего такого, капитан Грэй, — лилейным голосом заверила Илзе. — Ровном счётом, ничего. Почти… А сейчас, извините, но вынуждена набить вашу импозантную физиономию. Принципы не позволяют — поступить по-другому. Сопротивляться не советую. Глупо и бесполезно. Удушающий приём — моя «коронка»…

Минут через пять-шесть они покинули капитанскую каюту.

— Мяу-у, — резюмировал Максик, сидящий на левом плече Мэри, мол: — «Так ему, козлу похотливому и развратному, и надо. Может, и исправится постепенно… Кстати, девчонки, спасибо, что взяли меня с собой. Джон, конечно, туповатый слегка, но в данном раскладе, наверняка, врубился бы — рано или поздно — как оно и что. Со Свету бы меня, бедняжку честного и бескорыстного, сжил бы. Типа — зверски убил, закопал, и надпись написал. У капитана был кот. Капитан его любил. Кот обожал потрепать длинным языком. Капитан его убил. Зверски убил, закопал, и надпись написал… Спасибо большое. И всё такое прочее…».

— Не за что, — нервно хмыкнула Мэри. — Всегда рады — помочь хорошим людям. Ну, и благородно-болтливым котам, понятное дело… Дорогая мисс Вылкаст.

— Да-да. Слушаю вас, мисс Толедо?

— Мы, действительно, одного поля ягоды? Или мне показалось?

— Не показалось. Одного. Железобетон…

Прошло несколько суток.

На раннем рассвете в их дверь постучали — вежливо так, предупредительно, с подходцем.

— Ну, и кто это? — сладко зевнув, поинтересовалась Илзе.

— Я, капитан Джон Грэй, — доложил из-за двери предупредительный баритон. — Не желают ли прекраснейшие и юные сеньориты — полюбоваться на местные экзотические пейзажи? На пейзажи заполярного архипелага Шпицберген, я имею в виду? Незабываемое и величественное зрелище, честное капитанское слово…

— Желают-желают. Уже идём.

— Очень рад. Жду вас, миледи, на смотровой площадке.

Скромное заполярное солнышко только на чуть-чуть высунулось из-за изломанной линии горизонта. Юная заря разливалась вокруг призрачно-розовым маревом.

«Везунчик» — медленно и неторопливо, но однозначно уверенно — вошёл в узкий и извилистый фьорд, берега которого представляли собой сплошные скалы: иссиня-чёрные, причудливо изрезанные, неприступные, издали напоминавшие полуразрушенные башни классического средневекового замка.

— Причудливая, удивительная и изысканная архитектура, — высказалась Илзе.

— Мяу, — согласился сидевший на её правом плече Максик, мол: — «Изысканная и удивительная, ясен пень… А как вам, девушки, наш славный капитан? Проникся, родной. Проникся, тварь дешёвая. Так и вьётся перед вами, так и стелется. Как полынь-трава перед резкими порывами сурового и всенепрощающего северного ветра. Чтобы вы, мартышки наглые, негативную информацию не обнародовали бы… Не, так-то он не против — чтобы обнародовали. Типа — реклама голимая и эффективная. А глупых богатых шлюх — с экзотическими мухами в головах — пока хватает. Но, блин горелый, и консервативное начальство, как назло, имеется. Уволят — на раз, долго не думая. Не за выявленный разврат уволят, а именно за разглашение данного разврата, могущее нанести репутации компании существенный и непоправимый урон… Кстати, чёрные очки на бородатой физиономии, маскирующие два славных жёлто-фиолетовых фингала, ему, определённо, идут. Дополнительно добавляют, так сказать, мужской брутальной импозантности…».

— На которую так падки молоденькие и глупые мокрощёлки? — уточнила Мэри.

— Мяу, — подтвердил кот.

— Философы вы у меня, — хмыкнула Илзе. — Доморощенные, конечно. Но, всё-таки…

Впрочем, вдоволь полюбоваться этой изысканной островной «архитектурой» не довелось: из глубины фьорда — неторопливо, нагло и уверенно — выплыл нескончаемый поток плотного бело-серого тумана, окутав собой всё вокруг…

— Стоп, машина! Отдать якорь! Не спать, ленивые мазуты! — громко прокричал, как показалось, прямо в густой туман капитан Грэй.

Главный механик — где-то там, в глубине судна — резко сбавил обороты судового двигателя, бодрая барабанная дробь тут же сбилась с устойчивого ритма, усталый дизель недовольно и простуженно зачихал, поперхнулся и затих.

Боцман — едва видимый в молочной туманной дымке — уверенно дёрнул за короткий рычаг механической лебёдки, в клюзе противно и недовольно загрохотала ржавая якорная цепь.

«Любимчик», проплыв по инерции порядка сорока-пятидесяти метров, чуть-чуть дёрнулся, и, словно бы окончательно подчиняясь поступившему строгому капитанскому приказу, послушно закачался на мелких зеленовато-призрачных волнах…

— Вот же, местечко, не приведи Господь! Тупое сверло Морскому Дьяволу в нежную печень! — невежливо сплюнул за борт капитан Грэй. — Здесь густые туманы случаются чаще, чем где бы то ни было. Даже знаменитый город Лондон — колыбель Серых Дождей, так его и растак, плотно и вдумчиво отдыхает… На Шпицбергене — в среднем за месяц — случается до двадцати туманных дней. Представляете, милые барышни? Как ходить по морю в таких сложных и занюханных условиях? Как, я вас спрашиваю? Сейчас будем тупо стоять и терпеливо ждать. Здесь такое общее правило давно уже установили: сильный и взрослый туман опустился — тут же бросай якорь и дожидайся, пока он уйдёт. Нормальное такое правило, без него совсем было бы плохо. Хреново совсем было бы. Потопили бы все друг друга, к милой и трепетной моржовой маме… Сколько будем стоять на якоре? Да недолго, часа три-четыре. К вечеру обязательно распогодится, пришвартуемся — как белые люди — в цивильном порту, с положенными почестями… Ага, туман потихоньку рассеивается. Вполне возможно, милые и строгие девицы, что сейчас вам представится редкая возможность — полюбоваться на легендарную «глорию»…

