Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Пионер, 1954 № 11 - Журнал «Пионер» на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

АТЛАНТИЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ

Мирослав Жулавский

Рисунки А. Кокорина.


«Атлантическую повесть» написал известный польский писатель, лауреат Государственной премии Мирослав Жулавский.

В годы оккупации Польши гитлеровскими войсками М. Жулавский активно участвовал в движении сопротивления. За это он был награждён высшими польскими орденами. После освобождения страны от фашистских захватчиков. М. Жулавский работал в польских посольствах в Париже и Праге. В эти годы он написал романы «Последняя Европа» и «Красная река».

Пасхальные каникулы выпали на начало апреля. В эту пору океан ещё бурлит, но Ланды1 уже дышат весной. [1 Ланды - низменная, равнинная местность на Атлантическом побережье Франции.]

Леса, растянувшиеся вдоль всего Западного побережья Франции, как бы потягиваясь после зимнего сна, греются в лучах солнца. По утрам порывистый океанский ветер вздымает в небо жёлтое облако легчайших пылинок. Они оседают затем на деревьях, лесных дорогах и дюнах, на крышах немногочисленных селений. Золотистая пыль носится в воздухе, меняет цвет весеннего неба, заслоняет солнце, окрашивает вершины деревьев, словно их облили мёдом.

Цветут миллионы сосен. На лесных полянах распускаются кусты густой сирени, а в палисадниках лесорубов покрываются цветами магнолии. На пнях пробковых дубов лопается кора. Горячая смола каплями стекает в маленькие глиняные мисочки, подвязанные к надрезанным соснам. А когда вечерняя прохлада сменяет дневную жару, летучие пески больших дюн чуть слышно поют…

Примерно на половине пути между Бордо и Биаррицем, в самом сердце Ланд, среди озёр и песчаных холмов побережья, лежит маленький лесной посёлок Мимизан - несколько десятков домов, построенных на песчаной поляне. В Мимизане нет никаких достопримечательностей, кроме старой, разрушенной церкви и памятника воинам, павшим в двух мировых войнах. Ближе к берегу высится небольшая фабрика по переработке смолы. На ней работает почти всё взрослое население Мимизана, в котором всего-то не более пяти сотен жителей.

А дальше, в шести километрах к западу, на самых дюнах, у открытого океана, приютилось крохотное дачное местечко Мимизан-Пляж. Летом оно полно приезжих, но ранней весной в нём пусто и ветрено; высокие волны океана заливают тогда пляж до самых песчаных холмов - естественной границы больших приливов. В это время года на всём пляже безраздельно господствуют солнце, ветер и бурные волны Атлантического океана.

Бернар Оливье приехал в Мимизан-Пляж с родителями на пасхальные каникулы. Ему уже исполнилось тринадцать лет, и он учился в Бордоском лицее. Отец Бернара, известный в городе врач, имел в Мимизан-Пляже небольшую дачу. Вопреки традиции бордоских богачей, отдыхающих только в Аркашоне, доктор Оливье любил Мимизан-Пляж и обычно проводил там субботу и воскресенье. Больше всего доктор Оливье любил открытый океан с крутыми волнами и прямую линию побережья. На всём Серебряном берегу - как называют ещё Западное побережье Франции - трудно было найти океан более открытый, волны более крутые и линию побережья более прямую, чем в Мимизан-Пляже. Сидя на дюнах, доктор Оливье часами созерцал океан, слушая гул отливов и приливов. Мать Бернара, госпожа Оливье, не любила океана: оттуда дули ветры, вызывавшие у неё мигрень. Однако она настолько привыкла жить сообразно склонностям мужа, что ей и в голову не приходило предложить поездку на Средиземное море, где весной не бывает ветров и где у неё не болела бы голова.

Бернар не представлял себе места более чудесного, чем Мимизан-Пляж. Он проводил здесь с родителями все свои каникулы. Весной Мимизан-Пляж безлюден, чистенькие домики среди сосен наглухо заколочены. Немногочисленные постоянные жители дачного посёлка уезжают на пасху в города, к родным или друзьям. Перед отъездом они старательно опускают на окнах жалюзи, чтобы уберечь домашнюю уварь от солнечных лучей. Поэтому пасхальные праздники семейство Оливье обычно проводило тихо, в тесном семейном кругу. Бернар гулял с родителями вдоль пустынного пляжа, где ещё не было тех разноцветных полотняных ширм, которые в разгар летнего сезона укрывают дачников от ветра. Бернар немного скучал, потому что ещё нельзя было ни купаться в море, ни охотиться на скатов с ружьём для подводной стрельбы. Он скорее предпочитал гулять в лесу, где можно было, по крайней мере, воображать себя индейцем и стрелять из лука в сосновые пни.

Бернар любил своих родителей и очень радовался, когда они брали его с собой в Мимизан-Пляж. Но он остро чувствовал отсутствие товарищей, без которых для мальчика его возраста нет ни подлинных каникул, ни подлинного праздника, ни подлинных забав. Трудно требовать, чтобы отец, важный господин с брюшком и в очках, носился по песчаным холмам, как арабский всадник, или незаметно пробирался от сосны к сосне, как краснокожий. Трудно требовать и от мамы, хотя она и лучше всех на свете, чтобы ей, как Бернару, нравилось часами лежать на опавшей хвое в шалаше из веток. Бернар пробовал заниматься этим один, но такая игра быстро ему надоедала. Ибо игра, как и беседа, требует партнёра. И потому, несмотря на то, что у него были лук и пневматический пистолет, Бернар скучал.

После обеда доктор Оливье располагался на веранде, вытянувшись на кушетке, а госпожа Оливье со своим рукодельем усаживалась тут же в глубокое кресло. Доктор быстро засыпал и дремал около полутора часов. Госпожа Оливье в это время вязала на спицах, изредка бросая на мужа заботливый взгляд.

Эти часы для Бернара были самым худшим временем дня. Он совершенно не знал, чем ему заняться: вертелся около дома, выбегал на пустую, залитую солнцем песчаную улочку, швырял камнями в греющихся на солнце котов. Наконец, он подкрадывался по-индейски к веранде и следил, как золотая пыль цветущих сосен оседает на лысину спящего отца. Пыльца эта была всюду: она покрывала полы, утварь и обувь, носилась в воздухе, проникала сквозь закрытые ставни. В те несколько весенних дней, когда цвели леса, всё вокруг приобретало золотистый оттенок, даже океанские волны; по ночам, когда ветер менял направление и дул с суши, он доносил до них жёлтую пыль цветения.

Однажды после полудня, когда солнце грело особенно сильно, Бернар выскользнул из дому и побежал на пляж. Было время большого отлива, и пляж показался ему огромным и широким, как никогда. Океан шумел далеко, сверкая на солнце белыми гривами волн, громоздя их на горизонте, словно жирные белые полосы, нарисованные одна над другой на фоне неба.

Нет на океане ничего интереснее отливов. Можно далеко брести по песку, который ещё минуту назад был морским дном, можно искать раков-отшельников и раковины или гоняться за неуклюже удирающими крабами.

И Бернар бросился следом за уходившим морем. Он, несомненно, догнал бы его, несмотря на то, что песок под его ногами становился всё более мокрым и вязким, если бы не споткнулся обо что-то и не растянулся во весь рост. В ту минуту, когда он ткнулся лицом в песок, он ясно услышал, как что-то тяжёлое с чавканьем опустилось рядом с ним. Бернар стряхнул с лица песок и поднял голову. Взгляд его встретился с парой холодных, ужасных глаз. Он почувствовал, как у него зашевелились волосы от страха. В двух шагах от его лица, в мокром песке, слегка приподнятый на своих отвратительных щупальцах, как бы на корточках, сидел спрут. Бернар взвизгнул так пронзительно, что головоногое страшилище сжалось, словно приготовилось прыгнуть. - Не бойся. Он не кусается.

Бернар обернулся. Около него стоял мальчик немного побольше, чем он сам, с объёмистой сумкой в руке. Бернар вскочил красный, как мак.

Мальчик подошёл к спруту, ловко схватил его за туловище и вытащил у него изо рта крючок. Только теперь Бернар заметил, что спрут просто попался на крючок, привязанный леской к колышку, вбитому в морское дно.

- Небось, испугался? - сказал мальчик. - Ты быстро бежал и зацепился за леску. А этот спрут уже был на крючке и потянулся за тобой. Даже смешно смотреть было: как будто бы он прыгал и хотел тебя догнать… Да ты не бойся, они не вредные. Конечно, они отвратительно выглядят, зато очень вкусные.


Бернар обернулся. Около него стоял мальчик с объёмистой сумкой в руках.

- А ты их здесь ловишь? - спросил Бернар, оправившись от стыда.

- Ага! Сейчас привяжу к колышкам лески с крючками и на них насажу приманку. Когда будет прилив, спруты и скаты вернутся сюда. Они ищут корм возле берега. А во время отлива я опять приду и проверю, что попалось.

Бернар внимательно приглядывался к мальчику. Он был выше и казался сильнее Бернара, вероятно, он был годом - двумя старше. На нём были засученные вельветовые штаны и грязный свитер в полоску. Из-под старого берета выбивались космы давно не чёсанных волос.

Бернар деловито посмотрел на крючок, который мальчик всё ещё держал в руке.

- Какую ты приманку насаживаешь?

Мальчик полез в сумку.

- Головы макрелей. Видишь?

Он вытащил из сумки рыбью голову и насадил её на крючок. Потом старательно уложил леску по направлению к морю. Бернар заметил, что его сумка была основательно набита.

- Ты сегодня что-нибудь поймал?