Лучи весеннего солнышка робко пробивались сквозь лёгкую невесомую дымку, плотная стена тумана, плавно и хищно изгибаясь, медленно уходила от круизного судна прочь, в сторону сурового Гренландского моря. И на фасаде этой молочно-белой стены — словно в большом старинном зеркале — Илзе, совершенно неожиданно для себя, увидела отражение «Любимчика», окружённое разноцветным радужным ореолом. Вот, светло-лиловый капитан Грэй суетливо раскуривает свою пижонскую фарфоровую трубку, отливавшую в этом тумане-зеркале всеми оттенками фиолетового и сиреневого, а вон светло-зелёный кот Максик удивлённо шевелит пышными бордово-янтарными усами…

— Не может такого быть! — восторженно выдохнула Мэри. — Что происходит, капитан?

Джон, довольный произведённым эффектом, охотно пояснил:

— Впервые это явление, известное нам сейчас как «глория», описал великий Амундсен. Очень похоже, что он самолично и название придумал, мол: — «Солнечные лучи падают под таким редким углом, что вокруг теней, которые отбрасывают предметы, раскладываются по краям цвета всего спектра. Архипелаг Шпицберген одно из немногих мест на Земле, где можно воочию увидеть цветную тень. Особенно впечатляющие картины получаются тогда, когда огромные тени от скал или морских судов падают на туман или же на низкие перистые облака…».

Неторопливо пройдя рядом с немногочисленными рыбацкими баркасами и лодками, «Любимчик» элегантно и уверенно пришвартовался около главного причала Лонгьира.

— Господа туристы! А также туристки! Поздравляю вас с прибытием на остров Западный Шпицберген! — объявил через мегафон Джон Грэй. — Примерно через десять-двенадцать минут прошу всех желающих собраться у трапа. Представитель здешней туристической компании проводит вас в город, подробно проинструктирует и распределит по комфортабельным гостиницам…

— Иди без меня, — велела Мэри. — А всем объяви, что своенравная хозяйка чудит и слегка капризничает. Мол, отправила тебя, бедняжку латышскую, на разведку — определить степень местной безопасности и комфорта.

— Задача понятна, — улыбнулась Илзе. — Выдам народу нужную информацию, не вопрос… А ты чем займёшься?

— А мы с Максиком немного погуляем рядом с причалом. Так, совсем чуть-чуть. Без серьёзных целей и задач. Погуляем и поболтаем со здешними аборигенами. Ведь, как известно, именно в портах сосредотачиваются основные информационные потоки. Включая, понятное дело, легенды, слухи и сплетни. А после этого переместимся в тутошний аэропорт. Там тоже можно, пользуясь эффектными внешними данными и природной разговорчивостью, почерпнуть всякого полезного…

Глава восьмая

Расследование началось, таксист

Новость, конечно, была из разряда оглушительных. То бишь, потерять самообладание — по меньшей мере — можно было запросто.

Можно, конечно, и потерять. А можно и паузу взять. То бишь, ненавязчиво притвориться молчаливой и необременительной ветошью. Или же не менее молчаливым шлангом. Тут, уж, кому как нравится…

— Гав-в, — выждав минуты полторы, решил вмешаться в ситуацию добросердечный Клык, мол: — «Совсем и не смешно. Заканчивай-ка, братец, дурака валять…».

— Действительно, заканчивай, — подключилась Илзе. — Плохо у тебя получается.

— Что — плохо получается? — громко сглотнув слюну, хмуро уточнил Тим.

— Ветошью прикидываться… Ну, долго будем играть в молчанку? Или же примем какое-либо решение? Напоминаю, Тимофей…

— Меня зовут — Брут. Точка.

— Хорошо, будь по-твоему, — не стала спорить девушка. — Напоминаю, Брут, что являюсь твоей старинной подругой юности. И это накладывает на тебя, морда брутальная, определённые обязательства.

— Какие, если не секрет?

— Гав-в, гав-в, — оживился Клык, мол: — «Ну, как же. Во-первых, старинных друзей и подруг нельзя — хмуро и тупо — посылать. Наоборот, предполагается живое и заинтересованное общение. Во-вторых, им необходимо помогать. Причём, искренне и по полной программе. Как бы так оно заведено — у уважающих себя особей мужского пола. Не нами заведено, следовательно, не нам и отменять…».

— Вот-вот, и я о том же. Не посылать, не отменять, помогать…

— Значит, спелись, голубки? — усмехнулся Тим. — А ты, старинная подруга, ещё умеешь — ко всему прочему — и с собаками общаться?

— А ещё и с кошками. Не со всеми, конечно. И совсем немного.

— Гав, — мол: — «Скромность — лучшее украшение девушек. В том плане, что гораздо полезней, эффективней и весомей всяких там бесполезных бриллиантов…».

— Ладно, уговорили, друзья-приятели. Пересаживайтесь, мисс Вылкаст, за наш столик.

— Не смей мне выкать. Ненавижу.