- Двух спрутов и трёх скатов. Хороший улов! Сейчас отливы большие, и, когда вода прибывает, крючки заплывают далеко в море. Хочешь, насадим вместе свежую приманку? Тебя как звать?

- Бернар. А тебя?

- Гастон. Смотри, не спутай лески. Пройдя несколько шагов, Гастон поднял с песка пустой крючок.

- Видишь? Съели приманку, твари! Знаешь, попадаются такие догадливые, что обдерут с крючка приманку и сожрут её, а крючка не тронут.

Он посмотрел в сторону моря, находившегося от них на расстоянии полёта камня.

- Знаешь, что? Давай вобьём колышки подальше от берега, поближе к морю. Отлив сегодня ещё больше. Поможешь мне?

Вдвоём работа пошла живее. Когда они вбили последний колышек, неожиданно плеснула большая волна и окатила их чуть не до пояса. Гастон рассмеялся, будто услышал удачную шутку.

- Побежали? Начинается прилив.

Большие волны возвращались с рёвом. Бернар и Гастон побежали что есть силы. Добравшись до сухого берега, они уселись на высокой дюне и стали глядеть на прилив.

- Наши крючки уже в море! - минуту спустя крикнул Бернар. Посмотрев на Га-стона, он смутился и поправился: - Твои крючки.

- Крючки будут наши, - возразил Гастон. - Будем закидывать их вместе. Только то, что поймается, будет моё. - Он серьёзно взглянул на Бернара. - Я должен приносить всё это тётке, и столько, чтобы хватило. Понимаешь?…

- Значит, ты живёшь здесь не с родителями?. - спросил Бернар.

Гастон нахмурился.

- Нет, не с родителями. Я живу у дяди, смолокура.

- А я езжу сюда на каникулы каждый год. Удивительно, что я не встретил тебя до сих пор.

Гастон нахмурился ещё сильнее и принялся вертеть прутиком дырку в песке.

- Я в Мимизане живу только с Нового года…

- А где ты до этого жил?

- В Монт-де-Марсане.

- С семьёй дяди?

Гастон отбросил пруг и внезапно поднялся.

- Нет, с родителями. А тебе не пора? Получишь дома нагоняй.

Он говорил резко, почти грубо. Бернару стало неловко.

- Не бойся, не получу, - сказал он неуверенно. - Не понимаю, почему ты сердишься?

Гастон отвернулся, притворившись, что смотрит на море. Видимо, ему тоже стало неприятно.

- С чего ты взял, что я сержусь? Мне ещё порядочно тащиться до дома. А завтра чуть свет надо снова быть здесь. Ангел-хранитель вместо меня за крючками не присмотрит. Думаешь, это интересно?

Бернар молчал, что-то обдумывая.

- Слушай, - сказал он наконец, - если хочешь, я приду завтра утром осмотреть крючки вместо тебя. Я живу в двух шагах отсюда.

Гастон посмотрел на него с недоверием.

- Да надо не утром, а на рассвете. Отлив будет около четырёх часов утра. Ты проспишь.

- Не просплю!

- Всё равно не справишься: побоишься спрутов.

Бернар слегка покраснел.

- Справлюсь, не бойся. Я видел, как это делается. А спрутов я не боюсь, я только этого немного испугался, потому что он как-то неожиданно… В Бретани я ловил спрутов голыми руками…

- А где ты возьмёшь рыбьи головы на приманку?

Бернар смущённо посмотрел на Гасто-на.

- Ну, видишь! - торжествующе сказал Гастон.

Но Бернар вдруг подпрыгнул и захлопал в ладоши.

- Есть!

- Что есть?

- Макрели! Они будут сегодня на ужин. Я видел, как их утром принесли на

кухню.

- Ну и что с того?

- Как что? Поотрываю у них головы! Гастон пожал плечами.

- У жареных макрелей? Спруты и скаты не едят макрелей на маргарине.

- А я оторву у них головы до того, как их изжарят!

- Тебе не позволят. Макрели жарятся с головами.

- Позволят. Ты моих стариков не знаешь.

Гастон некоторое время раздумывал, поглядывая на Бернара.

- Слушай, - наконец сказал он, - если ты завалишь это дело, не снимешь улова и не насадишь новой приманки, мне попадёт дома из-за тебя. С тёткой шутки плохи.

- Я не подведу. Даю слово. Можешь придти позднее, после завтрака.

- Ну, смотри! Если опоздаешь, на крючках ничего не найдёшь. Морские птицы оберут их вместо тебя. Даёшь слово?

- Даю!

- Ну, тогда помни. В конце концов это только один раз. Отлив с каждым днём начинается позже.

Он посмотрел на море, подступавшее с каждой новой волной всё ближе.

- Который час?

Бернар взглянул на свои ручные часы.

- Половина пятого.

- Эх, красивые часы у тебя! С секундомером?

- С секундомером. На, посмотри.

- Да-а… Ну, надо идти. Мне ещё час ходьбы до дому.



Поделиться книгой:

На главную
Назад